Васильев Л.С. Древний Китай. Том 2. Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Подождите немного. Документ загружается.

ками

европейских королей. Как известно, все они были рыцарями,

причем

даже

бедные из них, лишенные всего, имели в своем распоря-

жении

элементарный набор рыцарских прав и аксессуаров (конь, воо-

ружение, доспехи, навыки рыцарского боя, знакомство с рыцарской

куртуазностью и соответствующее воспитание, аристократические

связи

и право участвовать в войнах и турнирах). Будучи рыцарями,

они

на равных с остальной феодальной знатью участвовали в сраже-

ниях

и именно в

ходе

этих сражений могли завоевать себе то, чего

оказались лишены по прихоти судьбы. Поэтому интересы средневеко-

вых европейских рыцарей были тесно переплетены с феодальной

структурой, которая давала им весьма реальные шансы.

Совсем иначе обстояли дела у многочисленного и с каждым

поко-

лением все увеличивавшегося слоя ши в чжоуском Китае. Поскольку

емкость боевых колесниц строго ограничивала число аристократов в

войнах несколькими сотнями или немногими тысячами, то для

всех

остальных шанса завоевать

себе

место под

солнцем

результате

ус-

пешного сражения и овладения богатыми трофеями не было. А пото-

му у них и не было большого интереса к феодальным войнам и вооб-

ще к феодальной структуре, центробежные силы которой автоматиче-

ски

отбрасывали их все дальше от социально-политической верхушки

общества.

Конечно,

некоторые из числа наиболее способных и амбициозных

приспосабливались и

даже

достигали определенных успехов, как то

наиболее блестяще продемонстрировал в свое время луский Ян Ху.

Но

такая

удача

выпадала на долю лишь очень немногих. Да и эти не-

многие объективно не были заинтересованы в сохранении феодальной

структуры. Напротив, они видели залог устойчивости своей позиции в

централизации

власти, в укреплении административной системы, по

ступенькам которой они, собственно, и карабкались наверх. Что же

касается

всех

остальных, то их интересы и предпочтения были еще

безусловнее и очевиднее.

Представители многочисленного слоя ши, о котором идет речь,

могли в конкретных условиях периода Чуньцю и особенно второй его

половины

достичь некоторого

успеха

лишь на поле боя в качестве пе-

хотинца-латника либо в системе налаженного административного

управления.

Других

путей не было, и это объективно делало все воз-

раставший слой ши союзником тех, кто выступал за централизацию и

административное укрепление структуры чжоуского Китая. Что каса-

ется карьеры администратора, то здесь все

ясно.

Но почему для ши не

была чересчур желанной и достаточно престижной карьера латника?

Феодальные войны велись на колесницах, и основной массе ши не

было в них места, о чем уже шла речь. При колесницах был опреде-

552

ленный

контингент пехоты. Но позиция пехотинцев, игравших вспо-

могательную роль, не была и не могла быть престижной.

Неясно,

сколько

среди пехотинцев было представителей слоя ши. Но мне не

приходилось встречаться с сообщениями о том, что место погибшего

воина

на колеснице занял бы кандидат из числа пехотинцев. Такое в

принципе,

конечно, могло быть. Но если бы это имело характер возна-

граждения, признания

заслуг,

способа продвижения, об этом в текстах

хоть

раз было бы упомянуто. Тем более что есть целые пассажи на те-

му о том, кто что может получить в

случае

победы над врагом. Созда-

ется вполне основательное впечатление, что пехотинец практически

не

имел шансов сесть на колесницу — места на ней высоко ценились

доставались, как

следует

полагать, ближайшим родственникам тех,

кто выбывал из строя.

Отсюда явствует, что

между

пехотой и колесницами существовала

практически

почти непреодолимая социальная грань. Это была грань

между

высшей знатью,

цинами

дафу,

и окружавшей ее и все возрас-

тавшей массой ши, представителей коллатеральных ветвей все тех же

знатных домов. Эта грань

никак

не очерчивалась, могла проходить

даже

внутри большой разросшейся семьи и тем более клановой груп-

пы

из нескольких таких неравных по своему

статусу

родственных се-

мей.

Но она реально существовала. Ее ощущали и власть имущие. Бо-

лее того, они пытались в меру своих возможностей как-то ее преодо-

леть. Однако этого не получалось, да и не могло получиться.

Так,

история царства Цзинь свидетельствует, что в последней трети

VII в. до н.э. там были созданы мобильные пехотные отряды для

борьбы с северными ди [103, гл. 39; 71, т. V, с.

165-166

и 278, при-

меч. 106]. Неизвестно, были ли эти формирования временными или

постоянно

действующими, но в любом

случае

они были, видимо,

близки

к вспомогательным пехотинцам при колесницах. Конечно, пе-

хотинцы-латники находились на государственной службе, за исполне-

ние

которой они получали определенное жалованье, надо полагать, в

форме казенных выдач или

дохода

с каких-то полей. Но

статус

их,

даже

их командиров, был по сравнению с

дафу

на колеснице невысок.

В аналогичном положении, видимо, находились и отряды погранич-

ной

стражи в разных царствах, из которых более всего по сообщениям

текстов известно подразделение Шу Лян-хэ, отца Конфуция.

Кстати,

именно

судьба

бравого офицера и старательного служаки

Шу, который командовал 300 латниками, но так и не добился

успеха

ни

в сколько-нибудь заметном продвижении по службе, ни в социаль-

ном

статусе, очень показательна, Ши могли получать что-то на

госу-

даревой службе, но у них (возможно, за редким исключением тех,

кому очень повезло) не было реальных шансов стать в ряды правящих

553

верхов. Неудивительно, что все их надежды были тесно связаны с ук-

реплением государства и увеличением его административно-распреде-

лительного потенциала. И потому наиболее преданными и серьезны-

ми

союзниками центральной власти были древнекитайские ши, замес-

тившие в этой важной социально-политической функции средневеко-

вые города в феодальной Европе.

Таким

образом основным, к тому же потенциально увеличивав-

шимся

в числе и усиливавшимся союзником царской власти в конце

периода Чуньцю был слой рядовых воинов-профессионалов и низших

или

средних чиновников ши. Что же касается городов, то в них —

хотя они еще не были в то время значительными центрами ремесла,

торговли, товарно-денежных отношений и частнособственнической

активности — все возрастала влиятельная прослойка горожан. Судя

по

данным источников, горожане обычно оказывались союзниками

тех, у кого в руках была реальная власть и, главное, сила, способная

обеспечить порядок.

Разумеется, предлагаемая социологическая схема отнюдь не абсо-

лютна и действовала не автоматически. В могущественных

уделах-

кланах были свои

воииы-ши

даже

свои горожане

(го-жэнъ),

которые

нередко выступали вместе со своим господином и за интересы своего

удела-клана. Примером тому

могут

служить события в царстве Лу, где

Чжао-гун не был в состоянии одолеть клан Цзи

даже

тогда,

когда во

главе его стояли авантюристы Ян Ху или Гуншань Бу-ню (кстати, оба

по

статусу

были, видимо, ши). Нечто в этом же роде было и в цзинь-

ском

клане Чжао, который в конце периода Чуньцю вел себя как авто-

номно

существующее мини-государство, вмешивался со своими вой-

сками

в дела

других

царств, например Вэй. Поэтому очень важно при-

нять

во внимание, что речь идет отнюдь не о перетекании неких не-

устроенных ши под знамена правителей. Имеется в виду гораздо более

сложный процесс: в

ходе

соперничества правителей с наиболее

могу-

щественными владетельными феодалами те, кто оказывался победи-

телем и практически брал на себя заботу об управлении государством,

становились центром притяжения для заинтересованных в стабильно-

сти ши и

го-жэнь.

Но и этим, как правило, дело не ограничивалось.

В наиболее могущественных

уделах,

явственно превращавшихся в

автономные политические образования типа все тех же царств и кня-

жеств, возникал свой внутренний процесс политической дезинтегра-

ции.

Внутри уделов-кланов (некогда, в начале периода Чуньцю, яв-

лявших собой тесно сплоченные социально-политические структуры)

появлялись

противоборствующие группировки, что хорошо видно на

примере цзиньского

удела

Чжао или луского Цзи. И здесь перед слоем

низших

администраторов и вассалов ши, равно как и перед горожана-

554

ми,

вставали проблемы, с кем им идти. Независимо от того, как эти

проблемы решались в каждом конкретном случае, важен общий итог,

т.е. направление движения общества. А оно в конце периода Чуньцю

явственно шло в сторону дефеодализации.

Таким

образом, на

рубеже

Чуньцю—Чжаньго в чжоуском Китае

шел процесс укрепления власти тех, кто ею реально обладал и кто

умел

ее

удержать

за собой. Те же, кто этим искусством не владел, так

или

иначе свою власть теряли, уступая ее другим. В конце периода

Чуньцю этот процесс перетекания власти был весьма заметен в

Цзинь,

Ци

и Лу. И наоборот, процесс укрепления власти в руках легитимных

правителей был нормой для аутсайдеров типа

Цинь

и Чу. Царства

Сун,

Вэй, Чжэн,

Чэнь

и тем более домен вана хотя и сталкивались с

драматическими событиями и порой сотрясались от внутренних кри-

зисов,

заговоров и попыток переворотов, столь очевидной динамикой

похвастать не могли. По разным причинам все они просто слабели.

Однако и их касался, пусть в слабой степени, все тот же процесс соци-

ально-политической трансформации: на смену владетельным и влия-

тельным феодалам шли ши и

го-жэнь,

становившиеся весомой соци-

ально-политической силой.

Есть еще один важный момент, который должен быть принят во

внимание,

коль скоро речь идет о трансформации социально-полити-

ческой структуры. Хотя число наследственной знати,

цинов

дафу,

абсолютном выражении к концу периода Чуньцю существенно не из-

менилось,

возможно,

даже

несколько увеличилось, о чем косвенно

свидетельствует возрастание количества боевых колесниц в это время

(в

Цзинь — до 4-5 тысяч), нет сомнений в том, что в относительном

выражении оно сильно сократилось. Или, иначе говоря, по сравнению

с ши (не говоря уже о крестьянах, ремесленниках, торговцах и

слугах)

высшей знати стало много меньше. Во-первых, потому, что уже в пер-

вой

половине периода Чуньцю практически все правители перестали

создавать новые

уделы

и, напротив, начали прилагать усилия — впро-

чем, чаще всего безрезультатные, к уменьшению общего их числа. Во-

вторых, из-за того, что среди высшей знати шла постоянная и ожесто-

ченная

внутренняя борьба за власть, которая способствовала резкому

сокращению

числа влиятельных на нее претендентов. Наконец, треть-

ей

и самой основной причиной было взаимоистребление высшей знати

ходе

многочисленных войн.

Приняв

во внимание, что параллельно с этим в Поднебесной уве-

личивалось количество низшей знати ши (чье участие в войнах и меж-

доусобицах было гораздо более скромным), а также горожан, что бы-

ло тесно связано с увеличением числа городов и численности их насе-

ления,

несложно сделать вывод, что иерархическая лестница феодаль-

555

ной

структуры быстрыми темпами истончалась

сверху,

что не могло

не

грозить устойчивости ее в целом. Конец периода Чуньцю очень по-

казателен в этом смысле: многие из числа ши оказывались на высших

ступенях власти или рядом с власть имущими, не становясь при этом

дафу

(т.е. не укрепляя за свой счет

готовую

рухнуть

иерархическую

структуру). Их, в частности учеников Конфуция (например, Цзы Лу),

назначали

на высокие посты, прежде доступные только

дафу,

а то и

цинам,

или они сами (как Ян Ху или Гуншань Бу-ню) добивались та-

ких постов, но при этом никто из них, насколько известно, не стано-

вился

дафу.

А с

другой

стороны, если кто-либо, вроде самого Конфу-

ция,

получал ранг

дафу,

это была в новых условиях синекура, мало

что реально (в смысле обладания властью) дававшая.

В конце периода Чуньцю буквально на глазах создавалась новая

социально-политическая ситуация:

дафу

как влиятельнейший и пра-

вящий

слой в Поднебесной терял свои прежние позиции, которые по-

падали в руки ши. При этом новые ши — в отличие от прежних да-

фу — не имели прав на должность или на должностное кормление.

Право

на должность и

доход

они завоевывали в конкурентной борьбе, а

судьями были власть имущие, которые тоже были заинтересованы в

том, чтобы иметь дело с назначаемыми и сменяемыми чиновниками-ши,

а не с имевшими немалые притязания выходцами из рядов наследствен-

ной

аристократии. И что существенно, процесс этот сам по себе не вы-

зывал неприятия в обществе,

даже

во влиятельных его

верхах.

Это и неудивительно, поскольку, согласно сложившимся уже идео-

логическим нормам, основам социо- и мироустроительной доктрины,

еще древние мудрецы, столь умело управлявшие Поднебесной, счита-

ли

своим долгом выдвигать умных и способных. И если вчера все

высшие должности занимали

дафу,

а сегодня многие из этих должно-

стей заняты умными и способными из числа выдвинувшихся ш», то

разве это не разумно, разве не справедливо, разве не полезно для бла-

га

государства?

Проблема

административно-политических

нововведений

Социально-политическая

трансформация чжоуского Китая прояви-

лась и в нарастающей роли формализованной этической нормы, и в

культе идеализированной древности, и в акценте на социо- и мироуст-

роительные функции Неба и Шанди (равно как и действовавших от их

имени

великих мудрецов, начиная с Яо, Шуня и Юя), и, наконец, в по-

степенном выдвижении на авансцену низшего слоя знати ши, тесно

связанного

с городским населением,

го-жэнь.

Выход

ши и городского

населения,

преимущественно ремесленников и торговцев, уже начи-

навших работать на рынок, на передний план не был случайной игрой

социально-политических сил в

ходе

ожесточенной борьбы могущест-

венных феодальных кланов. Напротив, это был закономерный резуль-

тат трансформации структуры в целом.

Трансформация,

о которой идет речь, шла широким фронтом и

проявлялась во многих направлениях. Одним из важных ее аспектов

было и структурирование административно-территориальных связей.

Потребность в устойчивых связях такого рода ощущалась издревле.

Шанцы

решали эту проблему с помощью элементарной системы кон-

центрических кругов (внутренний—столица правителя-вана, сле-

дующий — региональные подразделения зависимых от вана админи-

страторов на землях, окружавших город Шан со

всех

сторон, а тре-

тий

— это мир варваров, внешняя зона вай). В принципе нечто в этом

же роде создали чжоусцы, завоевавшие Шан и подчинившие себе

шанцев

и иные соседние с ними племенные протогосударственные

образования.

Правда, чжоусцы не смогли создать стройную систему концентри-

ческих кругов или квадратов, как она позже была представлена в

идеализированной

схеме

одной из глав «Шуцзина». Раннечжоуская

система достаточно быстро трансформировалась в

удельную,

причем

связь

уделов

с двумя столицами вана была весьма слабой. Столицы

быстро переставали быть центрами притяжения для удельных прави-

телей, которые начинали вести самостоятельную политику, обычную

для нараставшей феодальной дезинтеграции. В этих условиях сама

жизнь

привела к новой

схеме

территориальных связей, которая обрела

форму совокупности вначале весьма зависевших от центра, а затем

приобретших заметную самостоятельность больших, средних и малых

уделов.

Удельная система в Западном Чжоу не была однородной. Те

уделы,

что находились поблизости от столиц, особенно древней, Цзунчжоу,

были, насколько можно полагать, меньшими по размерам, а более от-

даленные фактически не имели сколько-нибудь строго очерченных

границ.

Это немаловажное обстоятельство привело к

тому,

что по ме-

ре укрепления

уделов

и приобретения их правителями самостоятель-

ности

отдаленные

уделы

чувствовали немалую свободу действий и

реализовывали ее в виде аннексии соседей и расширения за счет

«ничейных» территорий. Особенно заметно это было на примере са-

мых крупных из них, таких, как Цзинь и тем более полуварварское

южное Чу.

557

Важно обратить внимание и еще на одно обстоятельство, связанное

с административно-политическим членением Поднебесной в начале

Чжоу. Как известно, центральная зона расселения чжоусцев и их

близких союзников, включая столицы, особенно новую, Лои (Чэн-

чжоу), располагалась в средней и нижней части бассейна Хуанхэ. Эта

часть именовалась Чжунго и считалась главной и наиболее цивилизо-

ванной,

что в общем соответствовало действительному положению

вещей.

Уделы

и мелкие племенные прото

государстве

иные

образова-

ния,

располагавшиеся вне ее, были полуварварскими не только пото-

му, что им не выпал случай попасть в центр бассейна Хуанхэ, но глав-

ным

образом из-за того, что земли вне згой зоны были в ту пору еще

очень слабо освоены и заселены различными местными племенами,

подчас полукочевыми, культурный потенциал которых был заметно

ниже,

чем у жителей Чжунго.

Как

внутри Чжунго, так и вне его никаких устойчивых территори-

ально-административных образований — кроме

уделов

— в то дале-

кое

время не было. С началом Восточного Чжоу и периода Чуньцю

кое-что в этом направлении стало изменяться, но далеко не сразу и

тем более не радикально. Уже много раз упоминалось о приписывае-

мых цискому Гуань Чжуну административно-территориальных ре-

формах, которые едва ли реально были осуществлены, если вообще не

являются анахронизмом, т.е. приписанными их автору задним числом

(за

исключением, возможно, его системы воинских подразделений).

Материалы, имеющие отношение к истории

других

крупных и сред-

них царств периода Чуньцю, пришедших на смену удачливым древ-

ним

уделам, тоже не

дают

убедительных свидетельств о существова-

нии

такого рода административно-территориальных единиц.

Сведения,

касающиеся так называемых

сянеп

(термин, в конце

Чжоу и позже обозначавший уезд), несмотря на их обстоятельный

анализ

Г.Крилом [173], остаются очень неясными и

будут

специально

рассмотрены в начале следующего тома. Но в любом

случае

попытка

считать

сяни,

записи о которых встречаются в

«Цзо-чжуань»

примени-

тельно к событиям VII в. до н.э., именно уездами явно неубедительна.

Ни

в том веке, ни

даже

на протяжении большей части следующего по-

лутысячелетия (т.е. практически речь может идти о всем периоде

Чуньцю и частично Чжаньго)

уездов

в чжоуском Китае еще не было.

Они

стали появляться лишь в конце Чжоу в связи с постепенной де-

формацией

внутренней структуры.

Иное

дело довольно часто упоминаемые в наших источниках по-

пытки

ходе

реформ как-то структурировать сельское население, раз-

делив деревенскую нерасчлененную прежде общину то на дворы, то

на

небольшие группы. Едва ли это можно назвать территориально-

административным делением в государственном масштабе, скорее эти

меры

следует

считать элементарной попыткой облегчить

учет

населе-

ния

и сбор налогов. Резюмируя, мы вправе заключить, что вплоть до

серьезных изменений древнекитайской политической структуры в

конце

Чжоу строгого административно-территориального членения не

существовало. Разраставшиеся царства делились на крупные

уделы-

кланы

(субуделы), а те в свою очередь — на кормления, предостав-

лявшиеся

либо в виде городов с округой, либо в форме некоторого

числа поселений, иногда с

учетом

количества крестьянских дворов-

хозяйств в них. Лишь постепенно некоторые из небольших владений и

кормлений

обретали форму ненаследственных служебных территори-

ально-административных единиц типа уездов-сянем, что символизи-

ровало завершение процесса дефеодализации чжоуского Китая. Наи-

более полная трансформация произошла в середине IV в. до н.э. в

царстве Цинь в

результате

реформ Шан Яна.

Изменения

в социально-экономической

сфере

Процесс

приватизации в чжоуском Китае протекал весьма замед-

ленными

темпами,

чему,

видимо, в немалой степени способствовало

развитие феодальной структуры со свойственным ей приоритетом на-

турального хозяйства. В рамках каждого из уделов, каждого из корм-

лений,

даже

практически любой деревушки люди обычно обходились

тем, что они производили сами или изредка выменивали на городских

рынках и у бродячих торговцев. Более разнообразные и изысканные

потребности феодальных верхов удовлетворялись, как правило, за

счет

труда

и усилий казенных ремесленников и торговцев, не говоря

уже о многочисленном обслуживающем персонале из числа

слуг

и ра-

бов при дворах. Свободной рыночной торговли, как и частной собст-

венности

простолюдинов, еще не было. Все это только зарождалось в

конце

периода Чуньцю.

Тем не менее определенные сдвиги в сфере хозяйства и экономи-

ческого неравенства людей источники позволяют зафиксировать,

правда, не всегда там, где этого следовало бы ожидать, т.е. в области

рыночных и товарно-денежных отношений. Были рынки, были и

деньги, и торговцы, но сообщений об этом крайне мало. А те, что

имеются, весьма слабо информативны и еще менее репрезентативны.

Мы

можем вспомнить, например, сообщение Сыма

Цяня

о том, что

Гуань Чжун в начале VII в. до н.э. начинал свою карьеру именно тор-

559

говцем, причем

чуть

ли не бродячим, действовавшим на свой страх и

риск

и нередко терпевшим убытки [103, гл. 62; 71, т. VII, с. 34]. Но в

аутентичных источниках данных об этом нет. Как уже упоминалось,

роль торговли и торговцев во времена Чуньцю была крайне незначи-

тельной. Можно, пожалуй, добавить к этому лишь кое-какие мелкие

детали, которые позволяют заключить, что определенная трансформа-

ция

здесь все-таки намечалась, пусть пока еще едва заметно.

В текстах часто встречаются упоминания о рыночных (или город-

ских) площадях. В «Цзо-чжуань», например, их около

двух

десятков

[189, с. 133]. Но в подавляющем большинстве случаев имеется в виду

именно

городская площадь как центр города, средоточие множества

людей, место расправы с виновными и преследуемыми, даже место

позора

(на площади был выставлен, например, труп циского Цуй

Чжу). Лишь в редких случаях о городской (рыночной) площади гово-

рилось в связи с торговыми делами.

Так,

о ней упоминалось в беседе циского Янь-цзы с цзиньским Шу

Сяном,

когда речь шла о том, что в Ци

будто

бы так много людей с

отрубленными ступнями, что на рынке в лавках ботинки для здоровых

очень

дешевы (так их, здоровых,

будто

бы мало). В этой же беседе

было сказано, что богатый циский клан Тянь продает древесину на

рынке

по той же цене, во что эти деревья обходятся в горах, где их

рубят [114, 3-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 576 и 589]. Есть в источни-

ке

упоминание о том, что Янь-цзы жил около площади, где было

шумно,

людно и грязно, и что правитель предложил ему переехать, но

Янь-цзы

отказался именно потому, что

хотел

быть поближе к людям и

знать

все, что происходит на рыночной площади. Второй из отрывков

связан

с перечислением занятий разных слоев населения, и в нем ска-

зано,

что торговцы находятся на рыночной площади [114, 14-й год

Сян-гуна; 212, т. V, с. 462 и 467], Словом, рыночная площадь сущест-

вовала в каждом городе и была центром городской жизни.

Проанализируем

эти данные. Диалог

двух

сановников, как упоми-

налось,

своеобразная мифологема скверны. Рассказ о том, где жил

Янь-цзы,

— беглый отчет о занятиях людей разных категорий в центре

города. Конечно, нет ничего удивительного в том, что торговцы нахо-

дились и занимались своими делами именно на городской рыночной

площади,

что логично и подкрепляется нормами более поздних

времен.

Однако прямо из имеющихся данных отнюдь не явствует, что

городская площадь была прежде всего и главным образом рынком.

Как

раз напротив, она имела много различных предназначений, но как

торговый центр воспринималась едва ли не в последнюю очередь.

Знакомство

с упоминаниями о торговцах приводит к аналогичному

результату.

В «Цзо-чжуань»

торговцы-шан

упоминаются всего деся-

560

ток

раз [189, с. 72-73], причем в половине случаев при перечислении

социальных слоев. Отсюда мы вправе сделать логичный вывод, что

торговцы существовали и воспринимались как особый социальный

слой.

А если вспомнить рассказы в «Го юе» о проекте реформ Гуань

Чжуна, где для торговцев в столице предполагались три отдельных

квартала-сяна, то не остается сомнений в существовании довольно

мощного слоя людей, профессионально занимавшихся торговлей.

Другое

дело, что это были за люди. Видимо, они в значительном

своем большинстве были служащими в системе централизованной

редистрибуции, хотя данных для доказательства этого (свидетельств о

выдачах из казенных амбаров, о сборах налогов, о поездках в

чужие

царства за редкостями и ценностями и т.п.) нет.

Более того, единственное свидетельство о своего рода внешней

торговле — эпизод с чжэнским торговцем, повстречавшим циньскую

армию и хитростью заставившим ее повернуть назад, — не вносит яс-

ности

в то, какой была эта торговля: упомянутый чжэнский торговец

мог быть и служащим казны, и частным купцом.

Следует

принять во

внимание,

что в аутентичных текстах в качестве частных купцов тор-

говцы не выступают. Но здесь все не так просто.

Археологические данные

дают

определенные свидетельства о су-

ществовании монет, причем в разных царствах в различных формах.

Есть редкие упоминания о них и в текстах. В

«Цзо-чжуань»

их нет;

там не встречается знаков

цянь

или би [189, с. 356 и 390], которыми

китайцы

с древности обозначали само понятие

«деньги»,

а в «Го юе»,

один

из текстов прямо посвящен сетованиям по поводу того, что в до-

мене вана стали выпускать тяжелые деньги [85, с. 40-41; 29, с. 68-70].

Из

текста явствует, что тяжелые деньги высокой стоимости стали вы-

пускать в конце VI в. до н.э. вместо легких. Смысл реформы непоня-

тен.

Однако сам факт очевиден", в домене существовали легкие моне-

ты, а теперь ван предпочел выпускать только тяжелые.

Собственно,

этим сообщением доступные нам письменные упоми-

нания

о деньгах и ограничиваются. Разумеется, принимая во внимание

данные археологии, мы вправе

утверждать,

что монетная система, по

меньшей мере в конце периода Чуньцю, уже существовала. Но при

всем том деньги — как и торговля, товарно-денежные отношения и

рыночное

хозяйство — существенной роли не играли (подробнее см.

[66, с. 184]). Все эти нововведения уже проявляли себя, но еще не ста-

ли

заметной и важной особенностью хозяйственной жизни общества в

целом (это весьма заметно при сравнении с периодом Чжаньго, когда

купцах и деньгах шел разговор буквально на каждом шагу с соот-

ветствующими сетованиями по поводу засилья товарно-денежных от-

ношений).

- 766 561