Шапошникова Т.Е. Основы психологии семьи и семейного консультирования: учебно-методический комплекс: в 2 ч. Часть 2

Подождите немного. Документ загружается.

нгпу

собой разумеющееся), но уже в первый момент встречи пытаются

выяснить настроение друг друга, степень усталости [180, с. 84].

Семейные сценарии в какой-то момент становятся устойчи-

вой формой поведения, закрепляются как семейные установки и

через детей могут передаваться уже в будущие, вновь образую-

щиеся семьи, где они, в свою очередь, в процессе столкновения

семейных установок могут деформироваться, оставаться прежни-

ми и иногда изменяться.

В связи с этим, по мнению В.В. и Г.А. Макаровых, «лучшее,

что могут сделать родители, – это познать свой собственный сце-

нарий, сценарии своих родителей, оценить их. Принять одно из

наиболее важных и далеко идущих решений» [105, с. 307].

9.3. Психологическое травмирование в семье

Психическая травма – это некое событие в жизни челове-

ка, которое выходит за рамки обычных человеческих пережива-

ний и которое вызвало бы сильные страдания почти у каждого

человека. Реакция индивидуума на стрессовую ситуацию должна

обязательно включать интенсивный страх, беспомощность, ужас,

чувство паники.

В современной психологической литературе выделен ряд кри-

териев, с помощью которых можно идентифицировать внешнее

воздействие как аномальное. Н.В. Тарабрина, Е.О. Лазебная [6]

к экстремальным событиям относят следующие:

1) угрожающие жизни человека или приводящие к серьезной

физической травме или ранению;

2) связанные с восприятием картин смерти и ранений других

людей, имеющие отношение к насильственной или внезапной

смерти близкого человека;

3) связанные с присутствием при насилии над близким чело-

веком или получении информации об этом;

4) имеющие отношение к воздействию губительных факто-

ров внешней среды или получению информации о нем (радиация,

отравляющие вещества);

5) связанные с чувством вины конкретного человека за смерть

или тяжелую травму другого.

нгпу

В первую очередь изменяются, так называемые «базовые ил-

люзии»: иллюзия личного бессмертия, справедливого устройства

и простоты устройства окружающего мира. Эти иллюзии имеют-

ся у всех людей и обеспечивают восприятие мира как стабильно-

го и безопасного, разрушение их может в значительной степени

искажать имеющуюся картину.

Иллюзия личной безопасности возникает в раннем детстве.

Условно данную иллюзию можно озвучить таким выражением:

«В жизни есть смерть, но лично мне это не грозит». В результате

психотравматического события человек неожиданно понимает,

что в любой момент может перестать существовать (стать ничем).

Окружающий мир из безопасного места превращается в постоян-

ную смертельную ловушку, где все смертельно опасно.

Другая иллюзия – справедливость окружающего мира. Она

в большей степени характерна для людей, с детства впитавших

внушения взрослых: «Будь хорошим и тебе будет хорошо», «Вы-

полняй несложные правила безопасности и с тобой ничего не

случится», «Мир справедлив». При крушении данной иллюзии

чаще всего нарушается мотивация: «Зачем что-то делать (быть

хорошим), если все станет прахом, и неважно, хороший ты или

плохой». Это может приводить к потере смысла собственной ак-

тивности, человек теряет способность что-либо делать, вступать

в отношения, особенно новые.

Третья базовая иллюзия – простота устройства мира, где

все понятно: где друзья, а где враги, где опасность, а где защита.

Данная картина не исключает полутонов. Все события наполнены

привычным и определенным смыслом. Психотравма разрушает

привычную картину мира и взаимоотношений, а человек не мо-

жет не наполнять смыслом окружающее. И незначительные со-

бытия или вещи для человека с постравматическим стрессовым

расстройством (ПТСР) начинают приобретать совершенно другой

смысл, не понятный окружающим. часть объектов, связанных с

дотравматической ситуацией могут приобретать гипертрофиро-

ванный смысл, в этом случае человек преувеличивает значение

отдельных вещей или событий. Другие вещи, связанные с пос-

летравматической ситуацией, наоборот, могут быть обесценены,

нгпу

их значение старательно снижается в представлении травмиро-

ванной личности.

В период после психической травмы человек пытается раз-

личными способами восстановить контроль над окружающим

миром. Способы можно условно разделить на три вида, подраз-

деляющиеся, в свою очередь, на подвиды.

1) стенические:

• продумывание и попытки воплощения вариантов мести;

• чрезмерная защита себя или опека своих близких;

• усиленный контроль окружающего мира;

2) астенические:

• чувство вины у выжившего;

• самообвинение;

• усвоенная беспомощность;

3) комбинированные:

• проживание острого горя;

• самообвинение по поводу несостоявшейся мести и т.д.

Потребность в усиленном контроле окружающего мира мо-

жет приводить к двойному стрессу. человеку, перенесшему пси-

хическую травму, жизненно важно контролировать все вокруг

происходящее, но он в действительности этого сделать не может

и в результате не справляется и с тем, что на самом деле проис-

ходит. При отсутствии выбора человек приходит к выводу, что он

недостаточно усердно осуществлял контроль и необходимо его

еще больше усилить. Такая двойная связка постепенно загоняет

человека в хроническое состояние стресса, что может являться

причиной множества проблем, в том числе и развития психосо-

матических заболеваний, чаще со стороны сердечно-сосудистой

системы и желудочно-кишечного тракта. Недоверчивость к окру-

жающим, стремление все сделать самому, трудоголизм – все это

проявления потребности в усиленном контроле.

Другой используемый психологический способ восстановле-

ния контроля это самообвинение. человек с ПТСР обвиняет са-

мого себя в том, что если бы он поступил по-другому, то травма-

тического эпизода не произошло бы или последствия его были бы

более приемлемыми, и длительное время визуализирует различ-

нгпу

ные варианты возможного течения произошедшего травматично-

го события с разнообразными «если бы».

Реакцией на травматическое событие может стать усвоенная

беспомощность, т.е. убеждение, что любые усилия по контролю ок-

ружающего мира бесполезны. человек с подобным расстройством,

оказываясь в ситуации, в которой можно предпринять какие-либо

действия для избежания негативных последствий, опускает

руки и не делает ничего. Вторая характерная черта усвоенной

беспомощности – состояние пассивности и невовлеченности.

В этой ситуации люди отказываются от личных обязательств

перед чем-либо или перед кем-либо, проявляют равнодушие к

карьере, семье и т.д. Третья характерная черта – затруднение в

планировании собственных дел не только на неделю вперед, но

даже на день. Отмеччаются нерегулярный прием пищи, нару-

шения ритма сна, незаинтересованность в сексе и прочих естес-

твенных удовольствиях жизни. четвертая черта – социальная

изоляция. Общий результат беспомощности – это депрессия,

которая длится годами.

человек с ПТСР лишается способности по-настоящему эф-

фективно планировать свою жизнь и жизненную активность.

Всякий раз, когда он обращается внутрь себя, то наталкивается на

эмоции травмы, которые являются своеобразным ориентиром для

действий. Соответственно, собственный внутренний мир стано-

вится для него опасной зоной, и он тратит свои силы на то, чтобы

не планировать. Мало того, всякий раз, когда травмированный че-

ловек обращается внутрь себя для выбора необходимой реакции,

то наталкивается на психотравматическую боль. Результатом

этого процесса становится реакция избегания любых чувств – не

только негативных, но и позитивных.

часто посттравматические пациенты активно отклоняют вся-

кую помощь. Обвинять их за это бессмысленно, это не вина, а

беда. Причин отказа от помощи несколько:

1. Это психологические защиты, распространяющиеся как на

внутриличностные процессы, так и на межличностные отноше-

ния. Наблюдается четкая прямая зависимость между ними: чем

активнее задействованы внутриличностные защиты, тем больше у

нгпу

человека проблем с окружающими. Назовем психологические за-

щиты, которые мешают установлению контакта: во-первых, уход,

когда пациент встает и уходит с сеанса или больше не является на

терапию; во-вторых, активное удаление помехи (агрессия, прояв-

ляющаяся при виде психотерапевта, обесценивание всех его дейс-

твий); в-третьих, отрицание явных проявлений ПТСР. И, естественно,

на первом месте среди защит стоит диссоциация (вытеснение) из созна-

тельной памяти психотравматического эпизода.

2. Существующий страх перед любой медицинской службой,

особенно связанной с вмешательством в психические процессы.

Слишком долго психиатрия была по сути своей карательной, и это

представление сохраняется в менталитете нашего народа. Люди

объединяют психологическую, психотерапевтическую и психо-

неврологическую службы в единое целое, которая занимается ис-

ключительно «психами» и нормальному человеку туда лучше не

попадать. На совет сходить на консультацию к психологу следу-

ет стандартный ответ: «что я, псих?». Данная ситуация не такая

уж безобидная: тормозится развитие психологической и психо-

терапевтической помощи в России, а потребность в ней велика,

как ни в какой другой стране. Службы, отвечающие за развитие

здравоохранения в нашей стране, психологией и психотерапией

не занимаются. С чиновников за это не спрашивают, страховой

медицине не до этого, отсюда и процветание различных колду-

нов, ясновидящих и т.д.

3. Ожидание от терапии. что человек ожидает получить от

терапевта? В какой промежуток времени? У россиян отсутствуют

элементарные представления о том, что это за процедура, тем бо-

лее у ветеранов войн. как только человек понимает, что мгновен-

ного чуда не произойдет, что надо будет работать, вспоминать не-

приятное, копаться в собственных чувствах (мужчины всего мира

этого терпеть не могут, а наши российские более всех прочих),

он исчезает, объясняя окружающим, что специалист, к которому

его направили, непрофессионален (что тоже является вариантом

психологической защиты).

Умение вести диалог, личный опыт собственного психологи-

ческого консультирования закладывается в детстве. Хорошо, что

нгпу

многие молодые люди сталкивались в школах со школьными пси-

хологами, и воспоминания о них иногда положительные. Спасибо

Голливуду, во многих фильмах показан образ психотерапевтов как

умных и, главное, полезных людей, а также процедура психотера-

пии. Это становится необходимым ликбезом для нашего народа.

4. Страх изменения, боязнь потерять самость. Если боль

уменьшится или исчезнет совсем, то кто я тогда буду? Если ве-

теран перестанет вспоминать войну, то кем он станет? Не пре-

даст ли он тем самым собственную боль, пот, кровь, погибших

друзей? Травма настолько глубоко включается в представления о

себе, иногда становится событием из ряда вон выходящим, при-

дающим значимость и ценность собственной личности. В этом

случае утрата травмы сама по себе представляется травмой.

5. Нейрофизиологический механизм нейроэндокринного до-

пинга. частое выделение лимбической системы нейропептидов

приводит к частому задействованию адреналиновой структуры

организма. Адреналин как внутренний наркотик биохимически

изменяет внутреннее состояние человека. Отсюда тяга к риску,

провоцированию конфликтов, преимущественно подсознательно,

как к возможности вновь испытать стимулирующий эффект ад-

реналина. Это одновременно и симптом, и одна из мощных вто-

ричных выгод посттравматического синдрома. Пациент не знает,

как именно он будет функционировать без этого механизма, и, как

следствие, – сопротивление терапии.

6. чувство вины, в том числе и вины выжившего, которое

может формулироваться следующим образом: мне плохо, так и

должно быть, ведь я виноват в том, что жив, и не спас тех, кто по-

гиб. Основной задачей при этом является восстановление в созна-

нии травмированной личности гармоничности внешней реальнос-

ти, целостности его когнитивной модели: ценность собственной

жизни, определенные моральные качества окружающих. Именно

эти оценки подвергаются наибольшему искажению у жертв трав-

матического стресса, страдающих ПТСР [51].

«Такие психотерапевты, как Вирджиния Сатир и Милтон

Эриксон, всегда возвращают людей в прошлое и заставляют их

заново переживать события, но они заставляют переживать про-

исшедшее не так, как переживали все это в первый раз. Вирд-

нгпу

жиния Сатир называет это “возвратиться и увидеть новыми гла-

зами”. М. Эриксон заставлял людей возвращаться в прошлое, а

затем полностью менял картину событий. Он реорганизовывал

историю личности так, что пациент уже не способен был воспри-

нимать происшедшее по-прежнему» [29, с. 87].

Практики-психологи знают, что если в семье есть человек,

страдающий посттравматическим стрессовым расстройством, то

и другие члены семьи через некоторое время начинают проявлять

признаки ПТСР. В психотерапии эти люди называются «созави-

симыми».

Эффект создания созависимости членов семьи с родственни-

ком, получившим травму, еще недостаточно изучен. Безусловно,

большую роль здесь играют психические защиты, которыми чело-

век пользуется, чтобы избежать повторных болезненных пережи-

ваний, связанных с травмой, о чем уже говорилось ранее. Исклю-

чение травмы из области сознательного переживания не исключает

бессознательную болезненность, которая нуждается в излечении.

человек начинает искать людей, способных снизить порог болез-

ненных переживаний. часто этими людьми могут стать члены се-

мьи. Происходит соидентификация членов семьи с травмой.

Наибольшую опасность этот механизм представляет для детей.

Травмированный бессознательно старается идентифицироваться со

здоровыми родственниками, особенно с детьми, в силу их большей

открытости, естественности. В результате происходит присоедине-

ние и со-идентификация. С одной стороны, травмированный член

семьи получает временное облегчение, с другой, ребенок в резуль-

тате такой коммуникации – его опыт как собственный интериори-

зированный опыт. Это происходит на уровне бессознательной

коммуникации через телесное, мимическое, жестикуляционное

присоединение. Также большую роль здесь могут играть геро-

ические рассказы, интерпретация собственного опыта, передача

ценностей, в том числе и связанных не с жизнью, а с постоянным

выживанием. Дети улавливают в этом сценарные программы, ос-

ваивают линию травматического опыта как нормативного, что при-

водит к тому, что ребенок родителей, переживших ПТСР, выдает

симптомы такого же ПТСР, что и они.

нгпу

Варианты передачи травмирования описаны у Э. Берна и

дальше разрабатывались в трудах трансактных аналитиков. Ва-

рианты прямой передачи осуществляются через разрушительные

предписания, сформулированные Р. и М. Гулдингами [63], кото-

рые мы уже рассматривали ранее: «не будь» (особенно в форме

«сгинь», «умри»), «не будь собой», «не будь ребенком», «не будь

близким», «не расти», «не делай», «не думай», «не будь значи-

мым», «не принадлежи», «не будь успешным», «не чувствуй»,

«не будь здоровым». каждое из этих предписаний является трав-

мирующим само по себе. Авторы утверждают, что каждый че-

ловек в той или иной степени имеет такого рода предписания, в

связи с этим мы чаще всего имеем дело не с набором отдельных

предписаний, а со сложной конфигурацией, где часть предписа-

ний или все они связаны между собой сложными внутренними

связями. Так, по тяжести воздействия самым тяжелым является

предписание «не будь» («умри», «сгинь»). По поводу защиты от

него Я. Стюарт и В. Джойнс описывают следующий механизм:

«В первые годы жизни ребенок, имеющий приказ “Умри”, вероят-

но, принимает сложные решения, чтобы защитить себя от фаталь-

ного исхода. Эти решения могут быть приняты в виде: “Я буду

жить, пока…”. Многоточие может быть заполнено различными

решениями, например: “…буду много работать” или “…если не

буду сближаться с людьми”» [154].

А.А. Шутценбергер указывает на слабую изученность меха-

низмов передачи травмирования. Однако она настаивает на том,

что таковое может происходить через ряд поколений, анализи-

рует роль информации, которая утрачивается как осознаваемый

и вербализуемый психический материал и трансформируется в

неосознаваемый «тайный» материал, т.е. материал, тайный для

самого носителя. «Традиционно различают сознательное, бессо-

знательное и предсознательное. Отличают то, что проговарива-

ется и продумывается, от того, что продумывается и осознается,

не высказывается, скрывается, замалчивается и передается как

тайна, от того, что так трудно выразить и признать (неуловимое),

от того, что ужасно настолько, что мы не смеем даже думать об

этом (немыслимое).

нгпу

Говорят о передаче тайны или несказанного, того, что стано-

вится запретным, вытесняется, чего избегают упоминать и даже

считают неуловимым или непомышляемым.

Обычно существует представление об аффектах и чувствах,

когда есть возможность их психической проработки. Но в неко-

торых случаях событие рассматривается как столь серьезное и

травмирующее или настолько преждевременное, что о нем не су-

ществует сколько-нибудь внятного умственного представления.

Оно рассматривается как невозможное, немыслимое событие

(непомысленное) и, таким образом, остается неотработанным, а

лишь оставляет сенсорные и моторные следы – телесные и пси-

хосоматические. Для многих современных аналитиков это скорее

соответствовало бы преждевременному травматизму в возрасте,

который не позволил бы психическую интеграцию. Напомним,

что Франсуаза Дальто считала, что груднички, маленькие дети и

собаки все воспринимают и интегрируют.

В самых общих чертах по отношению к событию, связанно-

му с травмирующими переживаниями в прошлом, можно сказать,

что бабушки и дедушки умалчивают и передают невысказанное,

что будет предугадываться детьми и станет для них тайной (невы-

сказанным, непроговариваемым, неуловимым), а для их собствен-

ных детей (то есть внуков тех, кто пережил событие) оно будет

непомышляемым» [179, с. 123].

Исследователь истории детства Л. Де Моз отмечает, что целе-

направленное травмирование родителями детей было распростра-

нено на протяжении ряда эпох. Таким образом, родители как бы из-

бавлялись от нежелательных для себя предписаний, передавая их

своим детям. В трансактном анализе этот механизм носит название

«эпискрипт» или описывается метафорой – «горячая картофели-

на». Ф. Инглиш описала эпискрипт как особенно травмирующий

тип сценарного послания. В этом случае родитель передает при-

казание вместе с невербальным посланием: «Я надеюсь, что это

случится с тобой, чтобы подобного не случилось со мной».

Иногда эпискрипт может проявляться как семейная цель или

семейное проклятие, причем каждое поколение должно прийти

к одному и тому же исходу. При этом, если предписание не реа-

нгпу

лизуется, каждое поколение полагает, что избежало этого исхода

благодаря передаче эстафетной палочки кому-нибудь другому.

Л. Де Моз указывает, что детоубийство на протяжении столе-

тий не рассматривалось как нечто выходящее за пределы разум-

ного: «Обычно считают, что убийство законных или незаконных

детей – проблема скорее Востока, чем Запада. Однако накоплен-

ных сведений достаточно, чтобы доказать, что убийство как за-

конных, так и незаконных детей было системой в античности, что

законных детей немного реже убивали в средневековье, а убийс-

тво незаконных детей было обычным делом вплоть до девятнад-

цатого века» [64, с. 43]. Далее Де Моз говорит об определенном

смягчении нравов, когда предписания родителей сменяются с

прямого уничтожения на символическое через избиение детей:

«Детей били, они вырастали и в свою очередь били собственных

детей. Так повторялось век за веком. Редко звучали открытые

протесты. Даже гуманисты и педагоги, которые славились доб-

ротой и мягкостью, как, например, Петрарка, Ашэм, коменский,

Песталоцци, одобряли битье детей» [там же, с. 67]. Отдельно Де

Моз исследует особенности сексуального травмирования детей.

Противоречивость воспитания заключалась в запретах на сексу-

альные проявления у них, с одной стороны, и в прямых сексуаль-

ных домогательствах и развращении их, с другой.

Таким образом, Л. Де Моз указывает, что целенаправлен-

ное травмирование детей взрослыми, в том числе и родителями,

прекратилось только к середине 19 в. Хотя учитывая механизмы

сотравмирования и передачи травмирования через поколения,

очевидно, что данная тема имеет большие перспективы для ис-

следования.

Темы рефератов

1. Родительский стиль и сценарий жизни ребенка.

2. Типы жизненных сценариев.

3. Влияние психологического травмирования на формирование жизнен-

ного сценария ребенка.

4. Формирование успешных жизненных сценариев.