ащения в Россию, русской темы было, наверно,
^^олне сознательным и его легко объяснить тоской
^д далекой родине,— то ориентальный склад первой
"рмы вряд ли был осознан автором. Тут, по-види-
^омУ, нашло выход природное тяготение Бородина
восточной музыке (из-за близости ее состояний,
настроений и красок его темпераменту и вкусу), ко-
торое могло быть разбужено еще раньше знаком-
ством с глинкинским «Русланом» (вспомним также,
как в 1859 г. Бородину понравились, хотя и не сразу,
восточные мотивы у Мусоргского).
Впрочем, такая окраска нигде больше в раннем
творчестве Бородина не встречается, и национально
своеобразное в нем — это почти во всех остальных
случаях не восточное, а русское (иногда — итальян-
ское). Наряду с целыми частями и темами оно
представлено также и отдельными маленькими ост-
ровками, на которых задерживается слух, привле-
ченный необычным гармоническим приемом, осо-
бенностью фактуры или формообразования. Эти
островки разрознены и мало заметны в потоке му-
зыки,
гладко текущей по испытанным, проторенным
путям. Но они вызывают особый интерес: благодаря
концентрации немногих пока что русских нацио-
нальных черт бородинского стиля на небольшом
пространстве их своеобразие выступает здесь ярче,
чем в других обстоятельствах. В ряде случаев рус-
ское начинает превращаться уже в индивидуально
бородинское — такое, каким оно станет в зрелом
творчестве композитора, хотя надо повторить, что
речь пока идет даже не об отдельных образах, а лишь
о некоторых штрихах стиля.
Один из таких штрихов — диатонические аккорды
с квартами и секундами. Такие аккорды часты и
очень типичны для зрелого Бородина. Их терпкость,
Насыщенность и при этом статичность вызывают
своеобразное ощущение первозданной свежести и
•медлительной, неповоротливой силы. Чаще всего
повторяются по нескольку раз, и тогда кажется,
То слышишь могучие втаптывания в землю. Бла-
^зря же их близости к аналогичным созвучиям,
381