Владимирцов Б.Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов

266

Сочинения

Т.е.:

«По приказу

Xutuy-tu

bayatur

Cinggis

xotala

jüg-i

Uayuyci

tang

taiisung

хана (Благородного, бога-

тыря,

Чингиса, все стороны побеждающего, танско-

го тайдзуна) перевел

Ananda

Gûsi,

опираясь на ламу,

имевшего звание дархана,

Chos-kyi

hod-zer'a,

много

создавшего переводчика

, а переписали

Secin

Secen)

ubasi

Daiicing

kiy-a

baysi.

Пусть распро-

странится

совсем религия Будды у народа, великого

как

море (или: в великом

улусе,

т.е. в великом уделе,

как

море, подобном морю)!».

Трудно предположить, чтобы этот

Daiicing

kiy-a

был другим лицом, чем его тезка, упоминаемый

надписях Цокту-тайджи.

Daiicing

kiy-a,

значит, жил

у Легдан-хана, переписал там одну

сутру

Ганджура и

прибыл

к Цокту-тайджи в

Халху.

Здесь он работает

по

своей специальности — недаром его называют

baysi

— «пишет», вырезает на скалах надписи

Цокту-тайджи. Надписи из Цаган-байшинг'а упоми-

нают китайского мастера. Надписи же Цокту-тайджи

говорят только о монголах-резчиках

. Когда был

окончен

монгольский Ганджур,

Daiicing

kiy-a полу-

чил возможность ехать к халхаскому нойону. Весь-

ма возможно, что между Легдан-ханом и Цокту-

тайджи, как между последним и Южной Монголией

вообще,

существовали более оживленные сношения.

Но

нам положительно известно только следующее:

посланцы

халхаского Цокту-тайджи ездят в Куку-

хото к

Gûsi corji

за переводом буддийской

книги;

Gûsi corji

является автором надписи, воздвигнутой

Слова эти обозначают то, что автор перевода или следовал переводам

Chos-kyi

hod-zer

'a,

принимая

их за образец, или просто переделал и исправил старинный перевод знаменитого ла-

мы.

В обоих

случаях

очень интересное свидетельство о том, что литературные традиции времен

Юаньской

династии были еще живы в XVI и

XVII

вв., когда началось возрождение монгольской

письменности.

В нашем распоряжении находится довольно много таких указаний, они опровер-

гают

довольно распространенный, начиная с А.М.Позднеева, взгляд о том, что в XVI в. у монго-

лов письменность находилась в полнейшем упадке, и

будто

бы

даже

такой государь, как Алтан-

хан туметский, не мог найти человека, могущего свободно писать по-монгольски. Деятельность

Gùsi

corji,

надписи на Цаган-байшинг и надписи Цокту-тайджи, изображенные уже при помощи

«нового»

монгольского письма, разные указания монгольских источников — все это свидетель-

ствует

против этого взгляда. Если принять взгляд Позднеева, то придется признать, что новый

монгольский письменный язык развился в какие-нибудь

20-30

лет. К этому вопросу придется

вернуться в особой работе.

Надписи из Цаган-байшинг'а упоминают одного из резчиков,

Mergen

Ubasi;

боюсь ото-

жествить его с

Secen

Ubasi

приведенного колофона, хотя это и очень соблазнительно сделать,

потому что по-монгольски

mergen

secen

— синонимы. Если это так, то придется предполо-

жить, что Цокту-тайджи посылал это лицо к Легдан-хану или на

выучку,

или же, что правдопо-

добнее, на помощь его грандиозному

делу

создания монгольского Ганджура.

Надписи

на

скалах

халхаского

Цокту-тайджи

267

монастыре, построенном Цокту-тайджи; переписчик одной сутры Ганджура

у Легдан-хана чахарского вырезывает

на

скале надпись того

же

Цокту-

тайджи

Если

принять

во

внимание политическое направление Легдан-хана

Цокту-тайджи, которые были,

так

сказать, монгольскими цезаристами, только

таким образом умея выявлять монгольскую национальную идею,

то не

случай-

ным

должно показаться

то, что оба

они

были, по-видимому, горячими

при-

верженцами красного сакьяского учения буддизма.

То,

что и

Легдан-хан

был

последователь красношапочников,

не

сказка позднейших манджурофильских

хроник.

Мы

знаем

об

этом хорошо

по

надписи

1626

г.,

воздвигнутой самим

Легдан-ханом

, вполне разъясняющей намек Сананг Сечена

на

принадлеж-

ность Легдана

красному учению; Сананг Сечен вместе

с тем

указывает,

что

Легдан-хан чтил

и лам

желтошапочников. Saskiy-a

pancen Sarba

xutuy-tu

упоминаемый Сананг Сеченом,

как

духовный руководитель Легдан-хана,

ко-

нечно,

никто, как

^О

^^^^

«Великий владыка (титул главы сакьясцев)

Çar-pa,

перерожденец

Mafijughosa,

прославившийся

под

именем

Änanda

çrï

bhadra»

надписи Легдан-хана, кото-

рая

другом

месте называет

его еще

так

: ((З^^^'^^д^а-А!^^^^^g'^|S'

«отрасль великих сакьяских лам,

Manjughosa,

принявший тело человеческое».

В надписи своей Легдан-хан гордится

тем, что он

сделал

Çar-pa

своим

guru

—

bia-ma, привлекши

его

dad-gus-kyi

mgyogs-hgros

«конем благогове-

ния

почтения».

Таким

образом, Легдан-хан,

по

свидетельству Сананг Сечена, также

как и

наш

Цокту-тайджи, находился

сношениях

и с

ламами желтого толка,

осо-

бенно

молодых

годах.

Впоследствии

он,

по-видимому, сделался более

ре-

шительным

сторонником сакьясцев, красношапочников. Желтая церковь,

по

старой традиции, смотрела

на

Китай

и его

владыку,

как на

естественного

Имя второго лица, писавшего надписи Цокту-тайджи,

не

говорит ничего:

Guyeng

bayatur.

Надпись

эта

на

каменной плите находится

на

городище Цаган-субурга,

хошуне

Барин,

была открыта А.М.Позднеевым, который

приводит тибетский

монгольский текст надписи

вместе

русским переводом

своем сочинении «Монголия

Монголы»

(Т.

2, с.

366-397);

при-

чем

как

издание текстов,

так

перевод сделаны

не

вполне удовлетворительно.

Ср.: Pelliot.

«T'oung Pao».

Vol. 21. 1922,

с.

182. <B

указанном журнале опубликована работа Мюлли,

где на

с.

182

сноске имеется примечание, сделанное Пеллио.> Надпись

эту

настоящее время можно

считать погибшей. См.: МиШе.

Les

anciennes

villes,

с. 182.

Надпись

Легдан-хана заканчивалась перечислением лиц, участвовавших

постановке

па-

мятника,

но

А.М.Позднеев опустил

это

место

как

текстах,

так

и в

переводе, поясняя следую-

щим

образом: «как

эти

имена

не

имеют

для нас

значения,

то

они

не

воспроизводятся дослов-

но» (Монголия

монголы.

Т.

2, с.

396).

См.: Сананг Сечен,

пер.

Шмидта,

с.

202-203; Шмидт

имя

ламы приводит

тексте

пе-

реводе

форме

Èiraba,

что

следует

исправить

на

Sarba

(<тиб.

Çar-pa)

или

Sirba

\ \

sar~sir.

См. тибетский текст надписи.

Позднеев.

Там же,

с.

374.

Позднеева явная описка, напечатано

Щ^\

I.e.,

с. 374.

Перевод Позднеева

настоящем случае

не

точен,

см. там же.

<Монголия

монголы>.

Т.

2, с.

390.

См. тибетский текст.

Позднеев.

Там же,

с.

371.

См. тибетский текст надписи

(Позднеев.

Там же,

с.

374).

268

Сочинения

своего покровителя и милостынедавца

. Гелугпаские ламы, владычеству ко-

торых в начале

XVII

в. стали особенно угрожать красношапочники, с готов-

ностью опирались на чужеземную силу, на ойратов с Гуши-ханом и манджур,

они

часто готовы были поставить интересы церкви выше интересов Тибета,

как

государства, так и народа. Между тем красношапочники, и сакьясцы

том числе, как представители течения буддизма, более проникнутого тибет-

скими

национальными веяниями, были склонны к защите тибетских нацио-

нальных интересов; они любили свою старину и были консерваторами. Один

монгольский

памятник сохранил нам эпиграмму на сакьяского Пагба-ламу,

игравшего, как известно, крупную роль при Хубилай-хане

îi

Ср.:

Rockhill.

The Dalai Lamas of Lhasa, с 9-13; Илларион. Очерк истории, с. 449-457;

Courant.

L'Asie

Centrale aux

XVÏI-e

XVIII-e

siècles, с 22-23.

ùndamani

erike

(Жития Чжанчжа-хутухт), т. II, f. 39; об этом сочинении см.: А.М.Позд-

неге.

Эрдэнийн эрихэ, с.

XXXV-XXXVII.

Приводимая эпиграмма

{dayarixu

biéig)

приписывает-

ся

некоему ламе ^*

Rig-ral.

Надписи

на скалах

халхаского

Цокту-тайджи

269

Т.е.:

«Туча

последователей

bKah-rgyud-pa

Mahamudra

затмила

чистую религию Будды;

благоденствие и счастье в покое живых существ упущено в руки

князей;

монахи этого последнего времени приняли обычаи господ;

увы! так как (ты) не понял этих трех (положений), то (я) узнал,

что (ты) не святой»

Легдан-хан и Цокту-тайджи должны были, в связи с их общими полити-

ческими

взглядами, обратиться к тому течению ламской среды, которое,

противоположность желтошапочникам, не рассчитывало на ойратскую по-

мощь

и не взирало с надеждой на манджур,

двух

главных противников мон-

гольского хагана.

На

Хуху-норе

Легдан-хан вскоре умер, не успев ничего сделать в пользу

своих друзей, тибетских последователей красного учения, а Цокту-тайджи

погиб от руки Гуши-хана, который после этой победы мог беспрепятственно

двинуться в Тибет

Bolor

toll

рассказывает,

будто

бы Цокту-тайджи не любил буддизма

вообще,

а имел склонность к даосизму, к китайским даосам. Возможно, что

эта

басня возникла под влиянием известий о сношениях Цокту с китайцами;

мы

знаем, что при построении монастыря на Цаган-байшинг у Цокту работал

китайский

мастер.

Еще

один штрих для обрисовки личности Цокту-тайджи. В Азиатском

музее АН имеется одна рукопись из старой коллекции Иерига (sub I, 150), со-

держащая гадательное сочинение под заглавием

Xobci

tölge

«скрытно сооб-

щающее гаданье»

. Колофон этой небольшой

книжки

неожиданно упоминает

Цокту-тайджи:

Монг. x

uiu

~ ҷб-

hphags-pa,

как именовался знаменитый лама (Пагба-лама): игра

слов.

Гуши-хан и Батур хун-тайджи несомненно были призваны в Тибет двором пятого Далай-

ламы, которого, конечно, должно было обеспокоить появление на

Хуху-норе

монголов-красно-

шапочников,

когда в самом Тибете желтая церковь находилась под ударами своих против-

ников—

красных; ср. известие о пожаловании Далай-ламою в 1635 г.

титула

Erdeni

Батур

хун-тайджи, значит, раньше гибели Цокту-тайджи. <Поход Гуши-хана и Батура-хунтайджи про-

тив Цокту-тайджи и гибель последнего произошли в 1636 г. (скорее всего осенью указанного

года). См.: Русско-монгольские отношения.

1636-1654,

с. 175. Титул Эрдэни Батур-хунтайджи

получил, вероятно, после 1636 г.>

Слово

xobäi

</o/H-ôi

наши словари объясняют не полно; ср. байт., дэрб.-кобд.

хобч!

6i4ik

«письмо, тайно сообщающее о чем-нибудь»; бур.-агин.,

бур.-хор.

хобуш!

«скрытно, тайно сооб-

щающий».

270

Сочинения

tit

Т.е.

«Darxan taiisi

перевел по-монгольски.

Это

есть тайно сообщаю-

щее редкой драгоценности.

Это

есть основание

трех

букв. Победоносный

Manjuçrï-bodhi,

только тридцать восемь мудрецов китайских.

Odoiid baysi

(Uduyid), находящийся

в Daiidu (в

Пекине),

скрывая

от

того,

что

явно: тайши,

халхаский Цокту

хун

тайджи,

не

обучай многих! Только получается природ-

ное

великое зло. Клятва

не

прерывается».

Ms.

••

Ms.

ОъАщрСаС

••

Ввиду явной испорченности текста, предлагаемый перевод может быть только «предва-

рительным».

Надписи

на

скалах

халхаского

Цокту-тайджи

271

Отметим, что и тут появляются китайцы

Так

в темную и безвестную народную книжку попало имя того, кто в ро-

ковой

момент монгольской истории заявил, выражая по-своему монгольское

национальное

чувство, вечными буквами на скале:

mongyol-un...

ап

ucir-a

«в честь монгольского...

хана».

Г.Н.Потанин

«Тангутско-Тибетской окраине»

(т. 2, с. 284)

приводит предание

о Цок-

тай-хане, записанное

им от

одной хуху-норской элетки. Цоктай

Coy-tu(-tai)\

заметим,

что и

Г.Ц.Цыбиков слышал

на

Хуху-норе

Цокто-хане

(см.:

<Владимирцов.>

Надписи

на

скалах.

Ст.

I, с. 1268

<наст. том,

с.

240>). Цоктай-хан оказал

раз

неуважение Далай-ламе, вследствие

чего

его

постигла болезнь. Тогда

он

стал прибегать

одной жестокой мере, надеясь получить

выздоровление. Геген-хан

(т.е.

Гуши-хан), услышав

об

этом, отправил против Цоктай-хана

Батыр-мууса, который

его и

убил,

но

предварительно успел выучиться высекать огонь

из

камня

«Геген-хан

сказал Батыр-муусу: „Напрасно

ты

убил

Цоктай-хана; нужно было

бы его

доставить

живым.

Он

знал много средств, которые

мы

могли

бы

узнать

от

него".

Вот

только

со

времени

Цоктай-хана люди научились высекать огонь

из

камня».

Мне

кажется,

что в

этом Цоктай-хане можно узнать нашего Цокту-тайджи. Таким образом,

народной памяти

на

Хуху-норе

Цокту-тайджи представляется строителем

знатоком вещих

знаний.

272

Сочинения

Монгольские сказания

об

Амурсане

Народные сказания и легенды о какой-нибудь известной личности очень

часто сильно отклоняются от исторической правды, несмотря даже на то что

события, которые они рисуют, относятся к недавнему прошлому.

Собирать и изучать подобные сказания часто бывает необходимо и инте-

ресно потому, что они рисуют народные чаяния и стремления, как бы вы-

являют сокровенные народные думы. Небезынтересны такие сказания и ле-

генды для решения разных вопросов, связанных с народной словесностью

вообще.

Предания

об Амурсане, ойратском

князе,

деятельность которого протека-

ла в половине XVIII-ro в., о которой мы знаем достаточно по монгольским,

китайским

и манджурским источникам

; предания и сказания, широко рас-

пространенные в Монголии, особенно в Западной, населенной ойратскими

племенами,

относятся именно к такому роду.

Народная

память сохранила лишь немногие черты истинного Амурсана.

Ему простили многое: его вероломство, нетвердость и непостоянство во

взглядах и симпатиях, его честолюбие; народная память остановилась на

одном моменте его бурной жизни — на борьбе с манджуро-китайцами, она

приукрасила поступки своего героя и сделала его последним борцом за неза-

висимость, за независимое и славное существование ойратского племени.

Амурсана превратился в идеальный образ, о котором мечтали, которого

хотели иметь в прошлом и будущем, хана-вождя народа, вождя славных

«четырех

ойратов». Народная легенда не удовлетворилась и этим. Народу не

захотелось расстаться со своим последним борцом, защитником от чужезем-

ного засилья. Появились сказания о том, что Амурсана придет, придет опять,

когда

«сбудутся

сроки» и как в былые дни поведет своих ойратов на славную

Courant.

L'Asie

Centrale aux

XVII-e

XVIII-e

siècles,

с 99-101, 103-111, 114, 116, 126;

Haenisch.

Der

chinesische

Feldzug, с.

57-86.

<Богатый документальный материал об

Амурсане

содержится в русских архивохранилищах. См.: Златкин. Русские архивные материалы об

Амурсане,

с.

289-313.

Амурсане

и его антиманьчжурской борьбе посвящены ел. работы мон-

гольских историков:

Дугэрсурэн.

Монголын ард түмний... тэмцеэн нь; Чингүнжаваар

удирдуул-

сан тогтнолын тэмцэл;

Ишжамц.

Монголын ард түмний

1755-1758

оны

тусгаар

тогтнолын

зэвеэгт тэмцэл;

Пүрэв.

Чингүнжавын бослогын

тухай

ардын домог>

Монгольские

сказания

об

Амурсане

273

борьбу с китайцами-угнетателями, восстановит царство четырех ойратов, где

жизнь

потечет так, как поется в старинных былинах.

Об Амурсане сложилось много сказаний, и они широко распространи-

лись по Монголии, чему способствовало и, между прочим, распыление ойрат-

ских племен. Предания эти были записаны некоторыми европейскими путе-

шественниками,

в особенности Г.Н.Потаниным

Привожу теперь вкратце сказания об Амурсане в том виде, в каком мне

приходилось их слышать от разных лиц в Западной Монголии в 1908-м, 19Î1

1913 ГГ.

Амурсана был хойтским князем. Было у него два

друга:

У-HOJÏH

халха-

ский

и 11Пдр-\уац

хотогойтский. Друзья воспитывались в

Пекине.

Еще там у

них явилась мысль завладеть манджурской державой, соединенными силами

поднять все монгольские племена. Когда они подросли, У-HOJÏH был назначен

цанщн'ом

(главнокомандующим) в Улясутай, а Амурсана амбанем (губер-

натором) в Кобдо. Перед своим отправлением из Пекина друзья поклялись

на

своих заветных гу (ладунках), ударяя ими себя по головам, в верности

друг

другу

при исполнении задуманного плана сокрушения манджурской

державы.

Присутствовавшая при этой клятве жена Шщр-\уац'а заметила, что гу

У-цанцш'а зазвенела, как

будто

была пустой, без бурхана, тогда как ее муж

Амурсана давали клятву на гу настоящих, т.е. таких, в которые были поме-

щены

бурханы-хранители. Она сообщила о своих подозрениях

мужу

Шщр-

warç'y,

говоря, что У-цанщн'у нельзя верить, так как он дал клятву на гу без

бурхана.

Шщр-у/ац рассердился тогда на жену, по одним вариантам он побил ее,

а по другим даже лишил ее жизни за эти слова. Жена же У-цанщн'а была

манджурка, принцесса императорского_ дома. Она выпытала у мужа призна-

ние

об их заговоре и донесла в

Пекин.

У-цанщн был принужден выдать своих

друзей, что он сделал с большой легкостью потому, что не считал себя свя-

занным

с ними клятвой. Клятва на пустой гу — не клятва, а шутка.

После

этого троих друзей, Амурсана, Шщр-\уац'а и У-цанщн'а вызвали

Пекин.

ИПдр-\үац, ничего не зная об измене У-цанцш'а, первым прибыл

столицу и был там немедленно казнен. Но тогда у манджурского императо-

ра родился сын с кровавой полосой вокруг шеи. При дворе поняли, что это

возродился Шщр-\уац и ребенок был казнен особо страшным путем: его тело

все было выщипано через дырочку в монете-чохе. Но немного времени спустя

у императора опять родился сын, весь пестрый, точно пощипанный через

отверстие в чохе. Тут были приглашены ламы-чародеи, они совершили раз-

См.:

Потанин.

Очерки. Вып. 2, с. 169; Вып. 4, с.

298-300,

303-305,

307-308;

он же.

Тангутско-Тибетская окраина. Т. 2, с. 281;

Владимирцов.

Поездка к кобдоским дэрбэтам, с. 353—

354;

Руднев.

Материалы по говорам, с. 63;

Позднеев.

Образцы народной литературы. Вып. I,

с. 145; он же. Монголия и монголы. Т. I, с.

45-46.

Так предание называет исторического маршала Бандь

Illwjj-waH,

— Цецгун-цаб хотогойтский. См.:

Позднеев.

Образцы народной литературы,

с.

153-156.

274

Сочинения

ные

обряды-молебны —

гурум'ы;

ребенок был

убит

и уже больше не воз-

рождался. Так трижды умирал ИНдр-\уац.

Тем временем Амурсана и У-цанцш ехали вместе. Раз по предложению

Амурсана они поменялись повозками. Когда Амурсана сидел такв повозке

У-цанцш'а, к нему подъехал гонец из Пекина, и, принимая его за У-цанцш'а,

передал ему императорский приказ строго следить за Амурсана и при

случае

арестовать. Амурсана прочитал

бумагу,

понял измену своего

друга

и побежал

на

север.

Догонять его был послан дэрбэтский князь Тар\үачь\үац, предок Зоршту-

хан'а. Амурсана первое время скрывался в одной пещере в Сартульском

хошуне, местное население поддерживало его, покровительствовал ему и

сартульский

князь.

Местопребывание его было открыто все тем же

Tapwä4i-

v/ац'ом. Амурсана в сопровождении нескольких верных людей бросился бе-

жать; бежал по р. Тесу, затем перешел на р. Нарш. Здесь один баитский

князь,

Бато

Моцкб, предоставил Амурсана в распоряжение замечательного

коня,

донн

кок

Mopï

«четырехлетнего

сивку». Амурсана оставил у того

князя

ружье

треног; они

будто

бы до сих пор хранятся, как реликвии, у потомков того

князя.

Преследуемый

Tapwä4i,

Амурсана на новом коне своем доскакал до

р.

Харкра. Здесь настигнул его

Tapwä4i-waH,.

На

берегу

этой речки

Tapwä4i

настолько приблизился к Амурсана, что

хотел

было ударить его копьем сзади;

но

тут его конь споткнулся и Амурсана ускакал дальше, успев перебраться на

другой

берег.

Амурсана затем ушел в Россию, где и живет до сей поры, выжидая часа,

когда возможно

будет

вернуться на родину и начать борьбу за освобождение

ойратов. По другим сказаниям, в России живет правнук Амурсана, Дамбе

цанцн,

сын Тобсана, отцом которого был Томрсана.

Амурсана был особым человеком, обладал особыми способностями,

ÎKÏ

чщлта; он мог ниспускать

радугу

и вешать на нее свои вещи, мог низво-

дить снег и дождь, чтобы задержать своих врагов.

В Западной Монголии бродит много вариантов вышеизложенного, много

различных дополнений, отдельных анекдотов; показывают разные места и

урочища, связанные с теми или другими случаями из жизни Амурсана.

Кроме

того, оказалось, что сказания об Амурсана получили и литератур-

ную обработку, попали в книгу, сделались достоянием монгольской письмен-

ности.

В бытность свою в 1913 г. в Западной Монголии мне пришлось списать

одну небольшую книжку, содержание которой составляет история ойратов и

Амурсана. По словам местных грамотеев и любителей старины поведание это

было написано неким Дамбсэ тащ! хошуна баитского чш-бац'а, прежнего

баитского ЗУЦ бац'а, вероятно, в половине XIX века.

Поведание это, сумбурно рассказывая историю ойратов, так передает нам

сказание

об Амурсана, которое любопытно сравнить с выше изложенной на-

родной версией:

Монгольские

сказания

об

Амурсане

275

«Galdan danjin погиб при волнениях, сопровождавших разгром „великой

кочевки"

(т.е. Чжунгарии), а жену его, Bodolay, дочь Cevang-rabdan

xung-taiji,

бывшую тогда беременной, после ее возвращения в семью родную, взял

жены хойтский Daiicing

xosiuci

yeke

taiiji. Родившийся после этого у них

мальчик в одной руке держал черный камень, в другой зажимал комок запек-

шейся

крови .

Когда тот мальчик достиг трехлетнего возраста, мать его поехала с пиро-

выми припасами к своим родственникам для того, чтобы совершить обряд

подстрижения младенческих волос. Дядя по матери провозгласил тогда его

имя:

чтобы жил он с мыслью спокойной, да

будет

он Amursanaya

{Спокойная

мысль),

перерожденцем

Mahâkâla,

ездящим на коне

Maralbaâi

Дал он маль-

чику в наследие людей и скот и позволил вернуться назад.

Впоследствии, когда

Amursanä

откочевал из Чжунгарии и в 19-й год

Цянь-луна принял подданство манджурской империи, то был пожалован зва-

нием

cin-vang'a. В двадцатом

году

он был помощником главнокомандующего

начальствовал над левым отрядом великой армии, отправленной захватить

Davaci.

Тогда по клеветническому докладу

Ü-Jangjun'a

было приказано его схва-

тить, но

Amursanä

поклялся, говоря: „Приду через сто двадцать лет,

буду

мстить и соберу своих Дорбон-ойратов". — Он ушел к русским и поселился

там, соединясь по мирски с Цаган-ханом

Через год у Цаган-хана родился сын, которому дали имя

Temürsanä

(Железная

мысль). Тут

Amursanä

узнал, что русские стали выражать недо-

вольство; он взял своего сына и

хотел

уйти. Тогда Цаган-хан сказала ему:

„Есть

у меня пять областей народа, что кочуют на полуострове у великого

моря.

Живи там, владея ими!" Так послала она его и он зажил счастливо,

получив во владение землю и подданных, занесенных вихрем судьбы,

сбившись заблудившихся по

судьбе

(jayayan-u kii-ber

kögegdejü

jayaya-bar

jabxaran

gegegdegsen)».

Немного

ниже наше поведание опять возвращается к Амурсана и сооб-

щает следующее:

«Когда

Amursanä

вступил в подданство манджурскому императору, он

был возведен в звание cin-vang'a. Еще раньше он захватил у киргизов в плен

двух

юношей и отправил их к себе караулить его табуны. А те юноши,

Ulâôi

Mongyol, убежали, угнав всех его коней и прежде всего

коня

Maral-baâi,

на

котором ездил всегда сам

Amursanä.

Amursanä

послал к баитскому

Batu-möngke

гонца передать тому, что

с ним случилось и просить, чтобы тот дал ему во чтобы то ни стало хорошего

верхового

коня.

Batu-möngke

доставил ему четырехлетнего сивку

(dönen

koke

mori),

принадлежавшего некому Nima. Кроме того, он послал

Amursanä

ружье, называемое cecen

^absurya

(мудрое сложение), треног и латы

Ср. предание о рождении Чингис-хана.

maralbaSi — тюркское речение, значит: голова марала.

Т.е. маршала Банд!.

Цаган-хан русских — девица, легенда издавна широко распространенная в Средней Азии.

Предметы эти до последнего времени хранились у одного гобийского баитского

князя,

потомка Batu

möngke.

Владимирцов Б.Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов

Подождите немного. Документ загружается.