Вагнер Рихард. Избранные работы

Подождите немного. Документ загружается.

мысли; то напор мысли найдет себе выход в непосредственной

выразительности жеста; то музыка одна сможет выразить движение

чувства; то лишь, все три искусства сообща смогут довести идею драмы

до непосредственного реального действия. Ибо для всех них,

объединившихся здесь видов искусства, существует нечто, к чему они

должны стремиться, дабы стать свободными в своих возможностях, а

именно драма: достижение целей драмы должно стать для них всех

самым главным. Осознавая эту цель, направляя всю свою волю к ее

достижению, они обретают силы к уничтожению боковых эгоистических

отростков от собственного ствола, чтобы дерево не разрасталось во все

стороны, теряя определенную форму, а чтобы ветви и листва устремились

гордо к вершине.

Природа человека, как и каждого вида искусства, богата самыми

разными возможностями; но только нечто одно составляет душу каждого,

является для него необходимым побуждением, жизненно важным

стремлением. Угадав в этом единственном свою сущность, человек в

состоянии ради обязательного достижения его отказаться от любого

менее значительного желания, случайной прихоти, удовлетворение

которых помешало бы ему достичь главного и единственного. Только

слабый и никчемный не знает необходимого, могучего душевного порыва;

каждое мгновение в нем/ берет верх случайная, навеянная извне прихоть,

которую он не в силах удовлетворить, поскольку это всего лишь прихоть,

и, бросаемый от одной прихоти к другой, он никогда не обретает истинной

услады. Если же подобный человек, лишенный подлинных потребностей,

обладает силой упрямо добиваться удовлетворения случайных прихотей,

тогда-то и возникают отвратительные противоестественные явления в

жизни и искусстве, которые выбывают в нас крайнее отвращение, будь то

порождения безумного эгоизма, жестокое сладострастие деспота или

похотливая оперная музыка наших дней. Если же человек ощущает

могучее стремление, заглушающее все остальные желания, непобедимое

внутреннее побуждение, составляющее его душу, его существо, и если он

употребляет при этом все своя силы, чтобы удовлетворить это

стремление, то он доводит свои силы, как и свои способности, до таких

пределов, какие только ему дано достигнуть.

Отдельный человек, обладающий

полным физическим и душевным

здоровьем, не может испытать белее высокой

244

потребности, чем та, которая свойственна всем подобным ему; будучи

истинной потребностью, она может получить удовлетворение лишь в

сообществе с другими людьми. Самой же необходимой и сильной

потребностью совершенного артистического человека является

потребность раскрыть себя во всей полноте своего существа всему

обществу, и это он может достичь при необходимом всеобщем понимании

только в драме. В драме, представляя определенную личность, которой он

не является, человек расширяет свое индивидуальное существо до

общечеловеческого. Он должен полностью перестать быть самим собой,

чтобы воссоздать другую личность в ее собственной сущности так, чтобы

ее можно было представить. Он сможет это достичь лишь в том случае,

если так глубоко поймет и так живо увидит эту другую индивидуальность

во взаимосоприкосновениях, взаимосочетаниях и взаимодополнениях с

другими индивидуальностями, что будет в состоянии симпатически

ощутить эти взаимосоприкосновения, взаимосочетания и

взаимодополнения. Совершенным художественным исполнителем

поэтому будет единичный человек во всей полноте своего существа,

ставший существом родовым. Местом, где совершится этот чудесный

процесс, явятся театральные подмостки; целостным произведением

искусства, с помощью которого это совершится, будет драма. Чтобы

достичь высшего расцвета своего существа в этом высшем произведении

искусства, отдельный художник, как и отдельный вид искусства, должен

подавить всякую произвольную эгоистическую склонность к

несвоевременному распространению, не вызванному потребностями

целого, чтобы тем энергичнее способствовать достижению высших общих

целей, которые не могут выть осуществлены как без единичного, так и без

ограничения единичного.

Эти цели, цели драмы, являются единственно истинными

художественными целями, которые вообще могут быть осуществлены:

все, что отклоняется от них, неизбежно обречено исчезнуть в сфере

неопределенного, неясного и несвободного. Этих целей, однако, не

достичь отдельному виду искусств*,

они достижимы лишь для всех

вместе, и

* Современному драматургу труднее всего признать, что драма не должна целиком

принадлежать его искусству, то есть поэзии; в особенности трудно будет ему заставать

себя согласиться делить ее с музыкантом и, следовательно, как он

считает, согласиться

на превращение пьесы в оперу. Совершенно естественно,

245

поэтому всеобщее произведение искусства является таким единственно

истинным, свободным, то есть доступным для всех.

V. ХУДОЖНИК БУДУЩЕГО

Мы в общих чертах сказали о существе произведениям искусства, в

котором должны слиться все искусства, чтобы стать доступными для всех.

Теперь встает вопрос, каковы, должны быть действительные условия,

которые с неизбежностью пробудят к жизни подобное произведение

искусства? Сможет ли это сделать современное искусство, стремящееся к

тому, чтобы быть понятым по собственному усмотрению и разумению,

согласно произвольно выбранным средствам и сознательно

установленному образцу? Сможет ли оно даровать конституционную

хартию, чтобы достичь согласия с так называемым невежеством народа?

И, если оно решится на это, действительно ли такое согласие будет

достигнуто с помощью подобной конституции? Может ли это

цивилизованное искусство со своей абстрактной позиции проникнуть в

жизнь, или, скорее, жизнь должна проникнуть в искусство — жизнь должна

сама породить соответствующее ей искусство, раствориться в нем, —

вместо того чтобы искусство (разумеется, цивилизованное искусство,

возникшее вне жизни) породило жизнь и растворилось в ней?

что до тех пор, пока будет существовать опера, должна будет существовать и пьеса, а

также и пантомима. До тех пор пока возможен спор на эту тему, невозможна драма

будущего. Если сомнения поэта более глубокого свойства и сводятся к тому, что ему

непонятно, каким образом пение может во всех случаях полностью заменить

диалог, то

на это можно возразить, что ему в двух отношениях еще не ясен характер произведения

искусства будущего. Во-первых, он не подумал о том, что в этом произведении музыка

призвана играть другую роль, чем в современной опере, что лишь там, где музыка

является самым могучим средством, она будет широко

применяться, там же, где

необходим драматический диалог, она полностью подчинится ему; что именно музыка

обладает способностью, не умолкая совсем, так незаметно прилегать к словам, что ее

будто бы и нет, в то время как она служит им поддержкой. Если поэт с этим согласится,

он должен будет, во-вторых, признать, что

мысли и ситуации, для которых даже самая

осторожная и сдержанная музыкальная поддержка оказалась бы слишком назойливой и

докучливой, обязаны своим происхождением духу нашей современной драматургии,

которому нет места в произведении искусства будущего. Человек в драме будущего не

будет иметь дела с прозаическими модными интригами, которые наши современные

писатели в своих пьесах

столь обстоятельно запутывают и распутывают. Его

естественное поведение, его естественные слова всегда будут сводиться к «да» и «нет»,

ибо все остальное от лукавого, то есть современно и излишне.

246

Решим прежде всего, кто должен явиться создателем произведения

искусства будущего, чтобы затем прийти к триоду о тех жизненных

условиях, которые могут породить такое произведение искусства и его

творца.

Кто же будет художником будущего?

Без сомнения — поэт*.

Но кто же будет поэтом?

Бесспорно — исполнитель.

А кто же будет исполнителем?

Обязательно — содружество всех художников.

Чтобы видеть, как естественным образом создаются исполнитель и

поэт, представим себе прежде всего художественное содружество

будущего, и не на основании произвольных догадок, а на основании

необходимой последовательности, с которой мы будем идти от самого

художественного произведения к тем художественным органам, которые

только и могут, в согласии с его сущностью, вызвать его к жизни.

Художественное произведение будущего является общим созданием и

может быть рождено лишь общей потребностью. Эта потребность,

которую мы обрисовали лишь теоретически как нечто необходимо

свойственное сущности отдельных видов искусства, практически

мыслима лишь в содружествах всех художников; эти же содружества

представляют собой объединение всех художников в данное время и в

данном месте ради одной определенной цели. Целью этой является

драма, ради нее они объединяются, чтобы, участвуя в ее создании, дать

полностью раскрыться каждому виду искусства, сочетаться друг с другом,

проникнуть друг в друга и породить в качестве плода этого

взаимосочетания живую, реально существующую драму. То, что делает

это соучастие возможным, даже необходимым, и что без него не смогло

бы выявиться, — это истинное ядро драмы, драматическое действие.

Драматическое действие в качестве внутреннего условия драмы

является тем элементом всего произведения, который определяет его

восприятие всеми. Взятое непосредственно из жизни — прошлого или

настоящего — драматическое действие становится связующим звеном

между

* Да будет нам позволено считать, что поэт включает музыканта как личность или в

рамках содружества — в данном случае это безразлично.

247

произведением искусства и жизнью, поскольку оно наиболее полно

соответствует правде жизни и наиболее полно удовлетворяет потребности

жизни в самопознании. Драматическое действие тем самым является

веткой с древа жизни, бессознательно и непроизвольно вырастающей на

нем, расцветающей и отцветающей по законам жизни; сорвав, ее

пересаживают на почву искусства, чтобы она здесь расцвела к новой,

прекрасной, вечной жизни, превратившись в роскошное дерево; это

дерево, подобное древу действительной жизни своей внутренней силой и

правдой, став чем-то отличным от жизни, делает наглядным для жизни ее

собственную сущность, поднимает бессознательное в ней до сознания.

В драматическом действии выступает поэтому необходимость

произведения искусства; без него, вне соотнесенности с ним, всякое

художественное творчество произвольно, случайно и непонятно. Самый

первый и истинный творческий импульс дает себя знать в стремлении

перейти от жизни к искусству, ибо это стремление заключается в желании

понять и принять бессознательное и непроизвольное в жизни. Стремление

понять предполагает в свою очередь некую человеческую общность;

эгоист не нуждается в понимании. Поэтому лишь из совместной жизни

может родиться стремление к осмысленному опредмечиванию жизни в

произведении искусства, лишь содружество художников может дать ему

выражение, лишь сообща они могут удовлетворить это стремление. Это

удовлетворение, однако, достигается верным изображением

заимствованного из жизни действия: для художественного изображения

пригодно может быть лишь такое действие, которое в жизни уже получило

завершение, которое как факт не вызывает больше никаких сомнений и

которое не допускает больше никаких произвольных домыслов

относительно своего возможного завершения. Лишь то, что получило

завершение в жизни, может быть понято нами в своей необходимости, во

взаимосвязи своих элементов: всякое же действие можно считать

законченным лишь тогда, когда человек, совершивший это действие,

находившийся в центре события, которое он направлял как чувствующая,

мыслящая и волевая личность в соответствии с собственной сущностью,

— когда этот человек тоже уже находится вне произвольных домыслов

относительно своих возможных поступков. Объектом подобных домыслов

человек служит до тех пор,

248

пока он живет, лишь после своей смерти он свободен от них, ибо мы

теперь знаем все, что он сделал и кем он был, Для драматического

искусства самым подходящим и самым достойным предметом

изображения представляется такое действие, которое завершается

одновременно с жизнью главного героя, которое получает свое истинное

свершение с завершением жизни данного человека. Только такое

действие является истинным и раскрывается для нас в своей

необходимости, ради свершения которого человек употребил все свои

силы, которое было для него столь необходимым и столь важным, что он

должен был отдать ради него все силы, всего себя. Но в этом он убеждает

нас неопровержимо только тогда, когда он действительно гибнет в

напряжении всех своих сил, когда его личная драма подчиняется

необходимости его существа; когда он доказывает нам истину своего

существа не только своими поступками — они могут казаться нам, пока он

действует, произвольными, — но и жертвуя своей личностью

необходимости этих поступков. Окончательное и полное, преодоление

человеком своего личного эгоизма, его полное растворение во всеобщем

раскрывается нам лишь в его смерти, но не в случайной смерти, а в

смерти необходимой, вызванной его поступками, рожденными всей

полнотой его, существа.

Торжество подобной смерти — самое достойное человека. Оно

раскрывает перед нами на примере одного человека, увиденного через

его смерть, полноту содержания человека вообще. Но больше всего нас

убеждает зрелище самой смерти и изображение приведшего к ней

действия, необходимым завершением которого и явилась эти смерть. Не

отвратительный похоронный обряд, который для современного

христианина включает не относящиеся к данному случаю песнопения и

банальные речи, а художественное воскрешение умерших,

жизнеутверждающее повторение и изображение их деяний и их смерти в

художественном произведении явится тем празднеством, которое нас,

живущих, соединит в любви к ушедшим и приобщит к их памяти.

Если жажда подобных драматических празднеств свойственна всем

художникам и если общее стремление может быть пробуждено только

достойным предметом, оправдывающим стремление к его изображению,

то любовь, которая

одна только и может стать движущей силой в этом

249

деле, может гореть только в сердце каждого в отдельности, и здесь,

сообразно особой индивидуальности каждого, превратиться в особую

движущую силу. Эта движущая сила любви всегда будет с особой

настойчивостью проявляться в отдельном человеке, который по своей

натуре — вообще или именно в данный, определенный период своей

жизни — чувствует себя ближе всего к данному определенному герою,

благодаря симпатии больше всего сроднился с натурой данного героя и

считает свои художественные возможности наиболее пригодными для

того, чтобы снова оживить в памяти именно этого героя, изобразив его

самого и его окружение. Сила индивидуальности нигде не может

проявиться ярче, чем в свободном содружестве художников, потому что

импульсы совместных решений могут исходить только от того, чья

индивидуальность настолько сильна, что может определить принятие

общих свободных решений. Сила индивидуальности сможет проявить себя

лишь в особых случаях — там, где она обладает действительным, а не

искусственным влиянием. Открыв свое намерение изобразить данного

героя и обратившись к содействию всего содружества для осуществления

своего замысла, художник не сможет добиться ничего, прежде чем ему

удастся пробудить в отношении своего намерения любовь и

воодушевление, которые охватили его самого и которые он может

сообщить другим лишь в том случае, если его индивидуальность обладает

силами, отвечающими данному предмету.

Если художнику удалось силой своего воодушевления сделать свой

замысел общим замыслом, то с этого момента его замысел становится

общим художественным делом. Подобно тому как в центре

драматического действия стоит герой, центром общего художественного

произведения становится исполнитель роли героя: исполнители других

ролей и все остальные участники представления относятся к нему в

спектакле так же, как относились к герою в жизни действовавшие рядом с

ним лица — те, кто был объектом его действий и противостоял ему, а

также окружающие его люди и природа; с той только разницей, что

исполнитель роли героя сознательно формирует обстоятельства, которые

непроизвольно вставали перед действительным героем. Исполнитель в

своем стремлении к художественному воспроизведению становится таким

образом поэтом. Он подчиняет свои

действия художественной мере, так

же как

250

все живое, имеющее отношение к его действиям. Однако достичь своих

целей он может лишь в той степени, в какой ему удалось сделать их

общими, в какой каждый из участников сам стремится к этим целям, —

следовательно, именно в той степени, в какой прежде всего он подчинил

собственные личные цели общим и таким образом в известном смысле не

только представил в произведении искусства деяния почитаемого героя,

но и повторил его в нравственном отношении, доказав этим подчинением

своей личности, что он совершил в своем искусстве необходимое деяние,

целиком поглотившее его индивидуальность *.

Свободное творческое содружество является поэтому почвой и

условием существования произведения искусства. Оно дает исполнителя,

который, воодушевленный образом данного, более всего созвучного его

индивидуальности героя, становится поэтом, художественным

законодателем содружества, чтобы, поднявшись на такую высоту, снова

полностью раствориться в содружестве. Деятельность такого

законодателя всегда поэтому будет носить временный характер и

распространяться лишь на данный случай, ставший благодаря его

индивидуальности общим предметом художественных устремлений; его

деятельность таким образом не может распространяться на все случаи.

Диктатура поэта-исполнителя естественным образом кончается с

достижением поставленной им перед собой цели, той самой цели, которую

он превратил во всеобщую и в которой он

* Коснувшись трагического элемента произведения искусства будущего в его

развитии из жизни в художественных содружествах, мы имеем право судить о его

комическом элементе на основании изменения на противоположные тех условий,

которые необходимо породили трагический элемент. Герой комедии будет героем

трагедии наоборот: в то время как второй, будучи коммунистом, то есть человеком,

который благодаря силе своей натуры, побуждаемый внутренней, свободной

необходимостью, растворяется в общем, непроизвольно всегда соотносит себя со своим

окружением, первый, будучи эгоистом, врагом общности, будет стремиться уклониться от

нее или произвольно соотносить ее только с самим собой, но в этом стремлении будет

тесним, преследуем и в конце концов побежден общественным духом

в его

многообразных проявлениях. Эгоист будет вынужден раствориться в общности, а

подлинно действующим коллективным лицом станет общество, которое до тех пор будет

выступать для вечно рвущегося к действию и бездействующего эгоиста как некая

капризная случайность, пока оно не окружит его таким тесным кольцом, что, потеряв

охоту к дальнейшему своевольничайте, он

будет искать спасения в безусловном

признании необходимости общества. Творческое содружество как представитель

общества примет в комедии еще более непосредственное участие в саном литературном

произведении, чем в трагедии.

251

растворился, как только она стала всеобщей. Каждый может занять

положение диктатора, если у него только есть своя, в такой мере

соответствующая его индивидуальности цель, что он может поднять ее до

всеобщей; ибо такой творческом содружестве, которое возникло лишь из

удовлетворения общего стремления к художественное творчеству, не

может получить определяющего значения то, что не способствует общим

интересам, то есть ничто, кроме самого искусства и тех законов, которые

позволяв наиболее полно проявиться искусству в сочетании общего и

индивидуального.

В общественном единении людей будущего единственно

определяющее значение будут иметь законы внутренней необходимости.

Естественное, ненасильственное объединение большего или меньшего

числа людей сможет состояться только благодаря общей всем этим

людям потребности. Удовлетворение этой потребности является

единственной целью общих усилий: этой целью определяются и поступки

каждого, поскольку общая потребность одновременно будет насущнейшей

потребностью его самого. И эта цель определяет сама собой законы

общего поведения. Эти законы являются в свою очередь не чем иным, как

средством достижения цели. В постижении наиболее целесообразных

средств отказано тому, кого не привела к этой цели истинная и

необходимая потребность; там же, где такая потребность существует,

естественно рождается правильное понимание этих средств благодаря

силе потребности и ее всеобщности. Естественные объединения поэтому

существуют естественно лишь до тех пор, пока лежащая в их основе

потребность продолжает оставаться всеобщей и не получила еще

удовлетворения. Когда же цель достигнута, то это объединение вместе с

вызвавшей его потребностью распадается; лишь с появлением новых

потребностей возникают новые объединения тех, для кого эти новые

потребности являются общими. Наши современные государства

являются потому противоестественными объединениями людей, что они,

возникнув в результате внешнего произвола — например, династических

интересов, — раз и навсегда впрягают в одну упряжку известное число

людей ради целей, не соответствовавших их общим потребностям или

переставших быть общими для них при изменившихся обстоятельствах.

Всех людей объединяет одна потребность, которая присуща им в равной

степени лишь в своей самой

252

общей форме: потребность жить и быть счастливыми. В этом

заключается естественная связь всех людей — в потребности, которую

полностью может удовлетворите природа нашей планеты. Особые

потребности, возникающие и усиливающиеся в зависимости от временя,

места и индивидуальных особенностей, могут только в разумных условиях

будущего стать основанием для особых объединении, которые в своей

совокупности составят общность всех людей. Эти объединения будут

возникать, распадаться и создаваться вновь, по мере того как будут

меняться и возникать новые потребности. Эти объединения станут

длительными в тех случаях, когда они будут больше относиться к сфере

материальных интересов, иметь под собой общую почву и касаться

отношений между людьми в той их части, которая с необходимостью

вырастает из определенных и постоянных местных условий. Однако они

будут каждый раз принимать иной облик, все чаще меняющийся и все

более многообразный, чем больше будут приближаться к высшей сфере

всеобщих духовных потребностей. В противоположность

государственному объединению нашего времени, неподвижному и

существующему лишь благодаря внешнему принуждению, свободные

объединения будущего, подвижные, то необычайно широкие, то

тончайшим образом дифференцированные, будут выражать жизнь людей,

которой непрестанная смена индивидуальностей придаст неисчерпаемую

привлекательность, в то время как современная жизнь* в своем модном

полицейском единообразии представляет собой, к сожалению, слишком

верное отражение современного государства с его слугами, служебными

назначениями, армейской службой — короче, со всем, что ему служит.

Но никакие объединения не будут обновляться так часто, как

художественные, ибо каждая индивидуальность в них, стремясь выразить

себя в соответствии с общим духом, вызовет к жизни самим фактом своей

наличности и своими новыми замыслами, ради осуществления этих

замыслов, новое объединение, расширив свои особые потребности до

потребностей объединения, вызванного именно данной потребностью.

Каждое вновь создаваемое драматическое произведение будет таким

образом созданием нового, никогда дотоле не существовавшего и не

могущего

* И в особенности наш современный театр.

253