Журавский А., Костюк К. (ред.) Глобализация и столкновение идентичностей

Подождите немного. Документ загружается.

стремились компенсировать искусственно созданными идеологическими конструкциями,

переписыванием истории, присвоением культурных достижений иных цивилизаций и т.д. Такого

рода «виртуальная» культурно-историческая преемственность, героизация антиколониальной

борьбы (часто вымышленной) стали важной частью идеологии национализма. Основной же упор

политические элиты делали на пропаганду нации как символа прогресса, модернизации,

преодоления отсталости, и в первую очередь такого ее знакового, по мнению националистов,

феномена как триба-лизм. Главным инструментом строительства наций и одновременно ее

стержнем было признано государство.

Однако африканское государство, неопатримониальное по своей сути, не смогло выполнить эту

задачу. «Неопатримониализм-это гибридная политсистема, в которой обычаи и образцы

патримониа-лизма сосуществуют либо покрывают рационально-легальные институты—

Характерной чертой неопатрионализма является инкорпорация патримониальной логики в

функционирование бюрократических институтов» (6). Неопатримониализм опирался на

патронажно-клиентельные отношения, в рамках которых клиентами правящих групп выступали

главным образом этнические зли-ты, поскольку этносы являлись основными структурирующими

элементами местных докапиталистических обществ. Отвергая три-бализм как проявление

политизации этноцентризма и главное препятствие на пути формирования нации, власти

вынуждены были — в отсутствии других значимых субъектов политики — «работать » с лидерами

этнополитических группировок. Но под прикрытием так называемых «больших коалиций »,

которые легитимизировали режим, процесс принятия решений находился в руках президента и его

ближайшего окружения из родственной ему этнической группы. А в ряде случаев «неугодные»

политические акторы и их приверженцы открыто дискриминировались и подвергались репрессиям

вплоть до геноцида целых этнических сообществ. Необходимо отметить и влияние на

формирование политической культуры не только масс, но и элит такого фактора как

доминирование в африканских обществах архаического сознания Поэтому, в частности, власть

лидера государства, который стал для них важнейшим зримым символом национальной

интеграции, ассоциировалась с властью традиционного правителя, вождя племени в силу

отсутствия у

340

подавляющего большинства этносов Тропической Африки даже ранней государственности . Так,

легитимность власти президента Заира Мобуту обеспечивалась и освещалась традиционными

ценностями, которые, по его мнению, имели непреходящее значение для самоопределения и

самоидентификации личности, общества и государства. Сформировавшееся под воздействием

данных факторов африканское государство представляло собой различные модификации

персоналистской власти, олицетворяло на практике скрытую, реже открытую доминацию сил

этнического и/или этнорегио-нального и/или конфессионального характера и не могла стать по-

этому адекватным инструментом формирования нации как согражданства. Снижение

эффективности клиентелизма (политического патронажа) в ситуации сильнейшего

экономического кризиса 80-х годов, а также принуждения как метода национального

строительства содействовало расшатыванию государственных устоев, нарастанию конфликтов

этнополитического характера.

В этих условиях международные финансовые институты предложили новую стратегию развития,

которая объективно была ориентирована на складывающуюся в западном мире постиндустриал ь-

но — глобалистскую парадигму общественной эволюции. Инструментом ее реализации стали

программы структурной перестройки в экономике и политическая либерализация, которые в свою

очередь нанесли серьезный удар но стабильности и управляемости большинства стран региона.

Процессы деэтатизации, политическая либерализация, обернувшаяся институционализацией

племенного или этнорегионального либо этноконфессионального сепаратизма, стимулировали

конфликтность и завершились в ряде случаев государственным коллапсом. Все это подрывало

очень слабые ростки национальной идентичности, пробивавшиеся в некоторых странах, и

дискредитировало модель «государства-нации».

В этой ситуации чрезвычайно оживилась нескончаемая научная дискуссия об африканском

государстве. Возник кардинальный вопрос: почему часть государств Тропической Африки уже к

началу 90-х годов переживала коллапс (Либерия, Сьерра-Леоне, Сомали), а другие избежали этой

участи и более или менее эффективно функционируют и поныне (Гана, Уганда, Сенегал и т.д.)?

Обращение к таким показателям как степень демократизации политического процесса в той или

иной стране, плохое или хорошее управление экономикой, чем и занимается основная масса зару-

бежных африканистов, для объяснения данного феномена признается многими исследователями

явно недостаточным. Более значи-

341

мым в данном случае является анализ социокультурного контекста, который и определяет тот или

иной ответ общества на проблемы порядка, институционального устройства, перераспределения

дохода от экономической деятельности государства. А ряд западных ученых вообще призвали

разобраться с самим понятием «государственный коллапс». Сомнения одних в адекватности этого

понятия тому, что происходило в некоторых африканских странах, основаны на убеждении, что

все государственные институты там всего лишь фикция, поскольку по своей сути и логике функ-

ционирования они не отвечают устоявшимся в западной политологии представлениям. Другие

утверждают, что государственный коллапс не означает однозначно хаос и анархию, а стал

проявлением унаследованной и сохраненной в политической культуре ряда этносов, кланов

памяти о доколониальных децентрализованных формах социально-политической организации. И

позитивным следствием драматических событий в этих и других полиэтничных и/или

многоконфессиональных странах Тропической Африки могло бы стать, по их мнению,

становление различных форм децентрализованного государства, перекладывающего часть власт-

ных полномочий на местные органы власти (7). Некоторые исследователи полагают также, что в

качестве строительных блоков последних могут выступать и традиционные местные институты (»

grass-roots» организации). И ряд африканских унитарных государств вступил на путь деволюции

власти. Как положительный пример оценивается реформа по децентрализации государственного

управления Мали, первопричиной которой стала угроза гражданской войны из-за сепаратистских

устремлений туарегов. Высокий уровень участия оппозиционных партий в выборах 1998-99 годов

и в работе новых органов управления на всех уровнях свидетельствует, что правящий режим

эффективно использовал децентрализацию в качестве средства превращения внесистемной оппо-

зиции в системную и консолидации власти.

Собственно, многие ученые еще в конце 80-х годов призывали отказаться от модели «государства-

нации» и ориентироваться на создание демократического полиэтничного государства, федера-

тивного по форме, базирующегося на принципе территориального самоопределения

этнокультурных групп. В середине 90-х годов на этот путь встали Эфиопия и ЮАР. Конфликт

этнического характера, захвативший страны в районе Великих озер, актуализировал проблему

становления там федеративной государственности. Свидетельство тому — первая

субрегиональная конференция по

342

проблемам демократических институтов и мира в Центральной Африке, которая состоялась в мае

1998 г. в столице Экваториальной Гвинеи г. Бата. Ее участниками были представители прави-

тельств (кроме ДРК и Чада) и неправительственных организаций, правящих и оппозиционных

партий десяти из одиннадцати (кроме Руанды) членов Постоянного консультативного комитета по

вопросам безопасности при ООН, созданного еще в 1992 г. Одновременно эти страны, а именно

Ангола, Бурунди, Камерун, Республика Конго, Габон, ЦАР, ДРК, Сан-Томе и Принсипи, Чад,

Руанда входят в состав Экономического сообщества Центрально-африканских государств.

Один из основных докладов, представленный на конференции экспертом — профессором Мваила

Чомбе из Института африканской геополитики г. Нанси (Франция), был озаглавлен весьма мно-

гообещающе: «Демократия участия и правление закона — от провала импортной модели к

воссозданию модели Черной Африки»(8). Абсолютно очевидным, по его мнению, является то, что

импортированная модель «государства-нации» с присущими ей демократическими институтами

оказалась неадекватной плюралистической или мультикультурной природе африканских обществ.

История учит, что народ не может принять вызов самообновления, базируясь только на истории и

культуре других народов, отбрасывая собственную историю, культуру и творческий дух. Настало

время создать модель современной африканской демократии, которая будет адаптирована к

местным реалиям. Она должна примирить, согласовать принципы универсализма и своеобразия

группы и индиви-диумов с принципом легитимности, конструктивно попользовать традиционные

ценности демократического характера.

Мваила Чомбе считает возможным, как он выражается, «реабилитировать этнические группы»,

т.е. признать их политическими сообществами, которые и составят фундамент нового африканско-

го государства. Более того, он предлагает именовать их «народами, нациями и национальностями»

по примеру последней эфиопской конституции 1995 г. и считает, что для управления

полиэтничны-ми африканскими сообществами более всего подходит модель «интегрального»

федерализма. По сути, это известный в мировой практике тип федеративного государства,

базирующегося на этнотерри-ториальной основе. Он должен быть сопряжен с президентской

формой правления (которая, по мнению М. Чомбе, в наибольшей степени отвечает африканскому

менталитету), с присущим западной демократии принципом разделения властей, а также с исполь-

343

зованием в законодательной сфере некоторых традиционных институтов («palaver tree», совет

старейшин). Поскольку, согласно традиционной политической культуре, большинство подвержено

ошибкам, то в новых конституциях должно быть закреплено право меньшинств, т. е. оппозиции

влиять на управление государством через пропорциональное представительство во власти.

Этот доклад, вызвавший бурную дискуссию, а также другие инициативы в сфере федеративного

строительства, о которых будет сказано ниже, масштабных практических результатов в странах

Африки не имели. Хотя надежды африканских политических элит на форсированное становление

национальной идентичности не оправдались, стратегия национального строительства

большинством из них не отброшена. И в ряде государств, в частности объединяющих множество

мелких этносов при отсутствии количественной доми-нации одного из них, а также в условиях

отсутствия серьезных расовых и конфессиональных противоречий, существует вероятность,

правда, в долговременной перспективе, становления «государства — нации». Однако

доминирующая ныне тенденция — кризис данной модели государственного устройства — более

чем очевидна. Для большей части населения — а это сельские жители — осознание своей

этнической принадлежности в условиях социальной нестабильности актуализируется,

подтверждая базовый характер этнической составляющей в рамках их идентификационной

матрицы. И африканским политическим элитам придется это признать и начать поиск модели

госустройства, приемлемой для полиэтничных мульти-культурных местных обществ, если они

хотят предотвратить разрастание социального хаоса и государственного коллапса, не говоря уже о

преодолении экономической отсталости и маргинальных позиций африканских стран в мировом

хозяйстве. Однако в Тропической Африке существует опасность свести муАьтикультурализм к

абсолютизации этничности, что идет в разрез с нарастающими тенденциями деэтнизации

городской среды, формирования там зачатков национального самосознания. Особенно активно эти

процессы протекают в мегаполисах, численность населения которых стремительно увеличивается.

Город как «плавильный котел», как среда зарождения новых форм культуры (9) и общественного

сознания играет решающую роль в трансформации социальной идентичности африканцев.

Споры о том, как лучше «обустроить» полиэтничные африканские государства, «неорганичные», с

искусственными границами, свидетельствуют о сильнейшем влиянии на африканских интеллек-

344

туалов политико-и социокультурных ценностей и норм постмодерна. Среди них — признание

ограниченности государственного суверенитета вовне и внутри страны, ставка на

мультикультурализм, восприятие национальной идентичности всего лишь как одной из набора

идентичностей, наряду, в частности, с этнической и субрегиональной (региональной), которые

становятся все более значимыми. К тому же политическая практика последних десятилетий по-

буждает политологов все шире использовать понятия регионалист-ского государства, государства

автономий, отражающие размывание былой жесткости дихотомии унитаризм — федерализм.

Возрождается и прочно забытая на протяжении Х1Х-ХХ вв. конфедеративная традиция, которая в

новом облике заявила о себе во второй половине XX в. За контурами межгосударственной полити-

ческой и экономической интеграции у целого ряда региональных объединений начали проступать

конфедеративные черты.

В этих условиях особую значимость приобретают новые веяния из Западной Европы, связь с

которой для африканских стран остается приоритетной. Процессы деволюции власти,

этнорегиональ-ной автономизации или федерализации ранее унитарных государств как формы и

механизма самоопределения различных сообществ внутри государств не проходят мимо внимания

правящих кругов стран Африки. Однако гораздо больший интерес вызывает феномен

регионализации Европы, становления и функционирования ЕС. Взаимоотношения процессов

глобализации и регионализации носят весьма неоднозначный, и далее противоречивый характер.

С одной стороны, регионализация может выступать в качестве защитной реакции на глобализацию

с ее нивелирующим воздействием и нарастающими кризисными проявлениями. С другой — как

путь и способ эффективного включения африканских стран в глобализирующееся мировое

хозяйство и, тем самым, реализации стратегии устойчивого экономического развития. Боль-

шинство лидеров стран Тропической Африки склоняется ко второй точке зрения, о чем

свидетельствует явная актуализация проблемы экономической интеграции на субрегиональном и

континентальном уровнях.

Характерной чертой интеграционных процессов в Африке является высокая степень их

институализации. В настоящее время на континенте около 200 экономических объединений

различного уровня, масштабов и направленности. Но с точки зрения исследования проблемы

становления субрегиональной идентичности и ее соотношения с идентичностью национальной и

этнической ин-

345

терес представляют функционирование таких крупных организаций как Западноафриканское

экономическое сообщество (ЭКОВАС), Сообщество развития Южной Африки (САДК),

Экономическое сообщество Центральноафриканских государств (ЭККАС) и т. п .Крайне низкая

результативность их деятельности в предыдущие десятилетия и наступление эпохи глобализации

потребовало резкого ускорения интеграционных процессов на качественно ином уровне.

Экономическая кооперация развивается в новых — по сравнению с 70-ми годами — условиях

противоречивого взаимодействия глобализации мировой экономики и усиливающейся

маргинализации позиций африканских государств ее рамках и, естественно, в другой системе

координат. Интеграция уже не рассматривается как инструмент и основа для формирования

самодостаточной и саморазвивающейся экономики при опоре на собственные силы и в противовес

империалистическому Западу. Подход иной, который, как уже упоминалось выше, представляет

интеграцию в качестве пути и способа включения африканских стран в глобализирующееся

мировое хозяйство, а также как импульс и показатель экономического роста и развития в целом.

Уже в начале 90-х годов старейшая и крупнейшая субрегиональная организация (ЭКОВАС)

попыталась привести в соответствие с веяниями времени договор от 1975 года. Предполагалось

создать (максимум в течение 15 лет) экономический союз путем проведения единой политики в

экономической, финансовой, социальной и культурной сферах. Но и поныне эта задача не решена.

В 2000 г. был одобрен ряд взаимодополняющих мер по усилению единства государств субрегиона.

Во-первых, гармонизировать программы ЭКОВАС и Западноафриканского экономического и

валютного союза (ЮЕМОА), объединяющего только франкоязычные страны, в области

либерализации торговли', принципов макроэкономической конвергенции и формирования

институтов многостороннего надзора. Во-вторых, создать «ЭКОВАС без границ». Эта инициатива

Нигерии и Ганы была нацелена на формирование единой валюты к 2004 г., создание свободной

торговой зоны, реализацию мер по развитию региональной инфраструктуры и стимулирования

частного сектора. В программе действий (ее сугубо экономические аспекты мы оставляем за

рамками данного доклада) первостепенной внимание уделялось обеспечению свободного

передвижения людей путем введения многосторонней визы по типу Шенгенской и даже единого

паспорта гражданина ЭКОВАС. Президент Мали А.О.Конаре, который в то время совмещал

функции

346

президента ЭКОВАС и ЮЕМОА, выразил надежду, что скоро станет реальностью и Федерация

западноафриканских стран, и это сыграет значительную роль в усилении африканского единства

(10). Первый шаг в этом направлении сделан — сформирован парламент ЭКОВАС.

Важно отметить и явный акцент на необходимость вовлечения в процесс ускорения интеграции

ЭКОВАС гражданского общества. Предлагалось мобилизовать все ассоциации молодежи,

женщин, предпринимателей, журналистов, НПО на пропаганду идеалов африканского и

субрегионального единства , задействовать в полной мере информационный ресурс, в том числе и

для разъяснения наиболее экономически активным слоям населения выгодности приоритетного

осуществления интеграционных программ. Ведь до сих пор только 6 стран из 16, а именно Бенин,

Буркина-Фасо, Гана, Гвинея, Гвинея-Бисау и Сенегал передают радиопрограммы «Час ЭКОВАС»

и делают передачи об экономической интеграции. Указывалось также на необходимость

проведения широкой дискуссии по вопросам культурного развития, гармонизации программ обу-

чения, создания субрегиональных образовательных учреждений, учреждения Африканской

академии языков. Содействие развитию демократических процессов в регионе и становлению

Федерации западноафриканских стран как первого шага к созданию Африканского Союза также

оказалось в числе приоритетных задач деятельности ЭКОВАС — ЮЕМОА.

Сам факт принятия этих документов и их содержание свидетельствует о стремлении руководства

западноафриканских стран преодолеть различия и противоречия между англо — и франко-

язычными государствами, исторически обусловленные и даже институционально закрепленные в

рамках ЮЕМОА. В повестке дня — превращение ЭКОВАС в единственную субрегиональную

организацию, которая и должна стать ключевым агентом формирования субрегиональной

идентичности населения. Еще в 1997 г. А.О.Конаре говорил, что «единство жизненного и

экономического пространства, общее историческое и культурное наследие являются аргументами

в пользу объединения стран Западной Африки. И это намного реальнее, чем карта национальной

идентичности. Должны ли мы и далее игнорировать эту истину, которая только и может

способствовать нашему местному развитию?»(11). Важно подчеркнуть, что пришло и осознание

того факта, что без поддержки «снизу» все усилия «верхов» по ускорению интеграции останутся

втуне.

347

Однако не надо забывать, что и ранее между ратификацией и реализацией решений ЭКОВАС

странами — членами существовала дистанция огромного масштаба. И главное препятствие

здесь — не в реально существующих сложностях по гармонизации отношений между

странами с разным хозяйственным потенциалом, экономической привязкой к бывшим

метрополиям и т.д., а в страхе политических лидеров перед неизбежным ограничением госу-

дарственного суверенитета, ослаблением экономических, и, как возможное следствие,

политических позиций государства и власти. В рамках же изучения проблемы наличия

субрегиональной принадлежности африканцев и ее соотношения с другими компонентами в

их идентификационной матрице в настоящий период и в долговременной перспективе

требуется прояснить кардинальный вопрос. А именно — существует ли в Западной Африке

особая система ценностей и духовных предпочтений, стереотипов мышления и правил

поведения, исторически сложившаяся на данной территории и определяющаяся базовыми

природно-географическими и социально-экономическими характеристиками субрегиона,

которая выделяла бы Западную Африку по отношению к другим частям Тропической Африки.

Глобализация — это лакмусовая бумажка состояния социальной идентичности, ее цельности или

внутренней разорванности, преобладания позитивных и негативных элементов в ее структуре.

Выдвижение концепции Африканского ренессанса, создание Африканского союза (АС) и

принятие программы «Новое партнерство для развития Африки» (НЕПАД) свидетельствует о

серьезной озабоченности лидеров континента судьбой Африки и их стремлении дать адекватный

ответ на вызовы глобализации. Программы НЕПАД и Африканского союза — это стратегия

прорыва в XXI век, а именно преодоления маргинальных позиций континента'в мировом хозяй-

стве, ликвидации бедности и нестабильности, достижения устойчивого социально-экономического

развития при опоре на всестороннюю финансово-экономическую помощь международного

сообщества и стандартный набор западных ценностей, ставших универсальными. Среди них —

хорошее управление, демократические институты, упор на партнерство с гражданским обществом,

безопасность людей в противовес безопасности государства. В документах закреплена очень

важная норма о праве вмешательства АС во внутренние дела стран-членов в случае совершения

военных преступлений, геноцида против народа, что означает ограничение суверенитета

африканских государств. Впервые также разработан и

348

механизм по проверке выполнения странами-членами АС взятых на себя обязательств по

политическому и экономическому управлению. Образцом для этого механизма, а также других

важнейших структур АС, который должен стать главным инструментом реализации стратегии

возрождения континента, служили органы и институты Европейского Союза. Вообщем, как

заметил председатель АС Т.Мбеки, задано движение в правильном направлении и ставка сделана

на политическую, экономическую и культурную интеграцию континента. Но возможно ли

единство на предложенных условиях, т.е. региональная интеграция в качестве способа включения

африканских стран в глобализационные процессы?

Признаки отсутствия консенсуса по кардинальным позициям абсолютно явственны. М.Каддафи —

один из влиятельнейших лидеров континента выступает за создание Соединеных Штатов Африки

с единым президентом, вооруженными силами, общей внешней и экономической политикой на

основе жесткого противостояния постиндустриальному миру. Его вариант развития —

региональная интеграция против глобализации. И хотя этот проект не прошел, антиглобалистские

настроения в регионе широкого распространены, особенно в форме защиты местной культуры.

«Почвенники» выступают за отказ от некоторых неэффективных и культурно чуждых африканцам

институтов, заимственных на Западе. Они и концепцию Африканского ренессанса воспринимают

как возвращение к «истокам», возрождение традиционных институтов и африканской

идентичности. И вот здесь возникает несколько кардинальных вопросов. Является ли создание АС

и другие интеграционные инициативы попыткой укрепить и сделать превалирующими

позитивные элементы в структуре региональной идентичности или это путь создания ее самой?

Если правильна первая постановка проблемы, а мы считаем именно так, то совпадает ли

региональная принадлежность африканцев с их цивили-зационной идентичностью? Здесь

однозначный ответ — не совпадает, т.к. арабские страны — это неотъемлемая часть исламской

цивилизации. И тогда последний вопрос: является ли Тропическая Африка особым культурно-

цивилизационным ареалом?

Рассмотрение этого чрезвычайно сложного и многогранного вопроса требует отдельного

исследования. Хотелось бы указать только на наиболее плодотворный, с нашей точки зрения,

подход, связан-ныйс «пограничными» цивилизациями. Последние выделяются на основе критерия

соотношения начал единства и многообразия, целостности и гетерогенности в структуре той или

иной социокуль-

349

турной макрообщности цивилизационного уровня. В пограничных цивилизациях в отличие от

классических, возникших на базе мировых религий, преобладает начало многообразия,

гетерогенности. Цельная, монолитная духовная основа в этом случае отсутствует, религиозно-

цивилизационный фундамент состоит из нескольких качественно различных частей, разделенных

глубокими трещинами, а вся цивилизационная конструкция неустойчива (12).

Структура социальной идентичности не является чем-то окончательно заданным, поскольку она

формируется в диалектической взаимосвязи с обществом, характер соотношения «мы» и «они» не

остается неизменным. Поэтому одни ее составляющиеся, особенно в ситуации общественных

кризисов, актуализируются, другие — разрушаются. Глобализация как феномен многогранный

оказывает и неоднозначное, как мы пытались показать в докладе, влияние на социальную

идентичность африканцев. Успех или провал их попыток дать адекватный ответ на вызовы

глобализации самым непосредственным образом скажется на динамике и иерархии компонентов

социальной идентичности населения субсахарской Африки.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1. Touraine A. Production de la societe. P., 1973. p.360

2. Тишков ВА.О нации и национализме//Свободная мысль. М., 1996. №3

3. Eriksen T, Ethnicity and Nationalism. Anthropological Perspectives //

T.Eriksen. L., 1993. p.12

4. Ethnicity and Nationalism in Africa. Constructivist Reflections and Contemporary Politics. L., 1999. p.49

5. Ibid. p. 143

6. M.Bratton, N.van de Walle «Democratic Experiments in Africa. Regime

Transitions in Comparative Perspective». Cambridge, 1997. p.62.

7. Journal of Modern African Studies. L. 1999. v.37. #1. p.171

8. Subregional Conference on Democratic Institutions and Peace in Central

Africa.Bata, 18-21 May 1998. U N, New York, 1999. p.22 -'24.

9. Африка в контексте отношений Север-Юг. Тезисы. М., 2002. С.104;

Человек в социокультурном и политическом пространстве. М., 2001. С.14-15

10. Mini-Summit of Heads of State and Government on the creation of a borderless ECOWAS, Abuga ,27 March

2000 .Final communique. WordPad

11. A Peace of Nimbuktu. Democratic Governance, Development and African Peacemaking. .N. Y. 1998.p.225

12. Шемякин Я.Г. Европа и Латинская Америка. Взаимодействие цивилизаций в контексте всемирной

истории. М., 2001г. С.9

350

Костюк К.Н. (Россия, Москва)

СТРАНЫ ВТОРОГО МИРА В ГЛОБАЛИЗАЦИОННЫХ ПРОЦЕССАХ

Одним из самых крупных, поразительных и до сих пор малообъяснимых событий XX века было

то, о котором не скажешь лучше А.И.Ракитова: «Будущие историки еще долго будут ломать

головы над тем, как и почему самая гигантская и могущественная империя в мире в одночасье, за

каких-то пять-шесть лет распалась, развалилась, сказочно обеднела, лишилась своего могущества

и превратилась, говоря словами Писемского, «в большую территорию, заселенную отсталыми

племенами». Не только Россия, но и все страны СНГ, ранее входившие в СССР, вдруг шагнули из

стадии «развитого социализма» в стадию отсталых стран, находящихся в аварийном социальном,

экономическом, технологическом и культурном состоянии. А страны, полвека назад

находившиеся в стадии колониальной или постколониальной отсталости, оказывают нам теперь

гуманитарную, техническую, экономическую, технологическую и культурную помощь».

О масштабе события красноречиво говорят цифры. В конце 80-х г. XX в. СССР все еще был

третьей державой по производству ВВП. Спустя десятилетие экономику России, эквивалентную

экономике Нидерландов или Бельгии, многие называли карликовой. По основным показателям,

регистрируемым международными «Индексом экономического развития» (Всемирный Банк) и

«Индексом гуманитарного развития» (ООН) Россия занимает 67 и, соответственно, 72 места —

позади всех государств с «переходной» экономикой. Россия имеет огромный международный долг

и низкий инвестиционный рейтинг, низкую производительность труда в промышленности и

сельском хозяйстве, высокую экологическую загрязненность продукции, крайне низкую долю

расходов на науку, образование, здравоохранение, но все еще высокую долю расходов на оборону.

Россия и идущие с ней в связке страны СНГ лидируют сегодня в мире по таким показателям, как

уровень коррумпированности (4 место), бюрократизации, величины самоубийств, несчастных

случаев, разводов, абортов. Россия вплотную приближается к

Ракитов А.И. Философия компьютерной революции. М., 1991. С. 5. В 1998 г. ВВП России составлял 60% от

уровня 90 года.

351

развивающимся странам по такому ключевому показателю раско-лотости общества, как

коэффициент Джини (отношение потребления 10% самого богатого и бедного населения). Страна

экстремаль-

л 28

ных крайностей — вердикт западных социологов.

Жертва глобализации

Столетиями и тысячелетиями последовательность возвышения и угасания наций зависела

преимущественно от военно-силовых соотношений соседей. В 1980-х Советский Союз

действительно находился в зените своей исторической славы: военная супердержава, вторая по

величине экономика мира, самые высокие вложения в науку, солидные показатели

промышленности.

Поражение социалистической системы и хроника ее падения были экономическими. Но до сих пор

не существовало прецедента, чтобы в условиях отличной мировой конъюнктуры экономика могла

рухнуть, как карточный домик. Нигде, кроме как в образе постсоветской экономики, не

воплотилась более наглядно метафора «виртуальной экономики»: тысячи заводов индустриальной

страны, полные желающих работать рабочих, остановились и встали как призраки. Те же заводы,

которые еще работали, производили отрицательную стоимость. Против остановки промышленно-

сти и парализованности экономики уже никто не мог ничего предпринять. Кому раньше было

неочевидно, должно было стать ясно: прочность и стабильность бытия человечества

сосредоточены не в плоти, а в культуре; цивилизация эфемерна, она покоится не на заводах и на

военной силе, а на ценностях, условностях поведения, отношениях и мнениях.

Не будет натяжкой сказать, что причины крушения того, что раньше называлось «вторым» миром,

в первую, очередь связаны с процессами глобализации. Если прежде было возможно создавать

некоторое замкнутое пространство, в котором экономика функционировала по правилам

внутреннего рынка, независимо от того, что происходит в других частях земли, то с определенного

момента это стало невозможно. Искусственно созданные границы не смогли выдержать

давления извне — давления глобализации. Это давление на систему социалистических стран

происходило по всем направлениям: по идеологическому пошла коррозия ценностей и идеалов, по

политическому началась разрядка, по военному — pa-

Schmidt F., RuBland — Land der Extreme. // Aus Politik und Zeitgeschichte, 13.02.1998. S. 34-39.

352

зоружение, по финансовому — столкновение с твердыми валютами, торговому — технологически

отсталая экономика встретилась с потоком продукции иного качественного уровня, по

экономическому — возникла незнакомая прежде ситуация рыночной конкуренции. Взломав

границы, внешняя сила смела барьеры: искусственно установленные цены, произвольный

валютный курс, надутые объемы производства. Хаос погубил все остальное.

Глобализация уравнивает пространства и делает их континуальными. Тем самым она серьезным

образом меняет конкурентный ландшафт рынков, который прежде никогда не был однородным.

Слабость коммуникаций позволяла придать конкуренции территориальную структуру.

Глобализация ее «разглаживает»: каждая страна оказывается вынуждена конкурировать не с сосе-

дями, а с мировыми стандартами. Крушение экономик социализма было знаковым событием в

этом развитии, ознаменовавшим возникновение нового характера мировой конкуренции. Локаль-

ные кризисы 90-х — проявление того же феномена. Посредством таких кризисов корректируется

общий конкурентный ландшафт, как посредством индивидуальных банкротств оздоравливается

экономика страны.

Страны и их экономики — в отличие от предприятий — продолжают жить и после банкротств.

Банкротство не отменяет для них условий конкуренции: после закономерных спада и рецессии оно

лишь определяет стране новую точку в системе рыночной конкуренции, перемещая страну в

такую конкурентную нишу, где конкурентный потенциал страны все еще позитивен.

Страны постсоциалистического пространства называются в научной литературе

«трансформационными». Тем самым признается факт массивной перестройки социально-

экономической системы этих стран, экстремальность их настоящей ситуации и неопределенность

их будущего. Былые иллюзии в отношении глобализации как мотора для развивающихся стран

уже рассеялись: информационные технологии, сопровождающие технологическое

перевооружение, приходят, главным образом, в развитые индустриальные страны; развивающиеся

страны не глобализируются. Верно ли это для стран «второго мира»? Есть ли у них шансы извлечь

из глобализации выгоду?

не совсем очевидный факт вполне проявил себя после кризиса 1998 г., который «уронил» на треть

благосостояние граждан, но позволил подняться большинству нерентабельных предприятий, число

которых превышало в 1998 г. 20% (в сельском хозяйстве — до 90%).

353

Перспективы

Очевидно, что положение стран постсоциалистического лагеря за последние десять лет сильно

изменилось. За период кризиса экономики Мексики, Бразилии, Китая, Кореи решительно и мно-

гократно обошли экономику России. Положительным в этом развитии событий является то, что

страны «второго мира» получили новую выгодную конкурентную позицию в ряду бедных стран.

В настоящее время участие стран СНГ в процессах глобализации близко к нулю. Пока на этом

пространстве не выросло ни одной ТНК (готовой продукции), способной пробиваться на чужие

рынки. После короткого промежутка рубежа 90-х инвестиционные потоки стали игнорировать

этот рынок. Невелик он и по объему своей покупательной способности.

Ситуация будет меняться, если этот рынок будет показывать хорошие показатели роста. Но

оптимизм здесь может быть только ограниченным. И правительство и эксперты соглашаются в

том, что ежегодный рост в России может быть не более 4-5 % в год. Это чуть выше

среднемирового прироста, но на этом не построить «экономического чуда». Несложные подсчеты

показывают: чтобы компенсировать этим приростом спад 90-х и выйти на количественные по-

казатели конца 80-х, странам СНГ потребуется как минимум 10 лет.

Ненормальность ситуации, в которой находятся сегодня страны «второго мира», заключается, в

частности, в том, что в ряде структурных показателей они демонстрируют уровень,

приближающийся к развитым государствам. Так, по количеству работающих и образованных

женщин, ученых и инженеров, врачей и больничных коек на душу населения эти страны даже

обгоняют многие индустриальные страны. Российские показатели сравнимы с европейскими по

числу преподавателей, студентов, школ. Однако конечные результаты вряд ли могут

обнадеживать: результаты международных срав-

'30

Крупные экспортные компании, подобные «Газпрому» или «Лукойлу» не являются транснациональными,

поскольку практически не имеют в других странах собственности. Однако налицо некоторое движение, в

частности, покупка российскими компаниями предприятий, в особенности в странах СНГ,

131

«Вместе со странами СНГ Восточная Европа привлекла в целом много меньше иностранных инвестиций,

чем другие регионы мира», — констатирует Г.Клемент. Clement H, Vincentz V., Globalisierung und Osteuropa:

Probleme und Perspektiven der Arbeitsteilung in Europa. // Aus Politik und Zeitgeschichte. Bonn, 1997/44-45.

Россия и страны мира. Госкомстат России 1998. Москва, 1998.

354

нительных исследований постоянно дают России рейтинг развивающихся стран и в образовании, и

в медицине. В точке падения, в которой оказались сегодня эти общества, стабилизируется весь

комплекс социальных услуг и отношений в обществе, вплоть до сопровождающих бедность

уровня преступности и коррумпированности.

Какова оценка перспектив для этого круга стран в условиях глобализации? Я назову ряд факторов,

которые делают эти перспективы пессимистическими, и ряд других факторов, внушающих

надежду.

1. Существенный критерий для оценки перспектив глобализации, имеющий отношение к России,

— культурное овладение пространством. Глобализация не происходит сама по себе. Она

становится возможной там, где пространство начинает жить или, по крайней мере, перестает быть

препятствием для коммуникации. В начале XX в. имели популярность теории геополитики, в

которых огромные территории рассматривались как важнейший политический ресурс. России с ее

огромными континентальными владениями прочилось большое будущее. В эпоху глобализации

ситуация значительно меняется. Мертвое пространство превращается в препятствие для развития.

Современные коммуникации предполагают наличие густой сети хороших автомобильных и

железных дорог, современных телефонных сетей с волоконно-оптическими линиями,

инфраструктуру беспроводной связи, плотное авиасообщение. Глобализация происходит потому,

что экстерриториальное сообщение сравнивается по стоимости с интратерриториальным. Стране,

в которой большинство городов разделенны, трудно преодолимыми расстояниями и бездорожьем ,

а телефонная связь остается дорогой и неразвитой, чем в развитых странах, поспевать за

глобализацией трудно.

2. Не менее важно, чем состояние дорог, — уровень информационного развития общества.

Показателем этого являются не только цифры компьютеризации населения, но и отраслевая

структура экономики, ее технологическое состояние. Об уровне информационного развития

говорит величина сектора информационных технологий в ВВП России: 0,6%, в то время как в

развитых странах он составляет ок. 6-10%. Утяжеленная и капиталоемкая экономика

постсоциалистических стран, в которой часть добывающей промышленности чрезмерно высока и

ставка в долгосрочной стратегии делается именно на нее, является препятствием для глобаль-ной

конкурентноспособности.

133

Соотношение железнодорожного и автомобильного транспорта, автомобили и телефоны на душу населения.

355

3. Глобализация происходит не с пространствами, а с сознанием. Она предполагает крушение не

территориальных границ, но границ сознания. Граждане социалистических государств воспи-

тывались в сознании изоляционизма. Туристические поездки были редки даже в дружественные

страны. Крушение СССР открыло границы их гражданам, но лишь немногим и в ограниченной

степени. Осознание поражения, унижения и чувство исторической «вины» ущемляет

национальную гордость «великороссов&. По опросам общественного мнения россияне до сих пор

настороженно относятся к загранице и не доверяют бывшим идеологическим врагам.

Необходимость глобализации все еще не находит органичного симбиоза с осознанием

национальной идентичности.

Но есть и ряд причин, позволяющих воздержаться от пессимистических суждений.

1. Глобализация предъявляет очень высокие требования к темпам перестройки сознания,

воспитанного в условиях искусственного изоляционизма и антиэкономического мышления. Это

вызывает перегрузки культуры, стресс и депрессию массового сознания. Но нестабильность и

отчаяние являются одновременно средой, в которых мобилизуется энергия для колоссальных

культурных взрывов. Только в постсоциалистических странах возможна ситуация, когда из

вчерашних студентов или нищих инженеров возникают крупные бизнесмены; в развивающихся

странах путь в элиту молодежи из бедных кварталов плотно закрыт.

2. К конкурентным преимуществам постсоциалистических стран принадлежит и то, что часто

трактуется как недостаток: отсутствие среднего класса. Понятие среднего класса обозначает

классовую границу, с трудом преодолимую в развивающихся странах. В постсоциалистических

странах «потенциальный» средний класс тащит за собой все население страны, по'существу

отказываясь от полагающихся ему премий за квалификацию. Отсутствие пропасти между

«средними» и бедными (в отличие от пропасти между богатыми и бедными) — важнейшая

предпосылка возможности создания «государства благосостояния», вовлечения всего населения, а

не его горстки в будущий «средний класс».

3. Страны отсталой индустриализации имеют на мировом рынке шансы в двух случаях: в

производстве простейшей продукции малой обработки эпохи первой индустриальной волны и в

овладении самыми последними технологичными производствами, рынки которых только

возникают. Создание компьютерной и коммуникационной техники, технологический потенциал

которой мно-

356

гие сравнивают с новой Кондратьевской волной, происходил в 90-е г., позволив произвести

серьезный экономический прорыв США и странам Юго-Восточной Азии, Северной Европы

(Финляндия, Швеция), Индии. От того, удастся ли странам второго мира уловить следующую

промышленную волну, зависят их шансы на подъем. На следующих витках технологического

развития они могли бы иметь для этого больше возможностей, чем страны, укрепляющиеся на

завоеванных позициях.

4. Судьбу страны в отношении к глобализации во многом определяет политика. Политическая

подготовленность России к глобализации следует из ее бывшей роли сверхдержавы. Именно в

политическом, а не экономическом пространстве Россия была и остается крупным

международным актором. При активном участии России разрешаются многие международные

конфликты; ее стабилизирующая роль в горячих точках СНГ признана ООН. Россия состоит и

в таких престижных международных организациях, как Парижский и Лондонский клубы

стран-кредиторов, является наблюдателем в ОПЕК и т.д.

Роль мирового лидера может стать одним из существеннейших стимулов, побуждающих Россию

проснуться. Вопреки прогнозам (в том числе автора «Большой шахматной доски»), России нет ос-

нований превращаться лишь в региональную державу, отказываясь от возможности быть big global

player. Она уже обладает инфраструктурой мировой державы. Учитывая свою традиционную роль

в международной и региональной политике, Россия может использовать свой политический

ресурс дня выражения голоса развивающихся стран и стран евразийского региона (что, в прин-

ципе, активно осуществлял СССР), чья роль возрастает именно благодаря глобализации. Россия

может стать спикером этих стран. Только в этом случае, при использовании своего

промежуточного положения в качестве посредника и представлении стран третьего и второго

мира в клубе развитых государств, авторитет России, а вместе с ним ее роль в глобальной

политике, не упадут.

О глобализации любят говорить. В пылу дискуссии кажется, что вещи подчиняются

приписываемой им логике. Это не так. Глобализация — вещь настоящая и жестокая. В течение

всего нескольких лет она смела часть мира, называвшегося «вторым». Сегодня мы наблюдаем в

открытом эфире, как глобализация перемалыва-етчерез свои жернова мир, называвшийся раньше

«третьим». Нет сомнений, что зал дискуссии скоро опустеет. Останется только жестокая борьба за

выживание.

357

Мюнх Р. (Германия)

ТРУД И ОБЩЕСТВЕННАЯ СОЛИДАРНОСТЬ В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛЬНОЙ

ЭКОНОМИКИ

Введение: ясное понимание реальности как предпосылка формирования общества

Во времена кризисов не бывает недостатка в критическом общественном мнении. Сегодня, в ситуации

продолжающегося кризиса в развитых европейских странах, это можно наблюдать снова. Профсоюзы

выступают против растущего размывания установленных социальных гарантий и условий труда,

которые вызваны уменьшением государственного контроля. Церкви взывают к нравственности и

предупреждают об отрицательных социальных последствиях эконо-моцентризма современной жизни,

но в то же время, ссылаясь на Мак-кензи, вооружаются современными инструментами маркетинга, что-

бы с помощью «реинжиниринга бизнеса» и адаптации своего * продукта» к условиям рынка вступить в

конкуренцию за «потребителей религии». Государственные органы по делам социальной политики,

социального обеспечения и по делам молодежи сообщают об увеличении количества жертв

«революции эффективности»; и в то же время сами считают, что вынуждены справляться с

вверенными им социальными проблемами при помощи более эффективных методов.

Политики продолжают призывать своих избирателей не ожидать от государства слишком многого,

проявить мужество, принять на себя ответственность и самим активнее содействовать общественному

благосостоянию. Президент Германии сетует на трудности в проведении реформ и призывает каждого

к сотрудничеству в деле общественного возрождения.

А что же интеллектуалы? На газетных передовицах — этой игровой площадки для глупцов — они

обличают «капитализм казино», стремление капитала избежать налогов и новое неравенство,

существующее за пределами государства всеобщего благосостояния. Социальные науки также вносят

свой вклад в это общественное недовольство. Развитое западное государство, которое движения 68-го

года резко критиковали как иллюзию общества всеобщего благосостояния, где законы капитала

замаскированы наиболее изощренным образом, внезапно стало символом золотого века вновь

объединенного современного мира. И поэтому теперь решение должно состоять в реализации мо-

358

дели государства всеобщего благосостояния на общеевропейском уровне, а в более отдаленном

будущем — и во всемирном масштабе. И, если национальное государство больше не имеет для этого

соответствующих средств, продолжением его принципов на более высоком уровне должен стать

Европейский Союз. В то же время, в соглашения по свободной мировой торговле должно быть

постепенно внесено социальное измерение. Все эти соображения возвращают интеллектуалов,