Рябцев В.Н., Шитив М.А. Конфликтология. Хрестоматия

Подождите немного. Документ загружается.

141

венностью по праву рождения… Неосознанная "идентификация свободы со сво-

бодой делать деньги" была исторически оправданным триумфом экономического

индивидуализма над обветшалой политикой ограничений абсолютных монархий -

триумфом, которым не без оснований гордились отцы-основатели США. Потря-

сения "великой депрессии" показали уязвимость экономического принципа госу-

дарственного невмешательства; искренняя вера в свободу частного предпринима-

тельства постепенно сменилась примитивным культом собственности.

Политическим эквивалентом общества свободного предпринимательства

является модель демократического государственного устройства. Связи экономи-

чески независимых индивидов в сфере политики основаны на тех же принципах

"обменных отношений", что и "свободный рынок" Адама Смита. Обменные от-

ношения выступают здесь как способ взаимодействия различных социальных

групп, члены которых имеют близкие политические интересы. Согласно амери-

канским социологам Дж.Буханану и Дж.Таллоку - авторам известной модели по-

литической организации США", - реконструкция американской идеологической

системы нуждается в "метафизическом допущении методологического индиви-

дуализма". С этой точки зрения единицей измерения социальной реальности вы-

ступает индивид с его интересами и устремлениями. Противоположная (органи-

ческая) модель общества приписывает последнему как "целому" такие парамет-

ры, которые превосходят сумму индивидуальных способов существования' и яв-

ляются "более реальными", чем составляющие это целое отдельные индивиды.

Органическое видение мира, т.е. представление о свободе индивида только как о

его свободе внутри некоторой коллективной целостности, присуще советской

(или социалистической) модели идеологии. Ее ценностным ориентиром является

идеал коллективной свободы, сопряженный с культом борьбы.

Реконструируя историко-теоретическую эволюцию идеала коллективной

свободы, Рапопорт прослеживает постепенное "снижение образа" — процесс,

аналогичный описанной выше метаморфозе "американской мечты". Социалисти-

ческий культ борьбы восходит к Марксовой теории исторического материализма.

Для Маркса историческим субъектом коллективности выступало государство, ох-

ранявшее как "общечеловеческие" интересы и ценности одних классов в ущерб

другим. Историческая борьба классов с неизбежностью приведет к отмиранию

государства и созданию бесклассового общества свободных индивидов. Поэтому

путь к царству свободы мыслится в марксизме только как путь социальной рево-

люции. У Ленина "ментальность борьбы", свойственная идеологической парадиг-

ме марксизма, охватывает преимущественно сферу философской рефлексии. Его

"Материализм и эмпириокритицизм" представляет собой интеллектуальную

квинтэссенцию большевистского принципа классовой поляризации. Своего апо-

гея этот принцип достигает в эпоху Сталина, когда идея борьбы постепенно про-

никает во все сферы социальной и частной жизни.

Ярчайшей особенностью социалистической догмы является критика бур-

жуазного идеала "обменных отношений" как суррогата подлинной свободы. С

марксистской точки зрения "обменные отношения" и порожденная ими идеоло-

гия камуфлируют истинную суть буржуазного социального строя, который на

самом деле руководствуется тем же принципом "угрозы", что и все предшество-

вавшие ему общественные системы. Социалистическая же идеология проповеду-

ет истинно свободное общество, организованное на принципах "любви" и эконо-

мической стабильности.

142

Очевидная несхожесть двух идеологий не должна вводить в заблуждение

по поводу истинной роли идеологической конфронтации как фактора "холодной

войны". Резюмируя изложенное, Рапопорт подчеркивает ошибочность распро-

страненного мнения о преимущественно идеологической природе возможного

ядерного конфликта между СССР и США. Если "идеологическое обращение"

есть процесс и результат глубокой интериоризации определенного мировоззре-

ния, то такого рода идеология не принимается в расчет профессиональными по-

литиками; еще менее действенна она на уровне массового сознания. Размышляя

об идеологических аспектах военного противостояния сверх держав, следует

иметь в виду "идеологию, вплетенную в ткань повседневной жизни". Именно

этой идеологии и с той и с другой стороны присуща порочная тенденция к иска-

жению, передергиванию, доведению до абсурда своей же собственной системы

ценностей. Идеологическая "зацикленность" на собственных догмах наносит го-

раздо больший ущерб двусторонним отношениям сверхдержав, чем представле-

ние в ложном свете идеологических постулатов противника. Примером идеологии

абсурда как следствия "зацикпенности" на идее борьбы за коллективную свободу

могут служить процессы над диссидентами, гонения на верующих, цензурные

запреты и тому подобные явления, противоречащие правам и свободам граждан,

закрепленным в Конституции СССР. В США выражением идеологического аб-

сурда является "технолатрия", или культ экономического и технического могу-

щества Америки как гаранта ее победы в 'звездных войнах". И в том и в другом

случае не содержание противо борствующих идеологий как таковое, а их ритори-

ческий суррогат активизирует "образ врага", блокируя возможные пути сотруд-

ничества и поиск потенциальных союзников. Что же касается различий в пони-

мании свободы, то американский и советский варианты ее интерпретации не

столько противоречат, сколько дополняют друг друга, составляя, таким Образом,

предпосылку для выработки иного толкования свободы, более адекватного новым

историческим условиям .

Существует и другая, не менее ошибочная крайность в оценке идеоло-

гических аспектов политической конфронтации. Это известные теории деидеоло-

гизации как закономерности постиндустриальных обществ. Согласно Д.Беллу,

послевоенная история Америки свидетельствует о постепенном разочаровании в

борьбе за социальные идеалы и наступлении эпохи политического прагматизма.

Близкую мысль о "конце идеологии как фактора политики" отстаивает Х. Мор-

гентау, один из создателей американской школы политического реализма. По его

мнению, движущей силой политического поведения на международной арене яв-

ляется национальный интерес, понимаемый как фактор силы. Отношения и инте-

ресы силы образуют сферу, независимую от экономических, религиозных или

моральных аспектов социальной жизни. Изменение национальных интересов вле-

чет за собой смену политического курса, в которой не участвуют ни мораль, ни

идеология. Сфера политики всегда реалистична, прагматична и сиюминутна.

Идеология не только не является важнейшим спутником истории, она не может

даже служить оправданием политических действий, так как последние подчиня-

ются только собственной логике и соображением национального могущества.

Сторонники модели политического реализма полагают, что теория международ-

ных отношений, исключающая фактор идеологии и концентрирующая внимание

на балансе сил я национальных интересов, будет способствовать политике мира.

Тем не менее эта теория, как и концепция Белла, лишний раз подтверждает на-

143

блюдение Маркса, что носитель идеология не всегда осознает себя таковым.

Концепции деидеологизации фиксируют реальный аспект постиндустриального

общества — факт "изношенности" прежних идеологий, но при этом их авторы

сами не покидают критикуемых идеологических пределов. В эпоху ядерного

оружия, когда угроза тотального истребления делает бессмысленным примене-

ние силы для защиты национальных интересов, идеология политического праг-

матизма не может быть действенной.

Переходя к анализу стратегических теорий конфликта, Рапопорт под-

черкивает принципиальное отличие этого "измерения" войны от идеологической

и психологической ее интерпретаций. Последние рассматривают участников кон-

фликта в качестве некоторого объекта, который подвергается воздействию внеш-

них и внутренних факторов, детерминирующих эскалацию конфликтной ситуа-

ции. Стратегическая точка зрения позволяет увидеть процесс развития и разре-

шения конфликта изнутри - глазами его субъектов. Здесь на первый план выдви-

гаются действия субъектов конфликта, способствующие (или препятствующие)

его рациональному ведению. Стратегический подход, таким образом, акцентиру-

ет проблему рациональности как фактора разрешения конфликтной ситуации. По-

скольку понятие стратегии в самом общем его толковании можно охарактеризо-

вать как определенную философию войны, то основной вопрос, на который

должен ответить исследователь стратегических теорий конфликта, - это вопрос о

том, способствует ли данный тип мышления рационализации военных действий в

ситуациях военного противостояния.

Для осмысления проблемы "рациональность и война" Рапопорт использу-

ет общую теорию игр как один из вариантов более широкой теории принятия

решений. Основанием для выбора именно этой теории в качестве модели разре-

шения конфликтных ситуаций послужили, во-первых, ее математический харак-

тер, т.е. выделение строгой логической структуры различных ситуаций конфлик-

та безотносительно к их генезису, последствиям или психологическим компонен-

там; во-вторых, распространенное среди профессиональных военных стратегов

мнение

, что общая теория игр, являясь нормативной теорией конфликта, дает

ключ к рациональному овладению ситуацией в случае военных столкновений.

Сопоставив варианты поведения индивидов в игровых конфликтах разных типов,

автор приходит к следующим выводам: а) математическая теория конфликта

свидетельствует об ограниченности однозначного прочтения термина "рацио-

нальность"; математический анализ усложнявшихся игровых конфликтных си-

туаций влечет за собой построение многоступенчатой иерархии рациональностей

разных типов, где каждый высший уровень предполагает пересмотр рациональ-

ности низшего типа; смена условий конфликта влечет за собой смену уровня ра-

циональности; б) принципиальная ценность теории игр как обшей теории кон-

фликта состоит не в прагматической (нормативной), а в критической ее направ-

ленности, что позволяет выявлять типичные ошибки стратегического типа мыш-

ления; в) одной из таких ошибок является убежденность военных профессиона-

лов в возможности совершенствования военной стратегии на базе математиче-

ской теории конфликта; между тем поправки, вносимые в эту теорию социаль-

ными и идеологическими особенностями конкретного конфликта; т.е. его реаль-

ным историческим содержанием, радикально изменяют "предписанный" уро-

вень рациональности и поведение действующих лип; выбор типа стратегической

рациональности обусловлен в первую очередь социологическими факторами.

144

С разработкой математической теории конфликта косвенно связан и дру-

гой аспект проблемы "рациональность и война" — процесс так называемой "ин-

теллектуализации войны", т.е. разработки все более изощренных стратегических

концепций военных действий (например, стратегии "звездных войн"). Историче-

ское развитие военного искусства включало два взаимосвязанных направления -

создание новых видов вооружений и теоретическое совершенствование “искуства

войны”. Изобретение ядерного оружия должно было бы означать конец стратеги-

ческого "прогресса", поскольку в условиях ядерной угрозы совершенствование

стратегии уничтожения выглядит явным абсурдом. Однако как это ни парадок-

сально, для многих теоретиков войны эпоха ядерного оружия стала поистине ре-

нессансом военной науки. Число публикаций военных профессионалов, занятых

тщательным математическим анализом и прогнозированием стратегической спе-

цифики грядущих ядерных столкновений, растет из года в год. Теоретические

усилия стратегов "звездных войн" создают впечатление все большей рационали-

зации военной науки, выхода ее на новый теоретический виток. На самом деле

"интеллектуализация войны" представляет собой обратный процесс "иррациона-

лизации мышления", которое заставляют "мыслить о немыслимом". Цель военных

интеллектуалов, рассуждающих об особенностях второй, третьей, n-ной ядерной

войны, состоит в разведении теоретического обоснования и реальных последст-

вий стратегических новаций. <…>

Системный анализ войны базируется на методологических установках

общей теории систем. Эта теория содержит обобщение основных принципов

"системного взгляда на мир", т.е. представления о мире как устойчивой совокуп-

ности (целостности) взаимосвязанных частей, которая сохраняет самотождест-

венность независимо от изменения входящих в нее элементов. Рапопорт выделяет

две разновидности общей теории систем, которые представляют интерес с точки

зрения "науки о мире и конфликте. Это организмическая нематематическая сис-

темные модели. Математическая парадигма исходит из дефиниции системы как

последовательности состояний целого, каждое из которых в свою очередь де-

терминировано определенными свойствами тех или иных избранных переменных.

Поскольку известны характеристики выбранных переменных и законы, управ-

ляющие связями между этими переменными, постольку система считается пол-

ностью описанной, т.е. может быть строго определена (предсказана) траектория

ее движения или динамика ее развития. Изоморфность (аналогичность) матема-

тических

систем устанавливается, таким образом, чисто аналитически.

Тот же принцип аналогии используется и при построении организмических

системных моделей, где каждый элемент целого уподобляется отдельным частям

живого организма. Здесь аналогии устанавливаются путем "узнавания". Общими

для обеих разновидностей системной теории являются понятия целостности, взаи-

мо связанности и аналогии. Познавательная ценность системного мировоззрения

состоит в

отказе от однолинейной трактовки каузальности и признании факта,

множественности причинных взаимодействий.

Сопоставляя математические и организмические модели, автор склоняется

к мысли, что последние, несмотря на их неизбежный редукционном и тенденцию

к антропоморфизму, могут служить более адекватным средством анализа соци-

альных феноменов, включая войну. Главный недостаток математических систем-

ных моде лей составляет

высокая степень абстракции, которая не позволяет уви-

деть конкретную специфику конкретных событий. Одной из первых попыток ма-

145

тематического моделирования специфических факторов войны была концепция

английского метеоролога Л .Ричардсона. который в 1962 г. достроил системную

модель гонки вооружений, Ричардсон надеялся использовать эту модель для про-

гнозирования военных конфликтов по аналогии с разработкой научно обосно-

ванных прогнозов погоды. Сравнительному анализу подлежали такие понятия,

как уровень доброй воли и степень враждебности в отношениях между государст-

вами. Поскольку математическое моделирование предполагает операции с вели-

чинами, которые могут быть выражены количественно, то в качестве переменных

(или количественных аналогов миролюбия и враждебности) были избраны соот-

ветственно объем торгового оборота между странами и размерами их бюджетных

ассигнований на вооружение. Полученная кривая гонки вооружений в 1909-1913

гг. в странах - участницах первой миро вой войны позволила сделать однознач-

ный вывод о неизбежности военного столкновения между ними. Однако даль-

нейшая разработка модели Ричардсона оказалась бесперспективной (в частности,

эта модель не подтвердила с необходимостью факт второй мировой войны). По-

следующие работы в этой области показали, что вопреки гипотезе Ричардсона о

взаимном стимулировании наращивания вооружений и роста угрозы нападения

гонка вооружений и совершенствование военной техники в значительной мере

самодостаточны, т.е. обладают внутренними, имманентными предпосылками ус-

корения. Серьезную проблему для построения математических моделей военных

конфликтов представляет также критерий отбора исходных переменных (пара-

метров и индексов). "Окончательными" нередко считаются такие параметры, ко-

торые подтверждают выдвинутую гипотезу.

Некоторые исследователи, отказавшись от идеи непосредственной функ-

циональной зависимости между "детерминантами войны", обратились к понятию

математической корреляции и использованию статистических закономерностей.

Так, Дж.Сингер и М.Смолл попытались вычислить вероятность военных действий

в зависимости от вступления (невступления) государств в коалиции друг с дру-

гом. Сравнив два исторических периода (1815-1899 и 1900-1945), они пришли к

заключению о прямо противоположной роли этого фактора в эскалации военных

конфликтов в XIX и XX вв. Неоднозначные результаты были получены также

при сопоставлении степе ни "'готовности к войне" и уровня милитаризации эко-

номики. Метод корреляции, таким образом, позволяет выявить лишь вероятные

каузальные связи, которые нуждаются в дальнейшем объяснении. В целом мате-

матические системные модели войны обладают преимущественно эвристической

ценностью, т.е. способствуют более корректной формулировке проблемы; про-

гностические же их функции весьма ограничены.

Организмические системные теории позволяют увидеть феномен войны в

ином ракурсе - не как повторяющееся событие социальной истории, а в виде суб-

системы или института, возникшего внутри человеческого сообщества и разви-

вающегося вместе с ним. В та кой интерпретации в понятие войны помимо непо-

средственных действий на поле боя включается вся полнота социальной деятель-

ности (технической, экономической, организационной, интеллектуальной), необ-

ходимой для функционирования этой субсистемы. 0тличительной чертой войны

как социального института (независимо от конкретных исторических деталей)

является организация массового насилия. Смене исторических типов войны соот-

ветствовала в общих чертах эволюция социальных систем; институт войны ус-

пешно адаптировался к менявшимся условиям "окружающей среды". Общая

146

тенденция совместной эволюции социального организма и его военной субсис-

темы состояла в постепенной "демократизации" и "технократизации" войны.

Примитивный демократизм племенных войн, где каждый участник сражался с

личным врагом за общие цели выживания, сменился в ранних рабовладельческих

империях кастовыми привилегиями профессионально обученных военных. Ев-

ропейские "кабинетные войны" ХVIII в. осуществлялись уже руками вооружен-

ных наемников; цели этих войн, а порой и сам факт военных действий оставались

неведомыми и безразличными для основ ной массы подданных воюющих мо-

нархов. Великая французская революция, ознаменовавшая конец европейского

абсолютизма, снабдила институт войны патриотическим и нравственным измере-

нием, одновременно расширив его социальную базу до размеров всего граждан-

ского населения страны. В XIX в. представление о патриотизме стало более объ-

емным; справедливая, освободительная вой на трактовалась уже как борьба на-

рода за свою свободу, культуру и национальное своеобразие.

Первая и вторая мировые войны, принятые военными теоретиками за об-

разец войны в цивилизованном обществе, отличались не бывалой масштабностью

и жестокостью; это была "тотальная мобилизация обществ, нацеленных на взаим-

ное уничтожение"…Нарастание массовости военных действий сопровождалось

ускорением военно-технического прогресса и дегуманизацией института войны.

С изобретением дистанционных способов уничтожения, позволяющих поражать

невидимого противника, эмоциональный фактор войны - личная ненависть к вра-

гу - превратился в атавизм. Померк прежний образ благородного и храброго, вы-

носливого и сильного воина, "боевой дух" уступил место примитивному милита-

ризму, когда война перестала быть средством, превратившись в само цель.

Эпоха ядерного оружия с ее колоссальными военными расходами обнажи-

ла паразитический характер военной субсистемы, которая утратила в наши дни

какие-либо социально значимые функции. Существование военного истеблиш-

мента в обеих сверхдержавах поддерживается сегодня усилиями пропаганды и

ложными стереотипа ми массового сознания. Наиболее распространенный из

них - это миф о необходимости растущих военных арсеналов для безопасности

и экономического благополуия общества. Однако в ядерную эпоху тезис "воору-

жении в целях обороны и устрашения противника" выглядит нелепым. Если

обычные исторические виды вооружений были эффективным фактором воздей-

ствия на противника, который посягал на чужую территорию и чужую собст-

венность, то ядерное оружие, являющееся по своей природе оружием тотального

уничтожения, уже не может никого "защитить". В условиях гонки вооружений

любое "оборонительное" нововведение (типа СОИ) немедленно превращается в

свою противоположность, провоцируя ответные действия противника. На лож-

ной посыпке основан также вывод о "благоприятных" социальных последствиях

милитаризации экономики. Военное производство не создает каких-либо мате-

риальных ценностей помимо "ценности уничтожения". Лишившись всякой ра-

циональной внешней цели, институт войны представляет собой сегодня аналог

раковой опухоли, которая, имитируя жизнедеятельность организма, разрушает

этот организм с помощью его же собственных клеток.

В заключительном разделе книги Рапопорт обращается к проблеме сохра-

нения и упрочения мира. Одним из популярных средств решения этой пробле-

мы являются идеология и практика пацифизма…

147

Основу пацифизма составляет убеждение в том, что насильственные дей-

ствия способны лишь увеличить общую сумму мирового зла, порождая замкну-

тый круг ответного насилия. Крайние формы пацифистского отрицания насилия

ставят под сомнение даже правомерность личной самообороны, оспаривая нрав-

ственную ценность инстинкта самосохранения. Существующие типы пацифизма

можно классифицировать по разным основаниям, не всегда исключающим друг

друга. Возможны личный и социальный пацифизм, религиозное неприятие войны

или этическое ее осуждение, пацифизм священника, ученого, врача. Личный па-

цифизм, как правило, выражает негативное отношение к войне, которое продик-

товано нравственной или религиозной системой ценностей индивида, его жиз-

ненной философией. Пацифизм личности может быть равноценен отказу от соци-

альных способов ненасильственного противостояния военной системы (непро-

тивленческая позиция Толстого) либо служить пред- посыпкой объединенных

действий по элиминации насилия (идеология гандизма и практики сатьяграхи).

Социальный или политический пацифизм обычно является следствием аналити-

ческого подхода к феноменам насилия и войны; он отличается меньшим мо-

ральным ригоризмом и не столь категоричен в своих идеологических требова-

ниях. Примером раннего религиозного политического пацифизма может служить

деятельность основанного в 1828 г. Американского общества мира. Члены этого

общества были убеждены в праве личности на свободу выбора между добром

(ненасилием) и злом. Объединение нравственных усилий 'по выбору добра"

способствовало перерастанию абстрактного христианского пацифизма в поли-

тическую позицию, повлекшую за собой конкретные действия против военных

мероприятий правительства.

В политической практике XX в. проявления чистого пацифизма, требую-

щего истинной жертвенности, жесткой самодисциплины и глубокого нравст-

венного обращения, крайне редки. Более популярен в наши дни такой вариант

пацифизма, как ненасильственное сопротивление, которое предполагает особую

"технику" борьбы против военной угрозы. Главная цель ненасильственного со-

противления - это демонстрация нравственного превосходства над противником,

доказательство бесперспективности вооруженных действий и провокаций со сто-

роны "агрессора".

Диапазон ненасильственных действий такого рода достаточно велик (ак-

ты политического самосожжения, движения гражданского неповиновения, го-

лодовки, бойкоты и т.п.). В небольших демократических государствах эффектив-

на пацифистская тактика гражданского несотрудничества, т.е. отказ от поддержки

любых действий правительства, чреватых эскалацией военной напряженности

(вплоть до требования полного уничтожения государственных вооруженных сил).

Гражданское несотрудничество является реальной альтернативой стратегии

"ядерной обороны".

Другой вариант современной тактики ненасильственного сопротивления

можно назвать избирательным пацифизмом. Этот вид пацифизма подразумевает

организованное выступление против какой- либо конкретной войны (движение

американцев против войны во Вьетнаме) или конкретного вида оружия (анти-

ядерное движение ученых, врачей, деятелей церкви). Избирательный пацифизм

способствует попутному антивоенному "просвещению" гражданского населения -

просвещению, которое незаметно выходит за рамки частных обвинений в адрес

отдельных инициаторов военных событий или создателей новых видов воору-

148

жений. Вне чисто политической сферы пацифисты выступают активными побор-

никами антивоенного социального просвещения, участвуют в разработке и вне-

дрении различных проектов и программ в рамках "исследований мира"( peace re-

search).

Проблемное поле "исследований мира" достаточно широко. Оно включает

функционирование системы международных отношений, зарождение конфликт-

ных и кризисных ситуаций, формирование психологических установок и аттитю-

дов, осмысление экономического, политического, футурологического измерений

социальной жизни. Рeace research, таким образом, является междисциплинарной

областью исследований и требует совокупных усилий специалистов различных

гуманитарных областей. Цель этих усилий в первую очередь практическая - соз-

дание специфической "инфраструктуры мира", которая будет антиподом сущест-

вующей организационной структуры гонки вооружений.

29. А. Стивенс. Корни войны в перспективе архетипической

концепции К.Юнга

Автор…рассматривает причины происхождения войн, их психологические

и биологические корни и источники, привлекая для объяснения психоаналитиче-

скую теорию архетипов К. Юнга, данные биологических и социальных наук, ан-

тропологии, политики. На основании подробного анализа он приходит к заключе-

нию, что корни агрессией войны скрыты в глубине человеческой психики. Агрес-

сия, так же как и сексуальные влечения, является древним инстинктом человече-

ства. Война, вскрывая самое лучшее и худшее в нас, способствует нашей само-

реализации. Она мобилизует наши глубинные источники любви, сострадания, са-

мопожертвования, сотрудничества и одновременно порождает ненависть, жесто-

кость, разрушение. Она временно устраняет конфликты, существующие в обще-

стве, возрастает сплоченность сообщества, значимость каждого ее члена, повы-

шается способность его членов ко всеобщей идентификации, люди временно ос-

вобождаются от рутины и ответственности.

Психиатр А.Стор отмечает, что люди, утратившие смысл жизни, испыты-

вающие неудовлетворенность, почти с религиозным чувством подчиняют себя

единой воле, отдаются разрушительному порыву. Об универсальности войн гово-

рят

сухие цифры статистики, констатирующие, что в период с 1500, по 1860 г. на

каждый год мира приходилось 13 лет войны. История человечества есть история

его войн. Еще в Древнем Риме возник столь известный теперь лозунг “Хочешь

мира - готовься к войне». Война и мир сменяют друг друга, как фазы Луны, с та-

ким же

постоянством и неотвратимостью природного закона. Они неразрывны,

как тепло и холод, день и ночь, порядок и хаос. Длительные периоды мира связа-

ны с сублимацией и репрессией воинственности, которая тем не менее находит

свой выход в мирной жизни в возрастающем количестве фильмов, пропаганди-

рующих культ насилия и жестокости, росте преступности и др. В мифологии, в

естественнонаучных, психологических и социальных учениях Дарвина, Маркса,

Фрейда мир предстает как результат борьбы различных начал, противополож-

ных сил. Это борьба видов в животном мире, борьба различных экономических

и социальных систем, борьба его и самости, суперэго и бессознательного, разума

и чувства.

В основании всех жизненных явлений лежит единый универсальный

принцип взаимодействия противоположных начал, конфликт есть универсаль-

149

ная характеристика мира, его движущая сила, источник развития, динамические

полярности могут находиться только в двух состояниях: конфликта и равнове-

сия. Конфликт между государствами, нациями, отдельными людьми есть лишь

частный случай действия всеобщего закона. З.Фрейд утверждал, что сама челове-

ческая личность является продуктом борьбы принципа удовольствия и принципа

реальности. В биологии выражением этого закона служит механизм гомеостазиса.

Все существующие политико-экономические объяснения причин возникновения

войн являются лишь рационализациями императивного древнего опыта челове-

чества, закона универсума. Существуют два основных подхода к рассмотрению

человеческой природы: один утверждает, что человек есть существо рациональ-

ное, а всплеск агрессии и жестокости возникает как нетолерантная реакция на

жизненные обстоятельства; другой утверждает изначальную иррациональную

природу человека, для которого акты насилия и агрессии являются природными и

естественными. Представителями первого направления являются французские

философы и мыслители эпохи просвещения (Руссо, Бюффон), рассматривающие

человеческое сознание и психику как tabula rasa, формирующиеся прижизненно.

Они считали, что реформы и совершенные социальные институты с неизбежно-

стью приведут к уничтожению войн. Второе направление получило свое развитие

в английской философии ХУП в. (Т. Гоббс) и далее в немецкой романтической

философии, в трудах Ницше, Фрейда. Представители второго направления

предприняли попытку более глубинного взгляда на человеческую психику. 0ни

рассматривали воинственные проявления человека не как патологию и отклоне-

ние в его природе, а как естественное состояние, диктуемое его собственной при-

родой. Война есть единство рационального и иррационального, когнитивного и

аффективного, она является результатом взаимодействия многих переменных.

Для нее справедливы основные принципы гомеостазиса: саморегуляция, целена-

правленность, наличие положительной и отрицательной обратной связи. Мы

склонны рассматривать войну, как зло и стремиться к миру, не предполагая, что

это есть противоположные фазы единого динамического процесса, цепь которо-

го состоит в удержании человечества в состоянии экологического равновесия.

Cуществуют психологические объяснительные механизмы возникновения

агрессии. Основы враждебного и дружелюбного отношения к миру закладывают-

ся уже в детстве. Через привязанность и любовь к матери, дающей ребенку защи-

ту и покровительство, формируется, выражаясь словами Э.Эриксона, "базовое

доверие к миру", оно рождает доброжелательность и миролюбие. Различение

"своих" и "чужих" формируется уже в младенческом возрасте, оно существует

у шестимесячного младенца, когда по отношению к "своим" ребенок проявляет

позитивные эмоции, встречает их улыбкой, при общении с "чужими" он плачет,

стремится избегать контактов. Все "чужие" и "посторонние" рассматриваются

им как потенциальные носители опасности и вызывают защитное агрессивное

поведение. На протяжении всей последующей жизни человек стремится при-

надлежать какой-либо определенной группе и противостоит другим. То, насколь-

ко прочно сформировалось доверие к миру, определяет дальнейшее поведение

человека в нем: будет ли оно агрессивным или миролюбивым.

Существование врожденной агрессивности подтверждают нейропсихоло-

гические исследования, которые утверждают, что, подобно всем млекопитающим

мы наделены природными механизмами агрессии и ее контроля обеспечиваю-

щими эффективность организма в экстремальных физических условиях. <…>

150

В природе все устроено разумно. Все имеет свой смысл и значение, в том

числе и агрессия, являющаяся необходимым условием выживания любого жи-

вотного вида в мире, где ведется постоянная борьба за более благоприятные усло-

вия, территории, источники пищи, за власть, за доминантность, за лидерство. Аг-

рессия обеспечивала селективное воспроизведение. Она, генетически закрепляясь,

служила условием естественного отбора, где все слабое и недееспособное эли-

минировалось. Агрессия связанная с доминантностью и социальным превосход-

ством, приводила к выделению лидеров внутри каждой группы, их задача состоит

в объединении сообщества, выработке и принятии решений, поддержании дис-

циплины. Агрессия к особям своего вида всегда была выражена слабее, чем к

особям любого другого вида, что диктовалось биологическими соображениями

сохранения вида. Одновременно формировалась и внутригрупповай кооперация,

обеспечивающая наиболее эффективные условия защиты от врагов, охоты и

борьбы с особями иных групп. Таким образом, биологический шовинизм, эво-

люционируя, перерастал в социальный, В человеке живет бессознательная уста-

новка делить людей на "своих' и "чужих", потенциальных друзей и врагов. Инте-

ресно, что латинское слово “nostis", от которого происходит английское слово

«враждебность» hostility) , переводится как «посторонний», чужой". На опреде-

ленном этапе развития человеческого вида, когда для различий и делений внутри

одного вида уже нет биологических оснований и предпосылок, возникают, как

указывал Э.Эриксон, псевдовиды, имеющие культурные языковые, религиозные,

территориальные и политические различия. Биологически сформированная и за-

крепленная потребность делить мир на "своих" и "чужих" порождает расизм, на-

ционализм, войны. Оперируя, юнгианскими понятиями "война" и "мир" являются

архетипическими структурами человеческого бессознательного. Юнг определял

архетипы "как психологический "сгусток" родового опыта, но не сам опыт".

Ж.Моно, французский молекулярный биолог, высказал аналогичную мысль о том,

что "все формы человеческого поведения происходят не из его индивидуального

опыта, а из опыта, сформированного эволюционно накопленного видом homo

sapiens, умножаемого на каждом этапе развития. Архетипы так же универ-

сальны, как те биологические основания, на которых они образуются, они есть

универсальный субстрат человеческой психики, духовное наследие человечества,

сформированное в ходе эволюции. Архетипы являются не только биологически

детерминированными, но и трансперсональными по своей природе. Они переда-

ются через время, расы, культуры, определяя индивидуальные и коллективные

формы поведения. <…>

<…> Архетипы действуют как ''врожденные программы'', обеспечивая

адаптацию организма к меняющимся внешним и внутренним условиям, они за-

дают наиболее вероятные формы поведения, ''валентные'' направления, создавая

тем самым наиболее благоприятные условия для их обучения. Таким образом, аг-

рессивность - это часть нашего биологического арсенала. Поэтому ошибочны ут-

верждения, рассматривающие агрессивность как результат индивидуального изу-

чения, как простую реакцию индивида на неудовлетворенные потребности. За

последние 35-50 тыс. лет человек по своей биологической сути практически не

изменился: геноцид, Гитлер и Пол Пот, террор Сталина мало отличаются по своей

жестокости и механизму возникновения от племенных войн бурунди, воинствен-

ности Чингиз-Хана, Тамерлана и Атиллы. И хотя теперь мы считаем наше обще-

ство цивилизованным, мы нисколько не гуманнее наших предков, управляемых