Жураковский Г.Е. Очерки по истории античной педагогики

Подождите немного. Документ загружается.

Доброе начало души в условиях земного существования сохра-

няет смутные воспоминания о далеком и прекрасном мире идей»

который был доступен человеческой душе до рождения. Неясное

томленые и глубокая тоска охватывает человека. Он напряженно

всматривается в мир земного бытия, ища в нем хотя бы слабых

отражений мира идей. Эти отражения рассеяны всюду, но они

неопределенны, неуловимы и расплывчаты.

Если человек ра протяжении своего земного бытия сможет

воспринять эти рассеянные элементы и .тем вызвать в своей

душе отчетливое воспоминание о мире идей — он стоит на прямой

дороге к своему спасению. Обаяние мира идей снова приобретает

над ним свою власть, под могущественным воздействием этого мира

добрая часть души возвращается к своему господствующему поло-

жению. Мудрец начинает прогревать, что земное бытие лишь вре-

менный этап на пути к приобщению к миру идей. Это эемное бы-

тие все более становится для него призрачным, и сквозь его слу-

чайные черты он уже в условиях человеческого существования

может провидеть тот мир идей, слияние с которым ждет его после

смерти.

Учитывая эту концепцию Платона, мы можем понять то, что

он утверждает в «Федоне»: «Люди, истинно преданные филосо-

фии, ничего другого не имеют в виду, как только умирать и уме-

реть так как занятие философов в том и состоит, чтобы отре-

шать и отделять душу от тела» *.

Пути приобщения мудреца к миру идей изложены Платоном

в его «Пире».

Для уразумения этих путей нужно учесть то значение, какое

имеет идея красоты в общей системе мировоззрения Платона:

эта красота в ее земном воплощении благодаря остроте человече-

ского эрения является мостом, соединяющим человека в его зем-

ном бытии с далеким миром идей.

Данная мысль Платона находит свое отчетливое выражение

в «Федре»:

«Что же касается красоты, то, как мы сказали, она сияла

вместе с идеями того мира; пришедши сюда, мы нашли ее в сильном

блеске благодаря самому ясному из наших чувств. Зрение у нас

самый острый из органов чувственного восприятия, но оно не ви-

дит мудрости; она возбуждала бы сильную любовь, если бы был

доступен зрению какой-нибудь ее образ, тоже и остальные идеи,

достойные любви. Теперь же только красота обладает свойством

наибольшей ясности и привлекательности»

Платон, Федон, IX; ср. Платон, Государство, VI, 490, в.

Платон, Федр (250, с, д), перев. Н. Мурашева, М. 1904. Дальней-

шие цитаты из «Федра»

—

по этому переводу. На основании изложенного мы

можем признать, что Н. Stoeckert («Der Wandel der Bildungsidee von Plato

bis in die neuzeitliche Schulreform», 1928, 5-* 6) едва ли прав, утверждая:

«Der Schillersche Vers «Was wir als Schunheit hier empfunden, wird einst als

Wahrheit uns entgegengehn» gilt fur Plato in seiner Umkehrung: Was wir als

wahr d. h. vernunitgemass hier erkannt, wird uns im Jenseits in voller Schon-

181

После этих пояснений «Федра» нам становятся совершенно

понятными соответствующие замечания Платона в «Пире»:

V«TOT,

кто желает правильным путем притти к этой цели,

должен уже с ранних лет иметь дело

прекрасными телами и, преж-

де всего, если только он правильно руководится, любить одно су-

щество и оплодотворять его прекрасными речами

; затем он дол-

жен сообразить, что красота, находящаяся в одном каком-нибудь

теле,

сродни той красоте, которая находится в^сех других телах,

и, если бы ему пришлось преследовать ксЛкретную красоту,

то было бы большою ошибкой не считать ее одной и той же во всех

внешних проявлениях. Когда же он дойдет до такого понимания,

он должен полюбить всякие прекрасные формы, а страсть к одному

человеку бросить, презирая ее и считая за мелочь. И тогда уже

он должен душевную красоту ценить гораздо выше, нежели красоту

телесную, и тогда тот, кто был бы одарен хорошей душой и даже

не обладал бы значительными физическими достоинствами, мог бы

привлечь его любовь и заботы и вызвать его на обмен с собой та-

кими речами, которые облагораживают молодых людей. Таким пу-

тем он по необходимости придет к созерцанию красоты, которая

состоит в исполнении своих обязанностей и соблюдении требований

и законов,и тогда он уразумеет,что прекрасное везде тождественно,

и тогда красота формы не будет для него чем-то значитель-

ным.^

от рассмотрения этих занятий идеальный руководитель

поведёт своего воспитанника к наукам, чтобы он узрел также

и красоту познаний, и, смотря на красоту во всей ее широте,

не был бы рабом какой-нибудь отдельной красоты, любя или кра-

соту какого-нибудь мальчугана, или мужа, или занятия и, служа

ему, не сделался бы плохим и малодушным, но чтобы он устремлял

свои взоры в бесконечную даль всего прекрасного и, созерцая ее,

производил бы в изобилии прекрасные речи

мысли в неизмеримом

стремлении к мудрости, пока, наконец, окрепши и усовершенство-

вавшись здесь, не узрел бы единой науки, которая есть наука

о всеединой красоте»

Психологические основы образования. Ознакомление с метафи-

зическими предпосылками педагогической системы -Платона ведет

нас к пониманию его учения о познании, которое также, конечно,

стоит в непосредственной связи с данной системой. В основе этого

учения лежит утверждение, что, по существу, всякое приобретение

heit unci Klarheit erstrahlen». В действительности, строки Шиллера отчетливо

выражают подлинный путь «восхождение» Платона. Ср. Платон, «Фи-

лёб», 65,а, и «Государство», VII, 517, с.

Важным дополнением к этому месту иэ «Пира» являются следующие

строки «Государства» (III, 403, в, с):

«Очевидно, ты такой закон и установишь в устраиваемом тобой городе,

чтобы любовник целовал своего любимца и обращался с ним и прикасался

к нему, как к сыну, ради красоты, если ему удастся склонить его к такой

любви; вообще же он должен так относиться к тому, кем он пленен, чтобы не

могло возникнуть подозрения, будто их отношения заходят дальше этого:

иначе он подвергнется упреку, как человек, чуждый музыке и красоте».

Платон, Пир, XXVIII.

182

новых знаний является лишь процессом воспоминания того,

что человеческая душа знала в эпоху своего до земного бытия.

К этой мысли Платон возвращается неоднократно, но, может быть,

нигде эта мысль не нашла такого отточенного выражения, как

в «Меноне»:

«Если душа, —читаем мы там, — будучи бессмертною... все

видела и эдесь и в преисподней, так что нет вещи, которой бы она

не знала, то неудивительно, что в ней есть возможность припоми-

нать и добродетель и другое, что ей известно было прежде. Ведь

так как в природе все имеет сродство, и душа знала все вещи,

то ничто не препятствует ей, припомнив только одно, а такое

припоминание люди называют наукой, — отыскивать и прочее,

лишь бы человек был мужествен и не утомлялся исследованиями.

Да и в самом деле, исследование есть совершенное воспоминание»

Не следует думать, что Платон в данном случае разумеет

под наукой только тот венец человеческих знаний, который,

согласно с вышеприведенной цитатой из «Пира», он воспринимал

как «науку о всеединой красоте». Вовсе нет. Дело идет в данном

случае о всей многообразной возможной совокупности челове-

ческих 8наний. В том же «Меноне» Платон стремится доказать

истинность этого положения, так сказать, экспериментальным

путем. Сократ приглашает проверить бесспорность априорности

знаний на опыте: в присутствии своих учеников и друзей он застав-

ляет путем ряда наводящих вопросов, обращенных к мальчику,

вовсе не знающему счета, высказать ряд геометрических довольно

сложных положений. Ни Сократ, ни его слушатели при этом не

обращают внимания на внутреннюю «порочность» поставленных во-

просов, поскольку в них в скрытой форме даны уже и ответы.

Несмотря на это, успех испытания кажется Сократу вполне есте-

ственным:

«[Ведь] если в то время, Когда он [испытуемый] был, но не был

человеком, долженствовали находиться в нем истинные мнения,

которые будучи возбуждаемы посредством вопросов, становятся

познаниями, то душа его не будет ли познавать в продолжение

всего времени»

(подразумевается — пока идет обучение посред-

ством вопросов).

Учение Платона о познании, важный краеугольный камень

его системы, вне понимания которого мы не можем подойти вплот-

ную и к его педагогическим взглядам. Более детальное ознаком-

ление с этим учением достижимо лишь в условиях внимания

к одному из основных произведений Платона, каким является

его диалог «Теэтет», специально посвященный теории познания.

Попутно придется использовать и другие* диалоги философа.

Путь истинного познания, по Платону, имеет многоступен-

чатый характер.

Первою хт^цешоо.^яБляется познание на основе простые.чув-

ственных, восприятий. Именно к этому сводил, как известно, сущ-

Платон, Менон, 81 и ел.

183

ность познания уже Протагор, и против него и обращает прежде

всего платоновский Сократ в «Теэтете» острие своей критики,

анализируя этот вид познания во второй части диалога (151,е—

187,а) и утверждая, что посредством ощущений нельзя дойти

до постижения истинных сущностей [идей] вещей и явлений,

поскольку последние недоступнывнешнему восприятию. Конечным

выводом из этих утверждений является признание того, что истин-

ное знание «придется искать не в чувственном восприятии вообще,

а в определении такого состояния души, в котором она бывает,

когда она сама по себе непосредственно занимается рассмотре-

нием сущего» 1.

Такое заключение дает возможность Платону перейти к анализу

определения знания как «истинного мнения или представления».

Последнее уже приближается к сущности истинного знания,

но не является еще таковым, поскольку имеет дело с тем, что ка-

жется, а не с тем, что есть в действительности (ататтцлг))

Мнение может колебаться, знание всегда верно самому себе.

Мнение доступно всем людям, знание только богам, а из лю-

дей — лишь небольшому числу избранных.

Мнение имеет своим объектом символы чувственного мира,

истинное же знание ведет к подлинным реальностям и контро-

лируется только разумом на основе сравнения чувственных вос-

приятий и тех возникающих под их воздействием далеких воспо-

минаний, которые растут из глубин памяти, как образы из полу-

" забытого мира идей

Мнение внушает и заставляет верить.

Знание убеждает и ведет к истинному созерцанию.

Как мнение, так и знание могут быть двоякими:

Мнение распадается на «догадку» (erAajia) и на «веру» (man;)

—

мнение ложное и мнение истинное.^ Ложное мнение является

ошибкой восприятия, которое можно сравнить с тем, что мы,

смотря в зеркало, путаем правую и левую стороны.

Истинное мнение, хотя, как указано выше, и не является по-

стижением истинно сущего, не совершает столь- значительных

ошибок

Платон, Теэтет, 187, 1936. Дальнейшие цитаты из «Теэтета» даны

в этом издании.

Платон, Теэтет,

187,

—

210,

в,

см. также Платон, Государ-

ство,

VI, 509.

Припомним вопрос Сократа в «Федоне» (XX), на который его собе-

седник, Симмий, спешит дать утвердительный ответ: «Если мы, как я думаю,

получив, знание до рождения и потеряв его через рождение, потом при по-

средстве чувств, снова приобретаем знания, которые имели когда-то прежде,

то не будет ли то, что мы называем учением, возобновлением присущего нам

знания и, говоря, что это есть припоминание, не выражаемся ли мы пра-

вильно?»

* Из беседы Диотимы и Сократа в «Пире» Платона (XXII): «Неужели ты

полагаешь, что все, что не прекрасно, должно быть непременно безобразно?—

Конечно так. — Неужели же и то, что не мудро, есть непременно и неразум-

но? Разве ты не замечал, что между мудростью и неразумием есть нечто

среднее?—Что же это такое?—Разве ты не знаешь, что правильное представ-

184

Знание, как то устанавливает Платон в VI и VIII книгах

«Государства», в свою очередь распадается на познание посред-

ственное, достижимое, например, в процессе изучения математики,

(gtavota) и на чистое, разумение, непосредственное созерцание

идей (voijatc)

Это деление и дает нам возможность притти к определению

«истинного знания» по Платону, поскольку такого определения

сам Платон не дает в «Теэтете»: знание есть постижение мира

идей, посредством Stavota и vor^atc.

Выдвигая свое новое учение о познании, Платон не полеми-

зирует с «историческим» Сократом, наоборот — он влагает это

новое учение в уста любимого учителя. Тем не менее, последнее

оказывается построенным на совершенно иных началах, чем

у Сократа. ,

Целью познауция,..Ш) Сократу, является самопознание^ которое \/

неизбежна ведет к реализации..в жизни начала -добра,-.т. а^кхча- г

стью,

целью познания для избранных, по Платону, является по-

знание объективно, вне человеческого сознания существующего

мира идей. *

При этом Платон выходит за границы упрощенного учения / /

Сократа, согласно которому могут существовать только «незна- /

ние» и «знание» без промежуточных этапов и устанавливает ряд

промежуточных ступеней между незнанием и полным знанием.

В силу этого в процесс познания вносится понятие длительности

во времени, не игравшее какой-либо роли в построениях Сократа.

В условиях такой длительности большое значение имеет, конечно,

и самоуглубление, и самопознание, но последние являются в дан-

ном случае только средством, а не целью, как у Сократа.

При этом самопознание проходит через ряд фаз: человеку нужно

прежде всего определить, в каких взаимоотношениях находятся

в его сознании тройственные элементы души, искалеченные самим

фактом рождения, далее ему нужно последовательно и упорно

укреплять разумную часть души путем непрестанного усиления

ее связей с миром идей и при помощи подчинения ее власти двух

мятежных началудуши. Это подчинение достигается уже не только

в процессе познания, но и путем долгих упражнений. Их совокуп-

ление, даже

не

имеющее за собой доводов, не есть

ни

знание,—

ибо

как могло

бы необоснованное доводами дело быть знанием, — ни незнание, ибо как дело,

касающееся истины, могло бы быть невежеством? Поэтому правильное пред-

ставление есть нечто среднее между глупостью и разумностью».

Говоря в кн. VIII «Государства» (533,е — 534,а) о «диалектическом

методе», ведущем через ряд «промежуточных ступеней к истинной «науке»,

Платон так характеризует взаимоотношения этих" ступеней: «согласимся

же...

первую часть называть наукой, вторую рассуждением, третью верой,

четвертую догадкой и две последние вместе мнением, а две первые вместе

знанием; мнение имеет дело со становлением, внание же с бытием, и как бытие

относится к становлению, так знание относится к мнению, и как внание

к мнению, так наука к вере и рассуждение к догадке».

Перев. С. Меликовой. В этом переводе даются в дальнейшем цитаты

из «Государства» и «Законов». Использование других переводов каждый раз

особо оговаривается.

185

ность мы можем назвать воспитанием воли, проблема которого

не могла даже возникнуть перед Сократом.

Такое воспитание воли теснейшим образом переплетается

с ее самовоспитанием. При отсутствии последнего, даже великие

люди, подобные Фемистоклу, Аристиду и Периклу, оказались бес-

сильными передать собственные добродетели своим детям, как то

/ устанавливает Платон в «Меноне» Ч

,/ При этом Платон выдвигает принцип «закаливания». Суть

• ( дела сводится к тому, что молодежь именно следует знакомить в уме-

ренной степени с объектами и явлениями, опасными для ее мораль-

ной устойчивости в случае неумеренности. Таким путем, по мысли

Платона, она с малых лет вырабатывает в себе силу противодей-

ствия искушениям жизни

Сущность воспитания по «Пиру» и «Федру». Изложенное

выше учение Платона о познании и его связанные с этим уче-

р нием выводы о воспитании воли приводят нас к заключению,

что философ должен был придавать исключительное значение

I самому делу воспитания и обучения.

Анализ различных диалогов Платона «только подтверждает

этот априорный вывод.

Так, данное положение прямо устанавливается во второй книге

«Государства», где мы читаем:

«Начало — самое важное во всяком деле, в особенности для

всего молодого и нежного, так как тогда главным образом оно

формируется и на каждого налагается тот отпечаток, какой

хочет наложить на него воспитатель»

Эти утверждения Платона отнюдь не следует истолковывать

в смысле признания им всесилия воспитания.; Учение Платона

о сложности и многообразии, человеческой души, конечно, за-

ставляет его не итти в этом отношении за слишком прямоли-

нейно и несколько упрощенно трактующим данный вопрос

Сократом.

} Воспитание могущественно, но на пути его всесилия стоит

/сложная и многообразная душевная природа человека, в которой

{неразрывно связаны свет и тени, добро и зло.

Допустим даже, что в определенном случае воспитательная

работа с детства шла по пути света и добра.

В результате такого воспитания у нас с детства явятся «неко-

торые мнения о справедливости и прекрасном, под влиянием кото-

рых мы воспитались, как под влиянием родителей, подчиняясь

им и ува?кая их».

Платон, Меноп, гл. XXXII и XXXIII; ср. «Пир», III.

Dantu остроумно называет такую систему приемов педагогической

«гомеопатией» (Н. с, 112). В широком объеме она развертывается в послед-

нем произведении Платона «Законы», где философ рекомендует приучать

(конечно, в умеренной степени) молодых людей к вину и водить их на пи-

рушки, относительно которых заранее известно, что там дело не дойдет

до чувственных крайностей (Платон, Законы, I, 640, d — 641, d).

Платон, Государство, II, 377, а, в; ср. один из ранних диалогов

Платона —«Лахег» (185, а).

186

Но ведь есть и другой образ жизни, противоположный этому,

гулящий много удовольствий, «он прельщает нашу душу и влечет

себе».

Правда, до поры, до времени он «не убеждает сколько-нибудь

оазумных; они уважают отчасти мнения (приобретенные ранее)

i им подчиняются» \ нов некоторых случаях эти обольстительные

злекущие голоса начинают звучать настолько громко, что человек

уюжет забыть обо всех воспитательных заботах о нем и отдаться

новому зову.

Воспитатель должен постоянно иметь в виду возможность по-1/

,)бных «кризисов» и заранее готовить в сознании своего воспи-^

данника преграды, способные противостоять отрицательным влия-

ниям. Это еще более усложняет дело воспитания и делает его еще

более ответственным.

С такой высокой оценкой дела воспитания и обучения нераз-

рывно связаны воззрения Платона на задачи деятельности воспи-

тателя.

Именно он должен в первую очередь заботиться о постепенном

восхождении своего ученика с одной ступени приближения к миру //

*идей на другую, что и является необходимым условием конечного v

успеха.

Установление этой постепенности предполагает, во-первых,

глубокое проникновение «идеального руководителя» в совокуп-

ность объектов изучения, полное овладение им предметом ^буче-

ния и, во-вторых, всестороннее знание им психологических осо-

бенностей своего ученика.

Полезным может оказаться только тот изучаемый материал,

который степенью своей трудности и своими свойствами отвечает

этим психологическим особенностям.

Именно эти требования предъявляет Платон в «Федре» к учи-

телю риторики, но мы без всякой натяжки можем обобщить их,

рассматривая независимо от предмета занятий.

«Пока не узнаешь истины всего, — говорит Платон в «Федре»,—

о чем говоришь или пишешь, пока не сделаешься способным опре-

делять все согласно с ним самим, а, определив, не будешь уметь

разделять снова на виды до неделимого, и, исследовав таким же

образом природу души [подразумевается ученика], находя для

каждой природы соответствующий вид речи, не составишь и не по-

строишь речи, хитрой душе давая хитрые, со всем гармонирующие

речи, а простой

—

простые, до тех

пор,

как показало нам все предше-

ствующее исследование, вовсе не будешь способен насколько можно

пользоваться красноречием, ни учить искусно, ни убеждать»

Сам «идеальный руководитель» должен быть человеком, уже

отказавшимся от всех приманок земного мира и стоящим на по-

роге к вступлению в мир идей. Этому должен соответствовать

и его преклонный возраст. («Духовные очи прогревают тогда,

Платон, Государство, VIII, 538, д.

О н ж е, Федр, 277, в, с.

187

когда уже начинает пропадать острота зрения очей физи-

ческих»).

На свою педагогическую работу «идеальный руководитель»

должен смотреть как на выполнение высшей миссии, которая при-

ближает его самого к миру идей.

Та любовь учителя к ученику, о которой нам пришлось гово-

рить выше, характеризуя быт афинской школы, претворяется

Платоном в их одухотворенную неразрывную связь («Платони-

ческая любовь»).

В «Пире» дается образ наставника — воплощение педагоги-

ческого идеала Платона:

«Кто по душе будучи божественным, исполнен благоразумием

и справедливостью с ранних лет, тот с наступлением известных лет

желает развивать и производить их, и он бродит всюду, разыски-

вая прекрасное, в котором он мог бы производить, ибо никогда

он не мог бы сделать этого в безобразном, и в таком настроении он

предпочитает прекрасные тела безобразным, а когда ему случается

в прекрасном теле встретить прекрасную, благородную и богато

одаренную душу, он особенно радуется такому соединению, и для*

такого человека у него сейчас же находится целый 8апас речей

и о добродетели и о том,чем должен быть и чем должен заниматься

порядочный человек, и тогда он принимается за его образование.

Ведь соприкасаясь с прекрасным и бередуя с таким человеком,

он поизводит и рождает то, чем он давно был чреват. И в глаза

и за глаза он мыслит все о своем друге и предмете своей любви,

он воспитывает сообща с ним плоды их связи, и они имеют

тогда гораздо большее общение друг с другом, нежели то, которое-

возникает благодаря детям, и более прочную дружбу, так как

связаны "теперь более прекрасными и более бессмертными

детьми. Да и всякий предпочел бы таких детей всякому другому

потомству»

Если таковым должно быть отношение «идеального руководи-

теля» к своему ученику, то и последний должен стоять по отно-

шению к учителю на той же высоте пламенного, бескорыстного

влечения. Образец такого влечения рисует нам Платон в том же

«Пире», говоря о преклонении Алкивиада перед Сократом (соот-

ветствующие цитаты мы уже приводили выше). Но то же отно-

шение проявляет к Сократу и Менон, когда он обращается к нему

со словами: «Ты чаруешь меня, обворожаешь, просто околдовы-

ваешь, так что я полон сомнения»

Итак, мы видим, что как в своей теории познания, так и в своих

требованиях к идеальному руководителю, Платон приходит

к ряду общих выводов, тесно между собой связанных и образую-

щих, если их брать самих по себе, неразрывное целое.

Однако какова же социальная значимость этих узорчатых,

многоцветных тканей, наброшенных не на тот мир становления,

о котором говорит Платон, но на наш реальный, вемной мир?

Платон, Пир, XXVII.

н же, Менон, 80, а (перев. Карпова).

188

Без ответа на этот вопрос нам не понять также и педагогических

воззрений Платона, поскольку они, будучи тесно связаны с об-

щими основаниями его мировоззрения — неотделимы от его поли-

тических и социальных взглядов.

Выше уже были даны исходные указания для понимания этих

взглядов.

Та среда, из которой вышел Платон, тот учитель, который

после своей смерти сохранил на него могущественное влияние,

уже в молодости оказали решающее влияние на полноту его жизне-

отношения в целом, и ему Платон остался верен на всю свою жизнь.

Тоже, что Платон был не только человеком мысли, но и дела,—

свидетельствует его биография. Платон, как мы видели выше,

напряженно стремился принять участие в общественно-полити-

ческой жизни и только после жестких и неоднократных ударов

судьбы должен был запереться в садах Академии, в своей школе,

но и там политические страсти волновали его. Об этом свидетель-

ствует даже «Пир», который при первом подходе представляется

торжественным гимном Эросу «вне времени и пространства». Ко-

нечно, эта отрешенность — мнимая. На самом деле, «наука о все-

единой красоте» предназначена только для немногих избранных,

и об этом прямо свидетельствует XXXIII раздел «Пира», в кото-

ром

один из основных собеседников — Алкивиад — предлагает

присутствующим внимательно прислушаться к его словам: «Рабам

же вашим и всем другим непосвященным и необразованным за-

кройте уши крепко-накрепко».

Наиболее полно, однако, исходные политические и социальные

воззрения Платона раскрываются в «Государстве», в котором

также исчерпывающе развертывается педагогическая система \

Платона — не в плоскости работы отдельного ученика с идеаль-

ным учителем, но в социальном разрезе.

Воспитание и

образование

по

«Государству».

Идеальное государ-

ство Платона, и на этом прежде всего необходимо остановиться,

является государством классовым.

Основных классов общества в «Государстве» Платона три:

верховным слоем общества является класс правителей — ему

принадлежит полнота государственной власти, второе место

занимает класс воинов, на его обязанности лежит защита госу-

дарства, третий — образует остальное население, бесправное и за-

висимое, которое своими трудами должно содержать два господ-

ствующих класса. Численное отношение этих трех классов таково,

что последний образует подавляющую массу населения, а пер-

вый лишь небольшую общину.

Важно отметить, что подобное классовое устройство по Пла-

тону не есть временный пережиток реальных отношений, но являет-

ся чем-то само собой разумеющимся, лежит, так сказать, в са-.^

мой неизменной природе вещей

р. Платон, Государство, III,

397,

е: «У нас человек не двоится

не может быть многосторонним, но каждый делает

одно

дело... Поэтому мы

189

Эту последнюю мысль Платон подчеркивает рядом аналогий,

которые кажутся ему бесспорно убеждающими. Мир, как мы уже

видели распадается на три части — на мир идей, мир бывания

и на неоформленную материю, — различные в своем качестве

и значении.

Мировая душа и душа человеческая также делятся на три

части, соответствующие трем основным частям мира.

Тройственное Деление общества стоит в ряду этих аналогий.

Нам нужно обратить особенное внимание на метафизическое

значение этого тройственного, деления, проникающего все миро-

здание Платона для того, чтобы до конца понять, что кастовая

организация государства является, по Платону, вневременной,

идеальной формой, а это в свою очередь превращает «Государство»

Платона в нечто глубоко реакционное, лишенное всякого посту-

пательного движения, чему в реальной действительности соот-

ветствовал до некоторой степени спартанский общественный строй,

более устойчивый, чем в других греческих государствах, и касто-

вая организация Древнего Египта *. ^

Важно при этом подчеркнуть, что сам Платон решительно про-

тивополагает свое государственное устройство демократическому,

т. е. такому государственному строю, когда, по его словам, «на-

чальствование перейдет в руки бедняков, которые, жаждая лич-

ных благ, бегут к общественным должностям в намерении похи-

тить оттуда собственное благо»

именно в таком городе, и только в нем, найдем сапожником лицо, занимаю-,

щееся исключительно сапожным делом, а не мореходным сверх сапожного,

и земледельцем—земледельца,

не

состоящим судьей в придачу к земледелию,

а воином

—

воина, не совершающего военное дело с торговыми оборотами,

и так во всем».

В этой цитате заложена целая антидемократическая программа Пла-

тона, который, как видим, высказываетдя против пополнения состава флота

выходцами из ремесленников и, что гораздо важнее, решительно вмступает

против участия широких народных масс в общественном судопроизвод-

стве,

тогда как это составляло одну из основных привилегий афинского

демоса.

Косвенно Платон осуждает, конечно, вообще участие'народных масс

в управлении государством.

Ср. у Маркса: «Поскольку в республике Платона разделение труда

является основным принципом государственного строения, оно представ-

ляет лишь афинскую идеализацию египетского кастового строя...» («Капи-

тал» т. I, стр. 276, 1930).

Возражая Дюрингу, утверждающему, что «В сочинениях Платона

о государстве... стремились также отыскать

современную

идею о разделе-

нии народнохозяйственного труда», Энгельс говорит: «Это, вероятно, отно-

сится к главе XII, 5, стр. 369 третьего издания «Капитала», где, однако,

наоборот, взгляд классической древности на разделение труда излагается

как резко противоположный современным воззрениям. Г-н Дюринг презри-

тельно пожимает плечами по поводу гениального для того времени изло-

жения Платоном вопроса о разделении труда, как о естественной основе

города (который у греков отожествлялся с государством); и только потому,

что он не упомянул (но зато упомянул об этом грек Ксенофонт, г-н Дюринг!)

о «границах, которые наличный объем рынка полагает для дальнейшего

расчленения профессий...» (Анти-Дюринг», стр. 164—5, 1932).

Платон, Государство, VII, 52.

190