Тузов Д.О. Теория недействительности сделок. Опыт российского права в контексте европейской правовой традиции

Подождите немного. Документ загружается.

угрозам). Основанием их ответственности, по общему правилу, должно быть лишь

сознательное уничтожение или повреждение полученной вещи либо непринятие

элементарных мер по ее сохранности (т.е. то, что законодатель называет в п. 2 ст. 1104 ГК

умыслом и грубой неосторожностью) <344>. Если же несовершеннолетний, заключая

сделку, оказал неправомерное воздействие на волю другой стороны, его ответственность

должна наступать на общих основаниях, предусмотренных п. 2 ст. 1104 ГК, т.е. в том

числе и за случайную гибель (повреждение) полученной по сделке вещи.

--------------------------------

<343> Это правило полностью соответствует принципу покровительства

несовершеннолетним и подопечным, история которого берет начало еще в римском праве

и который, как уже отмечалось, применяется при решении вопросов реституции в праве

ряда зарубежных стран.

<344> О необходимости ограничения ответственности по сравнению с тем, как она

определена в п. 2 ст. 1104 ГК, можно было бы говорить и применительно к лицам,

заключившим сделку под влиянием насилия, угроз, обмана или иных подобных

обстоятельств (ст. 179 ГК), однако в силу п. 2 ст. 179 ГК эти лица обязаны передать все

полученное ими по сделке не своему контрагенту, а государству, при невозможности же

такой передачи в доход государства взыскивается стоимость полученного в деньгах.

Поскольку соответствующие обязанности установлены в пользу государства, они не

являются реституционными, и их анализ выходит за рамки настоящего исследования.

Завершая анализ компенсационной реституции, необходимо сделать следующий

вывод. В случае невозможности возврата полученного по недействительной сделке в

натуре может возникать либо обязательство из неосновательного обогащения, либо

обязательство, в рамках которого реализуется ответственность получателя <345>. При

отсутствии необходимых условий для возникновения и реализации хотя бы одного из этих

обязательств реституция не может иметь места. К этому следует добавить, что

компенсационная реституция в любой форме допустима лишь при условии

принадлежности утраченного или поврежденного имущества другой стороне сделки, ибо

в противном случае как охранительная мера она не имела бы своего объекта защиты

<346>.

--------------------------------

<345> Вопрос о природе ответственности, предусмотренной п. 2 ст. 1104 ГК, спорен.

По мнению Ю.К. Толстого, эта ответственность является деликтной (Толстой Ю.К.

Проблема соотношения требований о защите гражданских прав. С. 139). Вместе с тем

нельзя не заметить, что по сравнению с деликтной ответственностью она имеет и

существенные особенности. Так, если делинквент отвечает только за причиненный им

вред (это следует и из самого названия соответствующих обязательств - обязательства

вследствие причинения вреда), то для ответственности незаконного владельца не

требуется, чтобы вред был причинен именно им: вещь может погибнуть и в результате

действий третьих лиц, и вследствие природных явлений. Если, далее, вина делинквента

(при ответственности за вину) имеет отношение к противоправному причинению вреда, то

вина (недобросовестность) незаконного владельца относится к самому неправомерному

удержанию вещи. Однако применительно к рассматриваемой проблеме важно то, что в

рамках соответствующего обязательства вообще реализуется мера ответственности.

<346> Примечательно, что такое ограничение реституции признается и К.И.

Скловским, настаивающим на самостоятельности реституционных правоотношений (см.:

Скловский К. Некоторые проблемы реституции. С. 116 и сл.). Это в значительной мере

подрывает его собственную концепцию. Непоследовательным выглядит также

утверждение автора о кондикционной природе денежной реституции (Там же) при

одновременном ее отрицании (Там же. С. 117, сн. 20) и даже, более того, при отрицании

вообще обязательственного характера реституционного правоотношения (Там же. С. 108 и

сл.), равно как и разделение реституционных обязательств на натуральные и денежные

(Там же. С. 115) при одновременном утверждении, что требование о реституции едино и

лишь "преобразуется" из натуральной формы в денежную (Он же. Собственность в

гражданском праве. С. 105).

* * *

Итак, реституционные правоотношения неоднородны. В тех случаях, когда

истребуется индивидуально-определенная вещь, переданная по недействительной сделке

(реституция владения), речь идет либо о виндикации, если у истца имеется титул

владения, либо о посессорной реституции, если у истца такого титула нет, но вещь

выбыла из его владения помимо его воли (при недееспособности, нахождении лица в

состоянии, когда оно не было способно понимать значение своих действий или

руководить ими, под влиянием насилия или угроз). При невозможности возврата

полученного в натуре <347> реституция принимает форму истребования

неосновательного обогащения или ответственности, но при условии, что истец имел право

на переданную им вещь или предоставление выразилось в выполнении работы или

оказании услуги. Если же условия виндикации, посессорной защиты, кондикции или

ответственности отсутствуют, реституция не может иметь места. Учитывая сказанное,

нормы п. 2 ст. 167 ГК и иных положений § 2 гл. 9 ГК о реституции не могут применяться

изолированно от правил о соответствующих видах гражданско-правовых охранительных

отношений <348>.

--------------------------------

<347> Который, как уже отмечалось, может выражаться и в выделе доли из общей

собственности, возникшей вследствие смешения или приращения однородных вещей (см.

выше, сн. 336).

<348> В связи с изложенным не ясна логика рассуждений Ю.П. Егорова в

относительно недавно защищенной им докторской диссертации. Сначала он вроде бы

соглашается с вышеизложенным пониманием природы реституции: "Наиболее

состоятельна позиция о понимании правовой природы реституции как разновидности

виндикации или неосновательного обогащения. <...> Недействительность при сохранении

вещного характера отношений на момент применения последствий недействительности

влечет использование норм о виндикации, а при несохранности имущества в натуре

применению подлежат нормы о неосновательном обогащении. Последствия

недействительности не создают самостоятельного правового явления" (Егоров Ю.П. Указ.

автореф. С. 44 и сл.). Но тут же вслед за этим автор заявляет прямо противоположное: "В

вопросе о подлежащем предъявлению иске следует исходить из самостоятельности

требований о реституции как способе защиты гражданских прав в рамках института

сделок. Требование реституции не может быть заменено предъявлением виндикационного

иска, который является вещно-правовым способом защиты права собственности и может

быть предъявлен при сохранении вещи в натуре к любому лицу. Иск о реституции

предъявляется только к стороне в сделке, требование это не вещно-правовое, а

обязательственно-правовое" (Там же. С. 45). Непонятно, как автору удалось соединить эти

два диаметрально противоположных тезиса в двух непосредственно следующих один за

другим абзацах автореферата? Впрочем, несколько проясняет вопрос обращение к

монографии того же автора, изданной по материалам докторской диссертации. Повторяя

первый тезис и соглашаясь с моей позицией о правовой природе реституции, Ю.П. Егоров

замечает: "Другая сторона проблемы реституции - выяснение вопроса о том, какой иск

подлежит предъявлению" - и далее воспроизводит второй тезис (см.: Егоров Ю.П. Указ.

монография. С. 313). Таким образом, получается, что сама по себе реституция - это

"разновидность виндикации и кондикции" (Там же), однако осуществляется она при этом

не посредством виндикационного или кондикционного иска, а путем предъявления

самостоятельного искового требования, хотя бы и на основании норм о виндикации или

кондикции! (см.: Там же. С. 313 и сл.).

Сделанного вывода не колеблет то обстоятельство, что нормы о реституции (п. 2 ст.

167 и иные положения § 2 гл. 9 ГК) находятся в главе Гражданского кодекса о сделках, а

не в главах, посвященных другим гражданско-правовым институтам (защите права

собственности, неосновательному обогащению и т.п.), - обстоятельство, на которое

иногда ссылаются как на один из аргументов в пользу самостоятельности реституции

<349>. Такое их расположение отнюдь не препятствует предложенному пониманию

реституционных правоотношений и применению к отношениям сторон недействительной

сделки также норм других институтов ГК. Здесь уместно привести замечание Ю.К.

Толстого о необходимости "правильной юридической квалификации соответствующих

исковых требований, которые могут и не называться собственным именем и быть

расположены в самых различных структурных подразделениях системы гражданского

законодательства" <350>.

--------------------------------

<349> См., напр.: Ровный В.В. Указ. соч. С. 130. По мнению О.Ю. Скворцова, также

исходящего из названного формального признака, реституция и виндикация представляют

собой совершенно различные "процессуальные конструкции" (Скворцов О.Ю. Вещные

иски в судебно-арбитражной практике. М., 1998. С. 59). Однако этот тезис нуждается в

доказательствах, которые автор не приводит, не говоря уже о том, что самостоятельность

процессуальной конструкции должна, очевидно, основываться на определенной

специфике материальных правоотношений.

<350> Толстой Ю.К. Проблема соотношения требований о защите гражданских прав.

С. 139.

Потребность в применении к отношениям сторон недействительной сделки норм

иных гражданско-правовых институтов видится в том, что в нормах п. 2 ст. 167 ГК не

заложен механизм учета затрагиваемых при осуществлении реституции интересов сторон,

не решен ряд вопросов, связанных с конкретным содержанием их прав и обязанностей, в

частности о судьбе плодов и доходов, полученных незаконным владельцем от

пользования имуществом, о последствиях произведенных им в связи с этим затрат и

улучшений <351>, об условиях и размере ответственности в случае несохранности вещи и

т.п. Эта проблема "дефицита" правовых средств отчасти решена законодателем путем

установления в ст. 1103 ГК правила о субсидиарном применении к отношениям сторон

недействительной сделки норм гл. 60 ГК о неосновательном обогащении, в частности о

судьбе доходов, извлеченных из истребуемого имущества, а также произведенных на его

содержание и сохранение затрат, о размере и условиях ответственности незаконного

владельца за утрату или повреждение вещи (п. 2 ст. 1104, ст. 1107, 1108 ГК). Однако эти

нормы не затрагивают, например, вопроса о судьбе неотделимых улучшений вещи и

полученных от нее плодов. Пробел этот может быть легко устранен применением к

соответствующим отношениям правил гл. 20 ГК о защите права собственности <352>.

--------------------------------

<351> Данное обстоятельство отмечает в одной из своих относительно недавних

работ Ю.К. Толстой. К сожалению, автор оставляет открытым вопрос о правовой природе

реституции, указывая только, что для ее осуществления "необходимо подключение самых

различных правовых средств..." (Там же. С. 140). Это не позволяет судить о сегодняшней

позиции автора по исследуемому вопросу.

<352> Рассматривая вопрос о судьбе улучшений истребуемого в порядке п. 2 ст. 167

ГК имущества, В.Н. Игнатенко, отрицающий виндикационную природу реституции,

предлагает достаточно неожиданное решение. По его мнению, необходимо установить

норму о недопущении реституции в случае, если стоимость вещи вследствие неотделимых

улучшений существенно возрастает (Указ. соч. С. 94). Между тем адекватное решение

этого вопроса уже содержится в ст. 303 ГК.

Необходимо также сделать вывод, что, поскольку имущественные отношения сторон

недействительной сделки вполне урегулированы (за исключением отношений

владельческой защиты) другими нормами ГК, в самом правиле п. 2 ст. 167 отсутствует

необходимость. Учитывая, что его двусмысленность приводит лишь к негативным для

практики последствиям, было бы целесообразно вообще исключить его из ГК. В той же

части, в какой это правило, возможно, без специального намерения законодателя,

фактически открывает дорогу посессорной защите, его функцию должен выполнять

полноценный общий институт такой защиты или, во всяком случае, ясно выраженное

законодательное предписание о ней ad hoc в п. 2 ст. 167 ГК.

Исследование реституционных правоотношений показывает, насколько подход, не

основанный на системном толковании норм ГК о реституции и игнорирующий мировой

опыт развития права, упрощает видение достаточно сложных юридических проблем и, не

решая их, создает благодатную почву для разнообразных коллизий, практический вред

которых очевиден <353>. Стремление придать реституции характер охранительного

средства sui generis приводит к конструированию довольно примитивного инструмента, не

способного обеспечить потребности правового регулирования в соответствующей области

общественных отношений. Вместе с тем за тысячелетия своего развития гражданское

право выработало систему достаточно надежных критериев, позволяющих наиболее

справедливо распределять имущественные потери, неизбежно сопутствующие

хозяйственной жизни общества. Критерии эти нашли свое воплощение в таких

институтах, как виндикация, посессорная защита, обязательства из неосновательного

обогащения и вследствие причинения вреда. И этот испытанный временем

инструментарий следовало бы активно использовать при решении правовых проблем,

связанных с имущественными отношениями сторон недействительной сделки, а не

отказываться от него в пользу упрощенного механизма, неизвестного ни одной развитой

правовой системе мира.

--------------------------------

<353> Одна из таких коллизий, наиболее серьезная в практическом отношении,

рассматривается в следующих двух параграфах.

Глава X. ЗАЩИТА ДОБРОСОВЕСТНОГО ПРИОБРЕТАТЕЛЯ <*>

--------------------------------

<*> См. также: Тузов Д.О. Реституция при недействительности сделок и защита

добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М.: Статут, 2007. Гл. III

(§ 13 - 15); Он же. Реституция и виндикация: проблемы соотношения // Вестник ВАС РФ.

2002. N 3. С. 115 - 135; Он же. Конституционный Суд о защите добросовестного

приобретателя // Законодательство. 2003. N 10. С. 8 - 13; Он же. К вопросу об основании

приобретения права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Гражданское

законодательство Республики Казахстан: Статьи, комментарии, практика / Под ред. А.Г.

Диденко. Вып. 15. Алматы, 2003. С. 109 - 131; Он же. Приобретение имущества от

неуправомоченного отчуждателя: сложный юридический состав или приобретательная

давность? // Российская юстиция. 2003. N 6. С. 38 - 40; Он же. Отчуждение имущества

неуправомоченным лицом: вопросы юридической квалификации договора //

Законодательство. 2003. N 6. С. 15 - 21; Id. Il problema dell'acquisto di buona fede a non

domino nel diritto civile russo // Fides. Humanitas. Ius: Studi in onore di Luigi Labruna. Napoli:

Editoriale scientifica, 2007.

§ 48. Ограничение виндикации и проблема конкуренции исков

Тема имущественных отношений, связанных с недействительностью сделок,

проблемой реституции не исчерпывается. Сама сделка, равно как и ее

недействительность, может существенно затрагивать интересы третьих лиц, состоящих

или состоявших в правоотношениях с одной из ее сторон. Например, недействительность

договора об отчуждении вещи означает, что лицо, получившее эту вещь внаем от

приобретателя (мнимого собственника), на самом деле не приобрело прав нанимателя, а

следовательно, владеет и пользуется ею безосновательно. При обращении взыскания на

имущество отчуждателя или приобретателя недействительность заключенного между

ними договора об отчуждении затрагивает интересы их кредиторов: если кредиторам

отчуждателя она идет на пользу (отчужденная вещь считается оставшейся в имуществе

должника), то кредиторам приобретателя - во вред (вещь не считается приобретенной

должником). Примеры влияния правового эффекта сделки и ее недействительности на

интересы третьих лиц, в данной сделке не участвовавших, этим не исчерпываются.

Однако в рамках настоящей работы нет возможности анализировать все многообразие

подобных отношений. Такой анализ мог бы составить задачу самостоятельного

исследования. Остановимся здесь лишь на одном из практически наиболее важных

аспектов данной проблемы, а именно на защите интересов лица, добросовестно

приобретшего имущество у неуправомоченного отчуждателя, его отношениях с этим

последним, а также с тем, кому в действительности принадлежало отчужденное

имущество.

Неуправомоченность отчуждателя может быть следствием различных обстоятельств.

Среди них можно, в частности, выделить:

а) недействительность сделки, по которой имущество поступило во владение

отчуждателя. При недействительности сделки, независимо от того, наступает ли она ipso

iure (при ничтожности) или же вследствие оспаривания, не происходит предполагавшийся

этой сделкой переход права собственности от отчуждателя к приобретателю, или такой

переход затем считается несостоявшимся "с обратной силой" (при оспоримости).

Следовательно, приобретатель по недействительной сделке является беститульным

владельцем, у которого нет права распоряжаться вещью. Поэтому в случае ее

последующего отчуждения он квалифицируется как неуправомоченный отчуждатель.

Приобретающее у него эту вещь лицо ("третье" по отношению к сторонам

недействительной сделки), как правило, не знает, да и не может знать о том, что его

контрагент получил ее по недействительной сделке, т.е. является добросовестным

приобретателем;

б) поступление имущества во владение отчуждателя по сделке, непредоставляющей

последнему права распоряжения им. Неуправомоченность отчуждателя связана в данном

случае не с недействительностью сделки, по которой имущество поступило в его

владение, а с тем, что такая сделка, даже будучи действительной, по самому своему

характеру не предполагает наделение владельца правом распоряжения вещью (договоры

найма, ссуды, подряда, хранения, перевозки и др.). Зачастую, однако (как правило, в

случаях отчуждения движимых вещей), приобретатель при обычной осмотрительности не

в состоянии установить факт принадлежности имущества другому лицу, а следовательно,

также является добросовестным.

Эти ситуации представляют собой, пожалуй, наиболее важные и распространенные

на практике случаи добросовестного приобретения имущества от неуправомоченного

лица, однако не исключены и другие примеры такого приобретения (например,

недвижимое имущество получено отчуждателем по действительному договору,

направленному на отчуждение, но переход права собственности не зарегистрирован).

Однако все подобные случаи характеризуются одним общим моментом -

недействительностью сделки, заключенной между неуправомоченным отчуждателем и

добросовестным приобретателем <354>. Следовательно, они представляют для

исследования двоякий интерес: с точки зрения, во-первых, отношений между самими

сторонами такой недействительной сделки, а во-вторых, отношений между

добросовестным приобретателем и третьим лицом - собственником неправомерно

отчужденного имущества.

--------------------------------

<354> Вопреки господствующему мнению, недействительным в данном случае

является не обязательственный договор об отчуждении, а распорядительная сделка

передачи вещи (traditio). Подробнее см. ниже, § 50.

Добросовестное приобретение a non domino <355>, знакомое практически всем

современным правопорядкам, не было известно древнеримской правовой системе, не

допускавшей ни добросовестного приобретения от неуправомоченного лица, ни каких-

либо связанных с этим ограничений виндикации. "В том, кто приобретает от

несобственника, римляне в любом случае видят по меньшей мере легкомысленного

человека, недостойного защиты (в отношениях, разумеется, с собственником)" <356>;

поэтому "их правовому чувству кажется необоснованной (incivilis) не только претензия

третьего лица - приобретателя - представить добросовестность как основание

непосредственного приобретения права, но также и более умеренная претензия не быть

обязанным вернуть вещь виндиканту..." <357>. Впрочем, это лицо могло приобрести

право собственности посредством узукапии, однако истинным мотивом, "политической

ratio" последней был при этом "скорее коллективный интерес в определенности правовых

отношений и, следовательно, в снижении количества споров" <358>, чем защита

интересов такого приобретателя.

--------------------------------

<355> A non domino (лат.) - букв.: от несобственника, т.е. от неуправомоченного

отчуждателя.

<356> Mengoni L. Gli acquisti "a non domino". 3a ed. Milano, 1975. P. 42.

<357> Ibid. P. 41 s.

<358> Ibid. P. 42.

С развитием торгового оборота отношение к этой проблеме изменилось.

Практически все современные законодательства предусматривают, хотя и с помощью

различных приемов юридической техники, защиту добросовестного приобретения от

неуправомоченного лица. Эта защита может выражаться в следующих формах:

а) наделение добросовестного приобретателя правом собственности;

б) предоставление ему сокращенного срока приобретательной давности для

приобретения этого права <359>;

--------------------------------

<359> Например, по итальянскому ГК, в тех случаях, когда за добросовестным

приобретателем не признается право собственности немедленно, он приобретает таковое

по истечении сокращенных сроков приобретательной давности. Это действует в

отношении недвижимостей, а также подлежащих регистрации движимых вещей (artt. 1159

- 1162 c.c.).

в) предоставление ему в случае изъятия у него вещи, когда таковое допускается,

права на возврат уплаченной покупной цены или на возмещение убытков

(ответственность за эвикцию) <360>.

--------------------------------

<360> Такая форма защиты была известна и римскому праву.

Последняя из указанных форм будет рассмотрена ниже, в заключительном параграфе

настоящей работы. Защита интересов добросовестного приобретателя путем

предоставления ему сокращенных сроков приобретательной давности не представляет

особого интереса как ввиду относительной простоты, так и по причине отсутствия этой

формы в российском законодательстве. Здесь же сосредоточим внимание на первой из

названных форм.

В разных правовых системах основание возникновения права собственности у

добросовестного приобретателя формулируется по-разному. Так, во французском, а через

него и в итальянском, праве действует известный принцип en fait de meubles, la possession

vaut titre (art. 2279 Code civil), или in fatto di beni mobili il possesso vale titolo <361> (art.

1153 Codice civile), согласно которому добросовестный <362> приобретатель a non

domino, получивший реальное владение движимой вещью, становится (именно

становится, а не только презюмируется) ее собственником непосредственно в силу

владения. Это как бы узукапия, только без истечения какого-либо срока <363>. Можно,

таким образом, сказать, что вследствие купли-продажи движимой вещи a non domino

происходит тот же эффект, что и при покупке вещи у собственника, если покупатель

реально приобрел владение и при этом действовал добросовестно <364>. В германском

праве наделение добросовестного приобретателя правом собственности связано с идеей

абстрактности вещного договора (Einigungsvertrag) <365>, переносящего на такого

приобретателя право собственности даже в случае неуправомоченности отчуждателя (§

929, 932 BGB).

--------------------------------

<361> En fait de meubles, la possession vaut titre (фр.); in fatto di beni mobili il possesso

vale titolo (ит.) - "в отношении движимостей владение равнозначно правооснованию

(титулу)".

<362> В art. 2279 Code civil ничего не говорится о добросовестности, однако

необходимость таковой вытекает из art. 1141, применяемого в системе с art. 2279 (см.:

Жюллио де ла Морандьер Л. Гражданское право Франции. Т. 2. М., 1960. С. 152).

<363> См.: Trabucchi A. Op. cit. P. 461. Впрочем, против такой аналогии известно

возражение о том, что "основным условием давности является... определенная

продолжительность владения. Поэтому понятие мгновенной давности внутренне

противоречиво" (Жюллио де ла Морандьер Л. Указ. соч. С. 154).

<364> См.: Trabucchi A. Op. cit. P. 460.

<365> См.: Ваке А. Указ. соч. С. 136 и сл.

Однако нетрудно видеть, что при обоих вариантах решения принцип все же один, и

основанием возникновения права собственности у добросовестного приобретателя

является не добросовестное владение и тем более не добросовестное совершение

абстрактного вещного договора, но совокупность условий, именуемая сложным

юридическим составом. В любом случае требуется, чтобы вещь была передана

приобретателю, т.е. чтобы он получил владение ею. Для французского и итальянского

права это вытекает непосредственно из самого цитированного принципа и иных

положений закона; для германского - из конструкции абстрактного вещного договора,

который включает, наряду с соглашением о переходе права собственности, также

фактическую передачу имущества. Но самого по себе добросовестного владения еще

недостаточно. Во французском и германском праве необходимо также, чтобы вещь не

была похищена у собственника или иного титульного владельца, не была потеряна или

иным образом утрачена им помимо его воли (art. 2279 Code civil; § 935, I BGB); в

итальянском - требуется наличие титула (договора об отчуждении), пригодного к

переносу права собственности, т.е. договора, не имеющего иных пороков, который сам по

себе перенес бы право собственности, если бы отчуждатель был управомочен на

отчуждение (art. 1153, co. 1, Codice civile). Аналогичное требование к абстрактному

вещному договору вытекает и из смысла § 932 BGB. Условия приобретения a non domino

недвижимостей, а также подлежащих регистрации движимых вещей иные <366>, но как

бы то ни было, они также составляют некоторую совокупность, необходимую для

приобретения права собственности добросовестным приобретателем. Таким образом,

право собственности у последнего в любом случае возникает в силу сложного

юридического состава <367>, элементы которого в различных законодательствах могут

отличаться.

--------------------------------

<366> Например, в итальянском праве для приобретения недвижимостей ими

являются, помимо добросовестности приобретателя и наличия действительного титула

(договора), запись (trascrizione) последнего в реестр сделок с недвижимостями, а также

сокращенная (10 лет с момента совершения такой записи) узукапия; в германском праве -

соглашение о переходе права собственности на недвижимость (Auflassung), внесение

соответствующей записи в поземельную книгу и существование этой записи в течение 30

лет (§ 900 (I) BGB).

<367> Применительно к германскому праву более подробное обоснование этого

тезиса см. ниже, § 50.

Российский ГК (ст. 302) в числе этих элементов наряду с указанными выше

(владение, титул, вещь не должна быть похищена или утеряна) называет также

возмездность приобретения. Вместе с тем, в отличие от упомянутых европейских

кодификаций, а также ГК РСФСР 1922 г. (ст. 183 <368>), он связывает с выполнением

данного фактического состава - если речь идет о движимой вещи - лишь недопустимость

виндикации этой вещи у добросовестного приобретателя, не указывая на то, что

последний при выполнении перечисленных условий становится ее собственником.

Аналогичное положение существовало до недавнего времени и в отношении

недвижимостей <369>. Для ряда авторов это послужило поводом утверждать, что в

российском праве добросовестный приобретатель может стать собственником лишь по

давности владения (ст. 234 ГК). К вопросу об основании защиты добросовестного

приобретателя путем ограничения направленной против него виндикации нам еще

предстоит вернуться в следующем параграфе. Сейчас же необходимо выяснить, насколько

абсолютно в российском праве само это ограничение, насколько полной, следовательно,

является защита добросовестного приобретателя в его владении приобретенной вещью

безотносительно к правовому основанию такого владения.

--------------------------------

<368> Статья 183 ГК РСФСР 1922 г.: "Если имущество продано несобственником,

покупатель приобретает право собственности лишь в тех случаях, когда согласно ст. 59 и

60 собственник не вправе истребовать от него имущество". (Статьям 59 и 60 ГК 1922 г. в

настоящее время соответствует ст. 302 ГК.)

<369> Федеральным законом от 30 декабря 2004 г. п. 2 ст. 223 ГК был дополнен

абзацем 2, установившим правило о том, что при наличии всех элементов сложного

фактического состава, предусмотренного п. 1 ст. 302 ГК, а также акта государственной

регистрации права собственности приобретатель становится собственником спорной

вещи.

Выяснение данного вопроса связано с широко известной в современной российской

юриспруденции проблемой конкуренции исков о реституции владения, с одной стороны,

и о виндикации - с другой, направленных против третьего лица, добросовестно

приобретшего вещь у стороны недействительной сделки, в которой оно не участвовало, -

проблемой, всецело порожденной уже обсуждавшимся выше специфическим пониманием

реституции в российской доктрине и судебной практике.

Действительно, за десятилетие, прошедшее после принятия части первой

Гражданского кодекса РФ, проблема защиты добросовестного приобретателя стала, без

сомнения, одной из наиболее острых в отечественном гражданском праве.

Добросовестный приобретатель, защищенный в силу ст. 302 ГК от виндикационных

притязаний, зачастую оказывался беззащитным против иска, заявленного в порядке

применения так называемых последствий недействительности ничтожной сделки (т.е.

реституции - п. 2 ст. 167 ГК): сделка об отчуждении спорной вещи признавалась

недействительной вследствие неуправомоченности отчуждателя, и в результате

применения реституции ни о чем не подозревавший покупатель лишался возмездно

приобретенной им вещи. Таким образом создавалась неопределенность в правовом

положении добросовестного приобретателя, который практически лишался всякой

защиты, ибо ограничение виндикации, предусмотренное ст. 302 ГК, легко могло быть

обойдено путем использования механизма реституции, безразличного, по

общераспространенному мнению, к добросовестности. И хотя этот механизм обеспечивал

и обеспечивает возврат неправомерно отчужденной вещи не ее первоначальному

обладателю, а другой стороне недействительной сделки, требовать реституции согласно п.

2 ст. 166 ГК формально вправе любое заинтересованное лицо. При этом предмет иска мог

быть сформулирован таким образом, что в результате нескольких реституций (а иногда и

целой их "цепочки") либо сочетания реституции с иными гражданско-правовыми

средствами (например, с виндикацией или договорным требованием) вещь в конечном

счете возвращалась бы истцу, несмотря на добросовестность ее владельца и предписание

ст. 302 ГК.

Итак, опасаясь, что виндикация ввиду добросовестности приобретателя - третьего

лица окажется безуспешной, собственник, казалось бы, мог воспользоваться, опираясь на

п. 2 ст. 167 ГК, реституцией и потребовать возвратить вещь неуправомоченному

отчуждателю с тем, чтобы затем (но, как правило, в том же процессе) истребовать эту

вещь уже от него непосредственно. Громоздкость подобной конструкции

компенсировалась бы для собственника тем преимуществом, что, следуя буквальному

толкованию п. 2 ст. 167 ГК, для удовлетворения реституционного иска добросовестность

приобретателя значения не имеет.

Именно в этом смысле подходили к решению вопроса некоторые авторы <370>.

"...То обстоятельство, - указывал В.В. Витрянский, - что покупатель может оказаться в

роли добросовестного приобретателя, в отношении которого закон не допускает

виндикации, не должно служить препятствием для предпринятия собственником иска о

последствиях недействительности ничтожной сделки", поскольку "фигура

добросовестного приобретателя появляется лишь в правоотношениях, возникающих в

связи с предъявлением... виндикационного иска..." <371>. К.И. Скловский, также полагая,

что "механизм реституции безразличен к добросовестности как таковой", видел в этом,

впрочем, недостаток нашего гражданского законодательства: ведь в нем, по мнению

автора, "не проведена последовательная защита добросовестного приобретателя в

обороте. Если он и защищен... от виндикационного иска собственника, то в рамках

реституции истребование вещи... не исключено" <372>. Вообще, мысль о том, что

добросовестность не имеет значения для реституции, не является новой. Она

высказывалась еще в период действия ГК РСФСР 1922 г. В частности, О.С. Иоффе,

будучи, как известно, принципиальным противником идеи конкуренции исков,

использовал это же положение при разграничении реституции и виндикации <373>, хотя,

даже если признать его правильным, оно явилось бы скорее следствием, а не основанием

такого разграничения.

--------------------------------

<370> См., напр.: Витрянский В.В. Недействительность сделок в арбитражно-

судебной практике // Гражданский кодекс России. Проблемы. Теория. Практика: Сборник

памяти С.А. Хохлова / Отв. ред. А.Л. Маковский. М., 1998. С. 139 и сл.; Скворцов О.Ю.

Указ. соч. С. 56 и сл.; Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. С. 105 - 112;

Ровный В.В. Указ. соч. С. 127 - 140. В настоящее время см., напр.: Моргунов С. Указ. соч.

С. 48, 53.

КонсультантПлюс: примечание.

Монография М.И. Брагинского, В.В. Витрянского "Договорное право. Общие

положения" (Книга 1) включена в информационный банк согласно публикации - Статут,

2001 (издание 3-е, стереотипное).

<371> Брагинский М.И., Витрянский В.В. Договорное право: Общие положения. С.

654; Витрянский В.В. Недействительность сделок в арбитражно-судебной практике. С.

139 и сл.

<372> Скловский К.И. Собственность в гражданском праве. С. 107, 112.

<373> Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву. С. 72 и сл. К

возврату вещи, писал О.С. Иоффе, "принуждается зачастую и невиновное лицо (например,

при двусторонней реституции), вне учета имеющих значение для виндикационного иска

моментов добросовестности" (Там же).

Изложенный подход, допускающий, по сути, конкуренцию исков и признающий за

собственником возможность истребовать вещь у добросовестного приобретателя вопреки

предписанию ст. 302 ГК, не соответствует и никогда не соответствовал подлинному

смыслу закона <374>. Ведь принцип ограничения виндикации, сформулированный еще

древнегерманским правом в интересах развивающегося торгового оборота (известное

правило Hand muss Hand wahren <375>) и воплотившийся в ст. 302 ныне действующего

российского ГК, как раз и рассчитан именно на те случаи, когда вещь переходит к

добросовестному приобретателю по недействительной (в силу неуправомоченности

традента) распорядительной сделке <376>. Допущение при таких условиях конкуренции

исков и игнорирование момента добросовестности приводило бы по существу к отмене

данного принципа. Поскольку речь идет о недействительной сделке, во всех случаях

применялась бы реституция в ее устоявшемся понимании как отличного от виндикации

средства; ей просто не с чем было бы "конкурировать", а ограничение виндикации в ст.

302 ГК, лишенное сферы своего применения, теряло бы всякий смысл <377>.

--------------------------------

<374> Мной обращалось на это внимание еще в тот период, когда данный подход

только получал свое теоретическое обоснование и Конституционный Суд еще не признал

его не соответствующим Конституции РФ (см.: Тузов Д.О. Реституция в гражданском

праве: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Томск, 1999. С. 14 и сл.). Подробнее о позиции

Конституционного Суда по этому вопросу см. в следующем параграфе.

<375> Hand muss Hand wahren или Hand wahre Hand (нем.) - "рука за руку отвечает".

<376> Подробнее об этом, а также о содержании и истории правила Hand muss Hand

wahren см. § 50.

<377> Справедливую критику этого подхода см. также: Гражданское право: Учебник

/ Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. 6-е изд., перераб. и доп. Т. 1. М., 2002. С. 560,

особенно сн. 1 (автор главы - А.П. Сергеев); Рахмилович В.А. О праве собственности на

вещь, отчужденную неуправомоченным лицом добросовестному приобретателю (К

вопросу о приобретении права собственности от неуправомоченного лица) // Проблемы

современного гражданского права: Сб. статей. М.: Городец, 2000. С. 131; Чуваков В.Б.

Приобретение права собственности от неуправомоченного отчуждателя // Очерки по

торговому праву: Сб. науч. тр. Вып. 8 / Под ред. Е.А. Крашенинникова. Ярославль, 2001.

С. 23 и сл. Вместе с тем нельзя согласиться с А.П. Сергеевым, по мнению которого

"вопрос этот четко решен как в действующем законодательстве, так и в трудах ученых, в

том числе И.Н. Трепицына, Б.Б. Черепахина и др.", и "нет никаких оснований муссировать

его, как это имеет место в статьях" некоторых современных авторов (Указ. учебник. С.

560, сн. 1). Следует учитывать, что ученые, на которых ссылается А.П. Сергеев, писали

свои труды в условиях действия иного законодательства. В частности, Черепахин

признавал возникновение у добросовестного приобретателя права собственности, когда

ст. 183 действовавшего в тот период ГК РСФСР 1922 г. прямо говорила об этом. Сейчас

такой общей нормы, которая относилась бы к любым вещам, как недвижимым, так и