Васильев Л.С. Древний Китай. Том 2. Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Подождите немного. Документ загружается.

ративно были четко отделены от сельских, была введена строгая фор-

ма одежды для старших и младших должностных лиц. Были измерены

поля

и проведены межи, а деревенское население разбили на пяти-

дворки,

как

следует

полагать, с взаимной ответственностью внутри

каждого из них. В тексте сообщается об определенном недовольстве

радикальными реформами и о сопротивлении им, но, как сказано в за-

ключении,

эсего через три года в песнях начали прославлять Цзы Чаня

за его реформы — настолько стали заметными перемены к лучшему.

В завершение цикла реформ в 536 г. до н.э. Цзы Чань составил ко-

декс законов (точнее, свод с описанием преступлений и наказаний за

них),

который был выгравирован на бронзовом сосуде. Как сообщает-

ся

в «Цзо-чжуань», это нововведение было решительно осуждено

цзиньским

Шу Сяном, который в специальном послании к Цзы Чаню

осудил его за

отход

от традиции древних, которые обходились без

фиксирования

свода наказаний и больше полагались на воспитание

людей, на конкретный

учет

всех обстоятельств (если люди

будут

ру-

ководствоваться лишь безликими законами, исчезнет уважение к

старшим) [114, 6-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 607 и 609]. Шу Сян по-

лагал, что, вводя законы, Чжэн может прийти в упадок и погибнуть.

В ответ Цзы Чань не без ехидства заметил, что он не заботится о дале-

ком

будущем,

но ставит своей целью привести в порядок дела сего-

дняшние

и что он, хотя совет принять не может, тем не менее глубоко

благодарен за внимание.

В 539 г. до н.э. состоялась беседа

между

цзиньским Шу Сяном и

прибывшим

с визитом циским Янь-цзы, в

ходе

которой оба сетовали на

то,

что дела в их царствах

идут

плохо. Вскоре после этой беседы, в

522 г. до н.э., в царстве Ци Цзин-гун и Янь-цзы провели реформы [114,

20-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с.

678-679

и 683-684]. Были, в частности,

устранены таможенные барьеры (для Ци с его развитой торговлей это

имело немалое значение), сняты некоторые ограничения, прощены долги.

В 528 г. до н.э. чуский Пин-ван, который пришел к власти, жестоко

расправившись

с близкими родственниками, счел за благо реабилити-

роваться в глазах уставшего от смутных лет народа и обрести ореол

мудрого и справедливого правителя. Он вернул политическую само-

стоятельность аннексированным чусцами царствам Чэнь и Цай и ряду

более мелких княжеств, приостановил конфронтацию с

царством

У и

решил заняться внутренними делами. Реформы его, согласно «Цзо-

чжуань», сводились к помощи бедным, старым и сирым, включая ос-

вобождение их от налогов, к прощению некоторых из провинившихся,

награждению заслуженных, использованию на

службе

достойных и

заботе о новопоселенцах [114, 14-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 654 и

655]. В тексте вся программа реформ была одобрена, а Сыма Цянь со

ссылкой

на обширное рассуждение все того же цзиньского Шу Сяна под-

крепил

эту оценку словами:

«Духи

предков

дают

ему мандат на управ-

ление,

а население царства доверяет

ему»

[ 103, гл. 40; 71, т. V, с. 195].

О некоей попытке реформ в Цзинь в 513 г. до н.э. можно судить в

связи

с сообщением «Цзо-чжуань», где говорится об обложении насе-

ления

налогом, чтобы отлить металлический

сосуд

и выгравировать на

нем

кодекс наказаний [114, 29-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 730 и

732]. Цзиньские сановники (упоминаются кланы Фань и Чжун-хан)

пошли

по пути Чжэн и сочли за благо создать развернутое уложение о

наказаниях,

что было одобрено далеко не всеми.

В начале V в. до н.э., после понесенного от царства У сокруши-

тельного поражения, юэский Гоу Цзянь провел в своем царстве серию

реформ,

направленных на укрепление страны. Сообщение

«Го-юя»

свидетельствует о том, что Гоу Цзянь всю вину за поражение принял

на

себя и стал заботиться об укреплении царства [85, с. 229-231; 29,

с. 292-294]. Он стимулировал рождаемость (было объявлено, что все

девушки в 17 лет должны выходить замуж, за что должны отвечать их

родители), расширил социальные льготы (вдовые и сирые, больные и

бедные получали выдачи из казны) и взял курс на накопление запасов

стране. Как сказано в гл. 41

труда

Сыма

Цяня,

все эти меры привели

тому, что уже в 483 г. до н.э. Юэ стало крепким государством и было

готово начать войну с У, которое было им уничтожено десятилетие

спустя [103, гл. 41; 71, т. V, с. 38; т. VI, с. 18-21].

Как

легко заметить, набор нововведений в рамках каждой из ре-

форм,

за немногими исключениями, был достаточно однообразен: со-

кращались

налоги, прощались долги, заботились о вдовых и сирых,

бедных и старых, стремились воздать всем по справедливости и каж-

дому по заслугам. Дважды реформаторы (Гуань Чжун и Цзы Чань)

предпринимали

административную реформу, сводя дело прежде всего

созданию низовых ячеек-пятидворок (военных в первом

случае

крестьянских

во втором). Дважды предпринимались попытки создать

кодекс наказаний. Обращалось внимание на раздачи, на создание за-

пасов

и военное усиление царства. И самое главное — все реформы по-

давались поД знаком сохранения добродетели, заботы о порядке и гар-

монии.

Это была константа, рожденная еще в начале Чжоу под знаком

теории о небесном мандате с его этическим детерминантом дэ и мно-

гократно усиленная идеологической революцией, смысл которой сво-

дился к созданию четко осознанной всеми в Поднебесной нерушимой

системы ценностей (крепкое государство и справедливая администра-

ция

мудрых

— это залог гармонии, порядка и процветания в стране).

Нет

сомнения, что многое из того, что содержится в сообщениях о

реформах в наших источниках, было связано с этой системой идеоло-

543

гических и этических ценностей и, возможно, частично приукрашено

задним числом. Но как бы то ни было, реформы все же проводились и

приносили

свои результаты. Принимая это во внимание, мы вправе

проанализировать весь цикл реформ как таковых и, главное, связать

их с некоторыми иными сообщениями (о налогах и о

богачах,

напри-

мер) в нечто цельное, имеющее определенную динамику эволюции.

Смысл

цели

реформ

Как

уже отмечалось, описанные выше реформы прежде всего име-

ли

ярко выраженный антифеодальный характер, поскольку ставили

своей целью укрепление централизованной администрации. За исклю-

чением реформ, связанных с установлением в VI в. до н.э. в царстве

Лу правления

трех

кланов и созданием сначала

трех,

а затем

двух

ар-

мий,

находившихся под их властью, нам неизвестно, осуществлялись

ли

в период Чуньцю в

уделах

других

царств какие-либо нововведения,

направленные на укрепление структуры того или иного клана и тем

способствовавшие усилению феодализма. Вполне вероятно, что такое

случалось, однако в источниках об этом нет речи.

Да и сообщение о реформе, приведшей к развалу царство Лу,

вполне возможно, появилось лишь потому, что текст

«Цзо-чжуань»

(как

и сама хроника

«Чуньцю»)

был тесно привязан к Лу и не мог

обойтись без подробных сообщений о событиях в этом царстве, а

именно

в Лу правители во второй половине периода Чуньцю превра-

тились в марионеток, не имевших никакой власти в своей стране.

Принимая

все сказанное во внимание, можно предположить, что со-

ставители текстов всячески старались обойти то, что способствовало

укреплению феодальной раздробленности и вообще самовластия вла- {

детельной знати, и выдвигали на передний план все то, что содейство-

вало усилению власти правителей и централизованной администрации

царствах. Именно в этом были смысл и цель

всех

описанных выше

реформ.

В этом нет ничего удивительного. Составители текстов, о чем уже

немало было сказано, находились на

службе

у правителей и в силу

своего служебного положения были заинтересованы в укреплении

власти центра и преодолении феномена децентрализации. Этот их ин-

терес был — наряду с аналогичным стремлением их хозяев, особенно

сына

Неба, — важным стимулом для написания тех глав второго слоя

«Шуцзина», о которых уже было подробно рассказано. Поэтому яв-

ный

акцент на принцип этического детерминизма и стремление ре-

544

форматоров создать упорядоченную администрацию и гармоничное

общество сами по себе понятны. Вопрос лишь в том, насколько опи-

сываемые реформы адекватны

тому,

что было на самом деле. Иными

словами, не выдавали ли авторы источников желаемое за действи-

тельное? Отвечали ли реформы — как они представлены в текстах —

потребностям централизации структуры, в рамках которой они осуще-

ствлялись? И если да, то насколько?

Обратим внимание сначала на первый вопрос. Оперируя косвен-

ными

данными и опираясь на социологический стандарт здравого

смысла, найти ответ на него вообще-то вполне возможно. Так, напри-

мер,

тот самый принцип этического детерминанта, который был отме-

чен и

даже

вынесен за скобки всего изложения материала о реформах

как

некая константа, явно был реальностью, а не неким фантомом,

вписанным

в тексты задним числом. Уже не раз упоминалось о том,

что драматическая противоречивость ситуации заключалась в разрыве

между

генеральным принципом этической нормы (включая аристо-

кратическую этику во

всех

ее проявлениях, в том числе и то, как она

была позже описана в трактатах типа «Или») и политическими стра-

стями

борьбы за власть. Страсти то и дело одолевали норму, и это

стоит признать нормальным, ибо жизнь есть жизнь и страсти в ней

практически

всегда играют очень важную роль — по меньшей мере

до тех пор, пока общество не окажется в состоянии строго обуздать их

жесткими обручами четко формализованной и обычно религиозно

санкционированной

этической нормы.

Общество времен Чуньцю шло к этому состоянию, которое позже

нашло

свое блистательное воплощение в имперском ханьском конфу-

цианстве,

ставшем на тысячелетия государственной идеологией Под-

небесной.

Но только шло. Оно, как о том не раз было уже сказано, на-

ходилось в состоянии становления и соответственно изменений.

потому нет ничего удивительного в том, что страсти в нем еще до-

минировали.

А так как любые страсти, и в первую очередь те, что раз-

гораются вокруг желанного трона, деструктивны и для общества, и

для государства, то нет ничего удивительного в том, что все имевшие

власть и заполучившие ее всегда стремились к их ограничению.

Это означает, что любой из стоявших у рычагов власти был за ее

укрепление и тем самым за преодоление децентрализации. Здесь

практически

нет и не может быть исключений. Даже ситуация в Лу

косвенно

подтверждает именно это. Проанализируем ее с точки зре-

ния

только что сформулированного постулата.

Три

могущественных и близкородственных клана из дома Хуань-

гуна разделили

между

собой царство. Но правитель (пусть марионет-

ка)

остался на троне и формально признан как сыном Неба, так и все-

18 — 766 545

ми

чэкгухоу.

Больше того, за него склонны вступиться в

Цзинь,

этом

сильнейшем из государств, призванном следить за порядком в Подне-

бесной.

Естественно, что трем кланам приходилось лавировать. Их

сила — в единстве и взаимовыручке, что было наглядно продемонст-

рировано

в критический момент неудавшейся попытки луского Чжао-

гуна вернуть себе власть. Можно предположить, что в

чуть

иначе

складывавшейся ситуации могущественный клан Цзи, представители

которого фактически управляли царством, сумел бы избавиться от со-

перников

(даже и родственных ему — родство в таких

случаях,

как

было многократно доказано политической практикой времен Чуньцю,

значения

не имеет) и занять трон. И нет сомнений, что он в этом слу-

чае тоже действовал бы в пользу центростремительных тенденций. Но

добиться этого он не мог и потому вынужден был делить власть с дру-

гими кланами, т.е. действовать вроде бы деструктивно, поддерживая

тенденцию раздробленности. Однако если обратить внимание на дей-

ствия этого клана (в 562 г. были созданы три вроде бы равные армии,

а в 537 г. были созданы лишь две, из которых одна была у Цзи, а дру-

гая — у

двух

кланов, Мэн и Шу), то трудно не увидеть, что клан Цзи

делал все что мог в сложившейся ситуации, чтобы способствовать ук-

реплению власти центра — в данном

случае

своей власти.

Практически

сказанное означает, что все властители, обладавшие

реальной силой (включая и нелегитимных, типа луского клана Цзи),

стремились к укреплению власти центра, но не к феодальной децен-

трализации.

А это позволяет полагать, что и описания реформ в наших

текстах —

даже

учитывая возможные нарочитые акценты — соответ-

ствуют

реальности. Можно сказать и больше. Если и предпринима-

лись в

уделах

попытки реформ, направленных на усиление децентра-

лизации

государства и укрепление данного

удела,

то они скорее всего

игнорировались составителями текстов как нечто маловажное и, глав-

ное,

идущее против уже практически всеми осознанной желанной со-

циально-этической

и социально-политической нормы.

Уделы,

разуме-

ется, укреплялись и в некоторых

случаях,

как в Цзинь в конце периода

Чуньцю, становились государствами в государстве. Но рассказа о ме-

ханизме этого укрепления, равно как и повествований о соответст-,

вующих реформах, в текстах нет. Есть лишь краткая хроника со-|

бытии.

Итак,

фиксация в источниках реформ была достаточно целена-j

правленной,

как и сами эти реформы. То и

другое

шло в унисон с<

складывавшейся в обществе идеологической парадигмой. А сверхза-1

дачей при этом была постепенная дефеодализация чжоуской военно]

политической структуры. Практически все реформы вели к этому ил»

имели это в качестве цели.

546

Остановим теперь внимание на некоторых немаловажных деталях

реформ,

отметив их явно выраженную социальную направленность:

помощь

бедным и одиноким, обеспечение за счет казны нищих и убо-

гих, снижение налогов и прощение недоимок, а также создание запа-

сов для обеспечения населения в

случае

необходимости (неуро-

жаи,

войны и т.п.)- Все это тесно перекликается с мудрыми принципа-

ми

администрации Яо, Шуня или Юя. Учитывая, что принципы не-

бесного мандата и этического детерминизма требовали, помимо про-

чего, заботы правителей о благосостоянии населения, а правители

вполне искренне воспринимали себя в качестве отцов отечества, мы

придем к выводу, что знаменитая конфуцианская метафора

«госу-

дарство — это разросшаяся семья» не была лишь метафорой и изобре-

тением Конфуция. Это был один из генеральных принципов сущест-

вования

Китая с глубокой древности .

этих позиций целесообразно рассматривать и нередко встре-

чающиеся в источниках сетования на тяжелую жизнь и соответствен-

но

типично китайские образы и метафоры скверны (правитель забира-

ет себе две трети урожая, а народ голодает; амбары полны гниющего

зерна, а люди умирают от голода в канавах и рвах, причем никто из

чиновников

не докладывает правителю об этом; у людей нет земли,

чтобы воткнуть шило, и т.п.). Они являют собой своеобразную анти-

норму, антигенотип. Разумеется, они были порождены самой жизнью,

ибо налоги действительно не только снижались (как в сообщениях о

реформах), но и росли, амбары с запасами зерна контрастировали с

обилием недоедающих и т.д. Но тем не менее обличение зла делало

свое дело, подчеркивая главное: гармоничное общество и

мудро

по-

строенное государство должны быть основаны на генеральных

прин-

ципах порядка и социальной справедливости, заботы верхов о низах и

почтительности низов к заботящимся о них верхам. Конечно, постулат

верхах,

выше всего ценящих добродетели и не уважающих своеко-

рыстие и погоню за выгодой, может быть с высоты современного ис-

торического опыта воспринят как примитивная утопия и

даже

элемен-

тарная пропаганда. Но на примере древнего Китая и всей дальне-

восточно-конфуцианской

цивилизации видно, как старательно и уме-

Обратим в этой связи внимание на некоторые особенности, обеспечившие успехи

Японии

в нашем веке (я имею в виду патерналистские отношения в рамках фирм, да и

общества в целом), чтобы убедиться в том, что именно такого рода генеральный

прин-

цип

свойствен дальневосточно-конфуцианской цивилизации в целом. В разных стра-

нах и в разное время он проявлялся различно, но главное в том, что в глубинах соци-

ального генотипа он всегда присутствовал. Больше того, он активно влиял и влияет на

характер, пути и темпы развития общества (или отделившихся от него в силу преврат-

ностей исторической

судьбы

более или менее крупных его частей — речь идет прежде

всего о так называемых хуацяо).

IB'

547

ло ухоженные ростки явно утопических идеалов пробивались сквозь

толщу неприглядных реалий.

Жизнь

полна скверны — это знает каждый. Но на то и мудрость

древних, чтобы научиться преодолевать скверну, — примерно это видно

описании всех тех реформ, которые предпринимались в период

Чуньцю,

когда

жесткость политической борьбы заявляла о себе весьма

наглядно.

Но отвечали ли реформы ожиданиям и потребностям той

структуры, в рамках которой все они осуществлялись? Или же они

были как бы сами по себе?

Разумеется, реформы отвечали потребностям общества, в котором

они

проводились. Едва ли не важнейшая особенность их — это забота

об армии и решение проблем военной мощи, включая соответствую-

щие

налоги и обязательства. Об этом весьма наглядно и в деталях шла

речь при описании реформ Гуань Чжуна в Ци, а также реформ в Чу и в

Лу. Что касается проекта реформ Гуань Чжуна, то именно военная его

часть, как о том

чуть

выше уже шла речь, представляется наиболее ре-

альной

и осуществимой. Армия есть армия, и о каком бы древнем пе-

риоде ее существования ни шла речь, в ней всегда

существуют

низо-

вые ячейки-подразделения, объединяемые в более крупные. В

случае

Гуань Чжуном речь шла о пятках, главы которых получали инструк-

ции

от взводных (те — от ротных и т.д., вплоть до

трех

высших ко-

мандующих, включая и самого правителя-гуна). И сразу же после

описания

всей этой военной схемы речь в тексте заходит о тех, кто

вне

ее, т.е. об обычных крестьянах. Из достаточно подробного изло-

жения

явствует, что для народа нужно установить твердые правила

пользования

землями и прочими природными ресурсами, нужно спра-

ведливо распределять поля и соответственно облагать крестьян (или

коллективы общин) военным налогом

чжэн

—

тогда

люди не

будут

перемещаться [85, с. 82]. Текст не вполне ясен, что отмечает и его

русский переводчик [29, с. 116 и 359, примеч. 4]. Но из него вполне

очевидно

следует,

что военные поселенцы не были в состоянии сами

обеспечивать себя всем необходимым и что для этого с остального

народа взимался налог

чжэн.

Собственно,

так, скорее всего, обстояло дело и с поселенцами из

числа так называемых «восьми иньских армий» в Лои в западночжоу-

ское

время [24, с. 280], Так же было и в

других

царствах периода

Чуньцю. Один из эпизодов в «Цзо-чжуань» повествует о том, что, по-

сле того как царство

Цинь

в 645 г. до н.э. нанесло Цзинь поражение и

взяло

в плен правителя, один из чиновников Цзинь в беседе с

цинь-

ским

гуном заметил, что люди глубоко переживают случившееся и го-

товы платить военный налог

чжэн

и, как говорится, держать порох

сухим

[114, 15-й год Си-гуна; 212, т. V, с.

165-166

и 167]. Однако

548 ^

лучше всего виден характер военного налога

чжэн

из сообщений

«Цзо-чжуань»

о разделе царства Лу [114, 11-й год Сян-гуна и 5-й год

Чжао-гуна; 212, т. V, с. 454 и 452, 600 и 603]. После первого раздела

(562 г. до н.э.) на территории, попавшей под непосредственную юрис-

дикцию

клана Цзи, тот, кто приходил в ряды армии с полной выклад-

кой,

включая лошадей и колесницы, был освобожден от уплаты

чжэн,

тогда

как остальные платили удвоенный налог

чжэн,

а после второго

передела луских земель и армий (537 г. до н.э.) этот принцип взяли на

вооружение и оба

других

клана, Мэн и Шу.

Из

текста неясно, платили ли лусцы в те годы еще и

другие

нало-

ги — скажем, древний чэ или введенный в 594 г. до н.э. налог шуй,

экстраординарный

военный налог цю, который был введен в 590 г.

до н.э. [114, 1-й год Чэн-гуна; 212, т. V, с. 336 и 337] в связи с обост-

рением

отношений с Ци. Вообще с налогами в чжоуском Китае

периода Чуньцю были немалые сложности, далеко не все здесь

ясно,

особенно

если

учесть

практику введения новых налогов и в то же

время постоянный рефрен о снижении налогового бремени в

ходе

реформ.

Но одно несомненно: военные налоги среди прочих явно

преобладали, что видно и из анализа фискальных терминов [17]. Это

неудивительно. Так и должно было быть, ибо феодализм —это

прежде всего война, и главное дело феодальной знати — дело

военное.

Приоритет военного начала хорошо заметен. Он виден на примере

раздела Лу

между

кланами, обстоятельно разработан в проекте

реформ Гуань Чжуна. Забота об успешной войне и готовность к ней,

стремление постоять за себя наглядно продемонстрированы в отры-

вочных сообщениях о цзиньцах, стремившихся снова воевать с раз-

громившим их царством

Цинь.

Это же заметно и из описания чуской

реформы 548 г. до н.э., когда был произведен подробный кадастр

земель и после тщательной их оценки определен военный налог фу.

Ради успешной войны с У проводил свои реформы и вообще прожил

всю свою жизнь и юэский Гоу

Цзянь,

что стало в Китае легендой и

известно практически каждому.

Подводя некоторые итоги всему сказанному, обратим внимание на

противоречивость ситуации в целом. Реформы очень часто проводи-

лись для того, чтобы изыскать средства на войну. Война — это реаль-

ная

и каждодневная потребность феодальной структуры. На войну

шли

налоги

чжэн,

цю и фу. В то же время при описании реформ почти

всегда рефреном звучит упоминание о снижении налогового бремени.

Почти

все реформы делались ради укрепления власти центра и блага

народного, причем они, как упоминалось, были явно антифеодальны-

ми

по внутренней сути, по основной направленности.

549

Внутренняя противоречивость реформ не вызывает удивления, ибо

противоречивой была вся

структура.

Она находилась в состоянии по-

стоянной

трансформации. Конечно, война была главным делом, воен-

ные

налоги и повинности были целью многих реформ, и это вполне

соответствовало потребностям господствовавшей в те годы феодаль-

ной

структуры царств и княжеств чжоуского Китая. Реформы отража-

ли

потребности этой структуры. Но генеральной тенденцией эволю-

ции

чжоуского общества в те же годы была явно выраженная анти-

феодальная, которая объективно вела к укреплению централизованной

власти и к попыткам воплощения утопического идеала патерналист-

ской

системы отношений, имевшей в Китае глубокие корни и всяче-

ски

пропагандировавшейся усилиями многих заинтересованных в

этом людей, от чжоуских ванов до Конфуция. И это хорошо видно при

анализе ряда параллельных процессов, протекавших в чжоуском Ки-

тае в интересующее нас время.

Социально-политическая

трансформация

Как

известно, так называемый основной вопрос философии, кото-

рому всегда придавали столь большое значение отечественные и со-

временные китайские специалисты по истмату (бытие определяет соз-

нание

или наоборот), весьма трудно решается на практике, особенно

все в том же Китае. Едва ли стоит напоминать читателю, сколько

копий

было сломано китайскими историками философии в борьбе за

то,

чтобы определить, кем был, скажем, Конфуций — материалистом

или

идеалистом. Между тем парадокс в том, что сами мастера истмата

являются в гораздо большей степени — если брать за основу их же

собственные критерии — идеалистами, нежели материалистами.

Дело в том, что идеология порой играет определяющую роль. Ут-

верждение первичности бытия

никак

не подтверждалось на практике в

случае

как с русской, так и тем более с китайской коммунистической

революцией. Всем было хорошо видно и понятно, что и в России

1917 г., и в Китае 1949 г. объективные условия для социализма

отсут-

ствуют.

Тем не менее считалось, что правильно налаженная пропаган-

да

сумеет

сделать свое дело. А «единственно верная идеология», под-

крепленная

железной диктатурой и силовыми методами принуждения,

обеспечит желаемые результаты. В общем и целом и в России, и в Ки-

тае пропаганда и «единственно верная идеология», опиравшаяся на

принуждение, добились немалых успехов.

Другое

дело — привели ли

эти

успехи к достижению запланированных результатов. Здесь уже

550

сказали свое жесткое слово экономика XX в. и необходимые для ее

нормального функционирования социальная и экономическая струк-

тура,

хозяйственные связи и многое

другое.

Как

бы то ни было, но в решении основного вопроса философии

догматики от истмата не преуспели. Жизнь сказала свое веское слово.

Она

показала, что идеология (сознание) если и не первична в том

смысле, что для ее возникновения необходим определенный уровень

развития общества, т.е. в конечном счете успехи все того же бытия, то

уж во всяком

случае

и не вторична. Даже напротив, в определенных

обстоятельствах, когда уровень бытия позволяет обществу вырабаты-

вать некое сознание, это сознание может сыграть решающую роль.

Именно

оно — а не бытие само по себе — в состоянии определить, в

какую сторону повернуть ход развития общества. И этот поворот во-

все не детерминирован бытием, на что

делают

акцент догматики. Он в

значительной степени зависит от того, в каком направлении станет

развиваться идеология данного общества, чья пропаганда окажется

действенней.

Вот в этом-то и заключается сила идеологии, которая, овладев мас-

сами,

оказывается в состоянии повернуть ход истории, особенно в

критический

для общества момент выбора пути. Именно такую роль

сыграла идеология в древнекитайском обществе, когда перед ним

встал такой вопрос. Разумеется, речь идет не об идеологии вообще, а

только о такой, которая была в состоянии овладеть массами. Но о ка-

ких массах

следует

вести речь в нашем случае, какие социальные

слои,

имевшие реальную политическую силу и значимость, были за-

интересованы в том, чтобы взять на вооружение ту идеологию,

суть

которой

сводится к конструированию централизованной системы ад-

министрации

и способности создать на патерналистских основах об-

щество гармонии и порядка?

Наиболее заинтересованными в преодолении тенденции к децен-

трализации в чжоуском обществе периода Чуньцю — как и в средне-

вековой феодальной Европе — были правители, чья позиция не нуж-

дается в пояснении. Но

другой

реальной силой, на которую правители

могли бы надежно опереться, были в чжоуском Китае — в отличие от

Европы

— не города, которых как влиятельных центров товарно-

денежных связей, ремесла и свободной рыночной торговли в период

Чуньцю еще не было

, а низший слой феодальной знати. Почему?

Огромное количество малообеспеченных аристократов было и в

феодальной Европе, но там они далеко не всегда становились союзни-

Специальное исследование Чжан

Наня

и Чжоу И посвящено различиям

между

го-

родами в Европе (правда, античными, а не средневековыми) и в Китае времен Чунь-

цю—Чжаньго [126].

551