
Вообще утопия по отношению к истории выступает в трех отношениях: 1) как нереализо-
ванная надежда, неосуществленная мечта, событие, которое не сбылось (Уже-Не-Бытие); 2)
как реализованная, осуществленная (по крайней мере, отчасти) мечта — в локальном про-
странстве и на ограниченном отрезке времени (Ино-бытие); 3) как историческая альтерна-
тива, которая в принципе может реализоваться в качестве одного из возможных вариантов
последующего развития (Еще-Не-Бытие).
Следовательно, утопия — это не только несостоявшаяся история (прошлое), не только
«мечта о невозможном» (настоящее), но и реальная возможность, время превращения кото-
рой в действительность еще не наступило (будущее). Обосновывая право истории на имп-
ровизацию, утопия несет в себе бремя нереализованных возможностей, проявляя в полном
объеме свой динамизм лишь в отношении к будущему. Именно здесь утопия набор альтерна-
тив превращается в «веер возможностей». Как право на альтернативу она выражает несогла-
сие с однозначной предзаданностью истории, ее предопределенностью и, наоборот, предпо-
лагает вариативность, неопределенность, «игру» с историческими возможностями, без чего
немыслим, вообще говоря, никакой проект.
Вот эта вариативность утопического мышления не позволяет нам согласиться с обвине-
ниями в антиисторизме, которые предъявляют утопии многие исследователи, в частности,
такой научный авторитет, как К. Поппер. Его критика «историцизма» утопии основывает-
ся на том, что последней присущ финализм, т. е. навязывание истории неких конечных це-
лей, полагающих пределы социальному развитию. Однако нельзя не отметить, во-первых,
что целеполагание свойственно не только утопии, но и человеческому познанию вообще. Во-
вторых, попперовская критика утопии излишне тенденциозна: она основывается на объяв-
лении марксизма утопией и экстраполяции выводов, полученных из анализа марксистской
концепции исторического процесса, на утопическое творчество в целом.
Между тем утопии, как правило, не претендуют на единственно возможный универ-
сальный план движения истории. Напротив, они предполагают, что состояние всяко-
го социума — это не сложившееся, еще не ставшее состояние. И если в природе мож-
но обнаружить строгие связи и зависимости, которые могут быть математически точно
выражены с помощью формул и законов, то в жизни отдельного человека и всего об-
щества такого рода математизированных зависимостей просто не может быть. Жизнь об-
щества — это жизнь многовариантная, во многом непредсказуемая, многоальтернатив-
ная, и нет другого способа подходить к анализу социального будущего, кроме проектов,
которые во многом по своему исходу носят вероятностный характер. В конечном счете
за человеком или человечеством остается свобода выбора — последовать предлагаемым
примерам или сохранить статус-кво
15
.
Обвинения в антиисторизме зачастую связываются и с тем обстоятельством, что утопия,
реализуя ценностную функцию, творит не просто Другое истории, а Другое, наделенное при-
знаками совершенства. А совершенное, как говорил Сократ в «Государстве», не допускает
15 Тот факт, что некоторые утописты в духе своего времени (в особенности это относится к творчеству
утопистов XIX столетия) ставили своей целью создание строгой социальной науки, но так и не смогли
ее достичь, лишь подтверждает нашу идею.