Васильев Л.С. Древний Китай. Том 2. Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.)

Подождите немного. Документ загружается.

годарил и от себя выдвинул в качестве способных и достойных Цзи,

Се и Гао Яо. Император велел всем им работать вместе — Цзи должен

был заботиться о злаках, чтобы народ не голодал, Се в качестве

сы-ту

руководить людьми, чтобы все жили в любви и согласии, соблюдая

принципы

родственных взаимоотношений, а Гао Яо должен был стать

во главе ведомства наказаний и следить за преступниками.

Затем Шунь назначил Чуя на должность руководителя работами,

причем тот тоже выдвинул нескольких способных, после чего всем им

было велено вместе заниматься благоустройством гор и болот, забо-

титься о птицах и зверях. То же самое произошло при назначении

лесником

И, руководителем церемониала Бо И, ответственным за

музыку и танцы Гуя, за точность информации и передачу распоряже-

ний—

Луна. Всего набралось 22 человека, которым Шунь поручил

помогать ему выполнять предписанные Небом функции, т.е. управ-

лять центральным аппаратом администрации Поднебесной. Каждые

три

года

Шунь проверял своих подчиненных, повышая и понижая их в

должности в соответствии с успехами и неудачами. Пробыв на троне

после смерти Яо еще 30 лет, он умер.

В главе

«Гао

Яо мо» помещены рассуждения Гао Яо о том, каким

следует

быть добродетельному правителю и его помощникам. Прави-

тель должен постоянно самосовершенствоваться — только

тогда

он

сможет хорошо управлять. Он должен хорошо знать людей и назна-

чать на должности способных. К числу добродетелей Гао Яо отнес

терпимость, мягкость, почтительность в сочетании с твердостью, пря-

мотой,

тщательностью и предусмотрительностью. К ним же относятся

достоинство и справедливость, искренность и понятливость. Прави-

тель не должен быть праздным и алчным, он обязан быть работоспо-

собным и

уметь

справляться с десятком тысяч мелочей.

Небо

установило права и обязанности людей — пять взаимоотно-

шений,

пять основных ритуальных церемоний, пять рангов, пять сте-

пеней

наказаний. Небо

вручает

свой мандат тем, у кого есть дэ. Небо

слышит и видит то, что слышит и видит народ, оно одобряет и осуж-

дает

то, что одобряют и

осуждают

люди, и на этом держатся взаимо-

связи

между

высшими и низшими. В заключение Гао Яо

сетует

на

недостаток знаний, но считает, что его приказы разумны и потому

могут

быть выполнены.

В последней из глав, о которых идет речь, помещены диалоги ме-

жду Шунем и некоторыми из его помощников, в основном Юем. ЮЙ

рассказывает о своих

трудах

по обузданию вод, которыми он зани-

мался вместе с И и Цзи.

Углубив

каналы и организовав тем самым

снабжение водой, чиновники помогли людям сеять злаки и выращи-

вать скот, наладив при этом обмен. В

результате

в Поднебесной стало

502

довольно

пищи

и владения начали процветать. Юй посоветовал Шуню

быть тщательным в правлении —

тогда

народ

будет

ему благодарен, а

Небо

подтвердит свой мандат.

Шунь,

отвечая, заметил, что помощники-чиновники (чэнь) — это

его руки и ноги, глаза и уши, что его цель — привести народ к благо-

денствию и именно в этом он

ждет

помощи от чэнь. Он настаивал на

том, чтобы чиновники поправляли его, когда он ошибется, дабы не

случилось так, что в лицо они станут поддакивать, а удалившись —

говорить то, что

думают.

Юй на это заметил, что в Поднебесной мно-

го славных людей и что все они —

слуги

высшего правителя, который

выдвигает и одаривает их в соответствии с заслугами. Шунь посове-

товал своим помощникам не брать примера с высокомерного и себя-

любивого сына Яо, Дань Чжу, на что Юй ответил, что ради дела он

никогда не жалел усилий, подчас забывая о жене и ребенке. В послед-

ней

части главы Гуй

рассуждает

о музыке, песнях и танцах, а как бы в

ответ на это Шунь попытался петь сам. Гуй сложил новую песню о

Шуне,

смысл которой в том, что, когда голова светла, дела процвета-

ют, и наоборот.

Этим содержание глав практически исчерпывается [137, т. 3, с. 39-

179; 212, т. III, с.

15-90;

208, с.

1-12].

Впоследствии многое из того,

что было сказано в них, повторили Сыма

Цянь

в первых

двух

главах

своей сводки и безымянные составители

«Чжушу

цзинянь» — хрони-

ки,

описывающей события со времен легендарного императора Хуан-

ди до конца IV в. до н.э. При этом было добавлено немало нового,

многое обросло живописными деталями, особенно в том, что касается

деяний

Юя и основанной им династии Ся (см. [71, т. I, с.

133-165;

212,

т. Ill, Prolegomena, с.

112-127]).

Однако,

будучи

по своему характеру

времени составления

даже

не вторичными, а третичными, эти ис-

точники

не должны восприниматься как достоверные. В то же время

нельзя

и вовсе отвергать все содержащиеся в них сведения.

Здесь уместнее разумный компромисс:

следует

предположить, что

составители

других

текстов могли использовать те же древние преда-

ния,

которые были знакомы и авторам «Шуцзина». Разница, однако, в

том, что чжоускйе историографы времен Чуньцю сами реконструиро-

вали смутные сведения из прошлого, комбинируя их по мере своих

сил и представлений об историческом процессе,

тогда

как в ханьское

время все эти сведения были, вполне возможно, уже не раз обработа-

ны,

пополнены за счет многочисленных интерполяций из иных преда-

ний

и, главное, приведены в соответствие с требуемой нормой, т.е. с

уже зафиксированным в «Шуцзине» ходом развития событий. Не

вполне

ясно,

как обстоит дело с

«Чжушу

цзинянь». Известно, что

Д.Легг

в свое время настаивал на том, что сведения

«Чжушу

цзинянь»

Яо, Шуне и Юе едва ли не более достоверны, нежели данные соот-

ветствующих глав «Шуцзина» [212, т. Ш, Prolegomena, с.

182-183].

Нет

сомнений,

что

заслуга

в реконструкции страниц, описывающих золотой

век

мудрости древних, принадлежит, безусловно, авторам «Шуцзина».

Совершенная

Гармония

золотого века прошлого

и мудрость древних

как социополитический

эталон

Таким

образом, усилиями чжоуских историографов периода Чунь-

цю были не только заполнены лакуны в начальной части выстроенной

ими

линейно-циклической схемы развития истории, но и создан эта-

лон

совершенства, которому современники должны были подражать

(подробнее см. [190]). Именно в этом была сверхзадача нового текста.

надо сказать, что она была выполнена мастерами историописания

блестяще. Трудно представить, сколько материала должны были они

проработать, сколько вариантов просчитать, сколько преданий раз-

личных племенных групп скомбинировать

друг

с другом, чтобы в

результате

создать свой немногословный шедевр.

Обратим теперь на него внимание с точки зрения результатов и

только что упомянутой сверхзадачи. Что же получилось в итоге в пер-

вых

главах

современного текста «Шуцзина»?

Начнем

с Яо. Он сделал — если судить по тексту, — казалось бы, 1

не

так уж много. Однако то, что было им сделано, бесценно. Именно {

Яо упорядочил нормы взаимоотношений людей с окружающей

природной

средой (с этого и должно начинаться описание историч*

ского процесса в обществе, где мало места мифам и господствует

ционалистический

анализ; записанное представляет своего рода вар!

ант космогонического мифа), определил календарь и указал на

харг

тер деятельности людей в разное время

года.

Именно он из Qecnopi

дочно-неорганизованной массы, так сказать, людского материала соз

дал то, что мы называем обществом, т.е. привел в состояние совер-

шенной

и хорошо организованной гармонии сначала девять кланов-

цзу своей родни, потом весь окружавший его народ

(бап-син)

и,

нако-

нец,

весь мир

(ванъ-бан,

10 тысяч стран), всю Поднебесную. Яо создал

то,

что в китайской традиционной историографии принято считать

империей

и соответственно стал императором.

Показательно,

что весь процесс социогенеза и политогенеза занял и

описании

авторов второго слоя текста «Шуцзина» всего несколько^

504

строк, еще несколько было потрачено на рассказ о создании гармо-

ничных отношений человека со средой. Предполагается, что после

всего сказанного наступила эпоха длительного процветания, что кос-

венно

вытекает из долгих 70 лет правления Яо. Третье его великое

деяние —забота о своем преемнике. Сразу же был отвергнут его сын

Дань Чжу как негодный, недостойный трона. Не вполне удовлетворя-

ли

высоким требованиям и

другие

кандидаты. Яо искал, пока не на-

шел нужного. Найдя, проверил. Проверив и убедившись в том, что не

ошибся,

доверил Шуню трон, оставшись в стороне, но при этом зорко

наблюдая за своим выдвиженцем (так и напрашивается аналогия с

Дэн

Сяо-пином — и совсем не случайно!). К сказанному стоит доба-

вить, что в варианте хроники

«Чжушу

цзинянь» рассказ о Яо не за-

вершается передачей трона Шуню, как в «Шуцзине». Все последующие

30 лет жизни Яо отнесены в хронике к той главе, где идет рассказ о

нем,

но не к главе о Шуне, соответственно дается и хронология — по

годам правления Яо, до сотого [212, т. Ill, Prolegomena, с. 114].

Шунь

велик по-своему. В отличие от Яо он не выступает в функ-

ции

созидателя первотворца. Его задачи иные. С самого начала он

поставлен авторами главы в невыгодную ситуацию: скверная сварли-

вая

семья, да еще две дочери Яо, данные ему для проверки. Как упра-

виться? Шунь — олицетворение тех семейных связей, которые уже

сложились в чжоуской семейно-клановой структуре, но, во-первых,

еще не вполне институционализировались в официальной этике се-

мейных отношений и, во-вторых, постоянно подвергались испытани-

ям

на разрыв, связанным с феодальными усобицами среди знати, с

борьбой за власть, в которой главными соперниками были именно

родственники,

члены семьи.

Можно

не сомневаться, что Шунь (как, впрочем, Яо и Юй) — это

искусственно созданный эталон, вне зависимости от того, существо-

вал ли на самом

деле

прототип, носивший такое имя. Видимо, все же

существовал.

Ведь

откуда-то брались имена и некоторая канва сюже-

та, не говоря уже о том, что существовали потомки Яо и Шуня, кото-

рым в начале Чжоу были даны

уделы.

Шунь как символ был задуман и

реализован во плоти мастерски. Он справился с семьей, а она была не

из

лучших. Он, как

следует

полагать, вполне управился со своими

двумя женами (две жены из одного клана были нормой в аристокра-

тической среде именно периода Чуньцю). Он проявил сяо, т.е. то

самое уважение к старшим в семье, которое формально лежало в ос-

нове семейных отношений и культа предков задолго до возвысившего

этот культ Конфуция. Но это еще далеко не все.

Шунь

сумел наладить централизованную администрацию, разделив

Поднебесную на части (провинции) и создав группу чиновников, от-

505

вечавших за выполнение различных функций. Интересны методы его

действий. Он провозгласил, что нуждается в

мудрых

и способных.

каждый из назначенных им чиновников называл имена тех, кто не

менее способен, а быть может, и более талантлив, чем он. В результа-

те все рекомендованные тоже обретали должности. Как известно,

именно

такой метод рекрутирования чиновников использовался в

Китае

по меньшей мере до тех пор, пока не сформировалась в импе-

рии

система экзаменов. Шунь строго спрашивал с администраторов,

вознаграждая их за успехи и понижая в должности за неудачи. Он

определил систему наказаний с главным ее принципом: прощать слу-

чайные непреднамеренные проступки и сурово наказывать за созна-

тельно совершенные преступления.

Заслуживают внимания те формы, которые воспеты как желатель-

ные

во взаимоотношениях правителя с его чиновниками. Во-первых,

чиновники-чэнь

— глаза и уши, руки и ноги правителя. Иными слова-

ми,

без них он не может руководить страной, что само по себе вроде

бы понятно и не вызывает сомнений. Во-вторых, чиновники обязаны

говорить правителю в лицо всю правду и поправлять его, когда он

ошибется. Именно с их помощью правитель может и должен обеспе-

чить благосостояние народа, что является главной целью и основным

смыслом его существования. И наконец, как заверял Шуня его

буду-

щий

преемник Юй, в различных владениях Поднебесной есть огром-

ное

количество способных людей, которые готовы служить господину.

Косвенно

это означает, что все в пределах Поднебесной должны слу-

жить прежде всего именно ее главе, сыну Неба. Соответственно и резю-

ме:

Небо подтвердит свой мандат на управление Поднебесной

тому,

чьи

достоинства-^э вне сомнений и кто

сумеет

установить совершенное прав-

ление,

обеспечить благоденствие подданных.

Здесь совершенно очевидна скрытая полемика с тем, что являла

собой реальность чжоуского Китая, особенно в период Чуньцю с его

развитым феодализмом и безвластием сидящего в своем домене вана,

сына

Неба. На первый взгляд может

даже

показаться, что помещен-

ные

в текст рассуждения являются лишь благими пожеланиями и что

перед нами нежизненная схема, а то и просто конфуцианские форму-

лы,

вставленные в текст задним числом. Во на самом

деле

все намно-

го сложнее. Перед нами своего рода программа действий,

суть

кото-

рой

в том, что сила централизованного государства в хорошо нала-

женном

аппарате администрации, который вместе с правителем наце-

лен на обеспечение благосостояния народа. Только ради этого, т.е. в

конечном

счете ради страны и населяющего ее народа, и

существуют

социополитические верхи в обществе. Небо слышит и видит то, что

слышат и видят люди, оно одобряет то, что им нравится, и

осуждает

506

то,

что

осуждают

они. Сказано четко и вполне определенно: таким

должны быть совершенное общество и гармонично функционирую-

щее государство. А что на самом

деле?

На

самом

деле

все не совсем так. В главе о Шуне идет речь о

12 провинциях и их руководителях. Но как раз об этом сказано очень

невнятно.

Непонятны ни функции провинциальных руководителей, ни

пределы их ответственности. И это вполне естественно в условиях

периода Чуньцю, когда о территориально-административном члене-

нии

централизованной Поднебесной можно было рассуждать лишь в

форме благих пожеланий. То же самое было с описанием функций

подчиненных чиновников. Шунем были найдены и поставлены на

ключевые позиции 22 сановника высокого ранга, отвечавших за раз-

личные стороны управления Поднебесной. Предполагалось, что это

способствует усилению централизованной администрации. Видимо,

так

оно и должно было быть. Для этого в тексте таким высокопостав-

ленным

сановникам, начиная с Юя и Гао Яо, уделено немало внима-

ния.

Но означает ли это, что все именно так и было? Что страной

управляли мудрые правители, им помогали способные и умелые

сановники,

а на нижнем этаже административной лестницы находи-

лись верные и достаточно многочисленные, опытные и умелые чинов-

ники-чэнь?

Увы, на

деле

все было не совсем так. И хотя сановники и чиновни-

ки-чэнь

существовали

и в Шан, и в начале Чжоу, откуда общая схема

по

меньшей мере частично и заимствовалась, из самой картины, обри-

сованной

главах

второго слоя, касающихся глубокой древности,

видно,

что воспетая в главе централизованная система администрации

была лишь желанным идеалом, в реальности не существовавшим.

Существовало же то, что скрыто в повествовании за термином

ванъ-

бан, т.е. множество мелких протогосударственных образований, с

которыми древним мудрым правителям предстояло наладить свои

взаимоотношения.

Иными словами, существовала феодальная по типу

структура,

лишь формально возглавлявшаяся владевшим небесным

мандатом сыном Неба, чей авторитет признавали правители этих са-

мых

вань-бан,

т.е.

чжухоу.

Подобного рода формы взаимосвязей центра с периферийными

чжухоу

представлялись и должны

были»

видимо, представляться со-

ставителям второго слоя «Шуцзина» само собой разумеющимися,

существовавшими едва ли не всегда. Конечно, великому Яо удалось

объединить

ванъ-бан

даже

формально подчинить себе

чжухоу.

Но

хотя объединить-то он их объединил, все они так и остались обособ-

ленными

владениями в подвластной ему Поднебесной. Правда, в рам-

ках более или менее централизованного государства.

507

Как

известно, нечто в этом роде было в Шан, где существовали ре-

гиональные автономные протогосударственные образования. Так об-

стояло дело и в начале Чжоу, когда там создавались первые

уделы.

Однако в своем наиболее развитом виде, в каком она представлена в

«Шуцзине», феодальная

структура

была характерна именно для пе-

риода Чуньцю. Она-то и стояла перед глазами составителей глав вто-

рого слоя, ее-то они и имели в

виду,

когда писали о реформах Шуня.

Суть реформ, насколько можно понять из краткого их изложения,

сводилась к

тому,

чтобы максимально уменьшить центробежные тен-

денции

в Поднебесной. Реформы сводились к

тому,

что Шунь унифи-

цировал меры (очень важный момент во взаимоотношениях центра с

регионами — стоит вспомнить, что едва ли не с этого начал свои ре-

формы

Цинь

Ши-хуан после создания империи), установил ранги

для владетельных аристократов и определил строгие правила в отно-

шениях

с вассалами: раз в пять лет сын Неба наносил им визиты и

четырежды вассалы приезжали в его столицу.

Из

описания этих нововведений видно, что Шунь стремился ввести

взаимоотношения

между

сюзереном и вассалами в строго определен-

ные

рамки. Иными словами, авторы глав второго слоя старались так

усовершенствовать стоявшую перед их глазами развитую феодальную

структуру,

чтобы она вписалась в сильную централизованную адми-

нистрацию Поднебесной. В

результате

их усилий получилась некая

смесь реальных отношений времен Чуньцю с их развитой феодальной

структурой и идеальной схемы того, как такого рода связям следовало

бы функционировать, чтобы не помешать существованию централи-

зованной

администрации нерасчлененной империи.

В конечном счете мы вынуждены признать, что созданная

безымянными

авторами сложная схема оказалась сконструированной

столь удачно, что на протяжении тысячелетий китайцы обычно вери-

ли,

что именно так оно и было на самом деле. Причем не когда-то, во

времена Яо и Шуня, но также и в Чжоу, в период Чуньцю, когда в

обилии

существовали боровшиеся

друг

другом

и находившиеся

лишь

под формальной властью сына Неба различные

чжухоу.

Счита^

лось, что

чжухоу

строго делились на пять рангов с соответствующе!

титулатурой, что они регулярно совершали визиты ко двору вана,

ван

свою

очередь объезжал их с инспекцией. И хотя в хронике

«Чуньцю»

такого рода событий не зафиксировано, это мало кого с

щало.

Словом, авторитет «Шуцзина» оказался достаточно высок, что-|

бы не подвергать сомнению то, что более ничем не подкреплялось.

Сам

по себе это достаточно весомый аргумент в пользу умело

ставленного текста. Но ведь главным было не просто составить TCKCTJ

причем такой, чтобы он по стилю и

духу

своему не только не протн-

508

воречил принятым стереотипам, но, напротив, соответствовал бы им и

даже

укреплял их. Главным во всей работе поколений безымянных

авторов было стремление создать нерушимый и вечный эталон, обра-

зец

для подражания. Именно к этому сводилась сверхзадача авторов, о

которой

уже упоминалось. Но и это еще не все. Очень похоже на то,

что авторы глав стремились создать модель, которая бы активно про-

тивостояла некоей антимодели, и что этой антимоделью как раз и была

чересчур развитая и деструктивная по своей сути чжоуская феодальная

структура,

право на существование которой следовало опровергнуть.

В тексте воспеваются преданность и усилия способных чиновни-

ков,

но ни слова не говорится о своекорыстии феодалов, хотя именно

против этого своекорыстия, против междоусобиц и постоянной внут-

ренней

борьбы в царствах объективно выступал текст, ссылающийся

на

эталонное поведение древних

мудрых

правителей. Эти конфуциан-

ские

по своей сути мотивы в тексте очевидны, и далеко не случайно

весь он был одним из первых включен в состав конфуцианского

кано-

на.

Но причастен ли был к зафиксированным в первых

главах

«Шуцзина» идеям сам Конфуций? Не вернее ли считать, что созда-

вавшие текст историографы, жившие

чуть

ранее его, видели примерно

то же, на что

чуть

позднее обратил внимание и он?

Хорошо известно, что Конфуций, знакомый с текстами «Шуцзи-

на», не

уставал

напоминать, что он не создает, но лишь передает муд-

рость древних. И хотя, согласно традиции, Конфуций, по данным Сы-

ма

Цяня,

упоминает о том, что он принимал участие в редактировании

текста «Шуцзина» (как и «Шицзина» [103, гл.47; 71, т. VI, с. 130,

145]), едва ли он внес что-либо существенное во второй его слой. Кос-

ненно

об этом свидетельствует и сам философ, не раз с почтением

отзывавшийся о деяниях древних мудрецов и явно принимавший —

как

и все остальные — описание этих деяний за чистую монету.

«Луньюе»

сказано: «О, сколь велик был Яо как правитель! —

восклицал философ. — Как величествен он был! Небо велико, и лишь

Яо соответствовал

ему...

Сколь славны его дела'. Сколь величественны

Шунь

и Юй! Они владели Поднебесной, не

будучи

озабочены этим!»

[94, VIII,

19-20;

212, т. I. с. 78]. И эти восклицания отнюдь не были

лицемерием. Больше того, искренне верили в реальность Яо, Шуня и

Юя

всех

описанных в «Шуцзине» их деяний не только Конфуций и

его современники, жившие в самом конце Чуньцю, но и те, кто жили

чуть

раньше их и оттачивали главы второго слоя.

Ведь

они лишь за-

иершали большое и занявшее века дело, совершавшееся, как упоми-

налось,

несколькими поколениями историографов.

Насколько

можно судить, вся работа делалась по частям, передава-

ясь

от поколения к поколению. Первые находили подходящие преда-

509

ния

и осуществляли их первичную обработку. Следующие расшифро-

вывали имена и деяния и согласовывали одни предания с другими.

Кто-то очищал предания от мифо-поэтических излишеств, кто-то при-

давал им новую форму, включая в них уже накопившиеся сведения из

иных преданий или текстов. На долю последних выпало свести концы

с концами и уточнить детали. Так был создан текст, в который все

свято верили и который усилиями последних из числа его авторов

лишь

подвергался окончательной обработке, доводившей его в конеч-

ном

итоге до совершенства. При этом каждый на своем месте делал

свое дело, все время держа в уме генеральное направление работы и

не

забывая о сверхзадаче, или, иначе говоря, о подтексте.

В чем был смысл подтекста?

Ведь

на переднем плане — славные

имена

и великие деяния, золотой век прошлого с его гармонией и со-

вершенством, великая мудрость древних. Само по себе это восхищает

заставляет преклониться. Но написано-то все было не для этого!

Или,

точнее, не только для этого. Подтекст и сверхзадача не своди-

лись лишь к

тому,

чтобы создать эталон нормативного восприятия

прошлого

и преклониться перед величием и мудростью древних.

Смысл их заключался прежде всего в том, чтобы побудить потомков

изменить

свое поведение. Главы второго слоя в этом плане должны

были стать и действительно оказались мощным заряженным норма-

тивным потоком, в

русле

которого пошло все последующее развитие

духовной культуры и менталитета китайцев.

Использовав

сложившуюся в древнекитайской духовной

культуре

идею обоготворения предков, лежавшую в основе религиозных пред-

ставлений шанцев, и культ великих правителей, основателей дина-

стии,

столь характерный для чжоусцев, авторы второго слоя «Шу-

цзина» искусно сыграли на тонких струнах, отзвук которых был ус-

лышан

едва ли не каждым жителем Поднебесной. Возвеличенные ими

Гармония

и Порядок были воплощены в мощных фигурах

мудрых

древних правителей, облик и деяния которых обрели важный социо-

психологический смысл. Великие мудрецы далекой древности самим

своим существованием символизировали ту оптимальную для

госу-

дарства, общества и каждого отдельного человека

структуру

отноше-

ний,

которую следовало считать образцовой и желанной.

На

фоне феодального сепаратизма, деморализации и своекорыстия

высшей знати, междоусобиц и интриг придворных, порой

даже

озве-

рения

рвущихся к трону честолюбцев мудрость и величие древних

правителей, их забота не о себе, но о благе подданных, их готовность

уступить место более достойному, равно как и их умение наладить

разумную администрацию, укрепить централизованную власть, издать

справедливые законы и провести необходимые и несущие благо стра-

510

не

реформы, — все это было ударом по феодализму как структуре.

Ведшее к деградации Поднебесной феодальное бытие времен Чуньцю

помощью такого рода умело составленных текстов вырабатывало

мощное

антифеодальное сознание. И в основе его лежали воспетые в

«Шуцзине» этические нормы и изложенные там социополитические

идеалы.

Эти

этические нормы и социополитические идеалы были умело

вписаны

в трансформировавшееся в период Чуньцю представление о

роли

и месте в жизни людей Неба и Шанди, которые, как о том шла

речь в начале главы, все более приобретали в глазах чжоусцев абст-

рактные

социомироустроительные функции.

Иными

словами, за муд-

ростью великих древних стояло мудрое и заботившееся о народе (а не

только о своих прямых или адаптированных потомках из числа владе-

тельной знати) Небо. Небо и Шанди оказывались гарантом благосос-

тояния

людей, они откликались на их чувства и стремления, им были

небезразличны боль и страдания людей, и именно потому возникла в

«Шуцзине» формулировка

«глас

народа — глас Неба».

Переведя Небо с поля правящих верхов на поле простого народа,

составители «Шуцзина», эти опытные мастера политической игры,

добились того, что в социально-политической структуре времен Чунь-

цю начали отчетливо смещаться высшие ценности. Если раньше глав-

ным

было то, что этическая безупречность как таковая гарантировала

ее носителю небесный мандат, причем в понятие дэ не входила как

основная

составляющая забота о народе (Вэнь-ван и

другие

из числа

получавших мандат, конечно, были верхом совершенства, но забота о

народе среди этих совершенств отнюдь не выходила на передний

план,

во всяком

случае

достаточно явственно), то теперь именно

УГО

— благоденствие людей — стало основным критерием, позво-

ляющим

возобновить мандат его обладателю. Сделан был этот акцент

не

без умысла. Пора было дать понять запутавшимся в междоусоби-

цах правящим верхам, что является или, во всяком случае, должно

быть смыслом и целью их существования.

Это значит, что чжоусцам в главах о

мудрых

древних правителях

была предложена принципиально новая генеральная парадигма бытия:

иерхи

существуют

ради блага низов, общества в целом. И только для

тгого. Такого рода понятная всем идея, сформулированная с помощью

сильных аргументов, была немалым вкладом рождавшейся древнеки-

тайской

мысли в сокровищницу мудрости осевого времени человече-

ства. После всплеска такого рода идей, связанных с небесным манда-

том во времена Чжоу-гуна, абстрактная мысль в чжоуском Китае, как

говорилось, надолго заглохла, ибо для ее развития не было еще усло-

ний.

И вот в период Чуньцю, незадолго до Конфуция, она вновь поя-

511