Тузов Д.О. Теория недействительности сделок. Опыт российского права в контексте европейской правовой традиции

Подождите немного. Документ загружается.

собственности, но с незаконной целью" (Рясенцев В.А. Обязательства из так называемого

неосновательного обогащения в советском гражданском праве // Учен. зап. МГУ. Вып.

144. Кн. 3. М., 1949. С. 99). В современной отечественной литературе см.: Хаскельберг

Б.Л. Об основании и моменте перехода права собственности на движимые вещи по

договору. С. 126; Он же. Основания и способы приобретения права собственности (общие

вопросы). С. 368 и сл.; Он же. К вопросу о правовой природе традиции. С. 122 и сл.;

Бекленищева И.В. Указ. соч. С. 21 и сл.; Слыщенков В.А. Передача (traditio) как способ

приобретения права собственности // Ежегодник сравнительного правоведения. 2001 год.

М.: Норма, 2002. С. 166 и сл.

<150> Такого взгляда применительно к договору о передаче векселя придерживается

Е.А. Крашенинников: "Оспаривание возможно лишь в отношении консенсуальной части

фактического состава договора о передаче векселя, - пишет он, - сама передача бумаги,

как реальный акт, неоспорима" (Крашенинников Е.А. Индоссамент и договор о передаче

векселя // Очерки по торговому праву: Сб. науч. тр. Вып. 9 / Под ред. Е.А.

Крашенинникова. Ярославль, 2002. С. 70, сн. 10).

Природа недействительной традиции должна определяться с учетом проведенного

выше деления сделок с точки зрения роли, которую играет в них физическая сторона

действия, т.е. с учетом различий между чистыми волеизъявлениями и предоставлениями.

Как установлено выше, чистое волеизъявление не может быть противоправным по

своей сути. Оно не в состоянии нарушать субъективные права и причинять вред

общественным отношениям, с ним не связано никаких санкций. В зависимости от того,

соответствует ли оно правовым нормам или нет, его можно оценить только как

действительное или недействительное, что обусловлено его специфическим содержанием.

Иначе обстоит дело с предоставительными сделками.

Сделка-предоставление, независимо от ее действительности, непосредственно

перемещает имущественные блага из сферы одного лица в сферу другого. Если она при

этом недействительна, такое перемещение является неосновательным. С ним всегда

связано возникновение известных охранительных правоотношений, в рамках которых

реализуются меры защиты или меры ответственности. Следовательно, недействительное

предоставление должно признаваться юридическим фактом, порождающим

охранительные права и обязанности. Но означает ли это, что оно вместе с тем

представляет собой противоправное действие?

Думается, что между безосновательностью и противоправностью не следует ставить

знак равенства. "Нельзя смешивать, - справедливо отмечал М.М. Агарков, - "отсутствие

достаточного установленного законом или договором основания" с противозаконностью,

противоправностью какого-либо поведения... Получение недолжного, взятое само по себе

и не осложненное никакими привходящими обстоятельствами... не является

противоправным действием. Никакой ответственности за это не установлено" <151>.

Вопрос о противоправности предоставления, и в частности традиции, должен, таким

образом, решаться исходя исключительно из свойств самого предоставительного

действия, вне зависимости от его неосновательности.

--------------------------------

<151> Агарков М.М. Обязательство по советскому гражданскому праву. М.:

Юриздат, 1940. С. 158.

С этих позиций недействительное предоставление является противоправным тогда,

когда им нарушаются субъективные права третьих лиц (например, передача чужой вещи

неуправомоченным отчуждателем <152>) или публичные интересы (например, незаконная

передача предметов, изъятых из оборота). При отсутствии подобных нарушений

недействительную сделку-предоставление можно было бы считать противоправной лишь

в том случае, если она совершена против воли одной из сторон, в том числе при

недееспособности последней, в состоянии, когда она не способна понимать значение

своих действий или руководить ими, под влиянием принуждения или обмана. При этом

следует иметь в виду, что речь идет об объективной противоправности перемещения

материальных благ; о субъективной стороне акта вопрос не ставится (в самом деле, было

бы очевидной натяжкой рассматривать действия самого потерпевшего, взятые отдельно

или в совокупности с действиями другой стороны, в качестве правонарушения).

--------------------------------

<152> Подробнее см. ниже, § 50.

Здесь возможно возражение, что оценка в терминах правомерности или

противоправности - это оценка объективных качеств действия, которая не может зависеть

от воли лица. Данное возражение, возможно, верное в других случаях, не действует в

этом. Дело в том, что препятствия в пользовании субъективным правом, различные

умаления последнего не могут рассматриваться как его нарушение, если они явились

результатом действий самого управомоченного. Volenti non fit iniuria <153>, говорит

старая латинская максима, в своей основе являющаяся не чем иным, как аксиомой

здравого смысла <154>. Добровольно передавая свое имущество другому, хотя бы и без

правового основания (договор недействителен), лицо само ограничивает себя в

фактической возможности пользоваться соответствующим благом, и такое поведение

нельзя признать неправомерным <155>. Иная ситуация складывается при недобровольном

предоставлении. Оно ограничивает потерпевшего в использовании его субъективного

права без его согласия и должного на то управомочия, что характеризует его как

нарушение права <156>.

--------------------------------

<153> "Желающему не делается неправомерного". Ср. Ulp. 56 ad ed., D. 47, 10, 1, 5:

nulla iniuria est quae in volentem fiat - "нет ничего неправомерного в том, что делается

желающему".

<154> См.: Krzynowek J. Volenti non fit iniuria. Powstanie i historia reguly // Lacinskie

paremie w europejskiej kulturze prawnej i orzecznictwie sadow polskich / Pod red. W.

Woeodkiewicza, J. Krzynowka. Warszawa: Liber, 2001. S. 268. "Допущение

противоположного принципа деятельности последовательно приводило бы к распаду

общественных связей. Только предположение, что другие будут поступать... в

соответствии с собственными заявлениями, приведет к взаимному доверию и

общественной кооперации" (ibidem).

<155> Не существует и какого-либо запрета на исполнение недействительной

сделки, о котором пишет А.П. Сергеев (см.: Сергеев А.П. Некоторые вопросы

недействительности сделок // Очерки по торговому праву: Сб. науч. тр. Вып. 11 / Под ред.

Е.А. Крашенинникова. Ярославль, 2004. С. 19). Такое исполнение, хотя и неосновательно,

само по себе не содержит ничего противоправного (а следовательно, не запрещено) до тех

пор, пока не нарушает охраняемого законом публичного интереса или интересов третьих

лиц.

<156> Так, в римском праве принятие мнимым кредитором уплаты

несуществующего долга при незнании об этом обстоятельстве мнимого должника

рассматривалось как кража (furtum) со стороны принимающего.

Во всех остальных случаях добровольно совершенное недействительное

предоставление (недействительная традиция), не нарушающее прав третьих лиц и

публичных интересов, не является противоправным и, поскольку вызываемые им

охранительные последствия (например, обязанность возврата полученного) наступают

независимо от воли сторон, а чаще всего вопреки ей, с точки зрения принятой в

отечественной доктрине классификации юридических фактов должно рассматриваться как

юридический поступок. В связи с этим несколько упрощенным представляется

распространенное мнение, согласно которому исполнять недействительную сделку (т.е.,

иными словами, совершать недействительную сделку-предоставление) недопустимо

<157>. Это должно зависеть от того, о какой именно сделке идет речь и каковы

обстоятельства ее исполнения.

--------------------------------

<157> См., напр.: Советское гражданское право: Учебник. В 2 ч. Ч. I / Под ред. В.А.

Рясенцева. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юрид. лит., 1986. С. 210: "Первым последствием

недействительности сделки является недопустимость ее исполнения".

Определенную специфику представляют и основания недействительности традиции.

Их можно подразделить на две группы: 1) общие для всех сделок и 2) специфические

только для традиции или для распорядительных сделок вообще.

1. Основания недействительности, общие для всех сделок, установлены прежде всего

гл. 9 ГК, а также другими разделами Гражданского кодекса и иными законами. Подробно

останавливаться на этих законоположениях не имеет смысла, поскольку каких-либо

относящихся к традиции особенностей они не предусматривают <158>, за исключением

разве что специального указания о форме исполнительных сделок, которое касается также

и традиции, если она направлена на исполнение обязательства: "Сделки во исполнение

договора, заключенного в письменной форме, могут по соглашению сторон совершаться

устно, если это не противоречит закону, иным правовым актам и договору" (п. 3 ст. 159

ГК). Необходимо учитывать и положение п. 2 ст. 158 ГК, согласно которому сделка,

которая может быть совершена устно, считается совершенной также путем

конклюдентных действий, что имеет непосредственное отношение к традиции. Из

приведенных положений следует, что традиция, как правило, не может считаться

недействительной вследствие порока формы, поскольку это основание

недействительности могло бы иметь место лишь при несоблюдении предписанной

законом или соглашением сторон квалифицированной формы сделки - простой

письменной или нотариальной. В данном же случае закон прямо допускает совершение

сделки в устной форме, а значит, и посредством конклюдентных действий, причем

оговорка в п. 3 ст. 159 о возможности использования этой формы "по соглашению сторон"

не имеет принципиального значения, ибо даже если никакого соглашения об этом

специально заключено не было, о наличии такового тем не менее свидетельствует сам

факт совершения традиции без каких-либо формальностей.

--------------------------------

<158> В то же время требует специального и глубокого исследования, которое не

может быть предпринято в рамках настоящей работы, вопрос о том, в какой мере и с

какими особенностями эти общие основания недействительности применимы к традиции.

Логично предположить, что чаще всего порок общего характера поражает

одновременно и традицию, и лежащую в ее основании обязательственную сделку. В таких

случаях проблема недействительности традиции обычно не возникает, ибо не имеет

самостоятельного практического значения: поскольку в силу принципа каузальности

недействительность основной сделки автоматически влечет и недействительность

традиции, отдельное оспаривание последней лишено практического смысла, хотя в

принципе и не исключено. Необходимо, однако, помнить, что если порок, поражающий

обе сделки, является основанием оспоримости, то оспаривание одной только традиции

приведет к недействительности лишь этой последней и не распространится автоматически

на лежащую в ее основании неоспоренную сделку-каузу. Следовательно, в этом случае

аннулирован будет правовой эффект только традиции, но не обязательственной сделки:

право собственности или титульное владение не будут считаться перешедшими, а

обязательство - исполненным, однако само обязательство останется в силе.

Но гораздо больший интерес представляет иная ситуация, хотя и достаточно редко

встречающаяся на практике, - когда обусловливающий недействительность порок

относится только к традиции и не колеблет силы основной сделки. Например, в момент

передачи вещи по действительному договору купли-продажи продавец находится в таком

состоянии, когда не способен понимать значение своих действий или руководить ими (ст.

177 ГК) либо действует под влиянием существенного заблуждения (ст. 178 ГК), обмана,

насилия, угроз (ст. 179 ГК) и т.п. При этом, предположим, он был вправе приостановить

исполнение своего обязательства до получения встречного предоставления от другой

стороны (ст. 328 ГК) или по известным основаниям отказаться от исполнения договора

либо потребовать его расторжения (п. 2, 3 ст. 450 ГК) и, несомненно, воспользовался бы

своим правом, если бы не указанные обстоятельства, повлиявшие на его волю. В такой

ситуации вряд ли можно найти разумный довод против предоставления ему защиты в

виде аннулирования традиции, которое приведет к тому, что право собственности не

будет считаться перешедшим, однако никак не коснется обязательственного договора

купли-продажи. Другой пример: после заключения действительного договора купли-

продажи продавец вследствие психического заболевания был признан недееспособным и,

уже будучи недееспособным, передал вещь покупателю. В этом случае традиция является

ничтожной ipso iure (ст. 171 ГК), и право собственности не переходит, вследствие чего

вещь подлежит возврату, однако, поскольку сам договор купли-продажи остается в силе,

покупатель сохраняет требование о передаче права собственности, которое может

удовлетворить от имени недееспособного продавца его опекун <159>, передав вещь

покупателю с соблюдением всех гарантий интересов подопечного, установленных

законодательством, а также принимая во внимание конкретное содержание

правоотношений сторон (право продавца отказаться от исполнения, приостановить его и

т.п.) <160>.

--------------------------------

<159> Аналогичный пример применительно к германскому праву приводит Г. Брокс

(Brox H. Op. cit. S. 66).

<160> Таким образом, круг ситуаций, в которых может возникать вопрос о

признании традиции недействительной по какому-либо из общих оснований

недействительности, не ограничивается лишь случаем, когда продавец "вследствие

злонамеренных действий покупателя... вынужден передать вещь раньше срока",

согласованного сторонами, ссылаясь на который М.В. Кротов делает общий вывод о

нецелесообразности допущения возможности оспаривать традицию как сделку, а значит, и

о нецелесообразности самой квалификации ее в качестве сделки (Кротов М.В. Указ. соч.

С. 23 и сл.). При этом основной довод, который приводит автор применительно к данному

примеру, состоит в том, что "судебная процедура у нас не столь оперативна, и к моменту

вынесения судом решения, вероятнее всего, срок передачи вещи уже наступит..." (Там же.

С. 24). Не говоря о том, что этот довод не имеет универсального значения и может быть

неприменим в других случаях оспаривания традиции, ссылка на неэффективность

судебной системы вряд ли может быть основным (а тем более единственным) аргументом

при решении материально-правовых проблем.

2. Специальными основаниями недействительности традиции являются: а)

отсутствие или недействительность сделки-каузы и б) отсутствие у традента

распорядительной власти. В обоих случаях традиция ничтожна, поскольку, во-первых, с

формальной точки зрения закон не содержит указаний о ее оспоримости по данным

основаниям, а во-вторых, при таких пороках даже временная (провизорная)

действительность традиции, которую с необходимостью предполагает ее квалификация в

качестве оспоримой сделки, противоречила бы самому существу каузальности и

распорядительной власти. Поскольку второе специальное основание недействительности

традиции будет предметом подробного анализа при обсуждении проблемы защиты

добросовестного приобретателя <161>, рассмотрим здесь лишь первое.

--------------------------------

<161> См. ниже, § 50.

Такое основание недействительности, как отсутствие или недействительность

сделки-каузы, обязано каузальному характеру традиции <162> (см. выше).

Недействительность основной сделки влечет ничтожность традиции как в случае, если

ничтожна и сама основная сделка, так и в случае, если она, будучи оспоримой, признана

недействительной впоследствии.

--------------------------------

<162> Ср.: Мейер Д.И. Указ. соч. С. 62: "...Законное основание передачи

существенно для ее действительности..."

Во втором случае, поскольку оспоренная сделка-кауза считается, по общему

правилу, недействительной с момента своего совершения, с момента своего совершения

считается ничтожной и традиция <163>. Однако до того момента, пока основная сделка не

будет оспорена и аннулирована судом, традиция является вполне действительной, не

имеющей пороков <164>. Именно поэтому невозможно самостоятельное оспаривание

традиции и предъявление каких-либо требований, связанных с ее недействительностью,

пока не признана недействительной оспоримая основная сделка. Аннулирование

последней приводит к тому, что традиция, утратив свое основание, становится ничтожной

с обратной силой, т.е. рассматривается так, как если бы была ничтожной с самого начала

(последующая ничтожность, или инвалидация <165>). Этот эффект не следует путать с

обратной силой аннулирования оспоримой сделки. В рассматриваемом случае традиция

именно ничтожна, а не оспорима, поскольку является недействительной вследствие

недействительности аннулированной судом основной сделки ipso iure, автоматически, без

какого-либо специального оспаривания.

--------------------------------

<163> Если оспоримая сделка-кауза признана недействительной лишь на будущее

время, а традиция состоялась до этого момента, последняя не может быть признана

недействительной, и переход права собственности считается состоявшимся. Данная

ситуация по своим последствиям аналогична расторжению договора, по которому уже

произведено исполнение (произошла передача вещи).

<164> Если, разумеется, она не поражена теми же пороками, что и основная сделка,

но это - уже другое основание недействительности традиции, рассмотренное выше.

<165> Категория, достаточно давно известная теории недействительности сделок

(см., напр., в пандектистике: Savigny F.C. Op. cit. Bd IV. § 202. S. 536, 542 f.; § 203. S. 552

ff.; Windscheid B. Op. cit. § 82. S. 252; в современной доктрине: Santoro-Passarelli F.

Dottrine generali del diritto civile. 9a ed. [rist.]. Napoli: Jovene, 1985. P. 251; De Maio F. La

nullita successiva del negozio giuridico // Studium iuris. 2003. P. 1018 - 1019). Например, в

итальянском праве признается последующая ничтожность завещания лица, впоследствии

лишившегося завещательной правоспособности вследствие приговора к пожизненному

заключению или к смертной казни, а также последующая ничтожность завещания

вследствие "переживания" детей, если у завещателя на момент составления завещания не

было детей или он не знал об их существовании и не учел в завещании этого случая (art.

687 c.c.) (см.: Santoro-Passarelli F. Op. et loc. cit.).

Если же основная сделка ничтожна, то с самого начала ничтожна и традиция

(изначальная ничтожность), поэтому в принципе возможно заявление, причем во всякое

время, самостоятельных требований, связанных с ее ничтожностью, независимо от

требований, связанных с ничтожностью основной сделки <166>, хотя это, как и в уже

рассмотренной ситуации недействительности основной сделки и традиции по одному и

тому же общему основанию, лишено практического смысла.

--------------------------------

<166> При самостоятельном оспаривании традиции по данному основанию

предметом искового требования будет признание ее недействительной (ничтожной), а

основанием - недействительность (ничтожность) основной сделки.

Следует отметить, что осознание сторонами в момент совершения традиции факта

ничтожности основной сделки означает, что, производя несмотря на это передачу, они

либо имеют в виду иную каузу (и тогда традиция может быть действительной или

недействительной, но уже по другому основанию, связанному с новой каузой), либо

действуют без намерения породить юридические последствия, и тогда традиция будет

ничтожна как мнимая сделка (ст. 170 ГК) <167>.

--------------------------------

<167> В этом случае, однако, возникает вопрос о возможности отказа в иске об

обратном истребовании переданной вещи, учитывая положение п. 4 ст. 1109 ГК: "Не

подлежат возврату в качестве неосновательного обогащения: | <...> 4) денежные суммы и

иное имущество, предоставленные во исполнение несуществующего обязательства, если

приобретатель докажет, что лицо, требующее возврата имущества, знало об отсутствии

обязательства...". С одной стороны, указанное положение охватывает своей гипотезой и

случай исполнения недействительной сделки, если стороны знали о ее

недействительности (что как раз имеет место при совершении мнимой сделки), с другой -

применительно к недействительности сделок оно коллидирует с закрепленными в § 2 гл. 9

ГК правилами о реституции, которые предусматривают, за исключением случаев,

указанных в ст. 169 и 179, возврат недолжно переданного или уплаченного сторонами

недействительной сделки друг другу либо стоимости недолжно предоставленного ими при

невозможности возврата в натуре. Хотя в силу прямого указания п. 1 ст. 1103 ГК эти

правила должны иметь приоритет перед п. 4 ст. 1109 ГК, содержащееся в последнем

решение выглядит более логичным, соответствуя к тому же подходу в этом вопросе иных

европейских законодательств.

Отсутствие каузы традиции может иметь место в случае, когда стороны, совершая

передачу, имеют в виду различные каузы. Например, традент, передавая деньги, желает

одарить акципиента (causa donandi), последний же принимает их как данные взаймы

(causa credendi), полагая, возможно, что традент удовлетворяет его предшествующую

просьбу об одолжении соответствующей суммы. Субъективно действия каждой стороны

имеют свою каузу, однако, поскольку соглашения относительно каузы традиции не

достигнуто, последняя, как двусторонняя сделка, объективно лишена каузы, а значит, в

силу принципа каузальности является ничтожной. При этом неверно было бы

рассматривать в качестве каузы такой традиции предварительно состоявшееся

соглашение, которое имеет в виду одна из сторон, передавая или принимая вещь

(например, консенсуальный договор дарения или соглашение о предоставлении займа),

поскольку та или иная кауза должна охватываться намерением обеих сторон.

С другой стороны, не является основанием недействительности традиции и не имеет

никакого отношения к принципу каузальности несоответствие физического

(материального) элемента передачи лежащей в ее основании сделке-каузе. Такое

несоответствие (предоставление предмета несоответствующего качества, не тем

способом, что предусмотрен основной сделкой, с просрочкой и т.п.) следует

рассматривать как ненадлежащее исполнение со всеми вытекающими отсюда

последствиями. Однако такое исполнение, если оно принято кредитором, является

действительным, т.е. достигает того правового результата, на который направлено, а

именно, если оно выражено в передаче вещи по договору об отчуждении, влечет переход

права собственности, и обязательство считается исполненным, хотя и ненадлежаще, в

связи с чем у акципиента возникает право предъявления соответствующих требований.

Глава IX. РЕСТИТУЦИОННЫЕ ОТНОШЕНИЯ

СТОРОН НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ СДЕЛКИ <*>

--------------------------------

<*> См. также: Тузов Д.О. Реституция при недействительности сделок и защита

добросовестного приобретателя в российском гражданском праве. М.: Статут, 2007. Гл. II

(§ 6 - 12); Он же. Реституция и виндикация: проблемы соотношения // Вестник ВАС РФ.

2002. N 3. С. 115 - 135; Он же. Реституция и реституционные правоотношения в

гражданском праве России // ЦивИс. I (2004). С. 213 - 245; Он же. Реституция при

недействительности сделок (Исторический и сравнительно-правовой аспекты) // Правовые

проблемы укрепления российской государственности: Сб. статей. Ч. 2 / Под ред. В.Ф.

Воловича. Томск, 1999. С. 26 - 35.

§ 41. Постановка проблемы. Реституция в римском праве

При недействительности сделки имущественные предоставления сторон либо не

имеют правового основания с самого начала (ничтожность), либо таковое отпадает

впоследствии (недействительность оспоримой сделки, наступающая с обратной силой

<168>). Следовательно, все неосновательно предоставленное должно быть возвращено

сторонами друг другу. Такой возврат, а также расчеты сторон при его невозможности в

отечественном гражданском праве принято называть реституцией.

--------------------------------

<168> Если оспоримая сделка аннулируется лишь на будущее время, то, как уже

отмечалось, такое аннулирование по своим последствиям практически не отличается от

расторжения договора.

К сожалению, в российской цивилистике понятию реституции уделяется

сравнительно мало внимания. Если не считать одной диссертации и нескольких статей,

данная тема еще не подверглась специальным исследованиям ни в историческом, ни в

догматическом аспекте. Это тем более странно, если учесть, что в последнее время

реституция является предметом острых дискуссий среди как теоретиков, так и

практикующих юристов, а в судебной практике до сих пор нет единообразного и

обоснованного подхода к решению многих вопросов, связанных с ее применением,

вследствие чего последнее не опирается на правильное понимание природы данного

юридического средства и его места в системе гражданско-правовых охранительных мер.

Думается, это связано с игнорированием в указанной области исторических и

сравнительно-правовых данных, обусловившим формирование в отечественной

юриспруденции достаточно специфического представления о реституции, совершенно

отличного от ее понимания в правовой доктрине зарубежных стран, что продолжает

направлять по ложному пути теорию и негативно отражаться в практической сфере.

Определение истинной природы явления, обозначаемого в российском праве

термином "реституция", не получившим, впрочем, своего легального закрепления, требует

изучения механизмов, применяемых для восстановления имущественного положения

сторон недействительной сделки в том числе и в иных правовых системах, и в первую

очередь инструментов, служивших этой цели в римском праве, из которого термин

"реституция", собственно, берет свое происхождение, а также сравнительного анализа

предусматривающих эти механизмы правовых норм.

Как было показано ранее применительно к истории формирования института

оспоримости <169>, в классическом римском праве термином in integrum restitutio

обозначалось экстраординарное преторское средство, устранявшее в плоскости ius

honorarium правовой эффект того или иного юридического факта, вполне действительного

с точки зрения ius civile, и являвшееся, по сути, прообразом аннулирования оспоримой

сделки в современном праве.

--------------------------------

<169> См. выше, § 18.

Что касается обратного истребования переданного по недействительной сделке

имущества, т.е. восстановления фактического имущественного положения сторон, то для

него у римлян не было какого-то специального правового механизма и соответствующего

технического термина. Если стороны предоставляли друг другу по недействительной

сделке какое-либо имущество, вопрос о его возврате решался в зависимости от того,

становился ли при этом получатель собственником или нет. Право собственности не

могло перейти в тех случаях, когда оказывался недействительным ipso iure (ничтожным)

как противоречащий цивильному праву сам акт, направленный на переход права

собственности, - mancipatio или traditio. В таких ситуациях, поскольку получатель

рассматривался как незаконный владелец, все переданное ему, если оно сохранялось в

натуре, могло быть истребовано путем виндикации, а при невозможности таковой из-за

потребления вещи, ее утраты и т.п. отчуждателю предоставлялся кондикционный иск

(condictio sine causa в широком смысле).

Gai. 2, 82: At si pupillus Но если то же совершит

idem fecerit, quia non facit подопечный <170>, то, поскольку

accipientis suam pecuniam, он не делает свои деньги

nullam contrahit obligationem; (собственностью) получателя <171>,

unde pupillus vindicare quidem он не устанавливает никакого

nummos suos potest, sicubi обязательства; поэтому подопечный

extent, id est eos petere suos может именно виндицировать свои

ex iure Quiritium esse... монеты, где бы они ни были, то

есть предъявить иск, (утверждая,)

что они принадлежат ему по праву

Квиритов...

--------------------------------

<170> То есть если подопечный

даст деньги взаймы.

<171> Вследствие ничтожности

займа.

Ulp. 2 disput., D. 12, 6, 29: Иногда личность (уплатившего)

Interdum persona locum facit дает основание для истребования

repetitioni, ut puta si pupillus обратно, как, например, если

sine tutoris auctoritate vel уплатит малолетний без согласия

furiosus vel is cui bonis опекуна, или сумасшедший, или тот,

interdictum est solverit: nam кому запрещено (распоряжаться)

in his personis generaliter имуществом <172>, ибо несомненно,

repetitioni locum esse non что в (случае с) этими лицами

ambigitur. et si quidem exstant вообще имеется основание для

nummi, vindicabuntur, consumptis обратного истребования. И в

vero condictio locum habebit. случае, если монеты сохраняются,

они будут виндицированы, если же

израсходованы, будет иметь место

кондикция.

--------------------------------

<172> То есть prodigus -

расточитель.

Ulp. 32 ad Sab., D. 24, 1, 5, При дарениях же, запрещенных

18: In donationibus autem iure цивильным правом <173>, подаренное

civili impeditis hactenus возвращается от него или от нее

revocatu <r> donum ab eo ab eave таким образом, что в том случае,

cui donatum est, ut, si quidem если вещь сохраняется, она

exstet res, vindicetur, si виндицируется, если же потреблена,

consumpta sit, condicatur hac- то предъявляется кондикция в том

tenus, quatenus locupletior quis объеме, в котором один из них

eorum factus est: обогатился:

--------------------------------

<173> То есть при дарениях между

супругами.

Gai. 11 ad ed. prov., D. 24, Поскольку то, что удерживается

1, 6: quia quod ex non concessa вследствие недозволенного дарения,

donatione retinetur, id aut sine считается удерживаемым либо без

causa aut ex iniusta causa основания, либо по неправомерному

retineri intellegitur: ex quibus основанию; из таких оснований обычно

causis condictio nasci solet. возникает кондикция <174>.

--------------------------------

<174> См. также: Pomp. 6 ex

Plaut., D. 12, 1, 12; Ulp. 26 ad

ed., D. 12, 1, 13; Ulp. 7 disp.,

D. 12, 1, 18; Herm. 2 iur. epitom.,

D. 12, 4, 2; Ulp. 43 ad Sab., D. 12,

6, 23, 1 - 3; Nerat. 6 membr.,

D. 12, 6, 41; Pap. 2 quaest., D. 12,

6, 54; Pap. 8 quaest., D. 12, 6, 66.

Можно также указать, что, например, exeptio rei venditae et traditae <175> появилась в

качестве противовеса именно виндикационному иску продавца, недобросовестно

ссылающемуся в обоснование своего требования на недействительность отчуждения

манципируемой вещи, совершенного без обряда манципации, и на свое право квиритской

собственности.

--------------------------------

<175> Exeptio rei venditae et traditae (лат.) - эксцепция о проданной и переданной

вещи, т.е. возражение о том, что вещь, которую истребует истец, была им же самим

продана и передана ответчику.

Если же акт, направленный на передачу собственности, был с точки зрения

цивильного права безупречен, получатель становился собственником, несмотря на

возможную недействительность обязательственной сделки. Транслятивный эффект

наступал в этом случае в силу абстрактности манципации (при отчуждении res mancipi)

или в силу causa solvendi традиции (при отчуждении иных вещей). Эти распорядительные

акты имели полную юридическую силу независимо от действительности сделки, в

соответствии с которой они совершались. Поскольку при этом право собственности

переходило к получателю, для возврата переданного отчуждатель мог воспользоваться

лишь кондикцией.

В любом случае, при ничтожности распорядительного акта об in integrum restitutio не

могло быть речи, поскольку в такой ситуации она была бы просто беспредметной, а

следовательно, бессмысленной. Ведь, чтобы считать ничтожную, т.е. юридически

несуществующую, сделку недействительной, не требовалось ни заявления

заинтересованного лица, ни экстраординарного вмешательства магистрата. Сделка была

недействительной ipso iure, "автоматически", поэтому реституция в техническом смысле

не была ни необходимой, ни возможной. О единодушии римских юристов в этом вопросе

можно судить, в частности, по следующему фрагменту Ульпиана.

Ulp. 11 ad ed., D. 4, 4, 16: При исследовании дела также

In causae cognitione etiam hoc будет обращено внимание на то, может

versabitur, num forte alia actio ли быть предъявлен другой иск,

possit competere citra in помимо восстановления в

integrum restitutionem. Nam si первоначальном положении. Ведь если

communi auxilio et mero iure (кто-либо) защищен обычным средством

munitus sit, non debet ei tribui защиты и непосредственно самим

extraordinarium auxilium: ut правом, то не следует предоставлять

puta cum pupillo contractum est ему чрезвычайной помощи, как,

sine tutoris auctoritate nec например, в случае, когда с

locupletior factus est. Item подопечным заключен договор без

relatum est apud Labeonem, si согласия опекуна и (подопечный) не

minor circumscriptus societatem стал богаче <176>. То же приведено у

coierit vel etiam donationis Лабеона: если несовершеннолетний

causa, nullam esse societatem nec вступит в товарищество под влиянием

inter maiores quidem et ideo обмана или же с целью дарения,

cessare partes praetoris: idem et товарищество является ничтожным

Ofilius respondit: satis enim даже (если бы оно было заключено)

ipso iure munitus est. <...> Et между совершеннолетними, и потому

generaliter probandum est, ubi участие претора не имеет места; то

contractus non valet, pro certo же ответил и Офилий: ведь

praetorem se non debere (несовершеннолетний) достаточно

interponere. защищен непосредственно самим

правом. <...> И вообще, следует

одобрить, что, если договор

недействителен, претор, без

сомнения, не должен вмешиваться.

--------------------------------

<176> Имеется в виду договор,

не приносящий подопечному какой-либо

выгоды, который, будучи совершенным

без подтверждения (согласия) опекуна

(auctoritas tutoris), считался

ничтожным (см. Gai. 2, 80 - 84),

хотя впоследствии стал

рассматриваться как порождающий

натуральное обязательство (см.,

напр., Ulp. 46 ad Sab., D. 46, 2,

1, 1).

Таким образом, применение in integrum restitutio могло иметь место лишь в

отношении действительного iure civili акта <177> - для устранения его юридического

эффекта в плоскости преторского права. При этом если стороны не приступили к

исполнению сделки или если она по самому своему характеру не предполагала передачи

имущества (например, акцептиляция), то дело ограничивалось лишь ее "аннулированием"

в плоскости ius honorarium, т.е. восстановлением правового состояния, существовавшего

до ее совершения. Так, в случае установления обязательства по договору реституция

выражалась в "аннулировании" договора и освобождении должника от обязательства

<178>; в случае погашения обязательства акцептиляцией или иным способом действие

реституции состояло в уничтожении юридического эффекта этих действий, и тем самым в

восстановлении погашенных их совершением исков <179>.

--------------------------------

<177> Формальная действительность акта всегда была необходимым условием

применения реституции как в римском праве, так и позднее - в праве каноническом. В

отношении последнего см., напр.: Bojarski W. "Restitutio in integrum" od wyrokow

wKodeksie justynianskim i w Kodeksie Jana Pawla II // Plenitudo legis dilectio: Ksiejga

pamiatkowa dedykowana prof. dr. hab. Bronislawowi W. Zubertowi OFM z okazji 65. rocznicy

urodzin / Pod redakcja. A. Debinskiego i E. Szczot. Lublin, 2000. S. 52, 55, 57; Kiwior W.K.

Przedmiot restitutio in integrum w Kodeksie prawa kanonicznego z 1983 roku oraz w

orzecznictwie trybunalow apostolskich w latach 1984 - 1995. Warszawa, 2001. S. 28 - 34, 61.

<178> См., напр.: Ulp. 11 ad ed., D. 4, 2, 14, 6.

<179> См., напр.: Ulp. 11 ad ed., D. 4, 2, 9, 4; Ibid., § 7, 8; Gai. 4 ad ed. prov., D. 4, 2, 10;

D. 4, 4, 27, 2.

Однако с практической точки зрения гораздо более значимой и, вероятно, наиболее

распространенной была ситуация, когда ущерб, понесенный лицом, испрашивающим in

integrum restitutio, выражался в изменении не только его правового, но и фактического

положения вследствие совершения им в связи со сделкой каких-либо реальных

предоставительных действий - передачи вещи, уплаты денег и др. Понятно, что все

предоставленное по отмененной сделке должно было быть возвращено сторонами друг