Стасюлевич М.М. (сост.) История Средних веков: Крестовые походы (1096-1291гг.)

Подождите немного. Документ загружается.

311

История Палестины до завоевания Иерусалима мусульманами. 1147–1187 гг.

своих войск, оставался в резерве, и должен

был обеспечивать осаждающих от неожи-

данного нападения врагов.

Король Иерусалимский с жаром пресле-

довал мусульман; его воины бросались вме-

сте с ним в ряды неприятелей и сравнивали

своего вождя с Давидом, который, по сло-

вам Писания, победил одного из царей Да-

маска. Мусульмане, продолжая биться, со-

единились на берегах Барадды, к западу от

города, чтобы спастись от стрел и камней

христиан, утомленных жарой и жаждой.

Воины, предводительствуемые Балдуи-

ном III, тщетно старались несколько раз

прорвать ряды неверных: они встречали по-

стоянно непреодолимый отпор. Тогда-то

германский император обнаружил свою

храбрость в подвиге, достойном героев Пер-

вого крестового похода. Сопровождаемый

небольшим числом своих людей, он прохо-

дит через французскую армию, которая по

затруднительной местности не могла сра-

жаться, и становится впереди крестоносцев.

Ничто не может противостоять его отчаян-

ному нападению; враги, попадавшиеся ему

навстречу, падают под его ударами; тогда

один мусульманин, гигантского роста и во-

оруженный с ног до головы, становится пе-

ред ним, чтобы остановить его. Конрад III

летит немедленно навстречу врагу. При

виде такого поединка обе армии неподвиж-

но ждали в страхе, пока один из двух бой-

цов не опрокинет своего противника, что-

бы возобновить битву. Мусульманский воин

был скоро сброшен с коня. Конрад одним

ударом меча по плечу своего неприятеля

разрубил его тело на две части. Это чудо

силы и мужества удвоило жар христиан и

распространило ужас между неверными,

которые с того времени начали искать сво-

ей безопасности в городе и берега реки ос-

тавили во власти крестоносцев.

Восточные писатели рассказывают о сте-

пени страха жителей Дамаска после побе-

ды христиан. В течение многих дней мусуль-

мане ложились спать на пепле; посреди

главной мечети был выставлен Коран, со-

бранный Османом; женщины, дети собира-

лись около священной книги, взывая к Ма-

гомету о помощи против их врагов. Осаж-

денные уже думали покинуть город; они

загородили улицы со стороны садов толсты-

ми бревнами, цепями и кучей камней, что-

бы замедлить шествие осаждающих и дать

себе время бежать северными и южными

воротами, вместе со своими богатствами и

семействами.

Христиане были так убеждены в овла-

дении городом, что их вожди занимались

только одним вопросом: кому будет отдан

Дамаск? Бóльшая часть баронов и владе-

телей, находившихся в христианской ар-

мии, искали благосклонности короля

Франции и императора Германии и пренеб-

регали осадой укреплений, чтобы домо-

гаться приобретения города. Теодорик

Эльзасский, граф Фландрии, приходивший

два раза в Палестину еще до этого похода

и предоставивший своему семейству все

свои владения в Европе, просил для себя

Дамасское княжество настоятельнее дру-

гих и одержал верх над своими соискате-

лями и соперниками. Такое предпочтение

породило зависть и повело за собой рас-

слабление армии. Пока овладение городом

составляло предмет честолюбия каждого,

вожди пылали усердием и жаром; но, по-

теряв надежду, одни впали в бездействие,

другие не считали славы христиан своим

собственным делом, и старались воспре-

пятствовать успеху предприятия, которое

не представляло им никакой выгоды.

Предводители осажденных воспользова-

лись таким настроением умов, чтобы от-

крыть переговоры с крестоносцами. Их уг-

розы, обещания, подарки уничтожили пос-

леднее рвение и энтузиазм христиан.

Особенно они обращались к баронам Си-

рии и убеждали их не доверять пришельцам

Запада, которые, по их словам, хотят овла-

деть христианскими городами в Азии. Они

угрожали предать Дамаск в руки султана

Мосула или новому властителю Востока,

Нуреддину, которому ничто не могло про-

тивиться и который скоро овладеет Иеру-

салимским королевством. Бароны Сирии,

или будучи увлечены подобными речами,

или в глубине души опасаясь предприим-

чивости франков, явившихся к ним на по-

мощь, только и думали о том, чтобы замед-

лить осаду, которой они сами желали с та-

ким жаром. Злоупотребляя доверчивостью

312

Крестовые походы (1096–1291 гг.)

крестоносцев, они предложили план, при-

нятый слишком легкомысленно и уничто-

живший все надежды, какие возлагались на

этот Крестовый поход.

В собрании бароны Сирии советовали

переменить место нападения: «Соседство

садов и реки, – говорили они, – препятству-

ет выгодному размещению орудий». Хрис-

тианская армия, в занимаемой ею позиции,

может быть захвачена врасплох и подверг-

нется опасности увидеть себя окруженной

врагами, без всякой возможности к защите;

казалось более верным и более легким по-

вести осаду города с южной и восточной

сторон.

Большинство предводителей имело бо-

лее отваги, нежели благоразумия: уверен-

ность в победе заставляла их считать все

возможным, сверх того, они не могли со-

мневаться в восточных христианах, которые

были их братьями и для которых они пред-

приняли войну. Опасение затянуть осаду

принудило одобрить план, предложенный

баронами Сирии. Переменив место атаки,

христианская армия, вместо того чтобы най-

ти легкий доступ к укреплениям, увидела

перед собой башни и неодолимые стены; к

тому же, пространство, которое она зани-

мала теперь, не предоставляло ей никаких

средств: это была земля обнаженная и без-

водная. Едва крестоносцы расположились

лагерем на новых местах, как город Дамаск

принял в свои стены подкрепление из 20

тысяч курдов и туркоманов, решившихся

защищать его. «Осажденные, храбрость ко-

торых возвысилась от присутствия этих

союзников, облеклись, – говорит один араб-

ский историк, – щитом победы и сделали

несколько вылазок, при которых одержали

верх над христианами. Крестоносцы не-

сколько раз подступали к городу и были

постоянно отражаемы. Стоя на бесплодной

почве, они испытывали недостаток во всем:

соседние поля были опустошены неверны-

ми, и хлеб, уцелевший от истребления во

время войны, был скрыт в подземельях, ко-

торых нельзя было открыть. Христианская

армия готова была сделаться добычей всех

ужасов голода. Между осаждающими

вспыхнул раздор; в лагере крестоносцев

только и говорили о вероломстве и измене;

христиане Сирии и христиане европейские

не соединяли более своих сил при нападе-

нии на город. Вскоре узнали, что султаны

Алеппо и Мосула появились с многочислен-

ной армией: тогда совсем отчаялись овла-

деть Дамаском, и осада была снята». Таким

образом, христиане, не испытав до конца

своей твердости и своей храбрости, оста-

вили после нескольких дней предприятие,

к которому приготовлялись все силы Евро-

пы и Азии. К числу замечательных обстоя-

тельств этой осады принадлежит то, что

Эйюб, родоначальник династии Эйюбитов,

предводительствовал в то время гарнизоном

Дамаска и имел при себе сына, молодого

Саладина, которому суждено было впослед-

ствии нанести столь тяжкий удар христиа-

нам и овладеть Иерусалимом. Старший сын

Эйюба был убит при одной вылазке, и жи-

тели Дамаска соорудили ему мраморный па-

мятник, который видели даже несколько

веков спустя под стенами города.

Один престарелый мусульманский мул-

ла, проведший 40 лет в соседней пещере,

был принужден оставить свое убежище и

искать спасения в стенах, осажденных хри-

стианами. Он сожалел о своем уединении,

нарушенном шумом войны, и горел жела-

нием снискать пальму мученичества. Не-

смотря на возражения своих учеников, он

вышел без оружия навстречу крестоносцам,

нашел желаемую смерть на поле битвы, и

народ Дамаска почтил его святым.

Если верить арабским историкам, духо-

венство не пренебрегало никаким сред-

ством для возбуждения энтузиазма в спод-

вижниках Христа. В одной битве, близ го-

рода, видели, как между двух армий

выступил седовласый священник, на муле

и с крестом в руках; он убеждал христиан

удвоить храбрость и жар и обещал им, име-

нем Христа, завоевание Дамаска. Мусуль-

мане направляли в него все свои стрелы;

крестоносцы теснились по сторонам, что-

бы защитить его. Бой был живой и крова-

вый; наконец, священник, пронзенный стре-

лами, пал под кручей трупов, и христиане

оставили поле битвы.

Бóльшая часть арабских писателей и ла-

тинских хроникеров рассказывают об оса-

де Дамаска с разными подробностями; тем

313

История Палестины до завоевания Иерусалима мусульманами. 1147–1187 гг.

не менее все согласны, что отступление

христиан было делом измены. Анонимный

писатель «Деяний Людовика VII», сам оче-

видец, уверяет, что вожди Дамаска тайно

подсылали к баронам Сирии, обещая им

великие сокровища, если они только согла-

сятся убедить короля Франции оставить

место, занимаемое армией. «Эти бароны,

имен которых история не желала произно-

сить, – говорит автор, – чтобы спасти их по-

томство от стыда подобных воспоминаний,

советовали Людовику перейти на другую

сторону Дамаска. О горе! Их совет был при-

нят». По свидетельству одного восточного

историка, король Иерусалимский принял от

жителей Дамаска значительные суммы, но

он был обманут осажденными, которые до-

ставили ему свинцовую монету, покрытую

листовым золотом.

Некоторые из латинских хроникеров

винят при этом случае корыстолюбие там-

плиеров; другие высказывают свои подозре-

ния относительно Раймунда, князя Анти-

охии, который горел местью против короля

Франции. Вильгельм Тирский, оплакивая

отступление христиан, излагает с беспри-

страстием те различные суждения, которые

произносились по поводу этого события;

одни, говорит он, приписывали его духу за-

висти и соперничества, который воодушев-

лял вождей христианской армии; другие

думали, что многие князья и бароны дозво-

лили подкупить себя и что Бог в наказание

им обратил в негодный металл те деньги,

которые они получили за свою измену хри-

стианскому делу. Изложив таким образом

различное показание современников, сано-

витый историк Иерусалимского королев-

ства сознается, что, тем не менее, он не мог

открыть истины, и кончает свой рассказ

воззванием к правосудию Божию против

неизвестных виновников столь тяжкого пре-

ступления. При этом будет не лишне сде-

лать одно замечание, которое может при-

лагаться ко многим событиям истории, а

именно, что в несчастных обстоятельствах

хроники служат почти всегда выражением

чувствований толпы, а толпа всегда склон-

на верить, что там есть измена, где войско

побеждено. Весьма вероятно, что предво-

дители крестоносной армии имели для ос-

тавления своего предприятия другие побуж-

дения, а не те, которые им приписываются

хрониками; ибо если было справедливо ут-

верждать, что христианские князья уступи-

ли советам, вероломство которых не труд-

но было открыть и что, вследствие этих со-

ветов они были доведены до того, что

отчаивались в успехе, то в таком случае

следует более изумляться их простодушной

доверчивости, нежели измене, которой они

были игрушкой и вместе жертвой.

После такой несчастной попытки надоб-

но было отчаяться в успехе этой войны; на

совете вождей предложили осаду Аскало-

на; но умы были огорчены, мужество утра-

чено. Германский император думал об од-

ном возвращении в Европу, где Папа, что-

бы утешить его в неудачах, дал ему титул

защитника Римской церкви. Король Фран-

ции оставался в Палестине почти целый год;

но он обнаруживал в это время одно благо-

честие пилигрима. С этой эпохи, говорит

Вильгельм Тирский, христианские государ-

ства в Азии шли быстро к своему падению.

Мусульмане научились не бояться более

западных князей, и даже те, которые преж-

де едва осмеливались защищаться против

франков, не колебались более объявлять им

войну. Крестоносцы по возвращении в Ев-

ропу преувеличивали вероломство греков,

силы мусульман, измену сирийских христи-

ан; их рассказы поселяли отчаяние или рав-

нодушие во всех странах, где христианские

колонии Востока находили до того време-

ни защитников для себя.

Первый крестовый поход был описан ог-

ромным числом современных историков.

Второй имел только трех; и по странности,

достойной замечания, все трое прерывают

свой рассказ на самой середине событий и

едва говорят о конце похода, приготовления

к которому были ими описаны подробно, как

будто они боялись открыть перед светом

неудачи христианских сподвижников. Их

молчание может, по крайней мере, дать нам

понятие, которое составляли в то время от-

носительно этого Крестового похода.

Во Втором крестовом походе неудачи

христиан не были искуплены никакой сла-

вой. Предводители повторили ошибки Готф-

рида и его сподвижников: они, как и их пред-

314

Крестовые походы (1096–1291 гг.)

шественники, не позаботились основать ко-

лонию в Малой Азии и овладеть городами,

которые могли служить прикрытием для

пилигримов, идущих в Сирию. Изумляются

тому терпению, с которым они переносили

оскорбления и вероломства греков; но такая

кротость, более религиозная, нежели поли-

тическая, довела их до погибели. Присоеди-

ним к этому, что они слишком презирали

турок и не довольно обращали внимание на

средства к борьбе с ними. Как и в первую

священную войну, христиане влекли за со-

бой большое число детей, женщин, старцев,

которые не могли содействовать победе, а

после поражения всегда увеличивали заме-

шательство и отчаяние. Среди такого скопи-

ща дисциплина не могла установиться; впро-

чем и сами предводители не делали никаких

попыток к предупреждению последствий рас-

пущенности нравов.

Готфрид Ранконский, неблагоразумие

которого (см. выше) погубило половину

французской армии и поставило короля

Франции в величайшую опасность, не имел

другого наказания, кроме собственных уг-

рызений совести, и думал искупить свою

ошибку, распростершись вместе со своими

сотоварищами над Гробом Иисуса Христа.

Всего более вредила дисциплине распущен-

ность нравов, которая была следствием осо-

бенно того, что большое число женщин взя-

лось за оружие и смешалось в рядах войс-

ка. В этом походе видели отряд амазонок,

предводительствуемый вождем, наряд кото-

рого изумлял более, нежели его храбрость,

и который по своей золотой обуви называл-

ся Дамой золотоножкой (см. выше).

Другой причиной распущенности нра-

вов была крайняя легкость, с которой при-

нимали в число крестоносцев людей самых

испорченных и даже злодеев. Святой Бер-

нард, смотревший на Крестовый поход как

на путь к небу, приглашал величайших

грешников и радовался, видя, что они так-

же вступают на путь спасения. Реймсский

собор, которого аббат Клерво был ораку-

лом, определил, что поджигатели должны

в течение года нести службу Богу в Иеру-

салиме или Испании. Пламенный проповед-

ник священной войны не подумал, что ве-

Рыцарь со своей свитой. Рисунок 1190 г.

315

История Палестины до завоевания Иерусалима мусульманами. 1147–1187 гг.

ликие грешники под знаменем креста под-

вергнутся новым искушениям и что на про-

должительном пути им будет легче совра-

тить своих спутников, нежели исправиться

самим. Беспорядки были, к несчастью, тер-

пимы вождями, которые полагали, что небо

всегда снисходительно к крестоносцам, и не

хотели быть строже божества.

Во всяком случае, христианская армия

рядом с самыми соблазнительными нрава-

ми представляла, однако, примеры сурово-

го благочестия. Посреди опасностей войны

и утомлений длинного странствования ко-

роль Франции с точностью выполнял самые

мелочные обряды религии. В рассказах Одо

Диогильского можно видеть не раз трога-

тельную преданность Людовика VII тому

народу, который шел вместе с ним из Фран-

ции. Большая часть вождей принимала его

за образец для себя. В лагере делали более

процессий, нежели военных упражнений, и

войско менее доверяло своему оружию, чем

своим молитвам. Вообще, не довольно

употребляли средства человеческого благо-

разумия и слишком полагались на Прови-

дение, не оказывающее покровительства

тем, которые совращаются с пути разума и

мудрости.

Первый поход характеризуется двумя

отличительнымие чертами: благочестие и

геройство. Второй поход имеет своим по-

буждением одно благочестие, которое бли-

же подходит к ханженству монастырей, не-

жели к энтузиазму. В этой войне легко за-

метить влияние монахов, которые

проповедовали ее и вмешивались потом во

все дела. Король Франции обнаруживал в

несчастьях одно самоотвержение мучени-

ка и на поле битвы представлял одну храб-

рость и горячность простого солдата. Об-

раз действий германского императора отли-

чался не бóльшим искусством; он потерял

все вследствие безрассудной самоуверенно-

сти и убеждения, что он может победить

турок без помощи французов. Оба они были

весьма ограничены в своих воззрениях, и им

недоставало той энергии, которая порожда-

ет великие дела. В походе, которым они рас-

поряжались, ничто не возвысилось над

ними, и на всем запечатлелся их характер.

Одо Диогильский приписывает несчастья

немцев их невоздержанности: ebrii semper.

Конрад был слишком доверчив к обещани-

ям императора Мануила, который предуп-

редил турок и дал латинам провожатаев с

поручением обмануть их. Конрад III, че-

ловек посредственный, высказался весь в

письме, которое он писал к аббату Корбей-

ского монастыря: «Я совершил в Святой

земле,– говорит немецкий император,– то,

что было угодно Богу и что мне дозволи-

ли сделать князья той страны». Этот Вто-

рой крестовый поход не представил ни ге-

ройских страстей, ни доблестей рыцарства;

великие предводители не встречались в

лагере, и эпоха, описываемая нами, виде-

ла в себе только двух гениальных людей:

святого Бернарда, который поднял Запад

своим красноречием, и аббата Сугерия,

мудрого министра Людовика VII, который

должен был загладить для Франции те бед-

ствия, которые ей причинил Второй крес-

товый поход.

Histoire des Croisades, т. I, с. 396–410, изд.

1857 г.

316

Крестовые походы (1096–1291 гг.)

Ибн-Алатир

Нуреддин был смугл, высокого роста,

борода у него росла только на подбород-

ке. Он имел широкий лоб, приятное выра-

жение лица, а глаза дышали кротостью.

При смерти, его владения были обширны,

ибо он правил в одно время Мосулом, час-

тью Месопотамии, Сирией, Египтом, Сча-

стливой Аравией и исполнил весь свет сла-

вой своего правосудия и добродетелей. Я

опишу теперь некоторые из его превосход-

ных качеств, и этого будет довольно для

того, чтобы понять, насколько было угод-

но Богу сделать этого государя образцом

совершенства. Я докажу, что люди, подоб-

ные ему, принадлежат к числу малообык-

новенных.

Мне удавалось читать жизнь государей,

предшествовавших исламизму, и тех, ко-

торые следовали за Магометом; но за ис-

ключением четырех законных калифов –

Абубекра, Омара, Османа и Али, и кали-

фа Омара, сына Абдалазиса, я не знаю ни-

кого, кто провел бы лучшую жизнь; я не

знаю другого, кто показал бы бóльшую

справедливость. Днем и ночью он был за-

нят тем, что творил суд, помышлял о сред-

ствах истреблять неверных (то есть хрис-

тиан) и предупреждал злоупотребления;

день и ночь он заботился об исполнении

своих обязанностей к Богу, творя милос-

тыню и совершая добрые дела. Все, что я

говорил до сих пор, может быть рассмат-

риваемо, как описание одного его правле-

ния; теперь же постараюсь рассказать о

нем то, что принадлежало ему лично, как

в сей, так и в будущей жизни. Если бы

ИБН@АЛАТИР (ЭЦЦЕДДИН@АЛИ. 1160–1233). Он родился на берегу Тигра в го

роде Джезире и был сыном одного из эмиров, находившихся в службе у султанов Мо

сула. В молодости своей он поселился в Мосуле, как раз в ту эпоху, когда началась борь

ба Саладина с христианами Палестины. Автор принимал постоянное участие в этих вой

нах и только по заключении мира между Саладином и Ричардом Львиное Сердце

удалился в Мосул, где, предавшись исключительно наукам и литературе, прожил до са

мой смерти. В этот последний период своей жизни он написал два замечательных со

чинения: «История Атабеков» и «Всемирная история». «История Атабеков», то есть кня

жеских отцов, имеет своим предметом возвышение султанов Мосула, Алеппо и Дамас

ка, начиная со времени Крестовых походов; но автор излагает события подробно только

до смерти Нуреддина, а затем его труд обращается почти в хронологическую таблицу.

Автор был очевидно пристрастен к Нуреддину и писал панегирик любимому султану Мо

сула, хотя, впрочем, и христианский писатель, как Вильгельм Тирский, говоря о смер

НУРЕДДИН.

1118–1174 гг. (около 1230 г.)

Автор, рассказав всю историю правления Ну-

реддина до 1174 г., когда султан Мосула, видя

явную измену своего наместника в Египте Сала-

дина, отказавшегося помогать ему против хрис-

тиан, предпринял поход против него в Египет,

но умер на пути в Дамаск, имея от роду 58 лун-

ных лет, приводит рассказ медика о его смерти

и затем останавливается долго на описании ха-

рактера и нравов Нуреддина.

Я заимствую свой рассказ о смерти Ну-

реддина, в 569 году эгиры (1174 г.), у того

медика, который состоял при нем во время

его последней болезни. «Нуреддин, – гово-

рил он мне, – захворал в Дамаске; меня

позвали лечить его вместе с другим меди-

ком. Мы его нашли лежащим в небольшой

комнате; он с трудом дышал и едва можно

было его понимать. Он любил удаляться в

это место для молитвы и там внезапно по-

чувствовал себя худо; прежде нежели мог-

ли подумать о том, чтобы перенести его

куда-нибудь, он находился уже в величай-

шей опасности. Видя его в таком положе-

нии, я сказал ему: “Тебя следовало бы пе-

ренести в более свободное место; при та-

кой болезни, как твоя, прежде всего нужен

чистый воздух”. Мы попытались помочь

ему, но было слишком поздно: через мину-

ту его уже не стало. Да будет милостив к

нему Аллах!»

317

История Палестины до завоевания Иерусалима мусульманами. 1147–1187 гг.

жизнь такого одного человека была жиз-

нью целого народа, то и целый народ имел

бы право гордиться ею. Как же она долж-

на была быть славна, если принадлежала

нераздельно одному человеку!

Вот, например, каковы были его скром-

ность, познания и любовь к молитве. Не-

смотря на обширность своего государства,

количество доходов, богатство провинций,

он ел, одевался и содержал себя единствен-

но из доходов с того имущества, которое

он купил на часть своей добычи. В отноше-

нии общественных доходов он совещался с

законниками и употреблял в свою пользу

только ту часть денег, которую они ему пре-

доставляли. От этого правила он не отсту-

пал никогда. В своем одеянии он не дозво-

лял себе вещей, противных религии, как то:

шелк, золото и серебро; воздерживался так-

же от вина и запрещал продажу его в своих

владениях; не терпел, чтобы оно ввозилось

под каким бы то ни было предлогом; если

кто-нибудь бывал пойман в нарушении та-

кой его воли, то его наказывали со всей

строгостью законов, невзирая на различие

между лицами.

Я слышал от одного из моих друзей, что

Нуреддин виделся со своей женой Ради Ка-

тун только в определенном для того мес-

те; кроме того они никогда не встречались;

он любил всегда оставаться наедине, или

для чтения жалоб своих подданных и пи-

сем эмиров, или для ответа по ним. К мо-

литве он был очень усерден и посвящал ей

значительное время. Днем он читал не-

сколько глав из Алкорана; на ночь творил

вечернюю молитву и после того ложился

спать; в полночь снова просыпался, делал

омовение и продолжал молиться до утра.

Утром выезжал на лошади или занимался

делами. Замечательно, что пенсия, назна-

ченная Нуреддином своей жене, была край-

не умеренна и недостаточна для ее содер-

жания. Однажды Ради Катун поручила

моему другу жаловаться от нее Нуредди-

ну и просить увеличения пенсии. При этом

требовании Нуреддин прогневался; кровь

бросилась ему в лицо, и он отвечал моему

другу: «Но откуда она хочет, чтобы я дос-

тал, чем удовлетворить ее расходы? Кля-

нусь Аллахом! Я не намерен из-за нее осу-

дить себя на муки адским огнем. Если она

полагает, что деньги, врученные мне для

хранения, составляют мою собственность,

то она весьма ошибается; эти деньги при-

надлежат всем правоверным; я только их

казначей и не хочу для ее удовольствия

сделаться вероломным стражем». Потом,

несколько подумав, он сказал: «Впрочем

у меня остаются еще три лавки в Эмессе;

пусть она возьмет их, если хочет: я их пре-

доставляю ей». Заметьте при этом, что эти

три лавки приносили самый ничтожный

доход.

Нуреддин не делал ничего без доброго

намерения, и вот тому доказательство. В его

время в Месопотамии находился один доб-

родетельный человек, живший в уединении

далеко от человеческого общества. Нуред-

дин был с ним в переписке и оказывал ему

великое почтение. Совершенно случайно

этот человек узнал, что государь иногда те-

ти Нуреддина, замечает: «Это был человек умный, осторожный, в правилах суеверия

своего народа богобоязненный и счастливый распространитель отцовского наслед

ства». Однако все, за исключением сирийских мусульман, были рады его смерти, из

бавившей их от строгого правителя; даже племянник Нуреддина, Саиф Эддин, султан

Мосула, получив известие о смерти дяди, разрешил подданным напиться в этот день

допьяна. «Всемирная история» содержит сборник всего, что было интересного для му

сульман в их прежней истории и что оставалось до того времени рассеянным по раз

личным сочинениям; она начинается 722 г. и доходит почти до года смерти автора.

Приведенная выше статья из «Истории Атабеков» составляет одну из самых пол

ных картин внутреннего быта мусульман в эпоху Крестовых походов и заимствована

нами у французского переводчика, известного востоковеда Рено (см. о нем ниже), по

местившего свой труд в «Bibliothèque des Croisade, par Michaud» (Paris, 1829, т. IV,

с. 152 и след.).

318

Крестовые походы (1096–1291 гг.)

шится игрой в мяч

он ему немедленно пи-

шет: «Я не поверил бы, что человек, подоб-

ный тебе, предается столь пустым заняти-

ям и замучивает своего коня без всякой

пользы для религии». Нуреддин был очень

чувствителен к подобного рода упрекам и

отвечал ему собственноручно: «Клянусь

Аллахом, если я играю в мяч, то не пото-

му, что меня увеселяет это или доставляет

удовольствие; мы находимся в эту минуту

на границе, в виду неприятеля; нам прихо-

дится беспрерывно садиться на коней и быть

настороже. Но нельзя постоянно давать сра-

жения, днем и ночью, зимой и летом; на-

добно давать людям роздых. Прими в сооб-

ражение также и то, что лошадь сама по себе

неспособна ко всем быстрым движениям,

вперед, назад, в направлении, каком угод-

но; кроме того, нашим лошадям приходит-

ся часто оставаться без дела; не лучше ли

объезжать их по временам, упражнять и

приучать к повиновению голоса всадника?

Клянусь Аллахом, вот причины, которые

побуждают меня играть иногда в мяч».

Обратите внимание также на строгость

Нуреддина к самому себе; не найдется вто-

рого примера подобного тому, даже между

теми, которые живут в кельях, далеко от

общества людей. Конечно, в свете мало

людей, которые среди игр стараются пре-

следовать хорошие цели так, чтобы их уве-

селения были приятны Богу и имели перед

ним заслуги. А вышесказанное было оче-

видным доказательством, что Нуреддин не

делал ничего без чистоты в намерениях. Так

всегда поступают добродетельные люди,

которые сознают свои обязанности и испол-

няют их. Я слыхал, что однажды Нуреддин

получил из Египта тюрбан чрезвычайно

тонкой и украшенной золотом материи и не

хотел даже взглянуть на него. Ему хотели

описать его на словах, но он не удостоил

выслушать, и так как в это время вошел

софи (философ), то он подарил ему тюрбан.

Напрасно ему замечали, что этот убор не

подходит софи. «Предоставьте ему эту

вещь,– отвечал Нуреддин,– я надеюсь, что

вместо этого тюрбана Аллах даст мне что-

нибудь лучшее в другой жизни».

Нуреддин проводил часть ночи в молит-

ве; любил заниматься благочестивым чте-

нием и упражнялся в добрых делах. Мож-

но сказать, что для него был написан тот

стих: «Он соединял отвагу с уничижением

перед своим Господом; о, какая это святы-

ня в святыне!»

Он изучал науку права и закона по сис-

теме ученого Абу-Ганифа. Но он не отвер-

гал и других правоверных учений; напро-

тив, держаться во всем середины – было

его правилом. Он имел склонность к позна-

нию преданий и учений, оставленных Ма-

гометом. Он давал властителям своего вре-

мени пример чистой и праведной жизни и

оказывал уважение к правилам религии от-

носительно питья, пищи и одежды. Не спра-

ведливо ли то, что до него правители жили,

как в те древние времена невежества (во-

сточные писатели разумели под этим эпо-

ху идолопоклонства до Магомета), рабами

желудка и всякой роскоши, не делая разли-

чия между добром и злом? С Нуреддином,

напротив, сам Аллах, так сказать, снизошел

на землю. Этот государь обращал большое

внимание на то, что запрещается и что пред-

писывается религией, и вменял то в прави-

ло своим людям, служителям и сановникам;

своим примером он назидал весь мир. И не

будет ли утешен до конца веков тот, кто сам

делал добро и принуждал к тому других?

Если кто спросит, каким образом Нуред-

дин мог оставаться умеренным при обшир-

ности своих владений и огромных доходах

с провинций, то тому стоит вспомнить при-

мер царя Соломона, сына Давида, который

несмотря на обширность своих владений,

стоял во главе благочестивых людей свое-

го времени; можно указать такому еще на

нашего пророка Магомета, который владел

всей Аравией и при всем том был скром-

ным властителем; вот доказательство, что

скромность происходит от того, что сердце

не привязывается к земным богатствам...

Нуреддин был исполнен уважения к чи-

стым законам, сообразуясь с их определе-

ниями. По этому поводу он говорил: «Мы

только слуги закона, наша обязанность

Игра в мяч у восточных народов того времени

походила на игру англичан крикет, напоминающую

бейсбол, с тем различием, что у первых участвовав-

шие в игре сидели на лошадях.

319

История Палестины до завоевания Иерусалима мусульманами. 1147–1187 гг.

Саладин

320

Крестовые походы (1096–1291 гг.)

состоит в наблюдении за исполнением их».

Вот черта, которая доказывает, в какой точ-

ности он следовал закону. Однажды, играя

в мяч на площади Дамаска, он заметил че-

ловека, который в разговоре с другим ука-

зал рукой на него. Он посылает немедлен-

но спросить, чего тот хочет. Неизвестный

отвечал: «Я имею процесс против Нуред-

дина за одну собственность; пусть он явит-

ся в суд защищать себя». Едва только уз-

нал Нуреддин, в чем состоит дело, как бро-

сил мяч, оставил площадь и представился к

кади (судье), со словами: «Я являюсь для

защиты собственного дела; сделай для меня

то, что ты сделал бы для всякого». Начались

прения; противник изложил свои доводы;

Нуреддин представил свои, и тот человек

был признан виноватым. Тогда Нуреддин,

обратившись к кади и присутствоввшим,

сказал: «Я знал хорошо, что притязания

моего противника несправедливы, и тем не

менее явился, чтобы не подумали, что я

желал обидеть его. Теперь, когда право при-

знано за мной, я желаю отдать этому чело-

веку ту собственность, за владение которой

он позвал меня в суд. Будьте свидетелями

того, что я отдал эту собственность ему».

Не чрезмерное ли это правосудие? Не пе-

реходит ли оно за пределы всякого благо-

деяния? О, Аллах, осени эту прекрасную

душу своим милосердием, эту душу, кото-

рая повсюду искала пути правды! Другое

доказательство любви Нуреддина к право-

судию состоит в том, что, когда все совре-

менные правители по одному подозрению

и самому ничтожному поводу осуждали

обвиненных на пытку и истязания, он зап-

ретил все подобное в каком бы то ни было

виде. Он требовал, чтобы прежде всего выс-

лушивали свидетелей; если законные ули-

ки против обвиненного будут очевидны, то

он подвергается наказанию, определенному

законом, без малейшего отступления от

смысла текста. Благодаря такому преобра-

зованию Аллах освободил его государство

от множества преступлений, бывших преж-

де весьма обыкновенными и которые про-

должают свирепствовать в соседних госу-

дарствах, несмотря на строгость админист-

рации, суровость наказаний и страсть

немедленно предавать обвиненного мукам

пытки за малейшее подозрение. Во владе-

ниях же Нуреддина, при всей их обширнос-

ти, господствовала великая тишина; число

преступников заметно уменьшилось, бла-

годаря правосудию государя и его уважению

к закону.

Я слыхал от человека достойного веры,

что Нуреддин, находясь однажды в казна-

чействе, нашел сумму, захваченную в каз-

ну несправедливо; он призвал служащих и

сказал им: «Эти деньги не принадлежат ни

нам, ни казне; их следует отнести к кади

Кемаль Эддину, с приказанием возвратить

тому, у кого их взяли». Несколько времени

спустя, возвратившись в казначейство, он

опять увидел там те деньги; тогда он при-

шел в гнев и, повторив приказание отнести

их немедленно Кемаль Эддину, велел ска-

зать ему: «Я знаю, что ты способен взять

на себя такой грех; но мои плечи не так

крепки, и я не желаю из-за этих денег на-

влечь на себя правосудие Всевышнего».

Вследствие того деньги были возвращены.

Самое удивительное то, что правосудие

Нуреддина действовало и после его смер-

ти. В его время жил в Дамаске чужестра-

нец, прибывший из Сирии и привлеченный

туда кротостью его правления. После смер-

ти Нуреддина, когда Дамаск подчинился

власти Саладина, он, видя, что народ стра-

дает от насилия и жестокости войска ново-

го султана, явился к нему с жалобой, тре-

буя удовлетворения. Истец, отправляясь к

дому Саладина, разорвал на себе одежды,

бил себя в грудь, плакал, взывал к милосер-

дию и кричал: «О Нуреддин, Нуреддин!

Если бы ты мог видеть, как с нами обраща-

ются и какое причиняют нам зло, то, без со-

мнения, ты сжалился бы над нами. Где твоя

правда?» Так кричал он, идя по городу и

направляясь к мавзолею Нуреддина в сопро-

вождении огромной толпы; слух о том до-

шел до Саладина. «Спаси страну, спаси на-

род,– говорили ему,– или он восстанет».

Саладин позвал того человека к себе, а он

находился тогда подле мавзолея и плакал,

окруженный бесчисленной толпой. Его при-

вели к Саладину, и он получил удовлетво-

рение. Но вслед за тем он заплакал больше

прежнего, и Саладин с изумлением спро-

сил его о причине таких слез. «Я оплаки-