Вьюнов В.М. Разбой: уголовно-правовая характеристика

Подождите немного. Документ загружается.

обозначением психического насилия как средства совершения разбоя нельзя

не согласиться. Дело в том, что психическое насилие (в широком смысле

этого слова) - это не только угроза причинения физического, морального,

имущественного вреда, лишения каких-либо благ, ограничения в

волеизъявлении, но и целенаправленное противоправное психическое

воздействие на людей, осуществляемое с целью изменения идеологических и

психологических структур их сознания и подсознания, трансформации

эмоциональных состояний, стимулирования определенных типов поведения.'

Очевидно, что оперирование термином «психическое насилие» при

обрисовке объективной стороны разбоя в определенной мере размыло бы

границы объективной стороны этого преступления, поскольку к средствам

его совершения пришлось бы относить психогенное, нейролингвистическое,

психотропное воздействие на человека. Понятно, что при совершении разбоя

психическое насилие проявляется в виде угрозы - устрашения человека

неминуемым применением к нему физического насилия, опасного для жизни

или здоровья (угроза убить, причинить тяжкий, средний, легкий вред

здоровью). Общепризнанно, что угроза может иметь различные формы

выражения - угроза словом, жестом, демонстрацией оружия, иных

предметов, применение которых может быть опасным для жизни или

здоровья потерпевшего, иными действиями, например, столкнуть с высоты,

выбросить на ходу из движущегося транспорта и т.д. Также, общепризнанно,

что угроза при разбое должна быть наличной - представлять собой угрозу

применить физическое насилие немедленно, если и как только потерпевший

физическое или психическое насилие; в УК РСФСР 1926 г. психическое насилие

охватывалось общим понятием «насилие».

' Тюменев А.В. Виды криминального насилия (уголовно-правовой и

криминологический аспекты): Автореф. дис. на канд. юрид. наук. Рязань. 2002.С.

18-19.

Как писал И.Я.Фойницкий «угроза при насильственном похищении должна

состоять в стращании злом какому-либо благу личности. Фойницкий И.Я. Курс

уголовного права. Часть Особенная. Посягательства личные и имущественные. С.

235.

не подчинится требованиям преступника; конкретной (преступник должен

угрожать применением именно физического насилия, опасного для жизни

или здоровья.).'

В литературе также отмечается, что угроза при разбое должна быть

действительной или реальной. Однако по вопросу о том, в каких именно

случаях угрозу следует рассматривать как действительную, высказаны

неодинаковые суждения. Так, М.П, Михайлов утверждал, что вопрос о

действительности угрозы правильнее решать в плане субъективного

восприятия этой угрозы потерпевшим. Реальной следует признать такую

угрозу, которая, по мнению потерпевшего, может быть осуществлена на

самом деле. Требуется также и сознание виновного, что потерпевший

воспринимает угрозу как реальную. Поэтому всякая, в том числе и

объективно нереализуемая угроза физическим насилием, реальна постольку,

поскольку потерпевший считал ее действительно осуществимой, на что

именно и рассчитывал преступник. Для наличия разбоя вовсе не требуется,

чтобы угроза была реальной в объективном смысле этого слова. По мнению

И.Г. Филановского, для оценки характера угрозы важно выяснить ее

восприятие потерпевшим и намерения преступника. Он полагал, что угроза, в

том числе высказанная в завуалированной форме, только тогда должна

инкриминироваться преступнику как способ совершения разбоя, когда

преступник намеревался внушить потерпевшему этой обстановкой угрозу его

жизни и здоровью.'' Г.Л. Кригер полагает, что если угроза не содержит

действительной опасности для жизни или здоровья, а воспринимается

таковой лишь потерпевшим, содеянное можно рассматривать как разбой, при

условии, что виновный заведомо рассчитывал на ошибочное восприятие

' Никифоров Б.С, Уголовно- правовая охрана личной собственности в

ССР.

С. 90;

Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. С. 132;

Бойцов

А.И.

Преступления против собственности. С.

477;

и др.

Михайлов М.П. Уголовная ответственность за кражу личного имущества и

разбой. С. 133.

Курс советского уголовного права. Особенная

часть.

Т.З. С. 788-789

угрозы потерпевщим.' Иное суждение высказал в свое время Г. Костров. Он,

в частности, писал, что для признания в действиях виновного «состава

разбойного нападения достаточно установить, что он осознавал любое

логически возможное истолкование той обстановки, в которой было

совершено преступление и, в частности, факта своей вооруженности.

Близкое этому мнение высказал В.А. Владимиров. Он считал, что при оценке

опасности угрозы важно установить субъективное отношение к угрозе

самого нападающего. В его сознании продемонстрированная им угроза

должна играть роль такого средства устрашения, которое реально способно

парализовать противодействие лица, которому угроза адресована,

завладению имуществам.'^

Как видим, одни авторы полагают, что критерием опасности

действительности угрозы должно служить ее субъективное восприятие

потерпевшим; по мнению других, главным показателем опасности угрозы

является субъективное отношение к угрозе самого нападающего; третьи

считают, что при оценке опасности угрозы следует учитывать как

субъективное восприятие угрозы потерпевшим, так и субъективное

отношение к угрозе нападающего.

Свое представление о критериях действительности угрозы выразил и

Верховный Суд Российской Федерации. Так, в постановлении Пленума

Верховного Суда РСФСР от 22 марта 1966 г. «О судебной практике по делам

о грабеже и разбое» был сформулирован такой тезис: «В тех случаях, когда

завладение имуществом соединено с угрозой применения насилия, носившей

неопределенный характер, вопрос о признании в действиях виновного

грабежа или разбоя необходимо решать с учетом всех обстоятельств дела

' Курс российского уголовного права. Особенная

часть.

С. 356.

Костров

Г.

Психическое насилие при разбое и грабеже //

Сов.

юстиция.

1970.

№

11.

С. 8.

Владимиров В.А., Лягунов

Ю.И.

Ответственность за корыстные посягательства

на социалистическую собственность, С. 115.

(места и времени совершения преступления, числа преступников, характера

предметов, которыми они угрожали потерпевшему, субъективного

восприятия потерпевшим характера угрозы и т.д.

Постановление Пленума

Верховного Суда РФ от 27 декабря № 29 «О судебной практике по делам о

краже, грабеже и разбое» уточнило, это в принципе, правильное положение.

В нем говорится: «В тех случаях, когда завладение имуществом соединено с

угрозой применения насилия, носившей неопределенный характер, вопрос о

признании в действиях лица грабежа или разбоя необходимо решать с учетом

всех обстоятельств дела: места и времени совершения преступления, числа

нападавших, характера предметов, которыми они угрожали потерпевшему,

субъективного восприятия угрозы, совершения каких-либо конкретных

демонстративных действий, свидетельствующих о намерении нападавших

применить насилие» (п.21).

Как представляется, существование несовпадающих суждений о

критериях опасности угрозы предопределено самим законодателем,

указавшим в самом общем виде на угрозу как способ совершения разбоя.

Законодатель, определяя разбой, как бы забыл, что определение

преступления по своей логической форме должно быть явным и реальным,

по содержанию достаточно - полным и конкретным, раскрывающим его

существенные признаки. При этом он почему-то упустил из виду

определение такого преступления как «Угроза убийством или причинением

тяжкого вреда здоровью» (ст. 119 УК РФ). Между тем в составе этого

преступления указаны критерии (субъективный и объективный) реальности

угрозы. Определяя преступление в ст. 119 УК РФ как «угрозу убийством или

' В свое время Верховный Суд

СССР

в постановлении по конкретному делу

указал: «нападение с целью завладения имуществом, совершенное с

использованием предметов, ошибочно принятых потерпевшим за оружие, может

рассматриваться

как разбой

лишь

том случае, если действия виновного были

заведомо рассчитаны на восприятие этих предметов как представляющих

опасность для жизни или здоровья». Вопросы уголовного права и процесса в

практике Верховных Судов СССР и

РСФСР.

1938-1978.

М.,

1980.

С. 190.

причинением тяжкого вреда здоровью, если имелись основания опасаться

осуществления этой угрозы», законодатель прямо указал, что реальность

угрозы должна устанавливаться в каждом отдельном случае с учетом

конкретных фактических обстоятельств. При решении этого вопроса

необходимо учитывать как восприятие ее потерпевшим (субъективный

критерий), так и способ, интенсивность ее выражения, личность виновного,

характер его отношений с потерпевшим и т.д. (объективный критерий).

Очевидно, что подобная конкретизация в описании угрозы необходима

и в составе разбоя. Определение в нем психического насилия как угрозы,

дающей потерпевшему основание опасаться ее осуществления, как

представляется, будет прямо говорить, что она (угроза) по своему характеру

должна быть такой, чтобы создавать у потерпевшего убеждение в полной ее

реальности, в решимости преступника немедленно ее осуществить, если он

встретит какое-либо противодействие со стороны потерпевшего.'

Соответственно, для оценки реальности угрозы необходимым будет учет не

только ее субъективного восприятия потерпевшим (потерпевшие, как

известно, порой склонны переоценивать угрожающую им опасность), но и

субъективного отношения к угрозе самого нападающего, а также

объективных обстоятельств преступления (места и времени его совершения,

численности преступников, формы выражения угрозы - словами, жестами,

демонстрацией оружия, иных предметов, применение которых может быть

опасным для жизни или здоровья потерпевшего, и т.д.).

' Напомним, что признаки угрозы в составе разбоя были конкретизированы в

Уголовном уложении 1903 г. В ст.

589

этого закона говорилось о таком средстве

совершения разбоя как «наказуемая

угроза».

Ее признаки раскрывались в ст. 510

Уложения; в ней, в частности, говорилось: «если такая угроза могла вызвать у

угрожаемого опасение ее осуществимости». Небезынтересно, что такой же

технико-юридический прием использован и в УК Австрии 1974 г. В п.

142

этого

кодекса

сказано:

«кто, применяя насилие против другого лица или угрожая

созданием наличной опасности для здоровья или жизни (п. 89), изымает

другого

лица чужую движимую вещь или принуждает передать ее...» Уголовный кодекс

Австрии. М.,

2001.

С.66.

Для квалификации завладения чужим имуществом как разбоя по

признаку применения угрозы насилием необходимы, как восприятие

потерпевшим этой угрозы, так и осознание виновным того, что потерпевший

воспринимает такую угрозу. Если же потерпевший по каким-либо причинам

не воспринял или не мог воспринимать угрозы применить насилие, опасное

для жизни или здоровья (спал, был пьян, без сознания и т.п.), говорить об

угрозе как таковой нельзя. Не подлежит сомнению, что в составе разбоя

угроза имеет значение не сама по себе, а как составная часть объективной

стороны преступления; она является средством принуждения потерпевшего к

немедленной передаче его имущества преступнику. Опасность угрозы как

раз и заключается в ее воздействии на психику потерпевшего, для которого

она (угроза) равнозначна физическому насилию. Иное решение вопроса, как

представляется, приведет к объективному вменению (нет потерпевшего,

которому бы угроза внушила страх, но как бы есть преступник, этот страх

внушивший).'

Как показало изучение судебной практики, суды нередко допускают

ошибки при оценке опасности угрозы как способа завладения имуществом.

Так, судебной коллегией по уголовным делам Кемеровского областного суда

был изменен приговор Беловского городского суда в отношении У.и Н.; их

действия были переквалифицированы с п.п. «а, б, в, г, д » ч. 2 ст. 162 УК РФ

на п.п. «а, б, в, г, д » ч. 2 ст. 161 УК РФ, поскольку в судебном заседании не

было установлено, что к потерпевшей применялось насилие, опасное для

жизни или здоровья. При этом судебная коллегия исходила из того, что

' Авторы, усматривающие разбой в этом случае, не привели, на наш взгляд,

убедительных обоснований своего

решения.

Они ограничились самым общим

утверждением, что общественная опасность как

деяния,

так и преступника,

проявляется в подобных случаях

той же мере, как и случаях, когда угроза

оказывает свое

действие.

Моисенко Г., Стеничев С. Отграничение разбоя от

грабежа, соединенного с насилием // Советская юстиция.

1968.

№

15.

С. 15-16;

Кригер Г.А. Квалификация хищений социалистического имущества. С.

134.

Но

какой именно вред

каким охраняемым УК интересам причиняется в этом случае,

они не сказали.

потерпевшей преступники ножом не угрожали, словесных угроз не

высказывали. Был изменен приговор Топкинского городского суда в

отношении А., и К., осужденных по п. «а, б, г» ч. 2 ст. 162 УК РФ.

Тонкинский городской суд, вынося приговор, расценил угрозу со стороны

подсудимых как опасную для жизни и здоровья потерпевших. В основу

своего суждения этот суд положил показания потерпевших, из которых

следовало, что А. пригрозил одному из потерпевших, что если тот не отдаст

цепочку, то они отсюда не уедут, а К. при этом добавил- «Ты же меня

знаешь». Суд указал в приговоре, что потерпевшие, услышав эти слова,

«испугались, угрозу восприняли реально, поскольку братьев К. все боялись,

они устраивают драки, поэтому с ними жители деревни стараются не

конфликтовать». Судебная коллегия, изменяя квалификацию действия А. и

К., на ч. 2 ст. 161 УК РФ, указала: «угроза со стороны подсудимых была

неконкретной, никаких действий для ее подтверждения они не предприняли;

поэтому, учитывая неконкретность и неопределенность угрозы, следует

признать необоснованным вывод суда о наличии в действиях подсудимых

угрозы применения насилия, опасного для жизни или здоровья

потерпевших». Был изменен и приговор Междуреченского городского суда в

отношении О., осужденного по п. «б» ч. 2 ст. 162 УК РФ. Переквалифицируя

действия О. на п. «б, в» ч. 2 ст. 161 УК РФ, судебная коллегия указала:

«потерпевшая К. и свидетель К. пояснили о словесных угрозах со стороны

О., однако материалами дела не подтверждено, что угрозы были реальными и

наличными. О. насилия не применял, никакие предметы не демонстрировал.

А того факта, что он держал руку в рукаве, недостаточно для подтверждения

реальности и наличности угрозы. Потерпевшая и свидетель не видели у него

ножа, сам О. также отрицал наличие у него ножа. Доказательств,

подтверждаюш;их реальность и наличность высказанной им словесной

угрозы, в материалах дела не имеется. Кроме того, потерпевшая поясняла.

что после высказывания о требования о передаче денег, она поняла, что он не

наемный убийца, каковым представился, а просто ему нужны были деньги».

Действующий УК не называет лиц, к которым при завладении

имуществом может быть применимо насилие. В судебной практике,

юридической литературе издавна существует мнение, что насилие при разбое

может быть применено к собственнику или к лицу, в обладании или под

охраной которого находится имущество, а также к любому другому лицу,

которое, по мнению преступника, может помешать его преступным

действиям.' Однако, в последнее время некоторые авторы предлагают

указать в законе, что угроза при разбое может выступать средством

достижения преступного результата в случаях, когда насилию подвергаются

потерпевший или его близкие. Такое предложение, в частности, сделал

В.В.Векленко.^ На наш взгляд, согласиться с ним нельзя. Ограничение круга

потерпевших владельцем имущества и его близкими выхолащивает смысл

уголовно-правовой нормы, устанавливающий ответственность за разбой,

безосновательно сужает поле ее применения. Нельзя забывать, что разбой -

это преступление, необходимо связанное с насилием над человеком;

физическое насилие, угроза его применения являются причиною утраты

имущества одним лицом и противозаконного приобретения его другим.

Поскольку разбой - двуобъектное преступление, то совершенно безразлично,

на кого были направлены физическое насилие или угроза - на самого

собственника имущества, или иных лиц, пытавшихся воспрепятствовать

(мешавших, по мнению преступника) совершению преступления.

Примечательно, что В.В. Векленко, предлагая ограничить круг потерпевших

от угроз владельцем имущества и его близкими, в то же самое время указал.

' Никифоров

Б.С.

Уголовно-правовая охрана личной собственности в

СССР.

С. 97;

Курс уголовного права. Особенная часть. Т.

С.

449;

Бойцов

А.И.

Преступления

против собственности. С. 479-480; и др.

Векленко

В.В.

Квалификация хищений чужого имущества

Автореф. Дис... докт.

юрид. наук. Екатеринбург.

2001.

С.

41.

^ что насилие при разбое может быть применено к любому лицу

—

как

владельцу имущества, так и к посторонним гражданам.^

В юридической литературе высказано мнение, что состав разбоя в УК

РФ может быть изменен за счет отнесения к нему завладения имуществом,

соединенного с любым физическим насилием или угрозой такого насилия.

С.А. Елисеев считает, что дифференциация в УК РФ насильственного

завладения чужим имуществом на виды( грабеж с насилием, разбой) не

имеет убедительных , рациональных оснований. На его взгляд

насильственный грабеж и разбой в УК РФ целесообразно объединить в

один состав преступления- « разбой»; при этом завладение чужим

|) имуществом посредством насилия или с угрозой его применения должно

представлять собой основной состав преступления, завладение с

причинением средней тяжести, тяжкого вреда здоровью- квалифицированные

виды разбоя. В.В. Векленко предложил такую конструкцию состава

разбоя: основной состав образует хищение, соединенное с насилием, не

опасным для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого

насилия; квалифицированный - разбой, совершенный с угрозой применения

насилия, опасного для жизни или здоровья; особо квалифицированный -

разбой, совершенный с насилием , опасным для жизни или здоровья."' С

¥^ позицией этих авторов можно согласиться. Однако нельзя согласиться с

предлагаемыми ими определениями состава разбоя. Формулировка С.А.

Елисеева потребует изменения определений всех форм хищения.

Определение разбоя, предлагаемое В.В.Векленко, неудачно с технико-

юридической стороны. Из него следует, что разбой образует два

самостоятельных преступления- хищение и насилие ( на это указывают

слова « хищение, соединенное с насилием» из которых вытекает, что

' Елисеев С.А. Преступления против собственности

по

уголовному

законодательству России(вопросы

теории).

С. 119.

Елисеев С.А.

Указ.

Соч.

С. 119.

Векленко

В.В.

Квалификация хищений.

С.251.

хищение происходит, существует наряду, одновременно, параллельно с

насилием.) Во-вторых, буквальное толкование предлагаемых этим автором

определений квалифицированного и особо квалифицированного составов

разбоя приводит к выводу, что их образует хищение , « соединенное с

насилием, не опасным для жизни или здоровья, либо с угрозой применения

такого насилия», совершенное с « угрозой применения насилия опасного

для жизни или здоровья», либо «с насилием , опасным для жизни или

здоровья».

Представляется , что законодательное определение основного состава

разбоя может быть следующим: разбой - это хищение чужого имущества

путем применения насилия, не опасного для жизни или здоровья, или с

угрозой применения такого насилия. Квалифицированный разбой - это

хищение чужого имущества путем угрозы применения насилия, опасного

для жизни или здоровья; особо квалифицированный разбой- это хищение

чужого имущества путем применения насилия, опасного для жизни или

здоровья.

При этом хищение чужого имущества посредством насилия или с

угрозой его применения может представлять собой основной состав

преступления, а хищение с причинением средней тяжести, тяжкого вреда

здоровью - квалифицированные составы преступления. Возможен и такой,

более предпочтительный вариант: основной состав разбоя образует хищение,

соединенное с насилием, не опасным для жизни или здоровья, либо с угрозой

применения такого насилия; квалифицированные виды - хищение с угрозой

применения насилия, опасного для жизни или здоровья; с насилием, опасным

для жизни или здоровья. Для предлагаемого изменения состава разбоя,

несомненно, есть криминологические, технико-юридические и другие

основания.'

' Елисеев С.А. Указ. Соч. С. 244.