Спивак Д.Л. (отв. ред.) Фундаментальные проблемы культурологии : В 4 т. Том I: Теория культуры

Подождите немного. Документ загружается.

Л. А. Штомпель 310

П. Сорокин, Р. Мертон. Именно Э. Кассирер подчеркнул, что человек не может существовать,

не выражая себя в таких великих формах социальной жизни, как язык, религия, искусство,

политические институты. Для этого он создает символы: вербальные и религиозные, образы

мифологические и художественные. Но, выражая себя через символы, он погружается в мир

непостоянства значений. Сорокин и Мертон подчеркивали, что смысл событию придает его

временное оформление, что знание специфических периодов зависит от значения, припи-

сываемого им. Понятие качественного времени они считают важным не только для прими-

тивных обществ, но и для современных индустриальных государств. Они утверждали, что

социальное время является качественным, а не только чисто количественным, что чувст-

во времени возникает из верований и обычаев, общих для той или иной группы. Сорокин и

Мертон подчеркивали важность аналитических различий между социальным временем и

астрономическим временем: первое является выражением изменения или движения соци-

альных явлений в терминах других социальных явлений, взятых как точка отсчета

Сорокин отмечает, что в обществе, живущем по часовому времени, отрезки социального

времени не выделяются и не фиксируются даже тогда, когда это целесообразно. В результате

часовое время накладывается на большинство формальных человеческих действий, что при-

водит к навязыванию механического измерения человеческой деятельности (работа, сон, лю-

бовь, еда). Сорокин исследует такие структурные черты времени, как синхронность и порядок,

ритм и фазы, периодичность и темп, подчеркивает распространенность двухфазного и даже

трехфазного ритма. Впервые операция приписывания моментам времени определенных зна-

чений была осуществлена в мифе. Миф был наглядным временем и судьбой для его носите-

лей, поскольку воплощал в себе календарь, социальную память и осуществлял проекцию в бу-

дущее. В мифе закладываются три темпорально-смысловые структуры: вечность (абсолютные

ценности), время — длительность («часы») и время — деятельность (судьба). Все они становят-

ся в дальнейшем смыслообразующим фактором жизни личности. Содержательное же их на-

полнение будет меняться в зависимости от исторической ситуации и субъекта ценностей.

Четвертая функция времени определяется тем, что представление о времени являет-

ся ключевым в категориальной сетке мышления и в модели мира, выстраиваемой каждой

культурой. «Каждый народ и всякая эпоха обладают своим типом души, т. е. сетью с опреде-

ленными по размеру и конфигурации ячейками, которые задают близость одним истинам и

неискоренимую неспособность к достижению других»

. Это в полной мере относится к кате-

гории времени, роль которой в категориальной сети того или иного типа мышления, а так-

же в «типах душ» весьма значительна. Историки культуры предоставляют богатый матери-

ал, свидетельствующий о том, что в рамках каждой культуры создается свое «космовидение»,

под которым понимают представления о пространстве и времени, составляющие структур-

ное и систематическое целое

3 Sorokin P., Merton R. K. Social Time: A Methodological and Functional Analysis // American Journal of

Sociology. 1937, v. 42. № 5. Р. 615–629.

4 Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М., 1991 С. 46.

5 Карраско Д. Религии Мезоамерики. Космовидение и ритуальные центры // Религиозные традиции

мира: В 2 т. М., 1996. Т. 1. С. 151.

Время как код культуры 311

В мезоамериканских религиях время представлялось существующим в трех различных

пересекающихся друг с другом плоскостях: это было время человека, время богов и время до

существования богов. Это делало жизнь человека значительной, придавало ей невероятную

силу. Человек жил во времени, или цикле времен, созданном богами на поверхности земли.

Это время отмечалось годичным календарем. Время и пространство рассматривались как

переплетение священных сущностей. Ход времени осуществлялся сверхъестественными си-

лами небесного и подземного происхождения, сходившимися на земном уровне. Таким об-

разом, человеческое время и пространство наполнялись священными силами. Существовал

и другой временной цикл, предшествующий человеческому времени: время мифов. Это вре-

мя характеризовалось борьбой богов, похищениями, потерей чести, смертью, расчленением.

Время мифов влияло на жизнь человека: во-первых, тем, что оно продолжалось и в насто-

ящем времени, а во-вторых, именно во времена мифов появились сверхъестественные су-

щества, вмешивающиеся в повседневную жизнь человека на земле. Третья временная сфе-

ра — трансцендентное время богов. Верховный Бог существовал до двух начальных циклов,

создав первоструктуру Вселенной и придав ей энергию. Это первичное время богов, когда из

хаоса возник мировой порядок, продолжается на небесном уровне.

Все три времени могли входить в соприкосновение друг с другом. Поэтому человеческая

жизнь (время и пространство) каждый день загружалась специфической силой и энерги-

ей. Лопес Аустин отмечает: «Когда момент человеческого совпадает с одним из вездесущих

моментов мифического времени, время человека запечатлевает „отпечаток“ мира богов. По-

следовательность совпадений двух времен приводит к циклам различных размеров, делая

каждый момент человеческого времени местом встречи многообразия божественных сил,

совместное действие которых придает ему его особую природу…»

Мезоамериканские кален-

дари отмечают и регулируют проникновение этих божественных сил в человеческую жизнь.

Интересно, что ацтеки заметили и оценили важность не столько продолжительности вре-

мени, сколько его прерывов. Это выразилось в важнейшем публичном ритуале — празднике

«нового огня» или «связывания лет». В этот праздник отмечался проход Плеяд через мери-

диан один раз в 52 года. Созвездие Плеяд проходит через зенит каждую ночь, но в полночь —

только раз в год. Ацтеки же рассматривали только один из пятидесяти двух таких переходов

как действительно важный, потому что он означал конец взаимодействия двух различных

календарных систем. Этот ритуал включал в себя приношение в жертву вражеского воина

как знак обновления всех циклов времени.

Такое же большое значение обновлению космических сил в растениях, животных, челове-

ке и династиях придавалось и в религии майя. У майя один из членов семьи правителя ис-

полнял ритуал кровопускания для того, чтобы привести души предков, богов и время ми-

фов в мир человека с целью придания живой силы растениям, власти правящему вождю или

подготовить страну к войне

. Важность прерывов времени иллюстрируется и тем фактом,

что тексты майя представляют собой в основном исторические описания не только жизни,

но и смертей правителей майя.

6 Austin, A. L. e Human Body and Ideology. Salt Lake City, 1988. Р. 65.

7 Карраско Д. Религии Мезоамерики. Космовидение и ритуальные центры. Т. 1. С. 155.

Л. А. Штомпель 312

То, какой смысл вкладывается в понятие «время» тем или иным народом, той или иной

культурой, зависит от многих причин: особенностей жизнедеятельности, стиля мышления,

целевой причины («энтелехии» по Аристотелю) каждого народа и его национальной куль-

туры. Но этот смысл — не единственен. Помимо лежащего на поверхности и осознаваемого

смысла (отражаемого в науке и в философии) в национальном и культурном миросозерца-

нии присутствуют и смыслы неподозревающиеся, проявляющие себя в иносказаниях, при-

сказках, поговорках. Г. Д. Гачев, исследуя национальные образы пространства и времени,

выделяет два основных, представленных культурой Франции и физикой Декарта, с одной

стороны, и культурой Германии — с другой. Время — tempus (лат.). В этимологии его свя-

зывают с «тянуть» (лат. teneo, tendo, откуда и Декартовы термины extension — протяжение

и entendement — мышление — понимание — внимание. У немцев же мы находим другое по-

нятие времени — как рубленого отрезка: время — срок, а то, что тянется, длится, — это веч-

ность. Потому в «Этимологическом словаре латинского языка» д-ра Алоиза Вальде так харак-

теризуется tempus: «Zeitraum» («пространство времени» как промежуток, т. е. пустота, зазор

между стенами, которые суть что-то; т. е. это — между чем-то, не самостояние. — Г. Г.): «не

бесконечно простирающееся время» и потому как временной отрезок

Формообразующая функция времени в культуре проявляется также в том, что каждая

культура самоопределяет себя во времени, создавая свой календарь. Многие религиозно-фи-

лософские доктрины ставили время в центр своих концептуальных построений, неразрывно

связанных с практикой религиозной жизни. В орфических таинствах обожествленному Хро-

носу придавалась безграничная власть, у персов, в позднем реформированном зороастриз-

ме еще большая роль отводилась Зервану — андрогинному принципу «безначального вре-

мени», рождающему из своего вселенского лона двух близнецов: Ормузда (Добро) и Аримана

(Зло), смертельный поединок между которыми длится до конца времен. Калачакра («Колесо

времени») является космической творческой силой в эзотерической буддийской доктрине, с

Калачакрой неразрывно связана система тибетского буддийского календаря и летоисчисле-

ния. В Древней Индии существовала особая система, называвшаяся Калавада («философия

времени»), сблизившаяся позднее с астрономией.

Календарь — это хранитель памяти народной, организатор его соборного сознания. В па-

мяти и ритмах календарей объединяются внешний космос мироздания и внутренний кос-

мос человека. Интересно проследить, как хронологическое время (ритмы мироздания) увя-

зывается с определенными смыслами культуры, организуя ритмику социальной и духовной

жизни. А. Н. Зелинский рассмотрел эту зависимость на примере христианского календаря.

Люди в своих календарных системах стараются приблизить календарный год к году тро-

пическому, продолжительность которого составляет 365 дней 5 часов 48 минут 47 секунд.

Круг Солнца содержит 28 лет. Через 28 лет дни седмицы падают на те же самые числа месяца

в юлианском календаре. Равноденствие, согласно христианскому вероисповеданию, есть на-

чало времени при творении. Человек был создан в шестой день творения, в пятницу, в пол-

день, за 5508 лет до Рождества Хриcтова. Это время Спаситель избирает и временем обновле-

ния. С Рождеством Христа, которое было в 20-й год 1977 круга Солнца, на Земле наступило

8 Гачев Г. Д. Наука и национальные культуры. Ростов н/Д, 1992. С. 24.

Время как код культуры 313

качественно новое время. С момента грехопадения первогo человека время протекало в ощу-

щении вечного ожидания грядущего Мессии. С явлением Христа миру центр времени уже

лежит не в чаемом будущем, а в совершившемся прошлом.

С распятием Иисуса Христа умер ветхозаветный мир. А с последовавшим за ним Воскре-

сением Христовым родилось новозаветное человечество — христианство. Иисус Христос все

те времена, в которые пал сотворенный человек, старался свести воедино для исправления

его и устроить обновление природы, для чего необходимо было соединение времен

. Поэто-

му православная церковь через свой церковный календарь, вмещающий в себя совокупность

праздников, постов и дней поминовения святых и Пасхалию, реставрирует великие события

и подражает высшему смыслу преображения человека и мира. Празднование Пасхи — это

подтверждение веры в Воскресение Христово, подтверждение упования и надежды. Пасха

для христиан символизирует Воскресение Христово из мертвых. Пасха ветхозаветная совер-

шается иудеями в память об избавлении от египетского рабства. Она была установлена за

1609 лет до Рождества Христова от 14 до 21 числа нисана, месяца авива — марта. Это время

символизирует начало времени при творении. Евреи никогда не определяют Пасху ранее 14

марта (по юлианскому календарю). Господь с учениками совершил Ветхую Пасху на сутки

раньше — 13 нисана. Это было как предпразднество Его Страданий, а в пятницу Сам Он стал

Пасхальным Агнцем. Отсюда и правило: не праздновать Пасху ранее иудейской или вместе

с ней

. А. Н. Зелинский, анализируя древнерусский календарь, показал, как в модели Вели-

кого миротворного круга приводятся в единство космический, исторический и литургичес-

кий аспекты времени

Самоорганизовавшаяся и самосознающая себя культура всегда обозначает дату своего

рождения, которая сохраняется исторической памятью народа. Для христианской культу-

ры это — дата «Рождества Христова», для буддийской культуры — это дата «нирваны Буд-

ды» (544, 486, 480 гг. до н. э. в зависимости от того, какой традиции придерживаться), для

мусульманской культуры — бегство Мухаммеда из Мекки в Медину, то есть дата «хиджры»

(622 г. н. э.). Это могут быть и другие события, осознающиеся как священные и значимые.

И далее направление развития культуры соотносится с вехами-событиями, ориентирован-

ными на сферу ценностей. Организованной человеческой деятельности придается высший

смысл через соотнесение ее ритма с ритмами наиболее значимых событий, носят ли они ми-

фопоэтический или реальный характер. Это делает время главным организующим началом

для функционирования самоосознавшей себя культуры.

О роли времени в жизни культуры косвенно свидетельствует тот факт, что любые измене-

ния в календаре связаны либо с упадком традиционной культуры, либо с формированием

на ее развалинах новой культурной традиции. Так, в середине ХIV в. до н. э. знаменитый фа-

раон-реформатор Эхнатон, насильственно проводя монотеистическую религиозную рефор-

му, сделал попытку изменить литургический календарь Египта. После смерти этого влады-

ки, который процарствовал семнадцать лет, имя его было предано анафеме и стерто почти со

9 Слово седьмое о Пасхе. Т. 8. С. 957–958.

10 О православной Пасхалии и календаре. М., 1991.

11 Зелинский А. Н. Конструктивные принципы древнерусского календаря. М., 1978.

Л. А. Штомпель 314

всех каменных изваяний Египта. Вторая попытка реформировать древнеегипетский кален-

дарь была предпринята уже Птолемеем III Эвергетом в 238 г. до н. э. Эта реформа должна бы-

ла на два века опередить знаменитую реформу Юлия Цезаря, однако и она не имела успеха,

так как сила традиции была еще достаточно велика. В 167 г. до н. э. правитель Сирии Анти-

ох IV Эпифан, начав гонения на евреев, разграбил Иерусалимский храм и запретил традици-

онный ветхозаветный календарь. Эти акции вызвали известное восстание Маккавеев, с тру-

дом подавленное преемниками Антиоха

Когда древние сакральные принципы перестали отвечать новым потребностям имперских

начал «вечного города», Юлий Цезарь провел календарную реформу (46 г. до н. э.). Эта рефор-

ма, по замечанию О. Шпенглера, была «актом эмансипации от античного мироощущения».

Как известно, Юлий Цезарь был убит спустя два года после ее проведения. Больше трех веков

понадобилось для того, чтобы юлианский календарь обрел свой сакральный смысл. Объеди-

ненный с Александрийской пасхалией на Никейском соборе 325 г. н. э., он стал литургичес-

ким календарем всего христианского мира. В 1582 г. григорианская реформа разрушила по-

следнее звено, еще связывающее западное и восточное христианство, — единый календарь.

Известна календарная реформа французской революции. Она упразднила эру от «Рождес-

тва Христова». Это была попытка радикального перепрограммирования коллективного со-

знания целой нации и полного разрыва с тысячелетней культурной традицией. Республикан-

ский календарь просуществовал всего около четырнадцати лет (1793–1806) и был упразднен

Наполеоном. Последним его рецидивом был календарь Парижской коммуны 1871 г.

В ХХ в. тоже предпринимались попытки изменения календаря. Так, бывший шахиншах

Ирана Мохаммед Реза Пехлеви в 1976 г. велел изменить эру и вести счет годам не от традици-

онной мусульманской даты хиджры (622 г. до н. э.), а от эры основания шахиншахской динас-

тии Ахеменидов (550 г. до н. э.). После двух лет народных волнений прежняя эра была восста-

новлена, а шах вскоре был вынужден бежать, оставив престол.

Перечень подобных примеров можно продолжить. Все они свидетельствуют о том, что ка-

лендарь не просто отмеряет время суток, а является хранителем коллективной памяти наро-

да, его культуры, организатором его сознания. Изменение календаря есть переориентация

сознания, выпадение из времени культуры, переключение культурного кода, введение созна-

ния в иную систему ценностей.

В культуре появляется и представление о центре времени. Ярче всего оно проявляется в

религиозном сознании, в литургическом календаре. Центр времени для иудаизма лежит в

ожидаемом будущем — в конце времен придет национальный мессия. Центр времени для

христианства — в свершившемся прошлом: мессия в лице Иисуса Христа уже посетил чело-

вечество. «Кто не понимает, что абсолютно новым элементом в Новом Завете является при-

нятое первохристианами перемещение центра времени, тот не может видеть в христианстве

ничего иного, кроме иудаистской секты»

12 Зелинский А .Н. Литургический круг христианского календаря // Календарь в культуре народов ми-

ра. М., 1993. С. 257.

13 Culmann O. Christ et le temps. Temps et histoire dans le christianisme primitif. Neuchatel; Paris, 1947.

P. 60.

Время как код культуры 315

Объективность времени, содержащаяся в социальных действиях, неотделима от его вос-

приятия и концептуализации. Поэтому можно утверждать, что мало найдется других показа-

телей культуры, которые в такой же степени характеризовали бы ее сущность, как понимание

времени. В концепции времени воплощается рефлексия эпохи и деятельности, интерпрета-

ция сложившейся культуры, ритм социального времени и эффективность прогностического

сознания. Все эти моменты детерминируют историческую «парадигму» времени.

L. A. Shtompel

Time as Cultural Code

Culture is a syem of codes, through which information about social life, sense and values of a

ecic culture is being transferred. ese codes contain information, transferred in compressed

form. In culture, time is expressed not only by duration of sociocultural events, not only in its

perception and conceptualization, not only in orientation towards a certain modus of time (pa,

present, future), but also in its symbolism. Time is the mechanism of coordination of culture, social

initutes and ruures.

As it was ated in semiotic research, dierent interpretations of time notions, observed in lan-

guage, allow to reconru dierent language-ecic models of time. Language model is conru-

ed as a semiotic ruure, whose r component points at a chronological quantum of time, and

the second one on its interpretation and evaluation. Choosing one of possible interpretations, the

eaker (subje of eech, observer, subje of conscience) makes a choice of time models. Sensa-

tion of inequality of social events is also expressed in etymology of time notions (such as “mileone”,

“epoch”, “time”, “old” etc.). It is important to emphasize that the subje, using time notions, not on-

ly expresses what he names, but models reality, sets his attitude to time within the limits of de-

nite “life context”.. us with the help of dierent time notions the eaker can enter into dierent

relations, and be carried towards dierent exience heres (“eternal”, “transient”, “sacred”, “com-

mon” etc.)

В. Л. Рабинович

Российский институт культурологии

Культура КаК творчество

Когда я посылаю по электронной почте сообщение, например в США, то посылаю я его се-

годня, а там еще вчера, по причине вращения земли вокруг сами знаете чего, поскольку солн-

це до сих пор всходит на востоке. И почти тут же адресат получает мое сообщение. И следова-

тельно, получает его вчера, хотя послал я его сегодня. Современные скорости — электронные

скорости — действительно, с одной стороны, как бы обгоняют время, а с другой — возвра-

щают его же назад.

Вчера — сегодня — Вчера…

Так происходит почти одномоментное свершение времен: прошлого и настоящего. Буду-

щего… Такое вынуждает нас совершенно по-иному посмотреть на течение времени, когда не

понятно, где прошлое, а где настоящее, где сей миг, а где завтра.

Здесь уместно вспомнить темпорологию Августина, который считал, что нет ни прошло-

го, ни настоящего, ни будущего (хотя и то, и другое, и третье было, и библейское время это

с особой силой подчеркивало), а есть настоящее прошедшего, настоящее будущего и насто-

ящее настоящего, то есть многократно усиленное настоящее, как бы его вторая и третья про-

изводные. Пылко переживаемое настоящее. То есть все времена свершаются в «акмеисти-

чески» полнобытийственном миге. Примерно так у Августина.

Далее. Время — это такая материя, о которой можно говорить бесконечно, и каждый раз

обязательно будет что-то новенькое, а даже если и старое, то оно будет делать вид, что оно но-

вое, так как все равно не скажешь теми же словами, которыми это было сказано ранее. Коро-

че говоря, разговор о времени — это все равно что разговор о поэзии, театре или медицине,

когда каждый думает, что и он в этих делах что-то понимает. Вот и я из их числа.

И еще. Когда мы говорим о времени, мы всегда говорим о себе. Человек конечен, и каж-

дый проживает свое детство, свое отрочество, свою юность, свою зрелость, свою… старость, и

в этом отношении этот каждый инвариантен любому другому человеку. Тем самым мое де-

тство неизбывно во мне, потому что оно во мне, и тем самым выстроило меня самого как все

иные времена, поэтому я сразу пребываю во всех временах. Все эти времена и есть всегда-

данность во мне. Ведь я всегда есть со своим прошлым, настоящим и будущим. Я проживаю

свое детство, причем каждую минуту проживаю в форме памяти о нем и в последействи-

ях его же, когда мое детство и в моей зрелости тоже существует. Каждый человек — конеч-

ная, но и развивающа яся субстанция. Но развивающаяся двувекторно: в топике припомина-

ния, но и в утопическом предвидении, в мечте о завтрашнем дне. Это и есть модус личного

существования — при сохранности своей неизбывной константности, но и всенепременной

изменчивости. А это и есть алгоритм личности. В этой бивалентности мы и пребываем, как

бы окорачивая время, приводя его к некоторой константной точке. Но и… «Время, вперед!»,

как сказал Катаев в одноименном произведении о временах, когда все куда-то спешили. Так

1 Исследование поддержано грантом РГНФ — проект № 07-03-311а, тема проекта — «Пауза со-бытия».

Культура как творчество 317

и хочется сказать словами поэта Уткина: «Ведь за вами же не гонятся, // Так немножечко на-

зад». В этом противоречии, собственно, и коренится наша устойчивость. Время вовне конге-

ниально времени во мне.

Какое время на дворе —

Таков мессия, —

сказал Вознесенский.

На дворе европейские средние века. А эти века обращались со временем особым образом.

Здесь я не буду отсылать к Вечности с погружением каждого мига в эту самую Вечность, к

равномощности мига и вечности. Это завело бы нас слишком далеко. Остановлюсь лишь на

медленном течении времени в Средние века, укорененном в рецептурном характере деятель-

ности средневекового человека, суть которого состояла в формировании суммы прираще-

ний знаний или еще чего-нибудь — маленьких незаметных прибавок, которые тогда воспри-

нимались как колоссальные революционные новшества. Но с точки зрения «Время, вперед!»

эти приращения выглядят черепашьими шагами.

Следовательно, время анизотропно, и в этом смысле может двигаться с разной скоростью,

хотя хронологически это будет одна и та же скорость. То же самое и личное время, которое

конгениально общему времени. При этом каждый раз это личное время разное. Так же и вре-

мя детства. Для нас это этап жизни, а для Алкуина (VIII век) его детство (как и его учеников)

сохранно всю его жизнь.

Божья матерь держит на руках младенца с чертами взрослого человека, который как бы

равен самому себе и в будущем, и в прошлом. То есть взрослый Иисус Христос, и при этом

младенец.

* * *

А вот теперь не об этом. Но все же…

Это «Елка у Ивановых» Александра Введенского (1938 год; вероятно, по пятам только что

ушедшего): «Володя Комаров (мальчик 25 лет. Стреляет себе в висок): Мама, не плачь. Засмей-

ся. Вот я застрелился». «Петя Петров (мальчик 1 года): Ничего, ничего, мама. Жизнь пройдет

быстро. Скоро все умрем». «Дуня Шустрова (девочка 82 лет): я умираю, сидя в кресле». «Ми-

ша Пестров (мальчик 76 лет): Хотел долголетия. Нет долголетия. (Умер)». «Нянька: Детские

болезни, детские болезни. (Умирает.)»

Все — «девочки» и «мальчики». Независимо от паспортного возраста — в зеркале вечнос-

ти… Время стянуто в мгновение, зыблемое на глади незыблемого вневремения.

Но бытийственный (рефлексивный) план зеркально гомологичен плану жизни — жизнен-

ному пути, состоящему из «дней без числа».

Образ тюрьмы, где свершаются все времена. И снова Введенский: «Я думал в тюрьме испы-

тывать время. Я хотел предложить и даже предложил соседу по камере попробовать точно

повторять предыдущий день, в тюрьме все способствовало этому, там не было событий. Но

там было время. Наказание я получил тоже временем.

Наш календарь устроен так, что мы не ощущаем новизны каждой секунды. А в тюрь-

ме эта новизна каждой секунды и в то же время ничтожность этой новизны стала мне яс-

ной. Я не могу понять сейчас, если бы меня освободили двумя днями раньше или позже,

В. Л. Рабинович 318

была ли бы какая-нибудь разница. Становится непонятным, что значит раньше или поз-

же, становится непонятным все». Такая вот темпорология тюрьмы. Только одно насто-

ящее (как у Августина) или… вечное? Настоящее в вечном? Сумма средневековых адек-

ватностей «Я» и «я», а время движется. И каждый знает — куда… В случай смерти. В

последнее событие.

* * *

Теперь я буду говорить о возможности нерефлексивного ощущения времени, его неосо-

знаваемости. Речь пойдет об особого рода культуре, а именно о футуристической культу-

ре — культуре русского авангарда, которая напрямую соотносится с Днем Ноль в днях бо-

жественного творения. До первого дня, когда Земля была «пуста» и «безвидна». К времени

Ноль. Но это не просто Ноль, а пульсирующий Ноль, каждый раз отклоняющийся от са-

мого себя и в себя же и погружающийся. Образно говоря, примерно так. Стрелки часов не

движутся, а часы тикают. Вот что такое пульсирующий ноль. И этот ноль — авангардный,

футуристический, похожий на ноль божественный — до первых семи дней творения. Фу-

туристический ноль — проект Хлебникова и Крученых о создании звукобуквовидов, не-

ких маленьких Вселенных. Подобие сети Интернет. С заглядом в будущее, откуда, собствен-

но, и доносятся вести в форме «речевидов», которые одновременно и видны и слышны. И в

этом смысле если речь — как бы знак течения времени, то взгляд — это взгляд остановив-

шегося времени.

В житийном триптихе как бы свершаются три времени: настоящее, прошедшее, будущее.

Потому что наш взгляд схватывает все разнородные и разновременные события сразу. А чте-

ние таково, что оно длится от буквы к букве, от слова к слову: до точки и после точки и т. д.

Таким образом, «вид» как бы свершает времена и представляет два способа контакта с дейст-

вительностью: словесный (графический) и голосовой (речевой). (Пока речь идет о речи, а не

о языке еще.) Мир внерефлексивных событий.

Мы все время возвращаемся к футуристическому проекту. Но и к наивному видению то-

же. Да и к массовой культуре тоже. И в ней останавливается время. Но с возвратом к нуле-

вому дню, где время еще не началось и никогда не должно было бы начаться, хотя все время

начинается, все время при начале — в пафосе нескончаемых начинаний. Но начинаний по-

рождающих.

В старом переводе Библии читаем: «они искали его убить». Искали его не для того, чтобы

убить, а напрямую: искали — убить. Это нормально для старого образа речи. Это и сейчас су-

ществует. Любовь к родительному падежу (с еврейским акцентом) — фундаментальная вещь.

Потому что это порождающий момент. И футуризм — порождающ. В этом все дело. Раз он

порождающ, то относится и к времени до рождения, и к времени после рождения, и к време-

ни в момент рождения. Всегда вот-вот и только-только. Сейчас. Но не просто сейчас и теперь

(здесь и теперь, а in statu nascendi — в момент образования материи. И никогда in Statu na-

le. И в этом смысле пара Хлебников (духословие) и Крученых (вещесловие) — особенная па-

ра: если Хлебников — Дон Кихот, то Крученых Санчо Панса. Ни один из них не бывает друг

без друга. Андрогинный Санчехот. Как Фаустофель, например. Нет Фауста, и нет Мефисто-

феля. А есть Фаустофель.

Культура как творчество 319

* * *

А теперь попробую ответить на вопрос: возможна ли нерефлексивная культура?

Ответить отрицательно означает присоединиться к философской обыденке: культура зна-

кова, символична, рефлексивна! Многажды в себе самой взаимно переотражена. Ни словеч-

ка в простоте.

Но… «Да будет свет!» И свет — стал. Сказано — сделано. Ни зазора, ни щелочки. До-сло-

вие дословности. Пришел и говорю (=делаю) впервые-бытие. Но так, что каждый фрагмент

бытия — все бытие. Как свершенное — совершенное. («И это хорошо!») Как есть и что есть:

ни лучше, ни хуже. И потому хорошо. И что уж тут мудрить? Равномощно. Самодостаточно.

«А=А». Нерефлексивно № 1. И так все шесть дней.

А на Седьмой день (длящийся и поныне) начались мудрствования непростоты, томящие-

ся по простоте словотворения словом творящим и словом творимым купно в виду эдемского

простодушия. В одиночестве и на миру.

Послать бы все символы к чертям! За окоем и в тартарары…

Но мысль дает этой страсти окорот. И она же — эта самая мысль — приводит к буквозвуко-

виду в его внутреннеречевой набарматываемости — к началу миротворения № 2.

Слово и вещь — диполь физически-физиологический, мыслечувствующий — несимволь-

ной самодостаточной природы-породы, только себя и означающей. Такой вот дипольный

момент. Это культура футуристического авангарда в его звуковой вещности (Хлебников —

Крученых). Что было, то было. Что есть, то есть. И потому — будет. Всегда. И притом вне-

рефлексивно. Вновь мир-впервые, но только № 2. Почти как № 1. Но почти потому, что хит-

ро. В непростой простоте.

Но простая простота (не святая ли?) где-то рядом. Неподалеку. А может быть, в них са-

мих — наших филологических хитрованах?

И верно. Вот они все тут: наивняки-простецы Анри Руссо и Нико Пиросманашвили, Ми-

хаил Ларионов и Наталия Гончарова, Хлебников и все тот же Крученых… Как видят, так и

рисуют. Как слышат, так и говорят. Просто по простоте, но и… просто так. Как бог на ду-

шу… Как тогда — в предтворческом (и потому собственно творческом!) дословном до-сло-

вии. Но и… трактатно, манифестно. Заумно, и потому — учено. (А творение № 1 обходи-

лось и без. А здесь может без, а может и с… Всяко!) Наивно-авангардно. Индивидно, но и…

артельно.

Коллективно. Массово и поп-артно. На сцене и в зале. В эфире: с голоса на слух. Но и

с листа — в читательские подсознания ради немедленного осуществления тайных чая-

ний — нерефлексивных, физически физиологичных. Почти. От индивидуальных миров

словозвукоделания к массовой культуре шумопроизводства. Это еще один поворот в на-

шей теме.

Но… Эдем в виду не-Эдема. Нескончаемые начинания миротворений в виду завершеннос-

ти произведений в текстах; наивновидение (N-видение. — А. Н. Рылева) в виду художест-

венных (изобразительных) перспектив художников-профессионалов, китчевиков на прода-

жу, аутсайдеров, детских простодуший; великие вокалисты, академические и фольклорные

ансамбли в виду графоманов, самодеятельных коллективов, эстрадных безвкусий… И тогда

вновь к рефлексиям и символам культуры? Только теперь уже через социальные препоны-