Назад
251Древнее искусство Востока
начатые еще при его отце постройки в Имгур-
беле (Балавате). Важнейшие из пластических
произведений, относящихся ко времени цар-
ствования этого государя, находятся в Британ-
ском музее; это, во-первых, так называемый
черный обелиск, на всех четырех гранях кото-
рого помещены в пять рядов, один за другим,
изображения царей, данников ассирийского го-
сударя, с их слонами и верблюдами (рис. 179);
во-вторых, найденная в Ашшуре (Калех-Шер-
гате) базальтовая, утратившая голову фигура
царя в сидячем положении и, в-третьих, бóль-
шая часть знаменитых бронзовых пластин,
служивших облицовкой ворот в Балавате, с
изображениями походов царя. Стиль этих про-
изведений отличается уже более мягкими, бо-
лее расплывчатыми контурами и несколько бо-
лее отчетливым задним планом в сравнении с
тем, какой мы находим в северо-западном
дворце. Сидящая фигура царя производит впе-
чатление слабого подражания такой же царс-
кой статуи из Телло (ср. рис. 156).
В центральном дворце Салманасара II в
Нимруде найден также один из совершенней-
ших образцов ассирийской живописи на гла-
зурованном кирпиче (см. рис. 178, в). На од-
ном и том же кирпиче изображены в полный
рост царь и сопровождающие его евнух и
воин; царь держит в правой руке чашу, из
которой делает возлияние в честь находящей-
ся перед ним фигуры, сохранившейся лишь
наполовину. Контуры – еще черные, но уже
едва заметны. Выцветшие краски костюмов – белая, темно-желтая и
серовато-желтая; фон – светло-желтый. Фигуры – более стройны, чем
на современных этой живописи рельефах; в руках и ногах преувели-
ченной мускулатуры незаметно. Из юго-восточных развалин Калаха,
относящихся, вероятно, ко времени царствования Рамманирариса III
(811–732), добыты многочисленные фрагменты живописи на кирпи-
че, хранящиеся в Британском музее; от более древних памятников
этого рода они отличаются белым цветом контуров (см. рис. 178, б).
Рис. 179.
Черный
обелиск
Салманасара II.
С фотогра-
фии
Манселля
252 КНИГА ВТОРАЯ
Этими контурами здесь очерчены, без
обозначения мускулатуры, поразитель-
но стройные светло-желтые и светло-си-
ние фигуры на зеленоватом или желто-
ватом фоне.
Дворец Тиглатпаласара III Узурпато-
ра (745–727), в Калахе, был разрушен
его преемником. Впоследствии Асар-
хаддон употребил рельефы из залов это-
го дворца для своей новой постройки. К
их числу, по всей вероятности, принад-
лежат изображения, изданные Лайярдом
(Mon. I, с. 63–67), – шествие со взяты-
ми в добычу изваяниями богов, которых несут на плечах два человека.
При Саргонидах произошел новый расцвет ассирийского искусст-
ва. Тотчас же по вступлении своем на вавилонский престол основа-
тель этой династии, Саргон (722–705), начавший с 709 г. до н. э. име-
новаться Саргоном II, соорудил себе в местности нынешнего
Хорсабада, на склоне горы, крепость Дур-Шаррукин, на западной сте-
не которой возвышался его гордый, исполинский, увенчанный зубца-
ми дворец. Перро называл Дур-Шаррукин «Версалем этого ассирий-
ского Людовика XIV». На дворцовой террасе, к юго-западу от царского
замка, рядом с ним возвышался храм, устроенный в виде уступов; ве-
роятно, он состоял первоначально из семи этажей, последовательно
уменьшавшихся с приближением кверху; из них сохранилось лишь
четыре. Наружная поверхность стен этих массивных этажей была раз-
бита на части углубленными полями уступчатого профиля и покрыта
штукатуркой, окрашенной на первом этаже в белый, на втором в чер-
ный, на третьем в красный, на четвертом снова в белый цвет (быть
может, первоначально синий). Основываясь на показаниях Геродота о
цвете различных поясов на стенах Экбатаны, Тома полагает, что пя-
тый этаж был окрашен в оранжево-красный, шестой – в серебристо-
серый, и, наконец, верхний этаж был позолочен (рис. 180). Царский
дворец, к которому примыкало это здание, исследован на таком боль-
шом пространстве и столь тщательно, как ни одно из других ассирий-
ских сооружений. Внутрь дворца вели двое массивных ворот – одни
на северо-восточной стороне, другие – на юго-восточной. Три проле-
та в каждых из этих ворот были украшены парами крылатых быков с
человеческими головами. По обеим сторонам юго-восточных ворот
между крылатыми быками было помещено по огромной человеческой
Рис. 180.
Реставрация
Хорсабадского
храма. По
Тома
253Древнее искусство Востока
фигуре, одной рукой прижимающей к себе
поднятого с земли льва и держащей в дру-
гой руке серповидный меч; вероятно, то
были изображения вышеупомянутого вави-
лонского национального героя Исдубара или
его друга Эабани, которые мы уже видели
на древнехалдейских цилиндрах (ср. рис.
151, д, и рис. 181). Пролеты ворот были свод-
чатые и облицованы глазурованным кирпи-
чом. Пластическими произведениями были
наиболее богаты дворы и залы мужского от-
деления. Глазурованным же кирпичом всего
роскошнее украшены были покои женского
отделения, отчасти крытые коробовыми сво-
дами (рис. 182). Например, стены одного из
дверных пролетов в этом отделении украше-
ны рядом стоящих одна возле другой полу-
колонн и под ним – цоколем, обложенным
глазурованными кирпичами, из которых со-
ставлена картина, изображающая львов, бы-
ков и других животных, идущих мимо ябло-
ни. Фон картины – светло-синий. Все
животные и предметы на ней – желтого цве-
та, с примесью белой краски. Листья на яб-
лоне – ярко-зеленого цвета.
Пластические произведения из Хорса-
бада находятся по большей части в парижс-
ком Лувре. Бронзовый лев из Дур-Шарру-
кина естествен не менее каменного льва из
Кальха, находящегося в Британском музее.
Во дворце Саргона найдено 26 пар алебастровых крылатых быков с
человеческой головой. Любопытны, кроме того, горельефные изобра-
жения Исдубара, особенность которых состоит в том, что тело в них,
так же как на древнехалдейских цилиндрах, обращено к зрителю пе-
редом, а ноги представлены профильно, обе в одну сторону. Подоб-
ная неумелость воспроизведения видна и в некоторых крылатых ду-
хах из Хорсабада, изображенных en face. Многочисленные
алебастровыве плиты с рельефами из дворца Саргона, поставленные
в один ряд, протянулись бы на два километра. Содержание их – то же,
что и подобных рельефов из Калаха. И здесь мы находим хронику
Рис. 181.
Скульптурное
украшение
юго-восточных
ворот Хорса-
бадского
дворца. С
фотографии
Жиродона
254 КНИГА ВТОРАЯ
Рис. 182.
Стенная
отделка
в женском
отделении
Хорсабадского
дворца.
По Тома
Рис. 183.
Голова
ассирийского
царя. Рельеф
из Хорсабада.
С фотографии
Жиродона
255Древнее искусство Востока
жизни царя, представленную в фигурах, например,
постройку им дворца. В стиле уже заметна переме-
на: рельеф становится выпуклее, полоса надписей,
проходящая в Калахе через все фигуры, уже отсут-
ствует; любовь к изображению частностей увеличи-
вается; стремление к тщательной разработке, посто-
янно повторяющееся в истории искусства через
известные промежутки времени, становится замет-
ным. В фигурах это сказывается в обозначении зрач-
ков, которое теперь вполне обычно (рис. 183). На зад-
нем плане, который занимает значительное
пространство, по сравнению с тем, что было раньше,
отдельные детали исполняются с большей наблюда-
тельностью и отчетливостью. Уже можно распознавать породы дере-
вьев, а море отличать по его раковинам и другим обитающим в нем
животным, равно как и по беспорядочно рассеянным на его поверхно-
сти спиралям, то есть волнам от реки, при изображении которой спи-
рали всегда располагаются в направлении ее течения. На ветках дере-
вьев появляются птицы, через дорогу перебегают куропатки. Но при
всем этом выполнение произведения слабее, чем в более древних ху-
дожественных памятниках Калаха. Вообще рельефы дворца Ашшур-
насирпала, хранящиеся в Британском музее, при всей жесткости сво-
его исполнения, производят впечатление большей строгости, свежести
и содержательности, чем рельефы дворца Саргона, находящиеся в Лув-
ре. Во дворце Саргона найдена также единственная в ассирийском ис-
кусстве шарообразная капитель (см. рис. 168). Дальнейшее развитие
скульптурной орнаментики представляет нам также
известный каменный дверной порог, хранящийся в
Лувре (рис. 184). Наружную рамку этого порога со-
ставляет ряд чисто египетских цветков лотоса, чере-
дующихся с его бутонами и соединяющихся с ними
при помощи изогнутых стеблей. Внутреннюю рамку
образует полоса, украшенная розетками. Эти две
рамки окружают главное поле орнамента, занятое
приставленными друг к другу шестилиственниками.
Здесь так же, как и на бронзовых сосудах из Нимру-
да (рис. 185), относящихся, вероятно, к эпохе Сарго-
на и представляющих собой, несмотря на полуеги-
петскую орнаментику, наверное, произведения Азии,
видно, как ассирийские художники совокупляли и пе-
Рис. 184.
Каменный
дверной порог
из Хорсабада.
По Перро и
Шипье
Рис. 185.
Бронзовый
сосуд из
Нимруда. По
Лайярду (II,
табл. 60)
256 КНИГА ВТОРАЯ
ределывали по-своему отдельные
египетские мотивы. И в военное,
и в мирное время египтяне все
более и более оказывали влияние
на ассирийцев.
Сын Саргона, Синахериб
(705–681 г. до н. э.), разрушитель
Вавилона и завоеватель Египта,
снова перенес свою резиденцию
в Ниневию. Он укрепил этот го-
род стенами, тянувшимися не-
сколько миль, а в его центре со-
орудил для себя два дворца, один юго-западный, на месте нынешнего
Куюнджика, и другой – в южной части города, в Неби-Юнусе. От вре-
мен Синахериба остались также рельефы на скалах в долинах Бавиа-
на и Мальтаи. И здесь, и там изображены великие национальные асси-
рийские боги в обычных одеяниях, с высокими тиарами на голове; эти
фигуры – выше человеческого роста, стоят на животных, и цари по-
клоняются им. И здесь, и там соблюден строгий древний стиль релье-
фа, несмотря на удлиненность пропорций. Никакие изображения зад-
него плана не нарушают спокойного однообразия плоскости, на
которой выступают фигуры. Иное дело – большие скульптурные хро-
ники из куюнджикского дворца Синахериба. Большие, связанные один
с другим ландшафты, каких никогда не бывало в египетском искусст-
ве, тянутся по множеству плит; в том же дворце найдены и другие
достопримечательности ассирийской архитектуры, каковы, например,
четыре шарообразных подножия колонн (ср. рис. 168) и каменный двер-
ной брус с пластическими фигурами животных. Алебастровые доски
со скульптурной хроникой из этого дворца находятся в Берлинском и
Британском музеях. Некоторые из берлинских досок, как, например,
с изображением царя и его коня (рис. 186), представляют еще старин-
ное несложное расположение фигур, но на лондонских досках уже ви-
димо является новый стиль. В берлинском рельефе заметно, что фи-
гуры становятся более стройными, мускулатура рук и ног менее
утрированной. Но главное нововведение заключается в том, что изоб-
ражений без ландшафта на заднем плане почти не встречается. Этот
фон, изобилующий разнообразно индивидуализированными деревья-
ми, зданиями и водяными вместилищами, сливается в связные ланд-
шафты, и масса мотивов, рисующих нравы и обычаи, не имеющих ни-
чего общего с главным сюжетом, врывается и оживляет однообразные
Рис. 186.
Синахериб,
конь и слуга.
Рельеф из
Ниневийского
дворца. С
фотографии
из Берлин-
ского музея
257Древнее искусство Востока
истории. Фигуры, вообще уменьшившиеся в размере, помещаются сре-
ди ландшафта в несколько рядов, одни над другими, а иногда разбра-
сываются в нем без всякого порядка. Но заднему плану, который име-
ет вид географической карты и на котором горы, независимо от их
верхних очертаний, все еще изображаются условно, в виде сети чешу-
ек, а реки по-прежнему в виде правильных волнообразных спиралей,
несмотря на всю его связность, все еще недостает какой бы то ни было
перспективы, и вследствие присоединения к пластике столь многих
элементов живописи эти изображения вообще лишены строгого плас-
тически декоративного характера.
Дверной порог из дворца Синахериба (по Лайярду, отнюдь не из
дворца Ашшурбанипала) в Британском музее (рис. 187) доказывает,
что, кроме того, орнаментные формы, не нарушая древнего стиля, ста-
новились все более и более роскошными. Бордюр из египетских цве-
тов и бутонов лотоса совершенно походит на такой же узор порога из
Хорсабада, хранящегося в Лувре; но на внутреннем поле рисунка яв-
ляется новое великолепное применение мотива лотоса. Мы видим
здесь, что египетское наследие развивается далее, чтобы перейти в
этом виде к позднейшим народам. Если, собственно говоря, всю тех-
нику искусства при Синахерибе нельзя считать прогрессом в художе-
ственном отношении, то нельзя и не признать, что именно благодаря
своей борьбе с новыми тенденциями она имеет весьма важное значе-
ние для истории развития ассирийского искусства.
Преемник Синахериба Асархаддон (681–668), завоеватель Египта,
известен в истории искусства лишь как соорудитель громадного юго-
западного дворца в Кальхе, оставшегося, одна-
ко, навсегда недостроенным. При сыне этого
государя, Ашшурбанипале (668–626), извест-
ном у греков под именем Сарданапала, асси-
рийское искусство снова и своеобразно расцве-
ло в последний раз. Правда, искусство времен
Ашшурбанипала, в отношении силы и величе-
ственности, нельзя равнять с искусством вре-
мен Ашшурнаcирпала, но все-таки оно было
светлее, свободнее и чище, чем при Синахери-
бе. Ассирийская чуткость к природе, велико-
лепно выказавшаяся в изображениях животных,
возвышается теперь до настоящей правдивос-
ти, а техника достигает величайшей мягкости
и свободы, какие только могли быть доступны
Рис. 187.
Дверной порог
из дворца
Синахериба
в Ниневии.
По Лайярду
(II, табл. 56)
258 КНИГА ВТОРАЯ
Рис. 188.
Сцена охоты.
Куюнджикский
рельеф. С
фотографии
Манселля
Рис. 189. Сад
с дикими
зверями.
Куюнджикский
рельеф. С
фотографии
Манселля
259Древнее искусство Востока
той общей ступени развития, на
которой стояло ассирийское ис-
кусство. Ашшурбанипал постро-
ил для себя северо-западный дво-
рец, великолепные алебастровые
рельефы которого принадлежат к
лучшим украшениям Британско-
го музея; развалины этого дворца
были открыты в Куюнджике глав-
ным образом Гормуздом Расса-
мом и Георгом Смитом. Сцены
битв из войны Ашшурбанипала с
эламитами в своей общности, конечно, грешат такой же разбросанно-
стью и перепутанностью композиции, как и подобные изображения
времен Синахериба; но их подробности нередко отличаются вкусом и
большой жизненностью, и иногда, как бы с преднамеренной реакцией
против преобладания ландшафтного фона, последний совершенно
опускается в охотничьих сценах (рис. 188), но зато в других случаях
мирная, замкнутая в себе жизнь изображается с таким изяществом и
любовью, что иногда кажется, будто именно она стала главным сюже-
том художественного воспроизведения (рис. 189). Здесь виноградные
лозы вьются вокруг елей и кипарисов, там кисти винограда свешива-
ются со всех сторон в естественном изобилии или вытянулись на длин-
ных стеблях подсолнечники рядом с деревом, под которым лежит руч-
ная львица. К числу наиболее известных изображений такого рода
относятся: Ашшурбанипал на охоте, в богатом одеянии, верхом; в его
руке, натягивающей лук, столько непринужденного движения, сколь-
ко не встречалось раньше в подобных изображениях; дикие лошади и
дикие козы, обращающиеся в бегство, переданы чрезвычайно живо,
хотя и без ландшафтного фона; раненый лев сидит на земле, открыв
свою пасть, из которой льется обильный поток крови (рис. 190); льви-
ца, пронзенная тремя копьями, рычит от боли и уже не в состоянии
волочить свои парализованные задние ноги; царь пирует в виноград-
ной беседке (рис. 191), покоясь на ложе подле царицы, сидящей на
троне, и оба подносят к губам своим чаши, тогда как перед беседкой, в
роще пальм и кипарисов, играют музыканты. Однако усматривать в
этих произведениях, подобно Брунну, греческое влияние было бы
слишком смело.
Прошло еще не одно столетие, прежде чем какой-либо более мо-
лодой народ мог достигнуть в монументальном искусстве той степе-
Рис. 190. Лев,
изрыгающий
кровь.
Куюнджикский
рельеф.
С фотогра-
фии
Манселля
260 КНИГА ВТОРАЯ
ни свободы и жизненной
правды, какая была присуща
ассирийцам в этом роде изоб-
ражений. Опперт называл
ассирийцев «голландцами
древности». В отношении
развития пейзажа и воспроиз-
ведения животных в свой-
ственных им формах и движе-
ниях, в отношении вообще
чувства действительности, с
которым ассирийцы изобра-
жали, насколько доставало у
них умения, исторические сю-
жеты, они заслуживают это
название. Но не следует забы-
вать и идеализации, заметной в некоторых больших изображениях це-
ремоний, представляющих царя в его сношениях с богами и добрыми
гениями. Способ изображать последних в виде крылатых людей пред-
ставляет в Египте вовсе не его коренную, местную, а месопотамскую
особенность, хотя перенесенную туда лишь в позднее время по отно-
шению к определенным божествам и сохранившуюся до настоящего
времени в христианском олицетворении ангелов. Конечно, ассирий-
цы, кроме этого приема изображать неземное, постоянно прибегали
для того к изображениям менее идеального характера, к изображени-
ям двупородных существ, полулюдей-полуживотных; но некоторые из
таких фантастических фигур имеют у них более органическое строе-
ние, нежели у египтян. До просветления же человеческого тела боже-
ственной идеальностью и до выражения в человеческих лицах душев-
ных движений ассирийцы так же были далеки, как и египтяне; в
индивидуализации тела и особенно головы они даже значительно от-
стали от египтян: портретное искусство было им чуждо. По сравне-
нию с египтянами они сделали соответственный эпохе шаг вперед лишь
в частностях, но вообще отнюдь не продвинулись на высшую ступень
художественного развития.
При преемниках Ашшурбанипала ассирийскому величию наступил
вскоре конец. Вавилонский царь Набополасар соединился с царем Ми-
дии, Киаксаром, для борьбы с их общим наследственным врагом.
В 660 г. до н. э. они достигли своей цели. «Все четыре резиденции,–
говорит Эд. Мейер,– Ниневия, Дур-Шаррукин, Кальха и Ашшур по-
Рис. 191. Царь,
пирующий в
виноградной
беседке.
Куюнджикский
рельеф.
С фотогра-
фии
Манселля