![](https://cv01.studmed.ru/view/80aeb9f145f/bg9d.png)
Теперь, когда существует так много других форм помещения капитала, которые лишили землю
той монопольной ценности, какую она имела первоначально как средство для наиболее простого
употребления капитала, может показаться удивительным, что среди более богатых членов общины
мог быть столь силен земельный голод. Простые купцы, которые при Тюдорах приобретали
землю, ренту или десятину для своих детей, теперь помещали капиталы в государственные
процентные бумаги. Но для лиц, обладавших политическим и социальным честолюбием,
привлекательность землевладения была большей, чем когда-либо. Хабекук, внимательно
исследовавший изменения в землевладении в Нортгемптоншире и Бедфордшире, происшедшие
между 1680 и 1740 годами, пишет:
«Покупали землю те, кого особенно волновали соображения социального престижа и
политической власти. Среди них было несколько крупных купцов, которые стремились к
политике; но большинство новых землевладельцев или были связаны каким-нибудь путем с
правительством, или являлись судьями, которые желали приобрести в обществе то значение,
которое могло дать только наличие земельной собственности. Они покупали участки земли в
различных частях страны, скупали владения у некоторых соседних джентри. Они не столько
стремились вложить свои капиталы в землю, сколько получить побочные привилегии класса зем-
левладельцев — возможность беспрепятственно контролировать жизнь соседней округи. Когда
они осматривали поля, то хотели видеть только свою собственную землю - и ничего, кроме нее.
Ненависть мелких сквайров и джентри ко всяким крупным лордам, старым или новым, которые
вытесняли их с земли, является темой многих современных пьес».
Рисуя жизнь деревенского помещичьего дома этого периода, мы прежде всего представляем
вельмож, наполняю-
331
щих сельские дворцы картинами из Италии, мебелью из Франции, изданиями итальянских,
французских или латин.-ских авторов, которых они не только собирали, но и читали, — мы
представляем тех людей, которых молодой Вольтер во время своего посещения Англии в 1726-
1729 годах противопоставлял французской знати как покровителей литературы и науки. Среди них
были лорды, занимающиеся философией, подобно третьему графу Шефтсбери, ученые
государственные мужи, вроде Сомерса и Монтегю, величайший из всех собирателей древностей
Роберт Харли, который, правда, будучи «главной опорой нации», был слишком занят, чтобы
самому отыскивать книги и манускрипты, но зато повсюду имел для этой цели частных агентов.
Лорды из клики вигов и их сторонники и враги в Вестминстере и Сент-Джеймсском дворце,
будучи сельскими джентльменами по рождению или сделавшись таковыми, гордились своими
сельскими жилищами, в которые всегда, по крайней мере на словах, стремились вернуться
замученные заботами государственные деятели.
Лондонский сезон заканчивался в начале июня, когда светские люди разъезжались по своим
поместьям или отправлялись в Бат. Более длительное пребывание в городе разорило бы многие
семьи, которым приходилось делать большие усилия, чтобы привезти своих дочерей в Лондон на
ярмарку невест, в то время как их соседи должны были довольствоваться столицей графства или
рядом таких сельских визитов, которые женщины могли совершать летом в карете, а на
Рождество, когда тропинки были покрыты грязью, — верхом, сидя на седле позади своих братьев.
Мэри Уортли Монтегю, блестящая ученая женщина, в письме осуждает сквайров одного из
южных графств за «равнодушие ко всем другим удовольствиям», кроме бутылки -и охоты.
«Бедные женщины в такой семье редко могли воспользоваться каретой, а их мужья и повелители
не нуждались в каретах, так как утро они проводили среди охотничьих собак, а ночи — с весьма
похожими на последних по своей натуре грубыми собутыльниками за тем напитком, который
могли достать». Однако в том же письме она не только осуждает, но и хвалит общество сквайров
Нортгемптоншира. Не менее реальным, хотя и более редким, чем мужиковатый западный сквайр,
был ученый сельский джентльмен.
332
Несмотря на это, когда перелистываешь сотни писем зажиточных джентри времен королевы
Анны, остается впечатление, что эти люди не были ни сельскими учеными, ни деревенскими
мужланами. Мы знакомимся с подлинными мыслями сквайров, которые озабочены состоянием
своих счетных книг, замужеством дочерей, долгами и деятельностью своих сыновей. Они
занимались и своими имениями, и делами графства. Они интересовались своими стадами и пру-
дами несколько больше, чем своими книгами, живя, как мы можем полагать, здоровой и полезной
жизнью, наполовину общественной, наполовину частной, с достаточным досугом, естественно и