Сидихменов В.Я. Маньчжурские правители Китая
Подождите немного. Документ загружается.
«По повелению императора Китая сей монумент сооружен в память
кавалера ордена Милосердия германского посла Кеттлера, который на этом
месте 20 июня 1900 г. погиб от злодейской руки убийцы. Так увековечена
память Кеттлера и выражен гнев императора по поводу подобной
жестокости».
При открытии мемориальной арки присутствовали все члены
дипломатического корпуса, в том числе их жены и дети, а также много
официальных лиц, представлявших столицу, правительство и министерство
иностранных дел.
Проведение траурной церемонии было возложено на великого князя
Чуня. Он зачитал на китайском языке от имени богдыхана повеление о
сооружении памятника погибшему барону Кеттлеру, в котором выражалось
сожаление о случившемся и надежда, что впредь ничего подобного более не
повторится. Речь князя, переведенная на немецкий язык, заканчивалась
выражением добрых чувств. После этого последовала ответная речь
германского поверенного в делах барона Гольца, сказанная по-немецки и
переведенная затем на китайский язык.
В конце траурной церемонии великий князь Чунь совершил возлияние
жертвенного вина из старинного треножного сосуда.
Добавим к сказанному, что после Великой Октябрьской революции,
влияние которой распространилось и в Китае, возбужденная
антиимпериалистически настроенная толпа разрушила арку, сооруженную в
память Кеттлера.
Как уже говорилось, 7 сентября 1901 г. был подписан унизительный
для Китая Заключительный протокол, одна из статей которого гласила, что
Китай обязан послать в Германию искупительную миссию по поводу
убийства германского посланника Кеттлера. Командующий союзными
войсками в Китае во времена восстания ихэтуаней немецкий фельдмаршал
Вальдерзее предложил великому князю Чуню поехать в Германию и от
имени императора принести извинения в связи с убийством германского
посланника Кеттлера. В Германии Чуню был оказан восторженный прием,
что обеспокоило Цыси и усилило ее подозрение к политике Германии. При
возвращении в Китай великий князь Чунь повстречался в Кайфэне с
императорским кортежем, который следовал в столицу. Он доложил
вдовствующей императрице о почестях, оказанных ему в Германии. В ноябре
1901 г. вместе с кортежем Чунь добрался до Баодина, где его застал
высочайший указ о женитьбе.
Цыси повелела молодому великому князю Чуню (Цзай Фэну) взять в
жены дочь сановника Жун Лу. По утверждению некоторых источников, это
была родная дочь Цыси, рожденная от ее фаворита Жун Лу. Девочка
появилась на свет при таинственных обстоятельствах в апартаментах Цыси и
вскоре была передана в семью Жун Лу, где она воспитывалась до
замужества. От брака с дочерью Жун Лу у великого князя Чуня было два
сына: старший Пу И, родившийся в феврале 1906 г., и младший — Пу Цзе.
Если верить этой версии, то Пу И доводился Цыси внуком, и, чтобы
сохранить родство своего клана, она решила сделать его наследником
умирающего императора.
В связи с тяжелым состоянием Гуансюя Цыси повелела подыскать
специальную кормилицу для сына великого князя Чуня — младенца Пу П.
Это означало, что он должен унаследовать трон Гуансюя. Придворные
сановники неоднократно просили ее официально объявить имя наследника
трона, но она отказывалась, так как считала это нарушением установившихся
древних обычаев, по которым имя наследника объявлялось только в том
случае, если царствующий император находился в «критическом состоянии».
И вот настало «критическое состояние» царствующего императора.
Заняв свое место на троне, Цыси обратилась к членам Верховного
императорского совета с такими словами:
— Много лет тому назад по моему велению дочь Жун Лу была отдана в
жены великому князю Чуню. Я решила назначить наследником престола Пу
И — старшего сына от их брака, выражая этим признание преданности Жун
Лу и его больших заслуг перед маньчжурской династией, особенно во
времена восстания бунтовщиков-ихэтуаней. Он спас маньчжурский трон,
предложив прекратить штурм иностранных посольств.
Пу И писал о том времени: «В день объявления меня наследником
императора Цыси еще не думала о своей скорой смерти. Спустя два часа
после кончины императора Гуансюя она приказала моему отцу, князу-
регенту: «Ты будешь управлять государственными делами, как я тебе велю».
Великий князь Чунь верой и правдой служил вдовствующей
императрице, и она в долгу перед ним не осталась: ему пожаловали титул
двойного великого князя и разрешили въезжать в Запретный город в
паланкине с четырьмя носильщиками. По приказу Цыси члены Верховного
императорского совета обязаны были во всех важных государственных делах
прежде всего советоваться с великим князем Чунем.
Несмотря на предоставленные привилегии, Чунь всегда испытывал
страх перед Цыси. Она позволила ому и его жене ездить в паланкине
абрикосового цвета, однако он ни разу не осмелился воспользоваться этим
разрешением.
Такая боязнь и осторожность проявлялись не только в его речах и
поступках — они оставили свой отпечаток даже на убранстве его дома.
Помещение, в котором жил великий князь Чунь, называлось «Зал смиренных
мыслей», а рабочий кабинет — «Кабинет осознанных ошибок»; на его столе
стоял кубок, на котором была выгравирована надпись: «Пресыщение ведет к
оскудению, а скромность — к благополучию». В комнатах детей висели
различные наставления. И среди них было такое: «Когда богатство велико и
много денег, беды для внуков и детей не миновать. И если спросите вы, в чем
же здесь причина, отвечу: деньги смелость придают и не боятся никаких
великих дел, пока себя и всю семью не погубят». Все эти наставления были
написаны из боязни, как бы не накликать беду.
Не все на Верховном императорском совете были согласны с мнением
Цыси. Князь Цин и генерал Юань Шикай предлагали в наследники трона Пу
Луня — сына князя Цзай Чжи, который, в свою очередь, являлся старшим
сыном императора Даогуана, но это предложение вызвало гнев
вдовствующей императрицы, и она, обращаясь к Юань Шикаю, сказала:
— Ты думаешь, я стара и выжила из ума. Так знай же, что я еще в
здравом уме, и никто не остановит меня в моем намерении. В такой
критический момент для государства, молодой наследник может стать
источником борьбы за власть, но не забывай, что я еще смогу помочь князю-
регенту Чуню в решении государственных дел.
Цыси тут же предложила Верховному императорскому совету
обнародовать от имени умирающего императора Гуансюя два указа: первый
— о назначении великого князя Чуня князем-регентом; второй — о
возведении его малолетнего сына Пу И на престол.
Эра правления Пу И получила наименование «Сюань-тун» (Всеобщее
единение).
Цыси настаивала на принятии этих указов не потому, что собиралась
умирать. Напротив, она цеплялась за жизнь. Малолетний император и его
безвольный отец были бы послушными исполнителями ее воли.
Объявив членам Верховного императорского совета о своем
намерении, она повелела немедленно привести во дворец Пу И.
О том, как в семье великого князя Чуня встретили известие о
назначении Пу И императором, и о его первой встрече с Цыси можно судить
по следующему описанию в книге Пу И «Первая половина моей жизни»:
«Вечером 20-го числа девятого месяца по лунному календарю в
тридцать четвертый год правления императора Гуансюя (13 ноября 1908 г.)
резиденция великого князя Чуня была охвачена паникой. Моя бабушка, не
дослушав высочайшего указа, который привез с собой новый регент, упала
без чувств. Евнухи и служанки бросились наливать настойку из имбиря, кто-
то побежал за доктором. Из угла доносился плач ребенка, вокруг которого
суетились взрослые, пытаясь его успокоить. Князь-регент совсем сбился с
ног. То он велел пришедшим вместе с ним членам Верховного
императорского совета и евнухам одеть ребенка, забыв, что бабушка лежит
без сознания; то его звали к бабушке, и тогда он забывал, что его ждут
сановники, которым велено отвести наследника престола во дворец. Тем
временем бабушка, наконец, очнулась, и ее проводили во внутренние покои,
где будущий император по-прежнему «противился указу». Он кричал благим
матом, отбиваясь от евнухов, которые с усмешкой смотрели на членов
Верховного императорского совета. Последние не знали, как поступить,
ждали князя-регента, чтобы с ним посоветоваться, но князь-регент был
способен только кивать головой».
Цыси повелела Чуню немедленно доставить его сына Пу И во дворец.
Прибыв домой, он увидел жену, которая забавлялась с любимым чадом.
Узнав о решении Цыси, взволнованная женщина схватила мальчика и решила
убежать из дома. Этому помешал ее муж, великий князь Чунь.
— Если приказ исходит от императрицы-регентши Цыси,— сказал он,
— то кто же может противиться этому?
Чунь, не вдаваясь в рассуждения, схватил сына, вышел из дому,
посадил в паланкин и направился во дворец.
«Китайский благовестник» в 1908 г. писал: «Супруга князя-регента не
хотела отдавать своего сына Пу И для возведения на престол, зная, что, по
обычаям старины, она уже не увидится с ним более. Да и что станется с
ребенком во дворце в руках чужих людей, евнухов? Как мать она для него
уже не существует, а он ей не сын, и когда повзрослеет, то никто ему не
откроет тайны под страхом смерти. Несчастная мать в день восшествия на
престол своего сына в слезах отчаяния; муж долго уговаривал ее еще раньше,
но безуспешно, а теперь вынужден был силою вырвать ребенка из рук матери
и везти его во дворец».
Мать великого князя Чуня, она же бабушка малолетнего Пу И, была
сильно взволнована таким оборотом событий. Она горячо любила внука и не
хотела с ним расставаться. Когда же мальчика уводили из родного дома,
бабушка вышла на балкон и ее взгляд устремился к паланкину, где сидел
внук. Говорили, что она перед собравшейся любопытной толпой в гневе
обвинила женщину, под которой имела в виду свою сестру Цыси, такими
словами: «Женщина, которая погубила моего сына (императора Гуансюя),
теперь собирается погубить моего внука. Злая женщина, действительно,
расставила западню для нашей семьи, связав ее с порочной родословной.
Боги оказались бессильными. Если это не так, то почему же тогда они
разрешают этой женщине-дьяволу совершать так много злодеяний».
Чунь доставил своего сына в уже опустевший дворец: Цыси после
принятия опиума настолько ослабела, что удалилась в свои покои. Мальчика
встретила Лун Юй, жена умирающего императора, которая обещала хорошо
к нему относиться и отвела его в покои Цыси. Последняя, обласкав
малолетнего императора, якобы сказала:
— Мой мальчик, ты будешь счастлив. Ты предназначаешься к великим
свершениям, к более великим, чем был удостоен твой дядя.
Став регентом малолетнего императора, Цзай Фэн (князь Чунь)
назначил одного брата, Цзай Сюня, министром военно-морского флота, а
другого брата, Цзай Тао,- начальником Генерального штаба армии.
О своем отце великом князе Чуне Пу И оставил следующее
воспоминание: «Мой отец отнюдь не был человеком, лишенным каких-либо
устремлений. Все его помыслы прежде всего были направлены на то, чтобы
захватить в свои руки военную власть. Это было нужно для поддержания
господства императорского рода. Из своей поездки в Германию он усвоил,
что армия обязательно должна находиться в руках императорской семьи, а ее
члены должны быть военачальниками. Эту идею он проводил до конца».
«Он, - говорил Пу И, - не отвергал того, что остальные почтенные
сановники считали странным и загадочным. Резиденция великого князя была
первой при цинской династии, в которой появился автомобиль и были
установлены телефоны. Косы там были срезаны раньше, чем у остальных, и
первый, кто надел европейскую одежду, был все тот же великий князь Чунь.
Но насколько отец разбирался в заморских вещах, можно судить хотя бы по
тому, как он надевал европейскую одежду. Однажды, походив уже несколько
дней в европейском костюме, он удрученно спросил моего брата:
— Почему у тебя рубашка как рубашка, а моя вечно длиннее пиджака
на целый кусок?
Брат, посмотрев, увидел, что рубашка у отца была выпущена поверх
брюк, и так отец ходил уже несколько дней».
Являясь главой государства и мечтая иметь в руках современную
армию, великий князь Чунь в то же время был крайне невежественным и
суеверным человеком, о чем свидетельствуют признания Пу И:
«Когда моя бабушка страдала от язвы груди, которую не могли
вылечить врачи китайской народной медицины, отец послушался совета
своих братьев и пригласил доктора-француза. Тот решил делать операцию,
что вызвало бурный протест всей семьи князя. Доктор зажег спиртовку,
чтобы продезинфицировать необходимые инструменты. Отец до смерти был
напуган этим и бросился к переводчику со словами:
— Э... э... Это зачем же? Будут еще жечь?
Пораженный таким невежеством, один из моих дядюшек, стоя за
спиной отца, стал подавать переводчику знаки, чтобы тот не вздумал
переводить эти слова доктору».
Пу И о своей первой встрече с Цыси вспоминает: «Встречу с Цыси я
уже смутно помню. Внезапно я оказался среди множества незнакомых
людей. Передо мной находился темный полог, из-за которого выглядывало
ужасно уродливое худое лицо — это была Цыси. Говорят, что, увидев ее, я
стал опять реветь. Цыси приказала дать мне засахаренные фрукты на
палочке, но я бросил их на пол и продолжал громко кричать, что хочу к няне.
Цыси сделала недовольное лицо.
— Какой непослушный ребенок, — сказала она. — Возьмите его,
пусть пойдет и поиграет».
По некоторым источникам, назначение регентом великого князя Чуня
считалось далеко не добровольным актом покойной Цыси: она еще при
жизни относилась к нему с недоверием. И если Чунь стал во главе империи,
то он обязан этим глубокой ненависти вдовствующей императрицы к
претенденту на престол — Пу Луню (ставленнику великого князя Гуна).
По утверждению современников, регентство великого князя Чуня было
встречено в стране сочувственно: он считался сторонником реформ. Однако
были у него и ярые противники: это прежде всего князь Цин (И Куан) —
упорный реакционер, глубоко презиравший всякое новшество и ставивший
личное благо превыше всего. Являясь приближенным вдовствующей
императрицы, князь Цин в последние годы фактически управлял страной, и
все ответственные посты в столице и провинциях были заняты его
ставленниками.
Всем обитателям дворца, начиная от высших сановников и кончая
рядовыми евнухами, было ясно, что и вдовствующая императрица, и
император Гуансюй умирали медленной смертью. Гуансюй доживал
последние дни в запущенных комнатах дворца Иньтай одиноким
императором-узником, заброшенным всеми, кроме единственного
преданного евнуха Ван Аня. Цыси уходила в «мир теней» в роскошных
апартаментах, в окружении князей, сановников, фрейлин, дворцовых
служанок, готовых в любую минуту выполнить ее каприз. Для Цыси
готовили самые изысканные блюда. Гуансюя же кормили простой грубой
пищей.
Старый, 70-летний евнух Ван Ань, прислуживавший императору со дня
его рождения, был единственным человеком, с которым он постоянно
общался. Говорили, что Ван Ань несколько раз спасал Гуансюя от
самоубийства, напоминая ему, что он — наследник великой ветви
маньчжурских императоров, поэтому не имеет права просто так уйти из
жизни. После смерти Цыси он, император, по предначертанию богов, должен
занять законное место на троне, как правитель Китая. Если же покончит с
собой, откажется от своего места и обязанностей, то что же он скажет своим
предкам в загробном мире?
Такие рассуждения евнуха ставили в тупик Гуансюя, и он ничего не
мог ответить: это побуждало его отказываться от самоубийства.
Гуансюй часто говорил Ван Аню:
— Я ненавижу себя за то, что родился горемычным императором и
стану одиноким духом после своей смерти. На это евнух отвечал:
— До тех пор, пока с вами находится ваш слуга, вы не будете
одиноким духом.
Этим евнух Ван Ань хотел пояснить, что на том свете он будет
сопровождать императора.
До последних дней жизни Гуансюй помнил о предательстве Юань
Шикая и чувствовал враждебное отношение Цыси. Об этом свидетельствуют
его предсмертные слова: «Мы были вторым сыном великого князя Чуня,
когда вдовствующая императрица избрала нас на трон. Она всегда
ненавидела нас. За наше несчастье в последние десять лет в ответе Юань
Шикай и другие. Когда придет время, я желал бы, чтобы скорее обезглавили
Юань Шикая».
13 ноября 1908 г., за день до смерти императора Гуансюя, от его имени
был обнародован указ, в котором говорилось: «Наше телосложение от
природы слабое. Заболев с осени прошлого года, мы лечились до сих пор, но
наше пищеварение расстроилось, чувствовалась боль в пояснице, ноги
ослабли, страдаем от кашля и одышки; болезни возникали одна за другой и с
течением времени усиливались. Наше здоровье подорвано, и положение
сделалось безнадежным. Разве это не воля неба? Размышляя о важности
иметь преемника трона, мы в настоящее время получили указ императрицы
Цыси о назначении Пу И — сына регента Цзай Фэна нашим преемником на
трон, который, будучи послушным и умным, сможет успокоить сердце
императрицы и, получив это назначение, с усердием будет управлять
государством».
Чувствуя, как тают ее силы, Цыси не хотела, уходя в «мир теней»,
оставить трон Гуансюю. По утверждению ряда источников, она распустила
слух о том, что он гаснет с каждым днем и часы его жизни сочтены.
Некоторые иностранные послы в Пекине, узнав о серьезной болезни
императора Гуансюя, выразили готовность прислать европейских врачей для
оказания необходимой медицинской помощи. Такие предложения были
вежливо отклонены.
О чем думал и что чувствовал император в эти трагические дни?
Возможно, он думал о своих друзьях, жестоко поплатившихся за горячее
желание обновить свою родину; о своей любимой наложнице Чжэнь Фэй, с
которой так жестоко расправилась Цыси; о вероломном отношении к нему
Юань Шикая.
Когда стало ясно, что Гуансюй доживает последние дни, его хотели
перенести из дворца Иньтай в Павильон спокойствия и долголетия, где
положено находиться императору Китая перед кончиной. Однако Гуансюй,
придя в сознание после длительного забытья, решительно отказался и
пожелал умереть в месте своего заточения. Он также не захотел надеть
предсмертный «халат долголетия», положенный в этом случае умирающему
императору.
Говорят, что перед смертью Гуансюй, на стене, рядом со своим
спальным ложем, пальцем, смазанным сажей из печки, написал слова:
«Дружеские отношения между мною и Цыси восстановлены, почему же моей
жене не разрешается навестить меня, пусть даже между нами нет любви.
Почему мой младший брат редко навещает меня?»
Его младший брат великий князь Чунь как-то без разрешения Цыси
попытался навестить Гуансюя, однако был задержан евнухами, когда
переходил мост, ведущий ко дворцу заточения Иньтай.
Жена императора Гуансюя Лун Юй тайно навестила своего мужа и
нашла его в тяжелом состоянии: он находился при смерти. Ей об этом
сообщил находившийся здесь доктор. Лун Юй, вернувшись во дворец,
рассказала о виденном Цыси, и тогда она велела великому князю Чуню
немедленно навестить умирающего брата. Чунь, войдя в опочивальню