Сохор А.Н. Бородин А.П

Подождите немного. Документ загружается.

сильно пострадали, и надлежало засесть за черную

работу»,— сообщает он А. М. Бутлерову (IV, 261).

Бородин берется за переводы книг по химии для

издательств Вольф и «Общественная польза». «Дру-

жище Менделеев, ты мне как-то говорил о переводе

Gerhardt и Chancel * с добавлениями по части ана-

лиза мочи и других медицинских штук,— пишет он

в июне 1863 года своему гейдельбергскому товарищу,

ныне живущему в Петербурге.— Если ты можешь

доставить эту работу, я тебе буду крайне благода-

рен, потому что нуждаюсь теперь в деньгах»

(IV, 260). Исключительно ради заработка поступает

он и в Лесную академию.

По обычному своему оптимизму Бородин уве-

ряет себя и других, что чуть ли не с удовольствием

отдается этим делам. «Дело с Вольфом относительно

Химии Викке устроилось совсем, и мне теперь на-

добно засесть за эту работу — вообще легкую и

приятную»,— делится он с женой (I, 56). Но, разу-

меется, он не может не сознавать, что подобные

вынужденные занятия сильно мешают ему, отвле-

кая от основной деятельности. В том же письме от

марта 1863 года, сообщая о «приятной надежде» на

прибавку жалованья, он, не выдержав, восклицает:

«Это была бы славная штука! Тогда и Лесную ака-

демию, и Вольфа — все можно к черту бросить и

жить в свое удовольствие. Впрочем, это дудки еще,

казна на безденежье и, может быть, ничего не да-

дут» (I, 57).

В целом же Бородин 60-х годов — это человек,

находящийся в расцвете духовных и физических

сил, полный энергии и жажды деятельности. «Я,

слава аллаху, здоров, толст, красен и весел,— ха-

рактеризует он себя в письме к П. П. Алексееву,—

читаю в день по две лекцки и работаю теперь

Шибко» (IV, 263). И занятость многочисленными

и разнообразными делами в эти годы не только

* Жерар и Шансель — известные французские ученые,

авторы руководства по аналитической химии. Их книга была

выпущена издательством Вольф в переводе Бородина.

119

не угнетает его, но является источником душевного

подъема, так как дает то ощущение полноты жизни

и ее плодотворности, без которого не может суще-

ствовать Бородин как типичный шестидесятник.

«От души радуюсь тому, что наступила для тебя

минута, когда ты истинно приносишь пользу, истин-

но делаешь добро,— пишет он жене в 1866 году.* —

И во всем этом отрадное чувство сознания, что ты

«делаешь дело», заставляет меня подчас забывать

и страдания и тяготы твои и радоваться за тебя так,

как, может, я никогда еще за тебя не радовался»

(I, 83). Сам же он в 60-х годах, как, впрочем, и

всегда, был целиком поглощен тем, что «делал

дело», и поэтому так легко забывал все собственные

тяготы.

Основное место в жизни Бородина в этот период

занимала МХА.

Отправляясь в 1859 году за границу, Бородин

оставил академию в начале «эпохи реформ» — про-

грессивных преобразований, явившихся детищем об-

щественного подъема тех лет. За время его пребы-

вания в чужих землях инициаторы и наиболее

активные участники этих преобразований — Н. Н. Зи-

нин и И. Т. Глебов — сумели многое сделать для

того, чтобы ослабить дух казенщины в академии,

поднять обучение в ней до уровня современных тре-

бований, подвести под врачебное образование проч-

ный фундамент естественных наук. Под их влия-

нием находился в этот период и президент МХА

П. А. Дубовицкий. «Бородин не узнал бы теперь

Дубовицкого,— писал Сеченов из Петербурга в Гей-

дельберг Менделееву и Бородину в марте 1860 года.—

Зинин, вероятно, нашпиговал его уважением к есте-

ственным наукам, и он теперь только толкует, что

естественные науки — самая главная вещь в меди-

цине».® Реальным плодом усилий Зинина было раз-

вернувшееся строительство нового обширного зда-

* в том году Екатерина Сергеевна осталась на лето

в Петербурге, чтобы ухаживать за братом, которому была

сделана операция глаза.

120

ния для естественнонаучных кафедр и лабораторий

МХА.

Сразу по возвращении в Петербург Бородин был

избран адъюнкт-профессором академии по кафедре

химии (утверждение его в этой должности после

чтения пробной лекции «О значении анализа мерою

при медицинском исследовании» состоялось 8 де-

кабря 1862 г.). Менее чем через IV2 года, И апреля

1864 года, конференция МХА, по представлению

Зинина и Дубовицкого, избрала его ординарным

профессором той же кафедры. К этому времени

Зинин прекратил педагогическую деятельность в

академии, оставшись в ней на придуманной специ-

ально для него «почетной должности» «директора

химических работ», и Бородин стал фактическим

заведующим кафедрой (формально этот пост он за-

нял в 1874 г., после ухода Зинина в полную от-

ставку).

Это было показателем быстрого роста научного

авторитета молодого ученого-педагога. К 1866 году

он был уже штатским генералом и, посмеиваясь над

своей «енаральской» формой, излучавшей «убий-

ственное» сияние, замечал: «Ужасно старообразит

этот костюм: частью сам по себе, частью потому,

что мы не привыкли видеть его на молодых» (I, 68).

Действительно, «новоиспеченному» генералу было

тогда всего 33 года.

В первый же год своей профессуры Бородин на-

чал читать лекции студентам (по органической хи-

мии на II курсе) и вести практические занятия

с ними в лаборатории. Обстановка для этих занятий

была сначала очень тяжелой: лаборатория ютилась

в тесном, мрачном и холодном помещении, а новое

здание для нее еще не было готово. Бородину при-

шлось энергично заняться организационными и хо-

зяйственными хлопотами.

Наконец 13 октября 1863 года состоялось тор-

жественное открытие Естественноисторического ин-

ститута МХА, построенного на набережной Невы,

У нынешнего Литейного моста. Сюда переехали Бо-

родины, получившие квартиру на первом этаже.

121

Быв. Естественноисторический институт МХА

(ныне —одно из зданий

Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова)

Здесь же, рядом с их квартирой, разместилась ла-

боратория химической кафедры.

В воспоминаниях А. П. Доброславина дано опи-

сание Бородина как педагога и руководителя лабо-

раторных занятий: «Все студенты с большим инте-

ресом. .. начали следить за курсом Бородина...

Живя в самом здании и работая совместно с своими

учениками, Александр Порфирьевич почти беспре-

рывно находился с ними. Работая без устали, он не

знал точно отмеренного времени для работы или

отдыха. Его можно было встретить в лаборатории

как ранним утром, так и глубокой ночью. Во время

своих работ Бородин сохранял постоянно то же

светлое и незлобивое настроение духа, которое его

так резко характеризовало. Во время самых важ-

ных моментов каких-либо химических операций во-

просы, обращаемые к нему его учениками и сора-

122

Комната в квартире Бородина

(макет)

ботниками, всегда получали обстоятельные ответы.

Не было никогда высказываемо ни нетерпение, ни

раздражение. Всегда руководитель был готов отне-

стись с самым дружелюбным вниманием к затруд-

нениям в работах и дать разрешение запутанным

вопросам и приемам исследования. Всегда сохраняя

веселое добродушно-юмористическое настроение и

высокую степень предупредительности к окружаю-

щим, Александр Порфирьевич создавал таким об-

разом вокруг себя в лаборатории столь привлека-

тельную родственно-мирную обстановку, что рабо-

таюш;ие ош;ущали себя в совершенно семейном

кружке. .. .Бывали, сколько помню, весьма редкие

минуты раздражения, но они вызывались лишь

исключительно стремлением охранить скудные ла-

бораторные средства». Доброславин подтверждает

свои слова, приводя хорошо известное по биографи-

ческому очерку Стасова обраш,ение Бородина к не-

ряшливому ученику: «Ах, батенька, что Вы делаете!

123

Ведь этак Вы перепортите все инструменты в шка-

фах. Разве можно здесь, в чистой лаборатории,

напускать всякой дряни в воздух? Идите в чер-

ную!»

Это описание примечательно тем, что оно не

только дает возможность наглядно представить себе

обстановку, царившую в лаборатории Бородина, но

и рисует его облик как воспитателя научных

кадров. Эта сторона деятельности Бородина обыч-

но остается в тени, заслоняемая другими (исследо-

ватель, композитор, общественный деятель и т. д.).

Между тем в его жизни она играла немаловажную

роль и принесла богатые плоды. Конечно, понадо-

билось некоторое время, пока в академической ла-

боратории смогли сформироваться под его руковод-

ством молодые ученые. Но уже с начала 70-х годов

из этой лаборатории стали выходить ценные науч-

ные исследования учеников Бородина.

Бородин-педагог быстро завоевал признание сту-

дентов. Один из его учеников, врач А. Сталь, впо-

следствии рассказывал: «Как ученый Бородин стоял

много ниже Н. Н. Зинина, пользовавшегося громким

именем академика и учителя русских химиков; но

лекции Бородина в Медико-хирургической академии

были более систематичны, строго обдуманы, связно

изложены, следовательно, легче усваивались теми

студентами из классических гимназий, которым при-

ходилось впервые слушать преподавание химии».^

В воспитании молодых ученых Бородин, вслед за

Зининым и многими другими корифеями русской

науки этой эпохи, видел свой долг перед отече-

ственной культурой. Одновременно это дело было

для него и внутренней потребностью, отвечав-

шей всему складу его самоотверженной и щедрой

натуры. «Я люблю свое дело,— писал он,— и свою

науку, и академию, и своих учеников... студенты и

студентки мне близки и в других отношениях как

учащаяся молодежь, которая не ограничивается тем,

что слушает мои лекции, но нуждается в руковод-

стве при практических занятиях и т. д. Мне дороги

интересы академии» (II, 109). Поэтому-то он отдавал

124

ей столько сил, тратя бесценное время, но и полу-

чая взамен также неоценимое чувство удовлетворе-

ния, которое становилось дополнительным источни-

ком душевного здоровья и полноты мироощущения.

В этом смысле Бородин-педагог не только мешал

Бородину-ученому и художнику, но и помогал ему.

В МХА Бородин развернул в 60-х годах и соб-

ственные научные исследования в области химии,

О них он подумывал еще будучи за границей: под-

бирал оборудование для лаборатории, которую

собирался организовать в Петербурге, изучал совре-

менные методы эксперимента. С радужными надеж-

дами возвращался он в Россию. Но здесь ему при-

шлось встретиться со многими препятствиями.

Несмотря на то, что к этому времени благодаря

усилиям прогрессивных деятелей МХА удалось до-

биться улучшения условий для научной работы в

академии, они продолжали все же оставаться мало-

благоприятными. Начальство на всех ступенях офи-

циальной иерархии, вплоть до правительства, не

только не поддерживало русских ученых в их

•стремлении развивать естественные науки, но ста-

вило на их пути всяческие рогатки.

Естествознание разделяло общую судьбу русской

культуры, которая испытывала сковывающее воз-

действие и гнет со стороны правящих кругов. Но

перед учеными-естественниками стояли и особые

препятствия. Для научной работы требовались спе-

циальные условия: хорошо оборудованные лабора-

тории, дорогостоящие материалы, необходимый

штат помощников, а средства на это отпускались

мизерные.

В МХА вести исследования было особенно

сложно, поскольку научные занятия профессуры

рассматривались начальством с неодобрением, как

нечто лишнее и ненужное. Характерен в этом смысле

любопытный случай, рассказанный А. П. Дианиным

и относящийся к 70-м годам. Во время работы Бо-

родина в лаборатории пришел «один из влиятель-

неиших персонажей академии», причем произошел

бедующий диалог:

125

«— Что вы тут поделываете, Александр Пор-

фирьевич?

— Да вот оканчиваю одну работу, немножко за-

тянулась, пора напечатать.

Персонаж сделал удивленное лицо и убежденно

изрек следующее:

— Что это вы, Александр Порфирьевич, ну про-

фессорское ли это дело! Вот молодому человеку

(показывая на меня) это, конечно, нужно, профес-

сору же это совсем не пристойно.

При таком взгляде на научные исследования,

очевидно, нельзя было рассчитывать на увеличение

лабораторных средств».

С этими затруднениями Бородин столкнулся

в первый же год работы в академии. Правда, лабо-

ратория в здании Естественноисторического ин-

ститута была оборудована неплохо, о чем позабо-

тился Зинин. «Но что мы станем делать, если нам

не прибавят персонала? — горестно вопрошал Боро-

дин в письме Бутлерову.— Зинин хлопочет изо всех

сил, но толку, кажется, мало». Недоставало также

денежных средств на приобретение реактивов. «Все

это вместе,— делал вывод Бородин,— чрезвычайно

осложняет будущие занятия в лаборатории и все-

ляет некоторое неприятное чувство, оттого что за-

ранее уже является убеждение в невозможности

вести дело так, как бы хотелось. Но будущее авось

убедит высшее начальство в том, что требования

наши совершенно основательны» (IV, 262).

Надежды эти, однако, не оправдались, и до конца

жизни Бородину было суждено испытывать огром-

ные трудности в научной работе. Бедность лабора-

торной обстановки доходила до того, что однажды,

например, когда для опытов потребовалась азотно-

серебряная соль, ученый должен был пожертвовать

частью своего фамильного серебра.

Не удивительно, что результаты научных иссле-

дований Бородина оказались меньшими, чем они

могли бы быть при нормальных условиях. Так,

в 1872 году он был вынужден прекратить исследо-

вания открытого им нового соединения — альдоля,

126

А. П. Бородин среди делегатов химической секции

Первого съезда русских естествоиспытателей. 1868

после того как выяснилось, что аналогичный про-

дукт одновременно получен в Париже французским

химиком Вюрцем. Бородин знал, что Вюрц работает

в неизмеримо лучшей обстановке, и поэтому решил

уступить ему дальнейшее изучение альдоля. «Моя

лаборатория,— с горечью говорил русский ученый,—

еле существует на те средства, которые имеются

в ее распоряжении, у меня нет ни одного помош;-

ника, между тем как Вюрц имеет огромные средства

и работает в двадцать рук, благодаря тому что не

стесняется заваливать своих лаборантов черной ра-

ботою»."

И все же уже в 60-х годах Бородин сумел вы-

полнить ряд ценных исследований. 20 мая 1864 года

"а заседании физико-математического отделения

Академии наук им была доложена работа «О дей-

ствии^натрия на валериановый альдегид». На хими-

ческой секции Первого съезда русских естествоис-

пьхтателей, происходившего в Петербурге с 28 де-

вдря 1867 по 4 января 1868 года, он выступил

127

с сообщением: «О производных валерианового альде-

гида». Новое научное сообщение — «Изокаприновая

кислота, ее альдегиды и соли» — было сделано Бо-

родиным на следующем съезде русских естество-

испытателей в августе 1869 года в Москве. Неза-

долго до этого, в январе 1869 года состоялся его

доклад «О продуктах действия паров брома на се-

ребряные СО.--1 кислот масляной и валериановой» на

заседании Русского химического общества.

Научная деятельность Бородина-химика проте-

кала в тесном общении с другими передовыми рус-

скими учеными. Особенно близок был он в 60-х го-

дах с Менделеевым. Письма Бородина этого периода

свидетельствуют о частых встречах с создателем

периодической системы элементов. Примечательно,

что, рассказывая в своем дневнике об истории воз-

никновения книги «Основы химии», в которой впер-

вые изложена эта система, Менделеев упоминает

в числе друзей, «заставлявших» его писать книгу,

Бородина.'^

В 1866—1869 годах под редакцией Менделеева

вышли из печати три выпуска пособия «Аналити-

ческая химия. Количественный анализ». В преди-

словии к 1-му выпуску редактор писал: «3-й выпуск

заключает в себе описание тех важнейших при-

кладных анализов, которые производятся особыми

способами... В этом выпуске отдел медицинского

(клинического) анализа пишет г. проф. Медико-хи-

рургической академии А. П. Бородин».'® Однако

в 3-м вьшуске упомянутый отдел отсутствует, и

работа Бородина осталась неизданной. Тем не менее

она, по-видимому, существовала. Надо думать, это

о ней упоминается в письме Бородина Е. С. Боро-

диной от 12 мая 1866 года: «.. .Все писал менделеев-

скую работу» (I, 65).

Прочные дружеские отношения установились

у Бородина и с Бутлеровым, с которым он система-

тически делился планами и итогами научных работ.

Со стороны своих друзей, самых выдающихся

химиков того времени, Бородин-ученый неизменно

встречал высокое уважение и признание. К концу

128