Сидихменов В.Я. Маньчжурские правители Китая
Подождите немного. Документ загружается.
романа с некоторыми сокращениями и пояснениями.
По старому дворцовому обычаю каждая ночь, проведенная
императором со своей супругой, фиксировалась специальными евнухами
Палаты важных дел. Когда Его величество выходили от государыни, евнух
должен был, стоя на коленях, спрашивать императора, как прошла ночь. Если
государь изволил осчастливить супругу, евнух записывал в специальной
книге: «Такого-то числа, такого-то месяца, такого-то года, в такой-то час
государь осчастливил императрицу». В других случаях император просто
говорил: «Уходи!»
В Летнем дворце церемонии соблюдались менее строго, но заполнять
книгу все равно было необходимо. Поэтому, едва государь покинул
императрицу, коленопреклоненный евнух из Палаты важных дел дважды
осведомился, что ему следует записать,
— Чего тебе надо? — молвил удивленный император.
— Эту книгу каждый день требует к себе вдовствующая императрица,
— ответил евнух. — Сейчас Ваше величество провели у государыни подряд
две ночи, а я вынужден оставить в книге обе графы пустыми. Старая
императрица снова будет гневаться. Нижайше прошу Ваше величество
подумать об этом!
Император изменился в лице.
— Как ты смеешь вмешиваться в мои личные дела?!
— Это вовсе не моя дерзость, а священный приказ вдовствующей
императрицы, — ответил евнух.
Император, который и без того весь кипел от злости, пришел в
страшную ярость при вести о том, что тетка старается подавить его с
помощью своих приказов. Не раскрывая рта, он с силой пнул евнуха ногой.
Тот, схватившись за голову и недовольно бормоча, опрометью бросился в
сторону.
Вечером император велел привести любимую наложницу Бао. Он
рассказал ей о словах евнуха из Палаты важных дел.
— Старая государыня и в самом деле чересчур забывчива! —
произнесла наложница Бао.— На словах передала власть Вашему величеству,
а по существу никакой свободой вы не пользуетесь! Теперь изволила
добраться до вашей постели! Неудивительно, что Ваше величество так
рассердились!
Как уже говорилось, Гуансюй был сыном Дафэн — родной сестры
Цыси. Следовательно, он доводился племянником Цыси, а она была его
теткой. Жена императора Гуансюя Лун Юй была дочерью генерала Гуй Сяна
— младшего брата Цыси, т. е. доводилась ей племянницей, а императору —
двоюродной сестрой. Смысл такого брака состоял в двойном скреплении
родственных уз: по крови род Айсинь Гиоро (к нему принадлежали все
маньчжурские императоры) сливался с племенем Нира (из него вышла
Цыси). Такова была цель вдовствующей императрицы, когда она устроила
помолвку Гуансюя с Лун Юй.
Лун Юй — супруга государя — занимала видное место среди фрейлин.
Особой красотой она не отличалась. Будучи от природы очень доброй и
привязчивой, она всем сердцем льнула к старой императрице, вовсе не
интересуясь ее царственным племянником. Император не только не любил,
но даже презирал ее, и вот теперь она стала его женой. Гуансюя охватила
злость, но ослушаться приказа тетки он не смел. Оставалось только затаиться
и согласно обычаю пойти к старой императрице с благодарностью за выбор
жены.
Отдавая предпочтение своим наложницам Цзинь и Бао, император
мало обращал внимания на законную супругу, что приводило в ярость
вдовствующую императрицу. Как-то она вызвала великого князя Чуня —
отца молодого императора и сделала ему строгое нравоучение:
— Такая распущенность и безрассудство не соответствуют обычаям,
установленным нашими предками. Я уже неоднократно увещевала его, но он
не слушается меня. Сейчас я самым строжайшим образом приказываю вам
воздействовать на сына и убедить его жить с императрицей в согласии!
На увещевания отца император ответил:
— Неужели даже в личных делах я не могу быть себе хозяином?! Но
раз этим можно навлечь беду на вас, отец, я поступлю Так, как вы просите.
Сегодня же отправлюсь в покои супруги.
Молодой император обычно жил в Запретном городе, а Цыси — в
Летнем дворце. Чтобы принять какое-либо решение, он должен был часто
совершать утомительные поездки в Летний дворец, где все лето проводила
Цыси. В 1896 г. цензор Ван Пэнъюнь представил меморандум с протестом
против частых поездок императора в Летний дворец для выражения своего
почтения Цыси. В меморандуме было сказано: «Такие поездки туда и
обратно занимают много времени и отвлекают внимание Его величества от
государственных дел. Через каждые несколько дней он на рассвете покидал
дворец и с сумерками возвращался в Пекин. Если бы император не страдал от
холода и утомления, никто бы не выражал беспокойства за его здоровье.
Поэтому я осмелюсь высказать мнение о том, чтобы император занимался
своими делами и не растрачивал время на эти церемониальные поездки».
Смысл этого меморандума состоял в том, что император находился под
постоянным контролем Цыси и не мог принять ни одного важного решения
без ее одобрения. Иными словами, цензор Ван Пэнъюнь желал бы видеть
Гуансюя свободным от ее опеки.
Говорили, что, когда с меморандумом ознакомили Цыси, она была в
хорошем настроении, поэтому он не повлек серьезных последствий для того,
кто его писал. Если бы у нее было плохое настроение, то цензор поплатился
бы жизнью за такую дерзость.
Всего лишь за месяц до этого евнух по имени Коу был обезглавлен за
то, что осмелился посоветовать императору самостоятельно подбирать себе
личных слуг, чтобы избежать шпионажа со стороны вдовствующей
императрицы.
Гуансюй настолько был морально и физически подавлен
властолюбивой Цыси, что даже во времена его номинального управления
страной (1889—1898) не мог проявить в полную меру своих способностей и
воли. Во время «самоустранения» Цыси от государственных дел, когда,
казалось бы, государственная власть была сосредоточена в руках Гуансюя,
последний проявлял осторожность в принятии решений, потому что везде, в
центре и на местах, были ставленники вдовствующей императрицы Цыси.
«Историю его жизни, — сообщал «Тяньцзинский вестник» в 1915 г., —
можно написать следующими словами: он ничего не сделал, потому что
ничего сделать не мог. Если верить словам тех, кому удалось побывать около
него, то вся его жизнь была цепью огорчений, неприятностей и печали. Он
был царственным пленником, которому отказывали в друзьях и который не
мог рассчитывать ни на чью привязанность».
СОРЕГЕНТШИ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ГУН
Сорегентши Цыань и Цыси находились в сложных отношениях: их
неприязнь друг к другу росла постепенно и в конце концов вылилась в
настоящую вражду.
Первое проявление неприязни Цыси к Цыань было отмечено еще во
время похорон императора Сяньфэна в августе 1865 г. Великий князь Гун,
отвечавший за похороны императора, определил местонахождение
вдовствующих императриц на траурной церемонии. Центральное место
отводилось Цыань, как жене императора. Место с правой стороны
предназначалось для духа Сакоты, первой жены императора. Для Цыси,
которая в момент смерти императора считалась его наложницей, отвели
место с левой стороны и несколько позади. Это возмутило Цыси, и она,
внешне проявляя спокойствие, заняла место первой жены покойного
императора, а сорегентше Цыань предложила встать слева от себя. И хотя
такое грубое нарушение правил похоронной церемонии означало дерзкий
вызов присутствующим, Цыси оставила это без внимания.
Похоронив своего повелителя, Цыань и Цыси от имени малолетнего
наследника продолжали управлять страной как сорегентши, но на самом деле
первое слово принадлежало Цыси.
Когда у Цыси родился сын Цзай Чунь — наследник престола,
бездетная Цыань воспылала к нему материнским чувством, проявила к
мальчику большую любовь и привязанность. Мать, занятая своими делами,
не уделяла особого внимания сыну. Он проводил почти все время в покоях
Цыань, которая нежно ласкала его, прижимала к груди, часто носила на
руках.
Цыань видела, что Цыси почти забывала свое чадо, перепоручая
воспитание и уход за ним евнухам, что роль матери тяготит ее. Угадывая
чувства своей сорегентши, Цыси приходила в ярость, но до поры до времени
не могла предпринимать каких-либо ответных мер. Неустанные заботы
Цыань о молодом наследнике раздражали его мать.
Цыси все чаще стала предаваться необузданным оргиям, у нее
появился вкус к нарядам. Мало кто из придворных дам мог соперничать с
ней в пышности головного убора. Она тщательно следила за модой и
содержала свою «крылатую прическу» в идеальном порядке.
Полной противоположностью Цыси была ее сорегентша Цыань. Она
вела строгий и однообразный образ жизни, приличествующий ее высокому
сану, выглядела болезненной и угрюмой. На самом деле она обладала мягким
и терпеливым характером, проявляла в своих поступках слабоволие и
медлительность. Ее доброта и великодушие совмещались с инертностью и
безынициативностью. Будучи крайне набожной, Цыань много времени
проводила перед алтарем Будды, перебирая бусины на четках и возжигая
курительные палочки.
И хотя Цыань была доброй и уступчивой, однако рано или поздно ее
поведение и взгляды должны были прийти в противоборство с сорегентшей:
Цыань не только считала стремление Цыси к удовольствиям и власти
безнравственным, но и находила ее поведение наглым и агрессивным.
Так постепенно росла неприязнь, а затем и ненависть между двумя
царствующими женщинами, хотя проявлялось это не всегда открыто: Цыань
стремилась создать видимость мира и дружелюбия.
Воспитанная на конфуцианских классических книгах, Цыань ревностно
следила за обучением малолетнего наследника, радовалась его первым
успехам в умственном развитии. Между ними росла взаимная привязанность.
Но на этом пути она встретила немало препятствий и душевных огорчений:
мальчик становился упрямым и эгоистичным — его портили и развращали и
мать, и евнухи.
После трехлетнего траура по усопшему императору Цыси решила
развлечься: ей наскучило общение с чопорными обитателями дворцов. Она
устраивала оргии и пирушки, давая полную волю своим плотским страстям.
Помогал ей в этом главный евнух Ань Дэхай, получивший такое высокое
звание за беспредельную преданность Цыси, когда ей в 1861 г. угрожали
заговорщики.
Легкомысленное поведение Цыси вызвало неудовольствие Цыань и
Палаты цензоров. Осуждали и главного евнуха Ань Дэхая — организатора
непристойных оргий. Но уговоры остались безрезультатными. Главный
евнух Ань Дэхай, будучи человеком самоуверенным и наглым, не стеснялся
грубить сорегентше Цыань, унижать ее в присутствии придворных. До поры
до времени она вынуждена была молча сносить оскорбления и обиды,
потому что он пользовался покровительством своей влиятельной
повелительницы — вдовствующей императрицы Цыси.
Наставником, образцом для подражания, государственным мужем, у
которого Цыси училась искусству управления страной, был великий князь
Гун. В годы правления Тунчжи он ежедневно навещал апартаменты Цыси и
давал ей различные советы. Великий князь Гун считался человеком
неординарным: гордым, раздражительным, независимым и даже резким. Его
союз с Цыси был основан не на дружбе, а на необходимости объединить свои
усилия против общих противников.
Великий князь Гун пользовался популярностью среди придворных, и
это объяснялось тем, что он настоял на присутствии иностранных войск в
Китае во время тайпинского восстания. Политику Гуна оценила и Цыси: она
понимала, что справиться с тайпинским восстанием без иностранной помощи
невозможно.
В начале своего регентства Цыси проявляла к Гуну внимание, даровала
ему титул «князя императорской крови» и «князя — советника
правительства». Она прислушивалась к его советам и уважала его
государственную мудрость. По утверждению многих современников,
великий князь Гун считался одним из наиболее опытных и способных
государственных деятелей и представлял собой определенную опасность для
единоличного правления Цыси.
По мере того как вдовствующая императрица постепенно приобретала
опыт при решении государственных дел, росло ее честолюбие.
Амбициозность и властолюбие этой царствующей женщины породили в ней
чувство нетерпимости к советам других.
В 1852 г. император Сяньфэн подарил своему брату, великому князю
Гуну, сказочной красоты дворец, расположенный к западу от Запретного
города. Ранее дворец принадлежал Хэшэню — главному советнику и
фавориту императора Цяньлуна. В этом дворце великий князь Гун принимал
высокопоставленных чиновников без согласия двора, и это вызывало
раздражение Цыси.
Будучи деспотичной по натуре, Цыси не переносила чьего-либо
вмешательства в ее дела. Но если она при решении государственных дел
обходилась без советов великого князя Гуна, последний не скрывал
неудовольствия.
Гун обычно самостоятельно, без согласования с Цыси, принимал
решение о назначении высших чиновников из своих людей, непосредственно
устанавливал связи с провинциальными властями. Живя в Пекине за
пределами императорских дворцов, Гун свободно общался с любыми
китайцами и иностранцами, что не одобряла Цыси.
Во время проведения Верховного императорского совета существовало
правило, согласно которому две вдовствующие императрицы сидели рядом,
отдельно каждая на своем троне. Впереди тронов спускался желтый
шелковый занавес, так что члены совета не могли видеть лиц императриц,
которые принимали их поочередно в соответствии с чиновничьим рангом.
Гун, как князь императорской крови, получал аудиенцию первым. За тронами
находились евнухи, внимательно следившие за поведением членов
Верховного императорского совета, чтобы последние не нарушали
установленный этикет. Никто из сановников, даже высшего ранга, не имел
права приблизиться к трону без вызова главного евнуха. Однако великий
князь Гун считал необязательным для себя придерживаться этого правила и
приближался к трону без вызова. Он повышал голос при разговоре с Цыси и
даже осмеливался просить ее повторить слова, только что сказанные ею, под
предлогом того, что он их не понял.
Между Цыси и великим князем Гуном установились сложные и
противоречивые отношения. Оказывая поддержку Цыси во время смерти
императора Сяньфэна, он ничего не выиграл, верховная власть перешла в ее
руки. До поры до времени ему приходилось скрывать свои неприязненные
чувства к властолюбивой вдовствующей императрице, однако постепенно
они проявлялись все более открыто. Цыси явно давала понять Гуну свое
неудовольствие таким его поведением, его вмешательством в управление
государством и нарушением установленного этикета. Тогда он решил
изменить тактику: стал убеждать сорегентшу Цыань больше проявлять
независимости в своих действиях.
Так отношения между Цыси и Гуном становились все более
натянутыми. Она понимала, что пока не пришло время проявить власть. И
вот представился случай опозорить и наказать великого князя Гуна.
По установившемуся этикету члены Верховного императорского
совета во время аудиенции со вдовствующими императрицами становились
на колени на подушечки, положенные перед троном.
В апреле 1865 г. на государственном приеме, когда всем
присутствующим было положено стоять на коленях, Гун осмелился встать на
ноги раньше, чем Цыси закончила тронную речь. Об этом евнухи немедленно
сообщили ей. Усмотрев в этом грубое нарушение этикета, она вызвала
стражу и приказала немедленно удалить его из Тронного зала. По этому
поводу был обнародован указ, в котором говорилось, что великий князь Гун
«проявил непочтительность к их Величествам — вдовствующим
императрицам. Цыань и Цыси». Его лишили титула «советник
правительства» и освободили от участия в работе Верховного
императорского совета, обвинили в произволе при назначении высших
чиновников.
Такие действия Цыси вызвали неблагоприятный отклик во дворце и за
его пределами. Опасаясь невыгодных для нее последствий, она спустя месяц
вынуждена была отменить санкции против Гуна.
От имени двух императриц-регентш был обнародован указ следующего
содержания:
«Сегодня утром мы удостоили великого князя Гуна аудиенции с тем,
чтобы разрешить ему вернуться к прежним служебным обязанностям. В знак
своего безграничного почтения он смиренно совершил челобитье и горько
плакал. Пользуясь случаем, мы сказали ему несколько покровительственных
слов, содержащих предупреждение и советы. Нам казалось, что князь
искренне переживал горечь от совершенных им ошибок и испытывал
угрызения совести за неправильное поведение, которое полностью признал.
Подобные искренние чувства не могут не вызвать нашего сострадания.
Вот уже несколько лет мы взяли на себя бремя регентства и назначили
великого князя Гуна нашим главным советником в правительстве. В таком
качестве мы возлагали на него большую ответственность. Занимаемый им
пост в служении трону был необычным, поэтому мы ожидали от него
многого. Наказание, которое мы вынуждены наложить на него за
совершенную ошибку, считалось довольно строгим. Ныне он раскаивается в
своей ошибке и признает свои грехи. Что касается нас, мы были тронуты
таким строгим беспристрастием. Считалось необычным, что мы выразили
желание так жестоко наказать главу Императорского совета и лишить себя
такого ценного помощника. Поэтому ныне мы восстанавливаем его пост в
Верховном императорском совете. Однако в целях ограничения его власти
мы не намерены восстанавливать его должность в качестве «советника
правительства». Князь Гун, обратите внимание на это и не забывайте позора,
который вы навлекли на себя, и своего раскаяния. Отплатите за нашу доброту
и проявите надлежащий самоконтроль при исполнении своих обязанностей.
Оправдайте наше высокое доверие и выбросьте из головы непростительную
подозрительность и опасение».
Противоборство Цыси с великим князем Гуном на этом не
закончилось. Под его командованием находилась Новая полевая армия,
вооруженная современным оружием и обученная европейской тактике
ведения боя. Этот пост усиливал позиции великого князя Гуна при дворе.
Цыси решила ослабить его позицию: она перевела в штаб армии своего
фаворита Жун Лу, а затем под предлогом повышения в должности
освободила великого князя Гуна от командования Новой полевой армией, а
вместо него назначила Жун Лу.
В свое время, как уже говорилось, Цыси воспользовалась поддержкой
брата покойного императора великого князя Гуна, когда ей угрожали
заговорщики. Но это было давно. Теперь Гун склонялся на сторону
преданной старым обычаям сорегентши Цыань. Это видела Цыси, и чувство
неприязни к князю императорской крови стало заполнять ее сердце.
Зная, что Цыси относится неприязненно к великому князю Гуну и в то
же самое время побаивается его, главный евнух Ань Дэхай тоже решил
выказать ему дерзость.
Князь столкнулся во дворце с Ань Дэхаем, и последний нагло спросил
его: