Сохор А.Н. Бородин А.П

Подождите немного. Документ загружается.

просил Бородина сочинить для него «романс или

Фортепианную пьесу, хотя бы самую коротенькую».

«Я стану этим так гордиться,— добавлял Жадуль,—

как если бы получил дворянскую грамоту». Если

Скерцо представляло собою целиком новое произ-

ведение, то Маленькая сюита содержала лишь три

новых пьесы: «В монастыре», Интермеццо и Мазур-

ку Ре-бемоль мажор. Вторая Мазурка До мажор

предназначалась в свое время для «Парафраз», а три

последних номера—«Грезы», Серенада и Ноктюрн —

были сочинены еще ранее, в 60—70-х годах.

На фоне мелких камерных сочинений 80-х годов

выделяются два симфонических полотна — «В Сред-

ней Азии» и Третья симфония.

Симфоническая картина «В Средней Азии» на-

писана в начале 1880 года. История ее возникнове-

ния разъяснена в «Летописи» Римского-Корсакова,

где рассказывается о предложении неких Татищева

и Корвин-Круковского ряду русских композиторов

сочинить музыку к «живым картинам», приурочен-

ным к 25-летию царствования Александра II и изо-

бражавшим исторические события этого периода.

Бородин и был одним из композиторов, откликнув-

шихся на это предложение.*

Затея с «живыми картинами» не осуществилась,

и первое исполнение «В Средней Азии» состоялось

в концерте Леоновой (которая выпросила эту вещь

У автора) 8 апреля 1880 года под управлением Рим-

ского-Корсакова. 18 октября симфоническая картина

Бородина была исполнена вторично — на этот раз

в концерте РМО. Дирижировал Направник. С этого

времени началась широкая и все возраставшая по-

пулярность «В Средней Азии». Пьеса стала испол-

няться в России и за границей — всюду с огромным

успехом. Из ее русских исполнений следует выде-

лить московскую премьеру, которая состоялась

15 августа 1882 года в концерте под управлением

Римского-Корсакова на Всероссийской промышлен-

* Кроме него, создали произведения Римский-Корсаков,

Мусоргский, Чайковский, Направник и Зике.

279

но-художественной выставке. В газетном отчете о

концерте говорилось: «Самый большой успех вы-

пал на долю маленькой, но картинной вещицы

г. Бородина «В Средней Азии», и автор был дружно

вызван публикой». **

В дальнейшем симфоническая картина Бородина

исполнялась при его жизни и сводным симфониче-

ским оркестром Петербургского университета и ВМд

(дирижер Г. О. Дютш), и оркестром в Павловске

(дирижер В. И. Главач), и другими коллективами.

В конце 1880 года Бородин получил еще одно

предложение — написать произведение для хора

с оркестром или для одного оркестра к открытию

Всероссийской выставки, намечавшемуся летом

1881 года. Предложение исходило от Н. Г. Рубин-

штейна и П. И. Юргенсона. Бородин ответил согла-

сием, но медлил с написанием пьесы до того момен-

та, пока не выяснилось, что в связи со смертью

Рубинштейна и убийством Александра И надолго

откладываются и выставка, и концерты на ней.

Переговоры возобновились в марте 1882 года,

когда стало известно, что выставка откроется летом

этого года. Тогда Бородин в письме к Юргенсону от

31 марта выразил пожелание написать марш

«Волга». В архиве композитора сохранились набро-

ски произведения на темы двух волжских песен из

«Сборника русских народных песен» Балакирева

(1866) — «Эй, ухнем!» и «Как по лугу, лугу». Ви-

димо, это и есть марш «Волга», по каким-то причи-

нам не доведенный композитором до конца.

Творческий путь Бородина завершился работой

над Третьей симфонией. Первое и единственное упо-

минание об этом замысле в переписке Бородина со-

держится в его письме жене от 3 февраля 1887 года.

Но известно, что над симфонией Бородин работал

во время последнего пребывания в Москве в конце

декабря 1886 и начале января 1887 года (после его

отъезда на пюпитре фортепиано остался нотный ли-

сток с темой I части).

Сочиняя Третью симфонию, Бородин — как это

было ему свойственно — импровизировал за форте-

280

пиано, многократно пробуя различные варианты, но

де записывая их. А. П. Дианин, знавший об угро-

жаемом состоянии его здоровья, договорился с Рим-

ским-Корсаковым и Глазуновым, что будет каждый

раз сообщать им о появлении у Бородина новой

музыки, с тем чтобы они могли прослушать и на

всякий случай запомнить ее. Благодаря этому Гла-

зунов знал, по-видимому, все или почти все, сочи-

ненное для Третьей симфонии.

После смерти Бородина Глазунов воссоздал по

памяти I часть Третьей симфонии и скомпоновал

II в соответствии с известными ему намерениями

автора. Последние же две части остались незаписан-

ными. Много лет спустя, в середине 1920-х годов,

Глазунов сыграл их по. памяти Асафьеву. «На мой

вопрос, почему он не записал всей симфонии, он

с горечью сказал: „Право, не знаю: ведь вот какая

хорошая музыка, а мне тогда показалось иначе"».

В другом варианте рассказа о том же событии

Асафьев характеризует услышанную им музыку как

«красивую, достойную Бородина».

Этот рассказ нельзя читать без недоумения и

горькой досады. Остается только надеяться вместе

с Асафьевым, что когда-нибудь в архиве Бородина

или Глазунова (что более вероятно!) найдутся эски-

зы или запись последних частей симфонии. Тогда

можно будет окончательно решить очень важный

вопрос: действительно ли Бородин в конце жизни

переживал упадок творческих сил (как казалось

Римскому-Корсакову и Стасову) или же его могучий

талант искал лишь возможности и повода для но-

вого взлета?

Но уже сейчас известные нам части Третьей

симфонии, отзывы о ее Andante и финале людей,

слышавших эту музыку, и материалы к несохра-

нившимся частям позволяют утверждать, что по-

следнее произведение Бородина никак не означало

творческого спада, а, напротив, знаменовало собой

начало поворота в его творчестве и нового подъ-

ема,

281

в конце 70-х и в 80-х годах имя Бородина-ком-

позитора приобретает известность и вес не только

в профессиональных музыкальных кругах, но и во

всем обществе. В 1879 году, приехав в Одессу, Му-

соргский прочел «с большим утешением» в местной

газете «Правда» сообщение о деятельности русских

композиторов, которое начиналось с упоминания

о Бородине: «Говорят, что г. Бородин, автор двух

симфоний и романсов, оканчивает оперу „Князь

Игорь"».«

В 1883 году Бородин получил письмо от «кружка

поклонников» (видимо, молодежи) с «душевной бла-

годарностью» за Первую симфонию, которая произ-

вела на слушателей очень сильное впечатление. Та-

ких знаков растущего внимания и сочувствия к его

композиторскому творчеству в разных сферах об-

щества было в эти годы немало.

Это помогало Бородину посильно влиять на раз-

витие русской музыкальной жизни. В 80-е годы он

по-прежнему живо интересовался ею и разносторон-

не участвовал в ней как передовой общественный

деятель. Его участие впервые приобрело теперь офи-

циальный характер: некоторое время (1883—1885)

Бородин был одним из директоров Петербургского

отделения РМО (хотя все же покинул этот пост

из-за расхождений с реакционной партией). Еще

раньше Петербургское отделение РМО присвоило

ему звание действительного члена общества.

Как и прежде, Бородину особенно близко было

все, что касалось его соратников по Могучей кучке.

Давно осознав утрату ее былого идейно-творческого

единства и примирившись с этим, Бородин в то же

время дорожил любыми проявлениями дружбы и

связи между членами бывшего Балакиревского

кружка.

Для Бородина до конца жизни этот кружок оста-

вался «нашим» (IV, 64 и др.). Его радовали новые

успехи произведений кучкистов на концертной эст-

раде и провалы их противников —

М.

Иванова,

282

Н. Соловьева и др. (IV, 63—64, 156—157, 159—160).

Он старался принимать участие во всех домашних

вечерах, где встречались его музыкальные това-

рищи. Нередко они собирались в его доме, кото-

рый приобрел теперь значение одного из основных

центров музыкальной жизни кружка, пополнивше-

гося молодежью. «После кончины Мусоргского, —

вспоминает Ипполитов-Иванов, — мы особенно часто

стали собираться у Бородиных. Обычными испол-

нителями на этих собраниях были по-прежнему

А. Н. Молас, В. М. Зарудная, В. Н. Ильинский. Ак-

компанировал вначале я, а потом Ф. М. Блумен-

фельд, мой друг и товарищ по консерватории,

появившийся в то время на нашем музыкальном

горизонте. Неизменными гостями были проф. Доб-

рославин, Манасеин, Дианин, Стасовы, Глазунов,

Лядов и супруги Римские-Корсаковы. Исполнялись

отрывки из «Бориса», новинки из «Игоря», «Снегу-

рочки», «Хованщины», новые романсы и неизменно

на каждом вечере дуэт из „Ратклифа"».''®

Ровными и сердечными оставались отношения

Бородина со всеми прежними друзьями по Могучей

кучке.

До последних дней жизни Мусоргского Бородин

проявлял к нему живейшее внимание и участие.

Когда в начале 1881 года Мусоргский заболел, Бо-

родин помог устроить его в Николаевский военный

госпиталь (где работал как преподаватель Женских

врачебных курсов) и неоднократно посещал его там.

Он провожал своего любимого товарища в послед-

ний путь, хлопотал и распоряжался на его похоро-

нах. В ноябре 1881 года в Мариинском театре со-

стоялось представление «Бориса Годунова», возоб-

новленного в связи со смертью композитора.

«М. А. Балакирев приобрел билет, — рассказывает

Ипполитов-Иванов, — и пригласил Римских, Боро-

дина, Ильинских, Стасовых и меня. С непередавае-

мым чувством грусти собирались мы в ложе. В те-

чение спектакля я несколько раз наблюдал, как

П. Бородин смахивал набегавшую слезу; а сцёну

смерти Бориса от волнения он не мог слушать

283

А. К. Лядов

И вышел из ложи. Настроение было тяжелое, и все

чувствовали глубокую жизненную драму великого

русского музыканта».

По-прежнему были близки с Бородиным в эти

годы Римский-Корсаков, Балакирев, Стасов, Кюи.

Кроме личной дружбы, их связывали музыкально-

общественные дела.

Так, в марте 1881 года Бородин поддержал пред-

ложение московских музыкантов Балакиреву занять

пост директора Московской консерватории, освобо-

дившийся после смерти Н. Рубинштейна. Осенью

того же года, когда Римский-Корсаков отказался от

руководства БМШ, ее деятели, желая вновь при-

влечь Балакирева, обратились к Бородину с просьбой

помочь им в этом. Бородин горячо взялся за дело —

не только ради школы, но и ради самого Балаки-

рева, надеясь вернуть его тем самым к активной

общественной деятельности. Его обращение к Бала-

киреву замечательно своим страстным, убеждающим

тоном: «Дорогой друг Милий Алексеевич, — теперь

284

g Ваших руках судьба Бесплатной школы. Откаже-

тесь от нее — она умрет; возьметесь за нее — ожи-

geT. Момент критический в жизни Школы. Бога

ради, не покидайте свое излюбленное детище, достав-

лявшее Бам немало хлопот и забот, труда и горя,

но немало чести и славы, наслаждения и радости,

а главное — пользы русскому музыкальному разви-

тию. Школа занимает видное и крупное место в ис-

тории этого развития, и заслуги ее никогда не за-

будутся теми, кому дороги судьбы русского искус-

ства. Много она сделала добра и много может еще

сделать в будущем — если будет спасена. Спасите

же ее, возьмите снова в свои руки. Только Вы, —

Вы один, — можете спасти ее» (III, 199).

Когда же Балакирев принял предложение вер-

нуться в БМШ и вновь появился за дирижерским

пультом в ее концертах, —

Т.

И. Филиппов попросил

Бородина обратиться к Листу с просьбой привет-

ствовать Балакирева по случаю его «возрождения»

как музыкально-общественного деятеля. И Лист

прислал Балакиреву теплое письмо с поздравле-

нием. ..

Особое место среди музыкальных друзей Боро-

дина занял Римский-Корсаков. В заботах о «Князе

Игоре» проявились не только его рыцарское благо-

родство (сказавшееся при других обстоятельствах

в его отношении к «Каменному гостю» Даргомыж-

ского и к произведениям Мусоргского, над которыми

он столь же бескорыстно работал годами), не только

его большая творческая близость к автору «Игоря», *

но и огромная любовь к Бородину как композитору

и человеку. Иначе не объяснить той страстности,

с которой Римский-Корсаков убеждал Бородина за-

кончить оперу и разрешить ему помочь в этом.

* Эта близость (как рассказывал А. П. Дианин) по-

зволила Римскому-Корсакову, помнившему импровизации

ьородина, записать еще при его жизни целые большие

цены «Князя Игоря» (в частности, сцену затмения) на

^нове одних лишь авторских наметок модуляционной схе-

причем записи оказались столь точными, что Бородин

«ичего не изменил в них.''^

285

Характерен в этом смысле относящийся

1885 году эпизод, рассказанный М. М. Курбановыад-,

молодым любителем музыки, частым посетителем

дома Бородиных в 80-х годах: «Как-то, придя вече-

ром, я не застал самого Бородина дома, а Дианин,

в ожидании его, сообщил мне следующее: «Вчера

приезжал к нам Римский-Корсаков, плакал и мо-

лился перед иконами и клялся, что дело русской

музыки погибает; что необходимо закончить во что

бы то ни стало «Игоря»; что Александр Порфирье-

вич занимается все пустяками, которые в разных

благотворительных обществах может сделать любое

лицо, а окончить «Игоря» может только он один».

Дианин прибавил, что это произвело некоторое впе-

чатление на Александра Порфирьевича и что он

обещал заняться «Игорем» летом».

Быть может, в этом рассказе есть некоторые

преувеличения. * Но в целом он верно характери-

зует отношение Римского-Корсакова к Бородину,

оставшееся таким же спустя много лет и запечат-

ленное впоследствие в «Летописи...», воспомина-

ниях В. В. Ястребцева и других документах. Читая

их, понимаешь, каким глубоким и чистым было

чувство Римского-Корсакова. Строгий и критичный

в отношении своих друзей, он, пожалуй, в одном

лишь Бородине не находил ни единого недостатка,

отдавая ему полную дань преклонения.

Бородин ценил помощь Римского-Корсакова, его

чуткость и самоотверженность. Еще в начале их

сотрудничества, получив письмо с предложениями

переделок, он писал: «Дорогой друг Николай Андре-

евич, не знаю, как и благодарить Вас за Ваши хло-

поты о моем «Игоре». Письмо Ваше меня глубоко

тронуло. И сколько это я Вам понаделал хлопот!»

(И1, 66). Он принял большинство советов и предло-

жений Римского-Корсакова в отношении как оперы,

* По мнению В. Д. Комаровой-Стасовой, хорошо знав-

шей Римского-Корсакова, ему не было свойственно такое

бурное проявление чувств, и, следовательно, рассказ Кур-

банова в этой части не совсем правдоподобен."

286

А. К. Глазунов

так И других произведений (в частности — Второй

симфонии), которых касался еще при его жизни до-

бровольный редактор.

Наряду с кучкистами, соратниками по бывшему

Балакиревскому кружку, в близкое музыкальное

окружение Бородина в 80-х годах вошли и новые

лица

— молодые композиторы Глазунов, Ф. Блумен-

фельд, певец и композитор Сиг. Блуменфельд, ди-

рижер Г. Дютш. С ними, как и с некоторыми из

прежних друзей (Римский-Корсаков, Лядов), Бородин

общался не только дома, но и на собраниях нового

объединения музыкантов, сложившегося в 80-х го-

дах,

— Беляевского кружка.

В «Летописи...» Римского-Корсакова достаточно

подробно описана история возникновения этого

'кружка, образовавшегося в 1883—1884 годах на базе

квартетных «пятниц» в доме страстного любителя

Узыки, лесопромышленника Митрофана Петровича

ЗДяева, а затем опиравшегося также на основан-

bie Беляевым в 1885—1886 годах для пропаганды

287

русской музыки симфонические концерты и нотоцз»

дательство.

Верна и метка данная в «Летописи...» общая

характеристика Беляевского кружка сравнительно

с Балакиревским 60-х годов: «Сходство, указывав-

шее на то, что кружок Беляевский есть продолже-

ние Балакиревского, кроме соединительных звеньев

в лице моем и Лядова, * заключалось в общей тому

и другому передовитости, прогрессивности; но кру-

жок Балакирева соответствовал периоду «бури и

натиска» в развитии русской музыки, кружок Бе-

ляева— периоду спокойного шествия вперед; Бала-

киревский был революционный, Беляевский же

—

прогрессивный».

Бородин начал бывать в этом кружке с первых

месяцев его существования. Любя камерную ин-

струментальную музыку, которую культивировали

в кружке, он охотно посещал беляевские «пятницы».

Памятником его дружеских отношений с хозяином

дома осталась Серенада (из квартета «Бэ —

ля

—

эф»).

Бородин приветствовал и Русские симфонические

концерты. «Спасибо Беляеву за эти 4 концерта,—

писал он после первой «серии» 1886 года,— благодаря

Беляеву нам удалось услышать много нового и хо-

рошего» (IV, 217). Почин Беляева в области пропа-

ганды русской музыки был ему тем более дорог, что

казался прямым продолжением дела БМШ 60-х го-

дов, и ему было приятно, что первый же беляевский

концерт «очень походил на концерты Бесплатной

школы» (IV, 156).

Связи Бородина с беляевскими начинаниями про-

явились и по другим линиям: он был в числе пер-

вых лауреатов Глинкинских премий, учрежденных

Беляевым в 1884 году (премия была выдана ему за

Первую симфонию), а в 1886 году Беляев заключил

с ним договор на издание «Князя Игоря».

* Римский-Корсаков имеет в виду конец 80-х гг

В другом месте он указывает, что связующим звеном был

и Бородин.

288