Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

Являясь гражданином, мыслителем и педагогом-практиком

государства-города эпохи рабовладельческой формации на-

чала ее разложения, Аристотель в течение всей своей жизни «об-

щественно мыслил» в рамках такого государства, что и находит,

между прочим, свое отражение в разрешении вопроса об организа-

ции идеальной государственной власти.

В сущности, таким образом, аристотелевское идеальное госу-,,

дарство очень близко к платоновскому государству «Законов».

Это^

затуманивается теми противоречиями Аристотеля, которыми

наполнена «Политика», и суть которых сводится к тому, что

иногда Аристотель ниспровергает в платоновских проектах то,

что принимает в своем собственном. Для подтверждения,

достаточно вспомнить хотя 6bi вопрос о земельных наделах

в «Законах».

Аристотель решительно осуждает *, исходя из хозяйствен-

ных соображений, предложение Платона

наделить каждого

свободного двумя участками земли. И что же дальше? Да-

лее Аристотель принимает такое же деление для своего госу-

дарства

Я По вопросу об организации государственной власти Аристо-

тель также сближается с Платоном.

Если связи с сицилийской тиранией учителя заставили Пла-

тона лестно отозваться об идеальном единодержавии, то ученик,

находящийся в еще более тесных отношениях с македонским дво-

ром, также не обошелся без комплиментов по адресу монархии,

но,

в.конце концов, исконная форма греческого «полиса» кажется

ему наиболее приемлемой с практической точки зрения, как и

Платону

\' Воспитательный и

образовательный

путь

по

Аристотелю. «По-

литика» Аристотеля дошла до нас в незаконченном и необрабо-

танна

"самим"

автором виде

Поэтому то учение о воспитании,

которое изложено в ее седьмой и восьмой книгах, отличается не-

полным, отрывочным характером. ^Несмотря на это, основные

линии педагогических воззрений Аристотеля выступают достаточно

ярко;.

Анализу системы идеального воспитания у Аристотеля в «По-

литике» предшествует пространное выяснение тех основ, на кото-

рых должны заключаться благоприятные для будущего поколе-

ния браки, но этот вопрос мы можем обойти.

7 По вопросу о наследственности, очень важному в системе Пла-

тона, Аристотель высказывается далеко не так определенно, как

последний: «Как от человека рождается человек, а от животного —

животное, так и от хороших родителей может произойти только

Аристотель, Политика, II, 3, 8.

Платон, Законы, 747, с.

Аристотель, Политика, V, 97.

Тесная связь этих выводов Аристотеля с государственной практикой

современных философу Афин была ясна уже в XVII в. Гоббсу. См. Г о б б с,

Левиафан, Соцэкгиз, 1936, стр. 176.

16 Г. Е. Жураковский ( 241

хорошее потомство. Природа зачастую стремится к этому, но

достигнуть этого не может» *.

Переходя к вопросам воспитания малолетних, Аристотель

останавливается мимоходом на тех вопросах, которые послужили

предметом более пространного изложения Платоном в «Законах»

и отчасти в «Республике».

JL Так, он указывает на важность для маленьких детей в гигие-

^нических целях движения в раннем^ возрасте, а также и вообще

Й закаливания их хрупкого тела (купанье в холодной воде и т. д.).

По его мнению, отнюдь не следует мешать громкому плачу и кри-

1ку детей, так как и то и другое является для них «своего рода

f гимнастикой». В целях же физического развития более взрослого

Гребенка — нужно всемерно поощрять детские игры.

I Поскольку в идеальном государстве Аристотеля допускается

существование семьи., постольку до семи лет ребенок воспиты-

вается в семейной обстановке. Эта семейная обстановка пред-

стает в сознании Аристотеля в традиционных греческих формах:

v «И жена и дети должны находиться в подчинении у отца семьи.

Это следует из того, что мужчина по своей природе, исключая

лишь те или иные анормальные отклонения, более призван к ру-

ководительству, чем женщина»

Деятельность семьи должна контролироваться особыми госу-

дарственными чиновниками — педонимами. «Педонимам следует

, наблюдать вообще как за тем, как проводят время дети, так же и

за тем, чтобы

они

как можно меньше оставались в обществе рабов».

В круг их обязанностей входит равным образом отбор детских рас-

сказов и сказок. «Все это должно служить как бы преддверием для

последующих занятий, поэтому и игры детей должны подраж!ть

тому, чем они будут заниматься всерьез впоследствии».

Впрочем, в этих советах Аристотель не всегда находится

|в прямой зависимости от Платона, как можно-предположить по

• вышеприведенным замечаниям. (Гак, например, по вопросу о

применении игр при обучении, он, в противоположность Платону,

Аристотель, Политика, I, 2, 19. Впрочем, см. там же, IV, 6, 3.

А ристотель, Политика 1, 5. В этой же главе Аристотель заме-

чает: «Поэт сказал о женщине — «Убором женщины молчанье служит».

Это в одинаковой степени должно быть приложимо ко всем женщинам вооб-1

ще.

но к мужчине оно уже не подходит». В данном случае Аристотель имеет

в виду Софокла («Эант», 293), ср. там же, I, 2, 12 и VII, 3, 4. Если в первом

• из указанных мест «Политики» устанавливается как жизненный вакон

правомерность властвования мужчины и подчинения женщины, то во втором

речь уже идет о неизмеримом превосходстве природы первого — над при-

родой второй: «... для того, чтобы поступать в своей деятельности прекрасно,

нужно отличаться [от себе подобных] настолько же, насколько отличается

мужчина от женщины, отец от детей, господин от рабов...» К этому же во-

просу Аристотель возвращается несколько раз и в «Этике», отстаивая подчи-

нение жены мужу, хотя и не безусловное, но ограниченное рядом традицион-

ных норм. См. А ристотель, Этика, V, 10 и VIII, 12. После всего ска-

ванного становится понятным —почему Аристотель обходит молчанием

допросы женского образования, полагая, конечно, в данном случае необ-

ходимым и достаточным —следовать установившимся в Афинах традициям.

242

утверждает: «Когда учатся, то не играют», ибо «молодых людей^

следует воспитывать «не для забавы».

Ребенок-мальчик остается в семейной обстановке до семи лет;

начиная с этого времени дело воспитания переходит в руки го-^

сударства. Промежуточною ступенью между первым и вторым';

периодом является время от пяти до семи лет жизни ребенка:

«По истечении пятилетнего возраста следующие два года, до семи|

лет, дети должны уже присутствовать на уроках по тем предме-1

тал*,

которые им потом придется изучать самим». ^

у Государственному воспитанию Аристотель придает громадное

значение:

«Вряд ли кто будет сомневаться в том, что законодатель дол-

жен отнестись с исключительным вниманием к воспитанию моло-

дежи, так как в тех государствах, где этот предмет находится в

пренебрежении, и самый государственный строй терпит от того

ущерб. Ведь для каждой формы государственного строя соответ-

ственное воспитание — предмет первой необходимости».

Эта государственная точка зрения приводит Аристотеля к убеж~1

дению в необходимости*установить единообразное воспитание для{

всех полноправных граждан. Заботы же о подрастающем поколе-!

нии неполноправных граждан, конечно, не включаются Аристов

телем в круг обязанностей законодателя:

У «Так как все государство в его целом имеет в виду одну ко-

нечную цель, то, ясно, для всех граждан нужно тождественное

воспитание, и забота об этом воспитании должна быть заботой

государственною, а не делом частной инициативы. Теперь вся-

кий печется о воспитании своих детей по-своему, каждый и учит

их по-своему, как ему вздумается. На деле же то, что имеет в виду

общий интерес, должно быть и делаемо сообща. Не следует сверх

того думать, будто каждый гражданин сам по себе; нет, все граж-

дане принадлежат государству, потому что каждый из них яв-

ляется частицей государства. А забота о каждой частице, есте-

ственно, должна иметь в виду попечение о всем целом, вместе

взятом»

К сбж'алению, в отрывочном изложении восьмой книги «По-

литики» мы не находим всестороннего развития и обоснования

этих мыслей, но на них останавливается Аристотель ранее, а

именно в V книге «Политики». Там мы читаем: ^Самое важное из'

всех указанных нами средств, способствующих сохранению ro-j

сударственного строя, средств, которыми ныне все пренебрегают,

это — воспитание [юношества] в духе соответствующего государ-!

ственного строя. Никакой пользы не принесут самые наиполезныеj

законы, единогласно всеми лицами, к государству причастными,

одобренные, если граждане не будут приучены [к государствен-

ному порядку], если они не будут в духе его воспитаны,-т. е.

если основные законы государства— демократические * » духе

демократии, олигархические — в духе олигархии: ведь если \

Аристотель, Политика, VIII, I, 1—2.

16*

243

не дисциплинирован один, не дисциплинировано и все государ-

ство»

' Рассматривая круг предметов начального образования, Ари-

стотель устанавливает четыре основных предмета: грамматику,

гимнастику, музыку и иногда рисование. В своем дальнейшем

[ изложении он не выходит из этого круга, но частично подвергает

i его всестороннему анализу.

^Вопрос о последовательности преподавания этих предметов

разрешается Аристотелем на основании его психологии и этики.

Если, как уже указывалось, главнейшею основою человече-

ского сознания при его относительном единстве является разум

с его чисто теоретическою деятельностью, то все же этот разум

развивается постепенно, и это развитие находится в прямой зави-

симости от практической деятельности, от развития воли.

^ «Должно ли начинать воспитание с воспитания рассудка

или с воспитания навыков? — ставит вопрос Аристотель, ис-

ходя из этих предпосылок, и разрешает его в согласии с ними.

И то и другое воспитание должно наисовершеннейшим обра-

зом гармонировать одно с другим, так как не исключена возмож-

ность, что разум впадает в ошибку при определении высшей цели,

и то же самое может произойти при воспитаний навыков». Итак,

забота о теле должна предшествовать заботе о душе, а затем, после

тела нужно позаботиться о воспитании наклонностей, с тем, чтобы

воспитание их послужило воспитанию ума, а воспитание тела —

воспитанию души». Тем самым определяется и порядок изучаемых

предметов: «Отсюда следует, что мальчиков должно (прежде

всего) отдавать в руки учителей" гимнастики и педотрибов: первые

приведут в надлежащее состояние их организмы, а вторые будут

направлять соответствующим образом их*занятия гимнастикой».

Выдвигая, таким образом, физическое воспитание на первое —

в смысле временной последовательности — место (в противопо-

ложность Платону и обычной практике эллинской школы), Ари-

стотель в то же время резко осуждает известную ему спартанскую

воспитательную практику: «Они (спартанцы) постоянными тяже-

лыми упражнениями обращают детей в своего рода диких живот-

ных, поступают они так в том расчете, будто бы Зто всего более

полезно для развития мужества. Однако, как на это часто было

указываемо, не следует обращать все свои заботы на одну эту

цель». Аристотель я здесь выдвигает критерий прекрасного:

j«B.

воспитании первую роль должно играть прекрасное, а не дико-

животное».

Аристотель, Политика, V, 7, 20. Эти же мысли Аристотель

пространно развивает в «Этике» (X, 10). Там, между прочим, мы читаем:

«Трудная вещь—в молодости получить правильное воспитание, ведущее к

добродетели, если не живешь в соответственных законах: ибо для боль-

шинства людей неприятно жить благоразумно и воздерживаться, в осо-

бенности же для молодых, поэтому-то телесное воспитание и занятия дол-

жны быть определены законами: что привычно, то перестает быть непри-

ятным... Ясно, что для общественного воспитания необходимы законы, а

для хорошего необходимы хорошие законы».

244

Этот же критерий заставляет Аристотеля выступить и против

обычая, распространенного, по его утверждению, во многих гре-

ческих государствах, на основании которого «стремятся придать

гимнастическому образованию «атлетическое» направление и

тем самым калечат фигуру детей и мешают их естественному

росту».

В защиту своей мысли Аристотель выдвигает любопытное

доказательство. Рассматривая списки победителей на Олимпий-

ских состязаниях, он отмечает, что «в этих списках редко встре-

тишь двух-трех одних и тех же лиц, одержавших победы в бытность

их мальчиками, а затем взрослыми мужами. Это объясняется тем,

что молодые люди от постоянных непосильных гимнастических

упражнений теряют свои силы».

Эти имеющие конкретный характер положения VIII книги

«Политики» в «Этике» обобщаются и рассматриваются с точки

зрения исходных этических норм. Одной из них является утвер-

ждение, что «добродетель есть известного рода середина, по-

скольку она стремится к среднему». В силу этого «каждый

знающий человек избегает излишества и недостатка и стремится

к середине и избирает ее, и притом середину не по отношению к са-

мому предмету, а по отношению к себе. Если всякая наука тем

путем достигает хороших результатов, что имеет в виду середину

и к этой середине направляет свои действия (поэтому-то обыкно-

венно и называют те результаты совершенными, от которых

нельзя ничего ни отнять, ни прибавить, так как совершенство уни-

чтожается избытком и недостатком, а сохраняется серединой),

и если хорошие техники (артисты) работают, как мы сказали,

имея в виду середину, и если добродетель выше и лучше всякого

искусства, то и она точно так же как и природа, должна стре-

миться к середине»

1 Заключительные выводы из этих общих положений в «Этике»

те же, что и в «Политике»: «Слишком усиленное или недостаточное

занятие гимнастикой губит телесную силу, точно так же и недо-

статочная или излишняя пища и питье губят здоровье, вто время •

как пользование ими в меру рождает, сохраняет и увеличивает

здоровье»

. v ч~/

{ По вопросам преподавания грамоты и рисования Аристотель

ограничивается краткими замечаниями.

Он отмечает утилитар-

ное значение этих предметов, но не это должно являться главным

побуждением в занятиях ими («вообще искать повсюду лишь одной

пользы всего менее приличествует людям высоких душевных ка-,

честв и свободнорожденным»). Д

^Главное значение этих предметов, по мысли Аристотеля, сво-

]

дится к тому, что они являются ступенью и необходимою пред- у

посылкою: грамота — к изучению сложных дисциплин, а рисррд-

ние — к изощрению глаза и достижению физической красоты..,/

Аристотель,. Этика, II, 5. Ср. Демокрит «Прекрасна надле-

жащая мера во всем» (472).

"Там ж е, 2, 5.

245

Ограничиваясь этими общими соображениями по вопросам

преподавания грамоты и рисования, Аристотель, наоборот, об-

ращает такое усиленное внимание в «Политике» на преподавание

музыки, что эта непропорциональность дает повод некоторым ис-

следователям предположить, что в данном случае мы имеем в тек-

сте «Политики» внесенный в нее фрагмент из специального трак-

тата по музыке.

Эта часть «Политики»

обвеяна настолько ярким местным

греческим колоритом и является настолько устаревшею срав-

нительно с современною теориею музыки, что многое в ней ос-

тается для нас не вполне ясным.

Усиленное внимание Аристотеля к музыке — понятно. Ведь

Аристотель неоднократно подчеркивает, что «досуг служит основ-

ным принципом всей нашей деятельности». Но досуг без музьши

не может удовлетворить грека уже времени Гомера: не напрасно

цитирует Аристотель стих «Одиссеи» (XI—7): «Гости в домах

рядом по чину сидят, песнопевцу внимая», а далее вспоминает

строки Мусэя, мифического певца еще догомеровской Греции:

«Смертным петь всего приятней».

Но этой целью — доставить возможность прекрасного время-

препровождения — не исчерпывается педагогическое значение

музыки. Это значение подтверждают и соображения этического

порядка. Дело в том, что «музыка оказывает известного рода влия-

ние на наши моральные качества». Ведь, «так как музыка отно-

сится к области приятного, добродетель же состоит в [восприятии

нами] надлежащей радости, любви и ненависти, то, очевидно,

ничто не следует так ревностно изучать и ни к чему не должно

в такой степени привыкать, как к тому, чтобы уметь правильно

судить о благородных характерах и прекрасных поступках и до-

стойно радоваться тем и другим. Ритм и мелодия содержат в себе

ближе всего приближающиеся к реальной действительности ото-

бражения гнева и кротости, мужества и умеренности и всех про-

тивоположных им свойств, а также и прочих нравственных ка-

честв. Это ясно из опыта: когда мы воспринимаем нашим умом

ритм и мелодию, у нас изменяется душевное настроение. При-

вычка же испытывать горестное или радостное настроение при

восприятии того, что подражает действительности, ведет к тому,

что мы начинаем испытывать те же чувства и при столкновении

с [житейской] правдой».

Сравнивая этическое воздействие, производимое музыкой и

живописью, Аристотель решительное предпочтение в этом от-

ношении отдает музыке. Ведь в картине мы имеем «не действитель-

ное подобие этических свойств, но воспроизводимые путем ри-

сунка и красок фигуры суть скорее лишь внешние отображения

этих свойств, поскольку они отражаются на внешнем виде чело-

века, когда он приходит в состояние аффекта... напротив, что

касается мелодий, то уже в них самих содержится воспроизведе-

Аристотель, Политика, VIII, 4—7,

246

яле характера. Это ясно из следующего: музыкальные лады суще-

ственно отличаются друг от друга тем, что при слушании их у нас

является различное настроение, и мы далеко неодинаково отно-

симся к каждому из них. Из всего вышесказанного следует, что

/ ]у!узыка способна оказывать известное воздействие на этическую

' сторону души, и раз музыка обладает такими свойствами, то,

очевидно, она должна быть включена в число предметов воспита-

ния молодецки»)

Наконец, третьим обоснованием, приводящим к тому же

выводу, — признанию необходимости обучать музыке с дет%тва,

являются соображения психологического порядка. Если у гар-

монии и ритмики имеется какое-то природное «сродство» с чело-

веческим сознанием («почему одни из философов и утверждают,

что сама душа есть гармония, а другие говорят, что душа носит

гармонию в себе»), то больше всего обучение музыке должно

«подойти к самой природе (отроческого) возраста: в молодом воз-

расте люди не склонны по доброй воле налегать на что-либо им

неприятное, а музыка как раз, по своей природе, принадлежит

к числу таких предметов, которые доставляют приятное».

Итак, музыку необходимо ввести в круг предметов, изучаемых

в детстве.

Такой вывод, однако, не разрешает еще вопроса, — нужно ли

молодежь учить играть на тех или иных музыкальных инструмен-

тах или достаточно предоставить им возможность «слушать, как

играют и поют другие, и при этом должным образом радоваться

и быть в состоянии составить себе правильное суждение (об испол-

няемых пьесах)». Ведь, защитники последнего взгляда могли бы

сказать: «Мы можем иллюстрировать высказываемые нами сооб-

ражения, обратившись к рассмотрению существующего у нас

представления о богах: у поэтов Зевс сам не поет и не играет на

кифаре; тех же, кто занимается этими искусствами, мы назовем

профессиональными ремесленниками, и заниматься ими мужу мы

считаем неподобающим делом, исключая только те случаи, когда

он выпил или играет и поет в шутку».

Оставляя в стороне ссылку на обычай олимпийцев, Аристотель

спешит доказать, что изучение игры на каком-либо инструменте

вовсе не означает подготовку к профессиональной деятельности

музыканта. И по тому вниманию, с которым он относится к этому

возражению, очевидно, каким тягостным обвинением считает он

возможность сближения своего свободнорожденного воспитанника

с ремесленником, и какую непроходимую пропасть стремится он

вырыть между тем и другим. «Мы исключаем [из программы и вое-

питания] профессиональное обучение игре на музыкальных ин-

струментах, как и вообще все занятия [носящие такой характер].

Под профессиональным же обучением мы понимаем такое обуче-

ние,

которое имеет в виду подготовить музыкантов для состяза-

ний: изучающий музыку с такой профессиональной точки зрения

занимается ею не ради своего усовершенствования и добродетели,

но ради того, чтобы доставить удовольствие своим слушателям.

247

А такая цель занятия музыкой — цель грубая; поэтому-то мы и

полагаем, что такие занятия—дело не свободнорожденных людей,

но наемников, и что эти занятия обращают людей в ремесленни-

ков потому, что та цель, которую они имеют при этом в виду,—не-

годная цель».

В то же время, однако, Аристотель подчеркивает необходимость

того,

чтобы «сами юноши умели петь и играть на музыкальных ин-

струментах», ибо «во всяком случае не может подлежать сомнению,

что для развития человека в том или ином направлении, далеко

не безразлично, будет ли он сам изучать на практике то, или иное

дело.

Само собой разумеется, невозможно, или, во всяком случае,

трудно стать основательным судьею в том деле, в совершении

которого сам не участвовал...»

Чтобы окончательно убедить сомневающихся в том, что он не

заслуживает упрека в сближении своих воспитанников с пре-

зираемыми ремесленниками, Аристотель спешит решительно за-

явить, «когда они [дети] станут старше, они должны эти занятия

оставить, зато они будут в состоянии судить о прекрасном и испы-

тывать надлежащую радесть, благодаря урокам, полученным ими

I в молодости».

V ~ "Итак, музыкальное образование только тогда примет до стой-

•; ные избранной молодежи формы, когда «молодые люди не будут

J напряженно заниматься им, с целью принимать затем участие

I в профессиональных состязаниях...», но когда оно будет направлено

/ к тому, «чтобы дать возможность молодым людям наслаждаться

' красотой мелодии и ритма».

Что касается музыкальных инструментов, то Аристотель тре-

бует изгнания флейты и1кифары и вообще всех тех инструментов,

«на которых играют профессиональные музыканты».

В заключение Аристотель рассматривает вопрос о музыкаль-

ных ладах и ритмах «как вообще, так и в приложении к воспита-

нию».

В основном он следует установкам раннего Платона, призна-

вая вслед за ним особенное значение дорийского лада («молодежь

надлежит предпочтительно воспитывать на дорийских мелодиях»),

но допускает наряду с последним также и лидийский лад как со-

действующий «развитию благопристойности и благовоспитан-

ности».

Седьмая книга «Политики» заканчивается установлением пе-

риодов воспитания, сообразцо со ступенями возраста, но в даль-

нейшем этим делением Аристотель совершенно не пользуется:

/ «Ёсе воспитание должно быть разделено по ступеням возраста на

\ два класса: 1) от семилетнего возраста до наступления половой

зрелости и 2) от наступления половой зрелости до 21 года».

Все вышеизложенные педагогические воззрения Аристотеля

следует отнести, конечно, к вопросам элементарного образования.

Вопросы образования повышенного характера в «Политике»

и «Этике» им совершенно не затронуты, если не считать нескольких

случайных указаний.

248

К числу этих указаний в «Этике» относится важное замечание,

что только та деятельность (и, между прочим, деятельность соеди-

ненная с процессом изучения чего-либо) может быть успешной,

которая связана с удовольствием, радостью, проистекающими из

самой деятельности^Правда, это замечание можно отнести ко все-

му процессу обучения — независимо от возрастов, но Аристотель

особенно настаивает на нем, применительно к высшим ступеням

обучения (/(соответственное наслаждение усиливает деятельность,

ибо люди, работающие с наслаждением, лучше судят о частностях

и точнее их выполняют, например: геометрами становятся те,

которые наслаждаются геометрическими задачами, и они лучше

вникают в каждую частность; подобным же образом любящие

музыку и любящие архитектуру и тому подобные занятия будут

предаваться своему делу, наслаждаясь им. Таким образом, на-

слаждения усиливают деятельность»),\

связи с этим рассужде-

нием находится любопытная мысль Аристотеля об одновремен-

ной несовместимости двойного рода занятий

—

по вопросам, увле-

кающим изучающего, и по тем, к которым он является вполне

равнодушным: «Более приятная деятельность уничтожает другую,

тем более, чем больше разница относительно наслаждения, так

что становится невозможным заниматься другим делом. Поэтому,

наслаждаясь чем-либо, мы не в состоянии заниматься другим, и,

наоборот, мы боремся за что-либо другое, если наше дело мало

нам нравится»

В «Политике» к подобным указаниям относятся две-три бро-

шенные Аристотелем мимоходом фразы, относительно возмож-

ности посещения молодыми людьми театра: «Законом должно*

быть воспрещено молодым людям присутствовать в качестве зри-

телей на представлениях ямбов и комедий до тех пор, пока они не

достигнут возраста, в котором им дозволено принимать участие

в сисситиях и в попойках» . (Из этого положения следует также тот.

вывод, что дети и подростки не допускаются Аристотелем на сис-

ситии.) Аристотель не решается, подобно Платону, изгнать со

сцены комедию, за исключением, впрочем, «неприличных пьес»,

которых, как и «выставок непристойных картин», «не должно доз-

волять», но он рассчитывает на то, что «полученное (молодыми

людьми ко времени допущения их на сисситии) воспитание сде-

лает всех их невосприимчивыми к проистекающему от подобного

рода зрелищ вреду». *

В силу яркости первых впечатлений воздействие театра на

молодежь нужно считать весьма значительным. Признавая это,

Аристотель обещает всесторонне рассмотреть в «Политике» во-

прос:

«Не следует ли вообще воспретить [молодежи посещать театр],

а есл!а этого делать и не следует, то каким путем можно обойти

встречающиеся при этом различного рода спорные пункты»,

но обещания этого не выполняет.

А р и с т о т'е л ь, Этика, X, 5.

2»

4 Что Аристотель допускал в своем идеальном государстве про-

ведение молодежи через особую, кратковременную специально-

физическую тренировку, соответствующую афинскому эфебству,

..явствует из указаний четвертой главы VIII книги «Политики»:

«После того, как по достижении возмужалости, три года будут

, посвящены на усвоение остальных предметов воспитания, умест-

но в следующий затем период возраста подвергнуть воспитывае-

мых как более тяжелым работам, .так и принудительному питанию.

I Во всяком случае, не следует одновременно заставлять слишком

i напряженно работать и интеллектуальные и физические силы;

\ напряжение и тех и других, естественно, производит диаметрально

) противоположное действие, а именно: физическое напряжение

\ препятствует развитию интеллектуальных сил, напряжение интел-

^лектуальное — физических». Впрочем, своему государству Ари-

стотель ставит цели несколько отличные от тех, которые обычно

преследовали в своей внешней политике греческие города-госу-

дарствд^Ю военной же выправке граждан нужно заботиться не

ради того, чтобы они поработили недостойных [свободы], но для

того,

чтобы прежде всего они сами не попали в рабство к другим,

затем, чтобы они стремились достигнуть гегемонии на пользу

подвластным, а не ради приобретения «деспотической» власти над

всеми, наконец, в-третьих, чтобы они стремились к «деспотиче-

^скдй» власти только над теми, кто достоин быть рабом».

Если совлечь с этих туманных рассуждений скрывающие их

суть пестрые покровы, основная мысль Аристотеля предстанет

в простых формах. Аристотель рекомендует греческим общинам,

сохраняя по возможности, согласие внутри греческого мира,

направить свои силы и внимание на порабощение варваров, кото-

рые ведь «по природе рабы», т/е. рекомендует защищать ту про-

грамму действий, которую стремился реализовать его ученик

Александр.