Сказкин С.Д. Очерки по истории западноевропейского крестьянства в Средние века

Подождите немного. Документ загружается.

хозяйство крестьянина. Отсюда громкие протесты общин

и 'бесконечные -судебные процессы. В 1303 г аббатство

Сен-Жермен-де-Пре позволило людям деревень Антони

и Шатона близ Парижа пускать в лес коров и телят за

некоторое вознаграждение. Начиная с 1427 г. монахи

напрасно пытались взять .назад свое согласие. В 1523 г.

они жаловались заведующему лесами, что их лес унич-

тожен коровами и что он іпотерял всякую ценность. Оче-

видно, потравы, произведенные коровами, уничтожали

подлесок и чем скорее он исчезал, тем больше приходил

в упадок лес. В .конце концов стороны пошли на компро-

мисс: было запрещено пользование лесом, не достигшим

9-летнего возраста.

Так в конце XIV — начале XV в. появились первые

трудности с выпасом скота, /которые скоро привели к

весьма существенным изменениям прогрессивного ха-

рактера— появлению искусственных лугов; и это, если

можно так выразиться, спасло леса от грозящего им

истребления. Одновременно по причинам, о которых мы

говорили выше, идет усиленная замена лиственных лесов

хвойными. Исследователи отмечают, что в то время как

в древности германские леса на две трети были листвен-

ными, к концу XV в. они на две трети стали хвойными.

Искусственные луга являются важным показателем

улучшения сельскохозяйственной техники средневековья.

Они, иногда удобренные (особенно голубиным пометом)

и осушенные (даже на севере), существовали местами

с давних времен в странах, подвергшихся романизации.

В Германии эпохи Каролингов, когда стала клониться

к упадку система выпаса на полях (Feldgrasswirtschaft),

искусственные луга тоже иногда встречались в деревне.

Но такие луга были сравнительно редки и они находились

в монопольном владении сеньоров, которые, таким обра-

зом, имели в своем распоряжении запасы сена для улуч-

шенной кормежки скота. Общинные права, согласно ко-

торым луга после первого укоса (а иногда и после вто-

poroj должны были оставаться «открытыми» для скота

всей общины, были сокращены, хотя и не совсем отме-

нены. Такова была обратная сторона сеньориальной мо-

нополии, ибо, сокращая общинные права, сеньоры рас-

ширяли собственное право пользования, которое чаще

всего выражалось в увеличении количества голов бар-

ского стада, выпускаемых на общинные луга. В некото-

160

рых наиболее (передовых в хозяйственном отношении

странах, например в Нормандии, Фландрии и отчасти

в Англии, луга заметно увеличивались за счет осушения

болот. У нас нет прямых данных, позволяющих утверж-

дать это для Англии, но здесь недостаток лугов приво-

дил к тому, что давно уже имели место многократные

разрушения оград вокруг болот, — факт, свидетельст-

вующий о том, что попытки расширить луга за счет

болот существовали издавна. Как бы то ни было, в XIV—

XV вв. осушка болот велась довольно энергично, и ре-

зультатом этого было появление новых лугов, которые

постоянно оставались лугами, так что и дальнейшая об-

работка не могла превратить их в пахотную землю.

Сравнение Книги Страшного Суда с данными XIV в.

дает представление о весьма существенных переменах,

происшедших на заболоченных местах Англии, осушен-

ных за этот промежуток времени. Это особенно заметно

на прибрежных местах, затянутых тиной, но также дает

о себе знать и на торфяниках юга. Пожалуй, в этом от-

ношении на первое место следует поставить Фландрию.

Здесь отвоевание у моря почвы, сопровождаемое дрена-

жем, способствовало росту и улучшению животноводст-

ва. Новая земля сначала шла на выпас овец; так об-

стояло дело уже с XI в. Овцы затем вытеснялись на лу-

га по морско-му берегу (schorres), в то время как луга,

на которых они паслись ранее, подвергались дальней-

шему дренажированию и затем служили местом выпаса

для лошадей и коров. Согласно хартии города Брюгге

от 1515 г., жители этой страны жили за счет разведе-

ния на мясо коров, которых они покупали в соседних

районах. Благодаря жирной траве и уходу, Фландрия

вывела крупную тяжелую породу скота.

Кролики, одомашнивание которых шло довольно

медленно, были единственными животными, которые в

средние века прибавились к уже известным видам до-

машних животных. Мы не знаем точно, когда они по-

явились в хозяйстве европейских народов. Есть предпо-

ложение, что родиной дикого кролика является Южная

Европа, откуда он распространился по Средней и Север-

ной Европе и был вывезен в Азию. К позднему средне-

вековью кроличьи садки (garennes) составляли непре-

менную принадлежность в хозяйстве французских сеньо-

ров, где кролики содержались в полудиком состоянии в

10 с. д. Сказкин

161

огороженном месте .в лесу и служили предметом благо-

родной страсти сеньоров, устраивавших на них охот-

ничьи облавы.

В качестве общей черты, характерной для животно-

водства конца второго периода средневековья, следует

отметить улучшение пород и развитие отдельных отрас-

лей животноводства в зависимости от местных усло-

вий. Таким, например, было появление больших овце-

водческих хозяйств в Англии, несколько позже — в Ис-

пании и Италии, выведение местных пород рогатого

скота во Фландрии, молочного скота в Голландии. Уси-

ленно разводят овец на землях Тевтонского ордена (све-

дения относятся к 1400 г.). Имеются данные, что для

улучшения породы покупают и привозят из далеких

стран производителей, и это особенно заметно в деле

выведения новых пород лошадей.

Вследствие того что лошадь ценилась прежде всего

на войне, выведение их хороших пород производилось с

особой тщательностью. Некоторые страны Европы, на-

пример Нормандия, издавна славились своими лошадь-

ми. Отчет за 1338 г., приготовленный для короля Фи-

липпа VI Валуа, указывает, что в его конюшнях в Дом-

франте было два жеребца-производителя, 28 маток,

28 жеребят и одна рабочая лошадь. Эти конюшни выра-

щивали лошадей для подарков лицам высокого ранга —

дочерям королевы и придворным дамам. Как лошадь под

седло арабо-английская порода и в наши дни не знает

себе равной. Во Франции территория, откуда эта поро-

да распространилась, находится к северу от Пиренеев,

в окрестностях Тулузы и доходит на севере до границ

Пуату и Берри. Это как раз та площадь, которую

когда-то занимали сарацины, и весьма вероятно, что -раз-

ведение лошадей с примесью восточной крови ^относится

еще к раннему средневековью, ко времени, когда здесь

были арабы. Славились и другие породы. В 1153 г.

еписіфп Суассонский за одну лошадь из Лимузена дал

5 сервов, в 1312 г. Филипп Красивый заплатил 500 лив-

ров за две таких лошади. Испанские жеребцы продава-

лись по очень высокой цене; андалузская порода мало

чем отличалась от арабской и тоже была излюбленной

во Франции. Хорошие породы лошадей разводились и на

севере; около 1312 г. тот же Филипп Красивый покупал

лошадей в Германии, Фризии и Дании. В 1370 г. лошади

162

для Нормандии приобретались в Брюгге. Для XV в. ха-

рактерен вывоз лошадей из Англии, вызванный потреб-

ностями английских войск в Нормании, но возобнов-

ление его в 1478—1480 гг. объясняется тем, что эти ло-

шади там привились.

Откорм быков на мясо еще не был распространен.

Даже в хозяйствах таких передовых областей, как Ар-

туа, долина Рочестер часто было всего два быка, вы-

кармливаемых на мясо. В Бонньер от праздника всех

святых 1327 г. до троицы 1328 г. откармливалось только

три быка. Похоже, что котантенские быки, о которых

Фруассар говорил, что у них самое вкусное мясо, были

все же упряжными животными. Вероятно, рост городов

побуждал увеличивать число быков для убоя. Так, на-

пример, делалось на землях целестинских монахов в

Поршфонтен, недалеко от Парижа, в 1507 г.

Благодаря Жану де Брие, написавшему для Карла V

Французского трактат, краткое изложение которого,

сделанное уже в XVI в., дошло до нас, у нас имеются

довольно точные сведения о разведении овец в XIV в.

Овцы выкармливались на открытых полях в июне, когда

там росло много чертополоха («саг la pature de chardons

leur est bonne» — прибавляет автор), и с августа — на

жнивье. Зимой во время оттепели или дождей он сове-

тует давать им солому — бобовую, а не гороховую.

В Артуа им дают вику с некоторым добавлением овса

маткам с барашками для того, чтобы выкармливать их

на жир. С весны до конца осени они содержались по

ночам на пашне в загоне, т. е. там же, где и паслись.

Так как в те времена была большая опасность вол-

ков, то Жан де Брие рекомендует держать в качестве

овчарок крупных дворняг с тяжелой большой головой и

железным ошейником. Возможно, еще большие передви-

жения раннего средневековья способствовали тому, что

порода овец улучшилась привнесением в них прямо или

косвенно крови из овец евразийских степей. Известно,

например, что арабские нашествия оказали влияние на

породы овец, разводимых в Северной Африке. До при-

хода арабов там были распространены берберские овцы

сирийской высокорослой породы; они разводились до

самого Туниса и далее на восток,— обстоятельство, ко-

торое делает обоснованным предположение, что они бы-

ли занесены сюда еще финикийцами. Арабы принесли

11*

163

сюда свою породу малорослых овец. Эта порода значи-

тельно лучше других, и она распространилась по всему

нынешнему Алжиру.

В умеренной зоне Европы покупка в далеких краях

овец, подобно тому, как ,мы это наблюдали с лошадьми,

подготовила почву для выведения лучших пород. Испан-

ские овцы в XIV в. покупались для Мэна и Нормандии.

Репутация английских овец на континенте следовала за

английскими армиями. 95 голов, высаженных .в 1425 г.

на берег около Дьеппа, возможно, были предназначены

для продовольствия английских войск, но котсвольд-

•ские ярки, отправленные в Испанию в 1462 г., уже

предназначались для скрещивания с испанскими ме-

риносами.

В связи с животноводством следует упомянуть и об

улучшении питания самого человека. Речь идет о таких

продуктах, как животное масло и сыр. Уже скифы обу-

чили греков изготовлять из молока масло, хотя и греки,

и римляне едва ли употребляли масло в еду, а главным

образом смазывали им -кожу. Плиний говорит, что упот-

ребление масла (в пищу) отличает у «варваров» бога-

тых от бедных. В знаменитой 22 главе своих «Коммен-

тариев» Цезарь упоминает о том, что германцы питают-

ся главным образом молоком, сыром и мясом. В сред-

ние века масло было распространено широко, но счита-

лось роскошью; говяжье и свиное сало были более до-

ступны. Почти все инвентари конца XV в. составленные

в местностях по соседству с Парижем, упоминают о

горшках с маслом и о маслобойнях. Но следует тут же

отметить, что в одном из инвентарей масла указано

13 фунтов, тогда как свиного сала — 80 фунтов. Уже в

XIV в. сливочным маслом славились Голландия и

Фландрия. Жиль де Бувье сообщает, что Бретань

производила и экспортировала в это время большое ко-

личество масла. Некоторые страны были значительными

экспортерами сыра — Англия, Голландия, Нормандия,

Овернь, Бри. Филипп-Август кормил челядь своего зам-

ка в Фалезе английским сыром; еще в XV в. он ввозил-

ся во Францию через Дьепп и Кале. Много потру-

дились для выработки хороших сортов сыра средневе-

ковые любители гастрономии — монахи. В начале

XVI в. арендатор целестинских монахов в Поршфонтене

обязан был давать им тридцать дюжин необезжиренных

164

сыров ежегодно, причем таких форм и размеров, какие

будут ему указаны целестинцами.

Еще с I в. до н. э. бельгийские свиньи были хорошо

известны даже в Италии. Белги пасли их в лесах, и

эти полудикие животные отличались силой и быстротой.

Разведение свиней было важным делом у франков; Lex

Salica изобилует параграфами, относящимися к свино-

водству. В XIV—XV вв. германские сеньоры держали

громадные стада свиней, иногда до 50

ООО

голов.

Потребности церкви в воске и употребление в некото-

рых странах медовых напитков привлекло тогдашних

людей к пчеловодству. Бортничество и сбор дикого меда

были известны человеку давно: Варварские правды ча-

сто говорят о регулировке собственности на рои диких

пчел. Для развитого средневековья уже характерно

культурное пчеловодство. В некоторых районах оно ста-

новится весьма распространенным, хотя едва ли можно

говорить о его специализации. На солнечных склонах

Севенн, в Южном Виваре документы, относящиеся к се-

редине XV в., упоминают пчельники по 40 ульев в каж-

дом и даже один — с 90 ульями.

И, наконец, домашняя птица. Она разводится в 'боль-

шом количестве и на потребу сеньоров, и .на продажу в

город. Главным образом, это куры и ігуси. Разводилось

много голубей, но голуби были привилегированной пти-

цей, разводимой главным образом сеньорами и питав-

шейся на крестьянских полях. Голубятни, или лучше

сказать их ликвидация, были одним из іваж-ных требо-

ваний в крестьянских наказах в Генеральные Штаты

1789 г. Из Англии мы имеем такие же известия. С двух

небольших маноров в деревне Грандчестер королевский

колледж в Кембридже получал для стола по 2—3 тыся-

чи голубей ежегодно. Утки, павлины и лебеди тоже бы-

ли известны, но употреблялись относительно редко, глав-

ным образом к праздничному столу.

Глава VII

ВОТЧИНА - МАНОР - СЕНЬОРИЯ

/ Ветчина — хозяйственная, социальная и политическая

организация го^побствцющ^^

^~ФМоальная собственность и вотчина^—сеньория. Вот-

чина как организация, в которой воплощаются произ-

водственные отношения феодального общества. Вотчи-

на как организация распределения феодальной ренты.

Хозяйственное значение вотчины. Вотчинная теория в ее

классической форме; так называемое «критическое на-

правление» в историографии раннего средневековья и

его

институтов.

Значение работ Допша и критика его

теории; роль средневековой вотчины по Допшу. Нату-

ральное хозяйство; его понимание Марксом. Иллюстра-

ция общих положений о средневековой вотчине конкрет-

ными примерами из истории Англии и Франции.

Хозяйственной, социальной и политической органи-

зацией господствующего класса феодальной формации

начиная с эпохи раннего феодализма была ©отчина (ма-

нор, сеньория) — более или менее крупная территория

с населением, находившемся в той или иной форме за-

висимости от феодального собственника этой территории.

Размеры территории определялись, как правило (но не

обязательно), положением ее собственника в иерархиче-

ской структуре господствующего класса; иногда разные

привходящие обстоятельства делали субвассала или

субеубвассала более крупным феодальным собственни-

ком, чем его сеньор, но это не меняло ни характера вот-

чины, ни тех отношений, которые соединяли сеньора и

зависимое население. Характерной чертой феодальной

собственности было то, что земельный собственник,

будучи носителем частноправовых функций, был в то

же время и исполнителем іпубличноправовых функций

суда, администрации и военного управления. Позже

часть этих функций отошла к централизованному фео-

дальному государству, но все же вплоть до буржуазных

революций и появления буржуазного государства фео-

166

дальные собственники не только через свое государство,

но и каждый в отдельности выполняли некоторые пуб-

личноправовые функции по отношению к жителям тер-

ритории своей феодальной собственности, которая назы-

валась или феодом, поскольку она мыслилась как часть

собственности господствующего класса, связанного внут-

ренними узами, или называлась вотчиной (манором,

сеньорией), поскольку отмечалась та ее сторона, которая

выражала хозяйственную специфику феодальной собст-

венности.

Для понимания феодализма, как определенного строя

производственных отношений, мы должны исходить из

рассмотрения вотчины, поскольку эта последняя вопло-

щает в себе специфику этих производственных отноше-

ний. С другой стороны, мы должны также выяснить

структуру вотчины как хозяйства определенного конкрет-

ного представителя господствующего класса, как хозяй-

ства, которое служит задачам производства феодальной

ренты и распределения ее между представителями гос-

подствующего класса.

Подходя к феоду-вотчине именно с этой стороны, учи-

тывая как производство, так и распределение феодаль-

ной ренты, мы вынуждены будем признать, что без изу-

чения в первую очередь внутренней структуры вотчины

и тех отношений, которые существовали .в ней между

собственником и держателями, мы не поймем существа

феодализма как особой формы производственных отно-

шений. Вотчина-сеньория всегда была прежде всего

организацией господствующего класса, имевшей целью

в первую очередь обеспечение специфически-феодальной

формы эксплуатации непосредственных производителей;

и подчеркивая это, мы не должны преувеличивать эко-

номического значения самого господского хозяйства.

Следует задаться вопросом, в чем заключалось и как

велико было это значение. Прежде всего следует оста-

новиться на тех разногласиях, какие существовали, да

и сейчас еще существуют в буржуазной литературе по

этому вопросу.

Выше мы уже привели то положение, что вотчина,

будучи крупным хозяйством, не была вместе с тем круп-

ным производством. В основе всего феодального хозяй-

ства лежало мелкое производство; производство в гос-

подском хозяйстве имело такой же индивидуальный ха-

167

рактер, как и в крестьянском. Такая точка зрения пере-

носит центр тяжести хозяйственного развития феодаль-

ной формации на крестьянское хозяйство, рассматри-

вает феодальную собственность господствующего класса

как основу эксплуатации непосредственного производи-

теля, а хозяйственную организацию, вотчину — как ор-

ганизацию для производства и сбора феодальной ренты.

Указанная выше концепция естественна в нашей стране

с ее принципиальным признанием роли трудящихся

масс в развитии человеческой культуры в целом.

Нет ничего удивительного в том, что домарксист-

ская историография прошлого, на которой отразились,

например, в Германии дворянско-юнкерская идеология,

или аристократические традиции в Англии, либо, нако-

нец, безнадежно твердолобая собственническая полити-

ка буржуазии во Франции, несмотря на то, что отдель-

ные буржуазные исследователи принуждены были под

давлением фактов признать и общину, и мелкое кресть-

янское хозяйство производственной основой средневе-

кового хозяйства в целом, исходила из противоположной

точки зрения. Так возникла так называемая «вотчинная

теория» и ее разновидности, в последнее время стремя-

щиеся подновить старую теорию внесением в нее неко-

торых поправок в соответствии с новой документацией

и при по-мощи этих поправок сохранить ее основу, под-

черкнуть особые организационно-производственные

функции вотчины.

В чем сущность так называемой вотчинной теории?

Эта теория, особенно распространенная среди буржуаз-

ных историков второй половины XIX в., гласила, что

вотчина, под какими бы наименованиями она ни суще-

ствовала, была производственно-организующим центром

всего средневекового хозяйства и единственной формой,

из которой в дальнейшем вышли все другие формы хо-

зяйственных и социальных организаций в средние века.

В вотчинной теории, созданной главным образом в Гер-

мании в трудах Инама-Штернегга и Лампрехта, име-

лись различные варианты. Одни из историков (Инама-

ІПтернегг, Лампрехт, Виноградов, Ковалевский) так или

иначе соединяли вотчинную теорию с общинной теори-

ей, о которой мы говорили подробно раньше, признава-

ли, что община как совокупность свободных общинни-

ков предшествовала вотчине с ее закрепощенным насе-

168

лением; другие (Фюстель де Куланж, Сибом, Допш) —

вообще отрицали существование общины у древнегер-

манских племен Западной Европы, называли ее «фанта-

зией немецких историков», «романом, введенным в нау-

ку» (Фюстель де Куланж), рассматривая все развитие

феодализма как «движение от несвободы к свободе»

(Сибом), и утверждали, что община была порождением

вотчины и что частная собственность на землю была

всегда и везде исконным институтом. Особым вариантом

вотчинной теории была теория Виттиха, который рас-

сматривал даже поселения древних германцев времен

Тацита как своеобразную совокупность мелких вотчин-

ников и, таким образом, полностью отрицал наличие об-

щины свободных равноправных соплеменников у древ-

негерманских племен.

Со второй половины 90-х годов XIX в. развивается

«критическое направление» в историографии раннего

средневековья. В отношении к проблеме вотчины этот

критический подход выразился, во-первых, в стремлении

снять вопрос о коренных, качественных сдвигах в исто-

рии, связанных с закрепощением свободных общинни-

ков и с появлением раннефеодальной вотчины; во-вто-

рых, в /переоценке всех представлений о характере, внут-

ренней структуре вотчины и связанных с нею общест-

венных институтов. Эта переоценка, проводившаяся под

флагом уточнений, необходимых якобы в свете новых

документов и археологического материала, давала прос-

тор для всякого рода реакционных толкований и со-

циологических обобщений, вытекавших из буржуазной

идеологии эпохи империализма. Оценивая это направле-

ние в целом, советский историк А. И. Данилов приходит

к выводу, что «представители новых концепций в немец-

кой медиевистике в сущности не смогли внести равно-

ценный вклад в изучение вотчины раннего средневе-

ковья по сравнению с тем, который внесли Г Д. Мау-

рер, К. Т. Инама-Штернегг, К. Лампрехт, хотя отдельные

результаты работ Г Каро, Г Зелигера, Г Белова и дру-

гих представителей «критического направления» и

имеют определенное положительное значение для изу-

чения истории раннего средневековья. Однако, справед-

ливо критикуя отдельные положения немецкой медиевис-

тики 50—80-х годов XIX в., представители «критическо-

го направления» оказались не в состоянии не только

169