
324 КНИГА ТРЕТЬЯ
изображения от всех прочих духовных сил и от соседних миров ис-
кусств, оказывавших на него влияние в эпоху его младенчества. В пору
своего расцвета ни одно искусство никогда не бывало до такой степе-
ни национальным, как греческое. Оно отражало одну лишь природу,
и притом так, как ее видел греческий глаз, который привык олицетво-
рять все, что он видел. Олицетворялись греческие боги, леса, горы,
источники, моря, небесные явления, солнце, луна и звезды, города,
наконец, даже добродетель и порок (антропоморфизм). Своим вечным
значением греческое искусство в значительной степени обязано этой
свободной человечности. Красота же греческого искусства несом-
ненно состоит в его правде и свободе; кроме того, как и всякая худо-
жественная красота, она заключается в полном согласии формы с со-
держанием; вместе с тем, относительно формы, красота заключается
и в целесообразности, которой греческий художник, там, где это не-
обходимо, подчинял и саму свободу. Все, что было сказано о власти
искусства воссоздавать творения природы в ее духе, но с устранением
случайностей, которые в частностях отклоняют ее в сторону,– все это
прежде всего мы находим в искусстве греков. Некоторые из их соб-
ственных изречений гласят об этом. В свои лучшие времена, времена
полной самостоятельности, частные образы, которые это искусство
представляло, незаметно сделались в его руках типами, превратились
в образцовые фигуры всего мира людей, героев и богов, из которого
были взяты. Чтобы достичь высшей человеческой красоты, греческие
художники уже с ранних пор стали заниматься определением числен-
ных отношений между отдельными частями тела. В изменении этих
отношений прежде всего выражались перемены вкуса как отдельных
художников, так и разных эпох. Конечно, многие из величайших ху-
дожников во все времена творили на основании лишь собственного
наблюдения, и это мы могли потом вычислить в их созданиях; но тот
факт, что мы могли произвести такое вычисление, служит доказатель-
ством целесообразности принятых греками соотношений. При всем
том в пределах этой целесообразности царили свобода и мягкость.
Даже греческие архитекторы – а у скульпторов это само собой понят-
но – любили отнимать у соотношений их оцепенелость через незначи-
тельные отклонения от геометрической правильности и этим спосо-
бом иногда едва заметно сообщать своим произведениям вид
органического целого. Разумеется, для изображения красоты душев-
ной, говорящей от сердца сердцу, не было никаких формул; однако
греческое искусство в одушевлении своих произведений превзошло
все, что было создано более древними народами и прежними времена-