Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

В этом смысле характер звучных, но беспочвенных призывов

приобретают высказывания отдельных римских писателей и поэтов,

указывающих на необходимость создания системы гармониче-

ского образования по греческому образцу. Среди этих призывов

один, относящийся, впрочем, уже к началу императорской эпохи

и советующий поддерживать «здоровый дух в вдоровом теле»,—

получил еще в древности значение ходячей «истины» и как таковой

повторяется и в наши дни

Что же касается военной подготовки, то она в Риме давалась

в условиях действительной военной службы в легионах, а не в фор-

мах греческой Эфебии.

Преподаватели грамматических школ по своим знаниям, своему

влиянию и своему материальному положению стояли выше учи-

телей начальных школ. Многие из них вошли в историю литера-

туры и родственных с нею наук как крупные имена.

Для III в. можно назвать Ливия Андроника, для III и II —

Квинта Энния, для I—Люция Элия Стилона и Марка Варрона.

Ливии Андроник (приблизительно 284—204), родом из Тарента,

после взятия родного города римлянами попал еще мальчиком

как военнопленный в рабство римскому сенатору Ливию Семена-

тору. За успешные занятия с его детьми он значительно позже по-

лучил свободу и после этого отдался педагогической деятельности,

переведя для целей школьного преподавания «Одиссею» Гомера.

Этот перевод, сделанный старинным, так называемым сатур-

ниновым стихом, продержался в римских школах много лет и был

заменен другими авторамитолько в начале императорского периода.

Ливию же Андронику принадлежит честь ознакомления в своих

переводах римского общества с греческою драмой.

Квинт Энний (239—169), грек из Калабрии по происхождению,

изучил латинский язык уже в эрелых годах своей жизни. Это не

помешало ему выступить с рядом произведений на латинском язы-

ке:

эпопея «Annales» — Летопись (в которой гомеровским стихом

и с многочисленными, взятыми у Гомера, эпизодами излагалась

римская история), много драм и т. д.

В Риме Квинт Энний усердно занялся педагогической работой

и приобрел известность как один из лучших «грамматиков» своего

времени.

Люций Элий Стилон (конец II, начало I в., точнее годы жизни

неизвестны) тдкже являлся одним из известнейших римских

учителей-грамматиков своего времени и как таковой неодно-

кратно упоминается в дошедших до нас современных и ближай-

ших по времени свидетельствах древности.

Так, Авл Геллий в своих «Noctes Atticae» прямо называет его

ученейшим из современников («qui doctissimus eorum temporum

fuerat» X, 21, 2), Светоний («De grammaticis et rhetoribus, 3) ука-

зывает на его тесные дружеские связи со многими знатными рим-

«Ornandum est ut sit mens sana in согроге вапо»

(Ю

в е н а л, Сат.

X, 356).

322

сними фамилиями, а Цицерон в своем «Brutus» (57, 205, 207) дает

его прочувствованную характеристику, называя его «превосходным

человеком» («vir egregius») и величайшим знатоком греческой и рим-

ской литературы.

Между прочим, в числе его учеников был и Марк Варрон, со-

хранивший о своем учителе хорошие воспоминания

Марк Варрон (116—27) вошел в историю педагогики не как

педагог-практик, но как плодовитый автор, один из трудов кото-

рого получил широкое распространение в школах. Труд этот но-

сит название «De lingua latina» (в 25 книгах). В IX книге этого

сочинения в энциклопедической форме дается общий обзор основ-

ных «наук» его времени, которые сводятся у Варрона к граммати-

ке,

диалектике, риторике, геометрии, арифметике, астрологии

музыке, медицине и архитектуре. По сокращении медицины и ар-

хитектуры мы получаем основы семи так называемых «свободных

искусств» (т. е. искусств, которые, согласно взглядам римского

господствующего общества, составляли предмет занятий свобод-

ных граждан — тогда как другие могли изучаться рабами)

Сочинение Варрона было впоследствии в IV—V вв. широко

использовано карфагенским ритором Марцианом Капеллою в его

труде «Satyricon» и в этой переработке пережило столетия, о чем

речь будет далее.

Упомянутые здесь имена Ливия Андроника, Квинта Энния,

Люция Элия Стилона и Марка Варрона, занимая почетное место

в истории римской культуры, в то же время, может быть, благода-

ря характеру сохранившихся о них сведений, не вводят нас в непо-

средственную практику римской грамматической школы.

В этом отношении гораздо более типичным, хотя и далеко не

столь ярким, является для нас образ учителя грамматической

школы в Риме I в. до н. э., Орбилия, сведения о котором, идущие от

Светония и Горация, тесно переплетаются с сообщениями о школь-

ном быте времен конца республики. Образ Орбилия встает поэтому

перед нами как типическая фигура римского грамматика изучаемой

эпохи и уже в силу этого не может не привлечь нашего внимания.

В данной главе в иной связи шла уже речь о детстве и отроче-

стве Горация: мы уже знаем, что его отец, придя к выводу о недо-

статочности образовательных путей в условиях провинциального

городка, отвез сына в Рим, где он и попал в школу грамматика

Орбилия.

На русском языке данные о Луции Эллии Стилоне см. у И. П о м я-

л о в с к о г о, Марк Теренций Варрон Реатинский и Менйппова Сатура,

СПБ 1869, стр. 32. '

Всесторонне данный вопрос трактуется в упомянутой книге И. Помя-

ловского (стр. 84—94). Наше изложение, однако, как можно видеть из сопо-

ставления, приходит к несколько иным выводам, чем названное ценное

исследование. Историю «семи свободных искусств», начиная от построений

Платона и Аристотеля и кончая деятельностью «артистических факультетов»

средневековых университетов, намечает I. S t e n z e

«Die Griechisch-

Romische Bildungswelt», H. с, I. стр. 158. Эту историю следовало бы, однако,

вести от времен пифагорейцев.

21*

323

В одном из своих «Посланий» (Epist. II, 1, 70) поэт так попутно

вспоминает об Орбилий:

«Я не преследую и не полагаю, что нужно уничтожить произве-

дения Ливия (Андроника), которые, сколько помнится, драчун

Орбилий (Orbilius plagosus) диктовал мне в школе, когда я был

епа мальчиком; но только удивляюсь тому, что они кажутся изящ-

ными, прекрасными и нисколько не уступающими совершенней-

шим произведениям (римской литературы)».

Светоний в уже упоминаемом труде «De grammaticis et rheto-

rilus» сообщает следующие сведения об Орбилий (9): «Орбилий

ЛУЦИЛЛ, из Беневента, предоставленный самому себе смертью

своих родителей, погибших в один и тот же день от коварства вра-

гов

сначала находился в услужении у различных чиновных

лпц; затем служил в Македонии, сперва корникуляриусом, а по-

том в кавалерии, и, получив отставку, возвратился к ученым тру-

дам, которыми он основательно (поп leviter) занимался с ранней

молодости. Пробыв долгое время учителем на своей родине, он

на пятидесятом году жизни переселился в Рим во время цицеро-

ноза консульства

, и занимался там обучением молодых людей,

с большею для себя славою, чем выгодою. В одном из сочинений,

написанном Орбилием уже в очень преклонных летах, он признает-

ся в своей бедности и в том, что живет где-то под самой крышей.

Он

издал также книгу под заглавием «Горемыка» («Perialogos»),

где жалуется на те обиды, которые терпят наставники от невни-

мания к ним и чванства родителей. Орбилий был суров не только

тем,

которые разноречили с ним в вопросах,касавшихся науки,—

таких он поносил всякими речами, — но и в отношении к своим

ученикам, как это свидетельствуют Гораций, называя его plago-

sus—

драчливым, и Домиций Марз

в следующем стихе:

Те,

которых Орбилий бивал ферулой и плетью

Орбилий не воздерживал себя также от насмешек над людьми

знатными. Так, будучи еще неизвестным человеком, он был однаж-

ды

позван в суд, иногда при полном собрании заявлял там свое по-

казание, то на вопрос Варрона Мурены

: чем он занимается или

промышляет, отвечал, что «переносит горбатых с солнца в тень»,

а Мурена был горбат. Орбилий жил почти до ста лет, давно уже

утратив память, как об этом говорится в следующем стихе Биба-

кула

Где Орбилий, в науке беспамятный

Вероятно во время проскрипций.

То есть в 63 г. до н. э.

Домиций Марз — второстепенный римский поэт, современник

Орбилия.

«Si quos Orbilius ferula scutique cecidit».

* В а р р о н Мурена — адвокат противной стороны. Был позже

казнен как участник одного из заговоров против императора Августа.

«фурий Бибакул — второстепенный поэт, современник Ор-

билия.

«Orbilius ubi nam est, litterarum oblivio».

324

В Беневенте, влево от Капитолия, показывают его мраморную*

статую в положении сидящего, в греческом паллиуме

с двум**

книжными шкафами подле. Он оставил после себя сына Орбилия,,

который также был учителем грамматики».

Сопоставляя вышеприведенные свидетельства Горация и Све-

тония, мы можем сделать некоторые общие выводы, относящиеся

конечно, в первую очередь к самому Орбилию, в то же время ти-

пичные для учителей грамматических школ данной эпохи вообще.

Выводы эти сводятся к следующему:

1) Знаменитый немецкий поэт Виланд в своих комментариях^

•данных при сделанном им переводе «Посланий» Горация (Leipzig

1790,

ч. II, стр. 99) изображает Орбилия отставным солдатом,

занявшимся на старости лет педагогической «деятельностью»—

приблизительно так, как это действительно позже произошло

в наполеоновской Франции, когда на школьных кафедрах появи-

лись капралы «великой армии», воспетые Беранже.

Этот взгляд не разделяется позднейшими исследователями.

В частности проф. Н. Георгиевский, в переводе которого (с не-

большими исправлениями) даны вышеприведенные цитаты из

Горация и Светония, в своем специальном, уже упоминаемом, труде

«Гораций и его время» обращает особое внимание на свидетель-

ство Светония об усиленных занятиях Орбилия науками в его

молодые годы (стр. 24). Этот факт, а также и вообще склонность

Орбилия к литературной работе, которою он продолжал занимать-

ся и в старости, находя в ней единственную отраду, действительно

рисует нам его, во всяком случае, человеком, стоящим на далеко

не последней ступени общего культурного развития.

2) Меры воздействия, применяемые Орбилием в отношений

его учеников, производят, конечно, печальное впечатление и бро-

сают тень на старого учителя грамматики. Не забудем, однако

что подобная система педагогических воздействий была в то время

чем-то само собой разумеющимся, хотя и встречала уже суровое

осуждение среди особенно гуманно настроенных представителей

римской культуры.

С такими осуждениями, доходящими до требования полного

отказа от физического воздействия в школе, мы встретимся в на-

шем дальнейшем изложении.

3) Школа Орбилия пользовалась почетною известностью. Если

бы дело обстояло иначе, то едва ли отец Горация отдал бы в нее

своего сына, которого он привез в Рим специально для этой целц.

В то же время мы не знаем действительных размеров тех доходо*^

какие имел Орбилий от своих учеников в лучшую пору своей дея*

тельности. Однако крайне характерным является замечание Све-

тония о том, что родители охотнее награждали опытного учителя

«славой», чем деньгами.

Подобного рода картину мы увидим и в следующем столетии,

в деятельности известного грамматика — Палемона.

Паллиум

(лат. Pallium) -г- верхняя широкая одежда белого цвета.

325

4) «Слава» сопровождала Орбилия и по окончании им его

практической работы, как об этом свидетельствует воздвигнутый

ему памятник, о котором говорит Светоний. Эта «слава», однако,

означала для самого Орбилия необходимость вести практическую

педагогическую работу даже в глубокой старости уже в условиях

потери памяти под страхом голодного существования. Когда все

же Орбилий принужден был, в конце концов, оставить практиче-

скую педагогическую деятельность, на его долю выпала жизнь

sub tegulis — на чердаке —и сознание полной забытости и забро-

шенности. Переживания Орбилия и в этом отношении мы можем

рассматривать как типические.

5) Как видно из приведенной выше цитаты, Гораций упрекал

Орбилия в том, что он в основу своих учебных занятий положил

сочинения Ливия Андроника, того старого поэта, формы выраже-

ния которого казались чем-то совершенно устаревшим и в этом

смысле напоминавшим статуи работы Дедала уже Цицерону («Brut.»

гл.

XVIII). Такой выбор автора одним из лучших грамматиков,

в одной из лучших столичных школ, конечно, не мог быть случай-

ным явлением и свидетельствует о том любопытном факте, что,

в напряженной борьбе, протекавшей в литературных кругах Рима

в первые годы правления Августа между поборниками старой и но-

вой литературы, Орбилий, как и большинство других граммати-

ков,

стал на защиту литературной старины и ее апологетов, про-

тив которой с такою решительностью выступает Гораций в своем

известном послании к Августу (1-е поел., кн. II). Нет никакого

сомнения, что эта борьба выходила за узкие границы чисто лите-

ратурной полемики и имела вполне определенный политический

смысл, приобретающий особое значение в устах поборников ста-

рины с ее «самобытными» традициями и внешними формами.

Итак, подводя итоги нашим сведениям об отдельных предста-

вителях грамматического образования, мы можем утверждать,

что в то время, как история начальной школы не сохранила нам

ни одного выдающегося имени, прямо связанного с нею, так что

все наши представления

тех, кто работал в ludus, имеют отвлечен-

но теоретический характер, история грамматического образования,

по крайней мере, иногда имеет дело с живыми конкретными людьми,

действующими в реальной исторической обстановке то непосред-

ственно на школьном поле, то в области более широкой и, во вся-

ком случае, так или иначе влиявшей на школьное дело.

Подобную же картину нам приходится наблюдать в истории

ludus и грамматических школ в годы римской империи.

Обучение молодежи, в практике жизни. Шестнадцатилетний

возраст, как возраст древнеримского совершеннолетия сохранил

это свое значение в римском обществе и на последующее время.

Предполагалось, что, начиная с этого возраста, молодой человек

должен вести уже специальную подготовку в соответствии со сво-

ими жизненными планами.

Будущие землевладельцы уезжали в имения своих отцов, где под

руководством опытных управляющих обучались «искусству» экс-

326

плоатации человека человеком; мечтающие о триумфах, рассуж-

дая всерьез о преимуществах военной службы примерно так, как

это полушутливо проделывает впоследствии Ювенал в шестнадца-

той сатире, отправлялись непосредственно в легионы (этот жизнен-

ный путь описывает Плавт в своей комедии «Привидение», 120—

130);

настроенные более практически стремились проложить се-

бе дорогу к успехам в обществе, вступая в число учеников того

или иного «оратора». Последних, вероятно, было большинство,

поскольку, говоря словами Плутарха, «в то время всю римскую

молодежь охватила страсть быть хорошими ораторами; это состав-

ляло цель ее горячих стремлений».

Именно этим практическим воспитанием восхищался позже

в своем «Диалоге об ораторах» («Dialogue de oratoribus») Тацит,

противополагая ему систему занятий в риторических школах им-

ператорской эпохи.

«... У наших предков — говорит Тацит — юноша, который

готовился к форуму и красноречию, уже получив все преимуще-

ства домашнего воспитания, с большим запасом знаний в благо-

родных науках, отводился отцом или родственником к выдающе-

муся оратору своей эпохи. Он приучался находиться при нем,

сопровождать его, присутствовать при всех его речах в судах,

в народных собраниях, так что слышал его препирательства с про-

тивником и даже присутствовал при его самых горячих полемиче-

ских выступлениях, так сказать, учился сражаться на самом сра-

жении. Это всегда давало большой опыт, много твердости, очень

много сообразительности юношам, учившимся среди белого дня

и среди самих опасностей, где никто не говорит ничего глупого

или неподходящего, чего не отвергал бы судья, в чем не упрекнул

бы противник и к чему, наконец, не отнеслись бы с неудо-

вольствием все защитники (даже с его стороны).

Поэтому юноши с первого же раза усваивали себе истинное

и непосредственное красноречие, и, хотя они следовали главным

образом за одним оратором, они, однако, знакомились и со всеми

другими судебными защитниками того же времени в их разнообраз-

ных выступлениях. При этом они имели изобилие самых разнооб-

разных ценителей среди самого народа, из суждений которого лег-

ко узнавали, чтб не нравится или что одобряется в каждом ораторе.

Таким образом, у них не было недостатка ни в учителе, и притом

самом лучшем и самом избранном, который представлял самое

лицо красноречия, а не подобие его, — ни в противниках и сопер-

никах, сражавшихся настоящим оружием, а не деревянными ра-

пирами,—ни в аудитории, всегда полной и всегда новой, состоявшей

из ненавистников и доброжелателей, так что не укрывалось ни

удачно, ни неудачно указанное...»".

Плутарх, Жизнеописание Катона Старшего, III, 287.

• Для цитаты использован (в данном случае и далее) «Dialogus

de oratoribus» Тацита

переводе В. Модестова, исправ. проф. Н. Д. Вино-

градовым (см. проф. И. Ф. Свадковский, Хрестоматия по истории

педагогики, т. I, изд. 3-е, 1938, стр. 49 и далее).

827

Мы,

однако, имеем основание отнестись к системе воспитания,

восхваляемой Тацитом, иначе, чем знаменитый историк.

В условиях напряженной классовой борьбы, протекавшей

в Риме в это время, и стремления господствующих групп населе-

ния любою ценой удержаться на поверхности жизни и, наоборот,

раздавить своих противников — такая «система» воспитания,

бросавшая молодого человека — уже не мальчика, еще не юно-

шу, — в шумный и мутный водоворот жизни, была особенно

опасна.

То,

что Буасье говорит о Целии, современнике и друге Цице-

рона, известном политическом деятеле и ораторе, прошедшем имен-

но такую школу, может быть обобщено по отношению ко всей

богатой, легкомысленной молодежи Рима этого времени:

«Если Целий не увлекался никем из людей, то у него также не

было и прочных убеждений. Он никогда не старался заслужить

репутации человека с принципами, никогда не пытался внести

порядок и последовательность в свою политическую жизнь. Как

и в своей частной жизни, он руководствовался эдесь случайно-

стями. Дружеская склонность, личная выгода, простое стечение

обстоятельств, вот что влияло на принятие им какого-либо реше-

ния. Он перешел от Цицерона к Катилине, когда Катилина казался

ему сильнее; он возвратился к Цицерону, когда тот взял верх.

Он был другом Клодия, пока оставался возлюбленным Клодии;

вместе с сестрою он покинул и брата и резко перешел на сторону

Милона. Он несколько раз перебегал, ничем не смущаясь, от пар-

тии сената к партии народа и наоборот. В сущности ему было без-

различно, какому делу служить, и ему не составляло никакого

труда бросить его»...

Итак, хотя Буасье и не подводит под свое исследование глу-

бокого социологического анализа, однако он совершенно прав,

когда говорит, что «история Целия есть история всех других»,

имея в виду богатую римскую молодежь.

Ко всему изложенному выше следует дополнительно приба-

вить,

что эта «история» римских «Целиев» протекала в окружении,

бесконечно далеком от той насыщенной веяниями высокого искус-

ства атмосферы, в которой проводила свои молодые годы греческая

молодежь классической поры и, это не могло не отражаться на

общем культурном уровне состоятельного римского общества (не

говоря уже о тех общественных слоях, которые были под ним).

Риторические школы. Риторические школы впервые появились

в Риме во II в. до н. э., будучи устроены греческими риторами,

с греческим языком обучения и обычною программой греческих

риторических школ.

Несколько позже возникли подобные риторические школы,

но уже содержимые римскими риторами, и, наконец, риторические

школы с латинским языком обучения, строящие это обучение на

С. В

I s s i

г,

Ciceron et ses amis («Цицерон и его друзья», русск.

перев., 1915, стр. 179).

328

материалах латинских авторов, но иногда с одновременным ши-

роким привлечением и греческой литературы.

Насколько известно, первою школой последнего типа была

риторическая школа Люция Плотия Галла, открытая в Риме

в начале I в. до н. э.

При всем различии, существовавшем между отдельными ри-

торическими школами, в программах их было много общего: не

говоря уже о более или менее глубоком изучении греческой и

римской литературы,—в большинстве из них в той или иной мере

давались некоторые сведения из математики

, астрономии, музыки,

основ права и в довольно значительном объеме по философии.

То эклектическое направление, которое приняла в интересующую

нас эпоху греческая философия в родной среде, проявилось в пол-

ной мере и на римской

почве.

Не стремясь проникнуть во все много-

образие каждой отдельной философской греческой системы, учи-

теля риторических школ создавали иэ этих систем комбинации,

наиболее доступные для изучения.

Практические занятия в таких риторических школах своди-

лись к организации ученических диспутов, причем темой таких

диспутов избирались нередко двусмысленные, казуистические

положения, возвращающие нас к худшим временам греческой со-

фистики.

Изучение риторики в эпоху разложения республиканского

Рима еще могло иметь некоторое практическое значение: и в се-

нате,

и в народных собраниях, и в армии приходилось прибегать

к силе слова. Однако в риторических школах нередко искусство

слова теряло свое служебное значение и обращалось в самоцель.

Рост числа риторических школ означал проникновение в среду

римской аристократии воспитательных целей и учебного мате-

риала эллинистической плутократии. Римское правительство не

мирилось с этим проникновением и полвека назад, когда чужой

язык обучения гарантировал небольшое число учащихся в ри-

торических школах и тем самым обеспечивал ограниченность

их влияния. Введение преподавания на латинском языке расши-

рило круг влияния риторических школ. Гонения на иноземных

риторов должны были возобновиться.

Цензоры выступили с протестом против латинских ритори-

ческих школ в 92 г., вопреки тому, что в данное время вопросы

просвещения меньше всего, казалось, могли привлечь обще-

ственное внимание, так как город был охвачен междоусобными

бранями между приверженцами Мария и Суллы, и несмотря на

Ср. М о м м з е н, Римская История, т. II, русск. перев. 1937,

стр.

400.

На сравнительно ограниченный объем изучения математики указывает

Варрон в своих замечаниях, дошедших до нас в передаче АвлаГеллия («Noc-

tes Atticae» 16, 18): «К нашему горю, —говорит он, —мы или совсем не

изучаем математики или же прекращаем это изучение до того, как начнем

понимать, для чего ее нужно изучать. Все очарование и значение этой науки

обнаруживается тогда, когда она выходит за свои элементарные границы-

в этих же границах она кажется и бесцельной и сухою?.

329

то,

что одним из цензоров был Лициний Красе, сам известный

оратор.

Цензорское постановление 92 года было сформулировано

следующим образом:

«Нам известно, что появились лица, которые ввели новую

форму обучения, причем их школы привлекают молодежь. Они

называют себя латинскими риторами (latinos rhetoras), и моло-

дежь не оставляет их школ в течение целого дня. Наши предки

установили, чему должно учить детей и какие школы им над-

лежит посещать. Нововведения же эти нарушают обычаи и нравы

предков, не одобряются нами и признаются предосудительными.

О таком нашем отношении мы считаем нужным довести до све-

дения как тех, кто содержит эти школы, так и тех, кто их посе-

щает: и тем и другим мы выражаем наше неодобрение»

Итак, мы видим в данном случае чисто «отрицательное» вме-

шательство в школьное дело: мысль государственных*сановников

обращена не к настоящему, но к тому уже отдаленному прош-

лому, когда единственным местом воспитания и обучения были

семья и отчасти «ludi».

Ближайшее будущее показало, однако, что затруднения,

создаваемые государственной властью, не в 'силах остановить

роста греческого влияния

Те сложные коллизии, которые переживало римское обще-

ство в изучаемую нами эпоху в области культурных отношений

(на базе быстрых перемен и в области экономики разлагающегося-

республиканского строя), нашли, может быть, наиболее яркое

свое воплощение в жизни и деятельности Цицерона.

ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ИДЕИ ЦИЦЕРОНА

Жизненный путь. Среди заметных представителей эпохи,

предшествующей падению Римской республики, Цицерон зани-

мает особое место, ярко выступая из ряда своих современников

как выдающийся государственный оратор, видный общественный

деятель, крупный писатель в области риторики, текущей поли-

тики (знаменитые речи) и философии.

В данной работе он, конечно, привлекает наше внимание

как один из творцов и центральная фигура того «римского про-

свещения», которое сложилось в определенные формы в конце

республиканского периода.

В буржуазной историографии на протяжении многих десяти-

летий шли упорные бои вокруг имени Цицерона. Знаменитые

в е т о н и й, De grammaticis et rhetoribus, «De viris illustribus».

• Мы имеем основания предполагать, что в отдельных случаях это гре-

ческое влияние в школьных делах распространялось гораздо шире области

грамматических школ и что под его воздействием уже в изучаемую эпоху воз-

никали отдельные мусические и гимнастические школы в полной мере по

афинскому образцу. Так, у Плавта мы имеем описание подобных школ.

См.

П л а в т, Вакхиды («Bacchides»), 420—434.

330

историки Друманн и Моммзен выступали его «общественными

обвинителями», произнося свои приговоры с точки зрения тре-

бований, предъявляемых к общественному деятелю эпохи бур-

жуазного парламентаризма XIX в. С этой же точки зрения в спе-

циальных монографиях Буасье и Зелинский старались, по край-

ней мере, отодвинуть

наброшенную на него

тень Ч

Нашею задачей яв-

ляется, конечно, не уча-

стие в этом суде, но

попытка выяснить воз-

зрения Цицерона Ъ об-

ласти культуры и про-

свещения, исходя из об-

щих социально-эконо-

мических предпосылок

эпохи и того места, ко-

торое он в ней занимал.

Марк Туллий Цице-

рон (106—43) родился

в небольшом городке

Арпинуме в обеспечен-

ной всаднической семье.

Четырнадцати лет

отец отвез Марка в Рим,

что было весьма обыч-

ным делом в более или

менее состоятельных

провинциальных семьях

(припомним судьбу Вар-

рона и позднейшие дан-

ные о детстве Горация).

В Риме начались

серьезные занятия по

арифметике (сложные

вычисления на процен-

ты при помощи абака),

изучение наизусть законов 12 таблиц, чтение греческой и рим-

ской литературы, составление сочинений на философские и

литературные темы.

Шестнадцати лет от роду Цицерон стал изучать красноречие

у знаменитых ораторов, одновременно он пополнял свое образо-

вание, беря уроки декламации и философии и знакомясь с практи-

ческим судопроизводством путем посещения Форума.

Анализ соответствующих данных см. У Иммиша: Cicero (Angriffe

gegen С). Н. Schwartz, Padagogisches Lexikon, I, 822, 1928. См. также

у D о b s о п, стр. 124—133, специальную главу, посвященную Цицерону

в разделе V книги («Roman theory»)-

331

Рис. 48. Цицерон (античный бюст).