Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

РИМ

т&

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ПЕДАГОГИКИ КОНЦА

РЕСПУБЛИКИ

ВВОДНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

.Наши сведения о воспитательной практике в Риме первых

столетий его существования являются весьма ограниченными

и нередко случайными. При этом прежде всего необходимо отме-

тить,

что в условиях многовековой прочности родового быта,

распадавшегося лишь очень медленно и постепенно, воспитание

прежде всего в патрицианских семьях, а также и в семьях имущих

плебеев должно было приобрести характер прочно организован-

ного института, сохранившего в отдельных моментах свое значе-

ние и в последующую эпоху, когда система родовых отношений

была в корне подточена и превратилась в исторический пережи-

ток.

В условиях состоятельной (прежде всего патрицианской) рим-

ской семьи отец являлся почти неограниченным властелином,

имея право над жизнью и смертью как жены, так и детей, не го-

воря уже о рабах. Он же являлся представителем семьи перед

родовыми, семейными божествами. Жена в таких условиях, имея

некоторые юридические права (например в области наследова-

ния),

соединяла в своих руках права и обязанности хозяйки дома,

в условиях жизни которого высшим законом являлась, однако,

отцовская воля (Patria potestas). Будущая жена обязана была

принести с собой в дом мужа шерсть, прялку и веретено

—

яркий

символ своих будущих занятий. При входе ее в этот дом ей вру-

чался ключ от него. В дальнейшем все основные события семей-

ной жизни, связанные с рождением и воспитанием детей, считались

303

находящимися якобы под покровительством богов (Вагитин,

Лсвана, Фабиан, Сатан и т. д. ). Девушки оставались под ближай-

шим надзором матери, посвящавшей их в тайны «res domestica»

вплоть до выхода замуж; мальчики, впоследствии юноши, конечно,

были в первую очередь под наблюдением отца, изучая под его ру-

ководством домашние и полевые работы и искусство владения

оружием. Совершеннолетие наступало в 16 лет. До этого времени

подростки носили длинные волосы и белую тогу с красными по-

лосами. Право на последнюю имели только несовершеннолетние

и первые сановники государства. Это было символическим знаком

того,

что для первых открыты места вторых.

Из сказанного следует, что римское воспитание первых веков

было в первую очередь практическим воспитанием. Вопрос о,,

школах в древнейшую эпоху римской истории является одним

из наиболее сложных.

Традиционная история педагогики обычно разрешала его,

опираясь на прямые свидетельства Ливия в его «Истории».

Устанавливая, что образованность в древнейшем Риме была

в зачаточном состоянии («Parvae et rarae per eadem tempora Lit-

terae fuere, una custodia fidelis memoriae rerum gestarum», VI, 1)

Ливни в то же время дает несколько таких свидетельств о суще-

ствовании школ уже в эти отдаленнейшие времена.

Первое из них относится к 449 г.: в этом году на форуме —

главнейшей площади Рима — «litterarum ludi erant» — находи-

лись школы (III, 44).

Второе свидетельство относится к 392 г. В данном случае речь

идет о «фалисках», т. е. населении современной Кампаньи. У них

существовал обычай («mos»), согласно которому определенным

лицам, бывшим одновременно и учителями и воспитателями,

поручалось обучение и воспитание многих «мальчиков». Испол-

нявшие эти обязанности лица будто бы отличались большими зна-

ниями (V, 27).

Третье свидетельство относится к 378 г. и указывает на то,

что в Тускулуме — город в Лациуме, расположенном у Альбан-

ских гор и впоследствии прославленном Цицероном, существо-

вали начальные школы (VI, 25).

Обычно эти свидетельства Ливия считались настолько авто-

ритетными, что ими доказывалась несостоятельность утвержде-

ния Плутарха,как известно,устанавливающего (Quaest. Rom., 59),

что первую платную школу в Риме открыл вольноотпущенник

Спурий Карвнлий во второй половине III в.

Вопрос о школах в древнейшую эпоху римской истории в на-

стоящее время пересмотрен в том смысле, что вышеприведенные

свидетельства Ливия определенно взяты под сомнение

. Тем са-

мым приходится признать указание Плутарха ближе соответствую-

щим исторической истине, хотя и в условиях ориентировки на

него возможно допущение существования не системы школ, но

Imm is

h, Romische Erziehung, H. е., IV, стр. 204.

304

отдельных частных учреждений школьного типа и ранее второй

половины III в.

Косвенным доказательством этого последнего положения яв-

ляется, конечно, тот общеизвестный исторический факт, что уже

в V в., в то время когда Рим был охвачен напряженною классовою

борьбой между патрициями и плебеями, одним из основных тре-

бований последних было создание сборника писаных законов, что

и было, как известно, проведено в жизнь в 451—450 гг. Несколько

позже именно этот сборник законов (так называемые «Законы

двенадцати таблиц») явился одним из основных объектов школь-

ного изучения, что и продолжалось на протяжении многих лет.

РОСТ ГРЕЧЕСКОГО ВЛИЯНИЯ

В течение последних полутораста лет до н. э., в результате

ряда завоеваний (Карфаген, Испания, Эллада), римляне распро-

страняют свою власть на весь бассейн Средиземного моря.

Утонченные формы роскоши, множество восточных культов

нашлп себе доступ в Рим. Одновременно с массовой доставкой

рабов Эллада и Восток давали Риму наглядные примеры, как

нужно вести их массовую эксплоатацию к наибольшей выгоде

для владельца. Восточное пренебрежение ко всяким формам фи-

зического труда прочно утвердилось в господствующем римском

обществе.

Наряду с этими рабовладельческими воззрениями в Рим

хлыиул широкий поток многообразного влияния греческой куль-

туры, следы которого мы находим в Риме еще в эпоху, непосред-

ственно следовавшую за Первою Пуническою войной (264—241),

ибо в связи с нею римляне вошли в сношения с культурными цен-

трами Великой Греции.

Торжество греческой культуры в Риме было новым этапом

отделения знати и высшей интеллигенции

широких народных

масс,

которым эта культура была чужда и по языку, и по тради-

циям, и по форме. Поборники старых римских традиций из среды

сенаторов, имея, конечно, в виду вовсе не это обстоятельство,

но полагая, что подобное подчинение чуждой культуре римского

господствующего класса должно повести к ослаблению его команд-

ных позиций, делали все от них зависящее для того, чтобы при-

остановить рост греческого влияния в Риме и направить жизнь

по проторенным путям, освященным традициями, идущими от

предков (more majorum).

Так, еще в 161 г. римский сенат издает декрет, требующий

удаления из Рима «Философов и риторов», а в 155 г. высылается

из Рима афинское посольство. *

Но установка таких рогаток, особенно после покорения Эл-

лады Римом, конечно, не могла достигнуть ожидаемой цели, тем

более, что из Греции в Рим образовалась широкая проторенная

дорога, по которой двинулись сотни и тысячи греков на «культур-

ное завоевание» Рима, иногда по принуждению (например, тысяча

заложников из самых знатных семей после Македонской войны

20 Г. Е. Жураковокий 305

167 г. и среди них знаменитый историк Полибий), а иногда до-

бровольно (отдельные группы учителей риторики, философии

и т. д.).

Установление этих тесных культурных отношений строилось

на базе быстро крепнущих экономических связей между запад-

ной и восточной половинами республики.

В эпоху Суллы послам греческих и восточных областей было

дано разрешение обращаться к римским сенаторам с речами на

греческом языке, что указывает на значение греческого языка

в среде римского высшего общества, аналогичное с тем, какое

занимал французский язык в среде русского дворянства второй

половины XVIII в.

Но наподобие того, как галломания русского общества не поме-

шала Фонвизиным и Державиным заложить основы новой русской

литературы, так увлечение эллинскою культурой римского выс-

шего общества не задержало развития латинского литературного

языка и римской литературы, придав лишь этому развитию свое-

образные формы

КАТОН КАК ПРЕДСТАВИТЕЛЬ РИМСКОГО ПРОСВЕЩЕНИЯ

В III—II ВЕКАХ ДО НАШЕЙ ЭРЫ

Вся сила старых консервативных течений этой эпохи, проти-

воборствующих новым веяниям и в том числе греческому влиянию?

и вся значительность этих новых веяний, сломивших, в конце

концов, все преграды и победно утвердившихся в Риме, отчетливо

воплощаются в одном из наиболее ярких ранних представителей

изучаемой эпохи, имеющем право занять также свое место в ис-

тории педагогики — Катоне Старшем (234—149).

Гораций с необыкновенною отчетливостью выразил в своей десятой

сатире первой книги (31 и ел.) происходившую в сознании представителей

римской литературы еще в I в. до н. э. борьбу за первенство двух культур —

эллинской и латинской. Поэт так изображает факт своего перехода в твор~

честве с греческого на латинский язык: «Тогда, когда я, сын Италии, писал

еще греческие стихи, Квирин (Ромул), представ передо мною после полу-

ночи, когда сны бывают так правдивы, заставил меня отказаться от этого

занятия, сказав мне: «Твоэ стремление увеличить собой огромную толпу

греческих поэтов также вздорно, как решение .таскать дрова в лес».

Лукреций в своей поэме «О природе вещей» («De rerum natura») неодно-

кратно свидетельствует о той «борьбе со словом», какую приходилось выдер-

живать ему в его попытках передать уточенные и сложные учения греческой

философии на молодом, неокрепшем, развивающемся латинском языке:

Не сомневаюсь я в том, что учения темные греков

Ясно в латинских стихах изложить затруднительно будет:

Главное, к новым словам прибегать мне нередко придется

При нищете языка и наличии новых понятий (I, 136—139).

Или:

Анаксагора теперь мы рассмотрим «Геометрию»,

Как ее греки зовут, а нам передать это слово

Не позволяет язык и наречия нашего скудость... (I, 830—833).

306

Прежде всего интересен путь его жизненного развития. Про-

исходя из состоятельной тускуланской семьи, Катон не получил

никакого систематического школьного образования. Нет, однако,

ни малейшего сомнения, что он многое почерпнул в частных за-

нятиях, многое ему дала семья, и многое — присутствие с ранних

юношеских лет при разбирательстве судебных процессов

Такой образовательный путь, уже являющийся устарелым

в эпоху Катона, был весьма типичным для предшествующего

поколения. Этот же путь и связанная с ним система воздействий

и влияний определили всю полноту жизнеотношения Катона в

будущем и сделали из него решительного врага новых эллинисти-

ческих форм образования.

Уже 17 лет от роду он находится в рядах армии и участвует

в тех прославленных походах, в результате которых был разгром-

лен Ганнибал.

По окончании военной службы он, быстро двигаясь по ступе-

ням административной лестницы, получает одну высшую государ-

ственную должность эа другою — пока, наконец, не достигает

в 184 г. — цензуры.

В дальнейшем всю свою власть он использует прежде всего

на борьбу с растущим эллинским влиянием и с теми переменами

в нравах и обычаях, которые были вызваны этим влиянием.

Занимаясь историческими исследованиями, он первый среди

римских историков выступает с работой не на греческом, но на

латинском языке («Origines»).

Однако присмотримся ближе к этому эллинофобу.

Ведь более всего в Риме он славился, как выдающийся поли-

тический оратор. В эпоху Цицерона было известно не менее 150

его речей. Изучая обрывки этих речей, дошедших до нас, мы можем

решительно утверждать, что они составлены по греческим образ-

цам. Недаром и Цицерон и Плутарх сравнивают его с афинскими

ораторами: первый с Лисием, второй с Демосфеном. Новым дока-

зательством влияния греческой культуры на Катона является тот

факт, что он составил первую римскую риторику, и снова-таки

всецело опираясь на греческие образцы.

Итак, Катон боролся с греческой культурой, властно наступав-

шею на Запад: это было его второю навязчивою идеей, наряду

с мыслью о необходимости разрушения Карфагена. Судьба, этих

двух идей была разная: если африканский город был разрушен

через недолгое время после смерти его заклятого врага, то Эл-

лада одержала блестящую победу над ним в его же собственном

сознании и притом помимо его воли, ибо, негодуя и ненавидя, он

Плутарх пишет о Катоне Старшем в его жизнеописании: «С детства

°н собственными трудами, разумным образом жизни и участием в походах

воспитал в себе вполне крепкое тело, одинаково сильное и здоровое. Дар

слова, своего рода второе тело, необходимое орудие и в стремлении к пре-

красному, если только человек не хочет проводить жизнь в забвении и празд-

ности, он воспитал и укреплял в себе, постоянно защищая, как адвокат,

в сосед

них

местечках и городах лиц, обращавшихся к нему с просьбой»

(HI,

282).

20*

807

с увлечением стремился в своей личной жизни исчерпать до дна

ту глубокую сокровищницу знания, какою являлась многовековая

эллинская, прежде всего афинская, культура

—

одним из неволь-

ных пропагандистов которой в римских условиях и является

Катон.

СЕМЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ

Переходя к анализу условий и организации домашнего вос-

питания в изучаемую эпоху, мы снова должны остановиться на

некоторых эпизодах жизни Катона Старшего, поскольку в его

«жизнеописании», составленном Плутархом, дается небыкно-

венно яркая картина той сложной работы по воспитанию и образо-

ванию, какую он проводил со своими детьми.

«Катон говорил, что тот, кто бьет жену или ребенка, заносит

руку на самое святое в мире, что он предпочитает быть хорошим

мужем, чем известным сенатором, и что в древнем Сократе удив-

ляется, главным образом, тому, что он обращался всегда кротко

и ласково со своею сварливою женой и негодяями детьми. Когда

Катон сделался отцом, не было никакого серьезного дела, кроме

государственного, которое могло бы помешать ему присутствовать,

когда его жена мыла и пеленала ребенка. Кормила его грудью

она сама. Часто она давала свою грудь детям рабов, чтобы, пи-

таясь одним молоком с ее сыном, они были преданы впоследствии

ему. Лишь только ребенок начинал понимать, Катон сам прини-

мался учить его читать, писать, хотя у него был образованный

раб Халон, учитель многих из его детей; по его словам, он не же-

лал, чтобы раб бранил его сына или драл его за уши, если тому

туго давалось учение, или сын был бы обязан рабу за такое серьез-

ное дело, как грамота; он сам учил его читать и писать, сам объяс-

нял ему законы, сам учил гимнастике. Он показывал сыну не

только, как бросать копье, биться оружием и ездить верхом, но

и биться на кулачки, терпеть град и холод и переплывать реку

там, где в ней находился водоворот и было самое быстрое течение.

По его словам, он собственноручно написал историю родного го-

рода большими буквами, чтобы ребенок дома познакомился с оте-

чественными древностями и извлек из этого пользу

Такая система воспитания, конечно, предполагает обширный круг

знаний у самого Катона. В связи с этим стоит припомнить сказанное именно

о нем Цицероном: «Нет ничего, чего бы он не исследовал и не знал и о чем бы

потом не писал» («Об ораторе», III, 33, 135).

Что же касается сочинения Катона, написанного им с учебной целью,

то подобного рода сочинения для детей встречаются нередко в римской лите-

ратуре. К их числу, например, принадлежат известные «Аттические ночи»

римского писателя II в. до н. э. Авла Геллия, на которые имеются ссылки

в этой работе.

Обычай лично руководить воспитанием детей был широко распространен

в Риме в различные исторические эпохи в имущих кругах.

Это обстоятельство и дало повод к слишком, однако, смелому обобщению

известного римского писателя

I—II

в. н. э. Плиния Младшего, согласно

которому в римских условиях каждый отец был наставником своего сына

(«Suus cuique parens pro magistro erat», «Epist.», VIII, 14, 6).

308

Катон очень остерегался произносить непристойные слова как

перед своим сыном, так и в присутствии жриц-весталок. Он ни-

когда не купался с сыном. Последнее было, невидимому, общерас-

пространенным обычаем у римлян...»

Картина, рисуемая тут Плутархом, конечно, с трудом под-

дается проверке с нашей стороны, но что она является во многом

идеализированной — в этом, конечно, нет сомнения. В частности—

какой «преданности» могла ожидать семья Катона со стороны своих

рабов, если ее отношение к последним вызывает решительное вов-

мущение со стороны самого Плутарха, правда, человека другой

эпохи.

Во всяком случае, в этой картине все же проступают дей-

ствительная основа и реальное содержание. Эти основа и содер-

жание уже в эпоху самого Катона включали некоторые архаические

черты.

Ведь нет никакого сомнения, что те глубокие перемены в об-

щественной жизни, о которых выше была речь, должны были

самым существенным образом отразиться прежде всего, на харак-

тере семейного воспитания, что связано также и с переменою

положения и роли женщины в семейной жизни.

В древнейшую эпоху, как уже указывалось, женщина нахо-

дится в полной зависимости от власти мужа.

В республиканскую эпоху, по мере приближения к император-

скому периоду, она фактически получает все большую и большую

свободу, в условиях которой старое обоснование римским пра-

вом отрицания за женщиной юридической самостоятельности —

imbecillitas sexus — все более и более колеблется. Круг юриди-

ческих прав женщин расширяется и достигает своего полного раз-

вития уже в императорскую эпоху.

Такое расширение юридических прав женщин только отра-

жало изменение их фактического положения в условиях семейного

быта.

Женщины прежде всего высшего общества постепенно выходят

из скорлупы узко семейных интересов. Некоторые из них полу-

чают довольно широкое образование, как, например, дочь Сци-

пиона Африканского Старшего, Корнелия, мать Гракхов, увеко-

веченная Плутархом, Тацитом и другими римскими писателями;

ее письма по красоте языка высоко ценились древними.

Матери все более и более отходят от своих детей, и в семей-

ной жизни уже в последние века республиканской эпохи растет

значение кормц

ли11)

нянек и дядек-«педагогов» (rector, или

comes) по грече

скому

образцу.

Иркие

типь

1 таких «педагогов» выводит нам Плавт в своих

комедиях. Ихот,

юшениекпитоМ

ам

нередко было крайне двусмыс-

ленно: с одной стороны, стремление римского общества привить

дсшм Hdbbinu л повиновению ставили молодежь в прямую зави-

симость от

<<пе

Д?1

огов», но с другой стороны, рабское положение

Плутар2

Жизнеописание Катон

Старшего, Ш,

ЗИ—•

312.

309

последних постоянно вело к тому, что эта зависимость выверты-

валась наизнанку

В конце изучаемого нами периода уже нередки случаи, когда

эти «педагоги» оставались при своих «питомцах» и тогда, когда

они далеко выходили за границы «дошкольного» возраста. В та-

ких случаях «педагоги» расширяли свои прямые функции «дя-

дек»,

превращаясь при наличии у них соответствующих предпо-

сылок (некоторых знаний, внешнего лоска и т. д.) в своего рода

«гувернеров», с чем нередко соединялось получившее развитие

уже в последующую эпоху исполнение функций домашних «фи-

лософов»-советчиков и «утешителей».

К сказанному следует, однако, прибавить, что указанные тут

изменения в семейном воспитании касались в первую очередь выс-

шего общества: на других слоях населения они отразились в гораздо

меньшей мере, поскольку там родители вообще были ближе к детям.

В этом отношении особенно любопытный пример дают нам дет-

ские годы Горация (65—68), отец которого, как известно, занимал

скромное.место сборщика податей на юге Италии, в Венеции и вла-

дел там небольшим участком земли. Великий римский поэт оста-

вил нам в одном из прекраснейших своих произведений — ше-

стой сатире первой книги — яркие воспоминания о своих детских

годах и тех заботах, которыми окружил его в детские годы отец,

видящий в воспитании сына после смерти жены главную цель жизни.

Соответствующие строки Горация должны, конечно, занять по-

четное место на страницах истории античной педагогики:

«Если моя природа, вообще прямая, страдает небольшими и не-

многими недостатками, подобно тому, как и на прекраснейшем

теле ты с неудовольствием встретишь местами родимые пятна;

если никто не может справедливо укорить меня ни в корыстолю-

бии, ни в грязном разврате; если, чтобы сказать что-нибудь в по-

хвалу себе, жизнь моя чиста, безупречна и дорога моим друзьям,

то виновником всего этого был мой отец. Будучи человеком бед-

ным, владея только небольшим полем, он не захотел, однако,

посылать меня в школу..., но в то время, как я был еще отроком,

решился отвести меня в Рим с тем, чтобы я там учился тем же

наукам, которым учат своих детей всадники и сенаторы. Если бы

Так, подобную картину рисует нам поэт в своей комедии «Вакхиды»

(437—448):

Лид.

Знаю: раньше юноша

По избранию народа добивался почестей,

Прежде чем из-под указки выходил учительской,.

Нынче семилетний даже, чуть рукой дотронешься,

Бьет воспитанник доскою в голову наставника.

С жалобой к отцу пойдет он. А отец так мальчику

Скажет: «Дело, от обиды сможешь защититься ты».

Вызывают педагога: «Эй, старик негодный. Ты

Мальчика не тронь за это. Проявил характер он».

И пошел учитель. Кончен суд. Таким ли способом

Власть осуществит он, если бьют его же первого.

(Перев. А. Артюшкова, изд. «Academia», III,

П л а в т, Избранные комедии,т. I, 1933.)

810

кто-нибудь увидел в то время, насколько можно это заметить в боль-

шой толпе, мою одежду и слуг, которые за мною следовали, то

подумал бы, что эти издержки на мое воспитание берутся из какого-

нибудь богатого дедовского наследства. Отец мой неотступно

был при мне неподкупнейшим стражем среди моих наставников;

словом, он предохранил меня — что составляет первое украше-

ние нравственного человека — не только от дурных поступков, но

п от дурной славы. Он не боялся, что его попрекнули бы со вре-

менем (моим воспитанием), если бы я сделался преконом (глаша-

таем),

или, подобно ему, занял незначительную должность сбор-

щика податей, да и я бы на это не жаловался. Тем больше я должен

хвалить и благодарить его теперь (т. е. сделавшись знаменитым

человеком). Да, пока во мне есть здравый смысл, никогда я не

пожалею о том, что имел такого отца, и не буду оправдывать себя

так, как большая часть людей, которые твердят, что не по их вине

родители их не родовиты и не знатны. Мой голос и мой образ

мыслей далеко не сходны с мнением этих людей; и если бы при-

рода позволила нам снова вступить с известного возраста на прой-

денный уже путь жизни и выбрать себе для блеска каких угодно

знатных родителей, то каждый пожелал бы их для себя, а я, до-

вольный моими, не захотел бы взять себе в отцы человека почет-

ного,

отличенного от других ликторами с пуками и курульным

седалищем, безумный на взгляд толпы, но может быть разумный

в твоих глазах, Меценат...»

То,

что говорит здесь Гораций о своем детстве и о своем отце,

является, конечно, фактом исключительного порядка, обобще-

нию же может подлежать только вышеприведенное утверждение

о сравнительной близости родителей к детям в условиях, грани-

чащих с недостатками и нуждою (но, конечно, не переходящих

этих границ), чему должно было, между прочим, содействовать

также и то обстоятельство, что в Риме, как и в Греции,

—

прак-

тическая необходимость уже в раннюю историческую эпоху вы-

вела жешцину на дорогу участия, по крайней мере, в повсе-

дневной хозяйственной жизни.

Отмеченные факторы выступают в изучаемый нами период как

тенденции, полное развитие которых мы видим уже в император-

скую эпоху. Поэтому подробную характеристику данных факторов

мы относим к разделу, посвященному этой последующей эпохе.

ОРГАНИЗАЦИЯ ШКОЛЬНОГО ОБУЧЕНИЯ

II и I вв. до н. э. в истории римского образования характери-

зуются быстрым проникновением в Рим новой для последнего

греческой системы образования в ее эллинистических формах.

Это влияние шло, однако, прелюде всего по линии заимствова-

ния соответствующих форм школьной системы и в значительной

Гораций, Шестая сатира первой книги, ст. 65 и ел., перев.

проф.

н. М. Благовещенского; см. исследование последнего «Гораций и его

время», СПБ 1864, стр.

20—21.

311

Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.