Порьяз А. Мировая культура: Возрождение. Эпоха Великих географических открытий

Подождите немного. Документ загружается.

практика дигест – сборников избранных мест и цитат из книг,

проверенных временем.

Рис. 270 [Илл. – Готическое письмо. Страница книги. (История

Европы, стр. 180 рис. 1)]

Схоластика –

порождение Средних

веков в чистом виде. В ее

основе лежало не столько

стремление к новым

знаниям, сколько

постижение того, что

было создано лучшими

умами прежних веков – в

первую очередь,

разумеется, в отношении

богословия. Цель всякого

схоластического

рассуждения – не

произнести новое

(возможно, неверное)

слово, а подтвердить уже

сказанное авторитетами и

освященное традицией. В

число «авторитетов» –

богословов и философов

прежних времен, чье

мнение признавалось

правильным, входили не

только отцы церкви, но и

некоторые из античных

мыслителей.

Наибольшим весом

обладали сочинения

Аристотеля, дошедшие

до эпохи Высокого

Средневековья в сильно

урезанном виде.

Аристотель пользовался громадным авторитетом у средневековых

богословов в первую очередь за созданную им стройную систему

логических рассуждений. Этот самый «упорядоченный» из античных

мудрецов как нельзя лучше отвечал чаяниям богословов, стремившихся

упорядочить Божий мир. Сыграла свою роль и сложная форма, в

которую Аристотель облекал свои рассуждения. Красоту в конце

Средних веков понимали прежде всего как изысканность. Чтобы

убедиться в этом, достаточно взглянуть на причудливую, предельно

геометризованную и прекрасную именно своей безукоризненностью

готическую архитектуру. Та же сложность и вычурность царила в

латинском языке схоластического богословия, и не в последнюю очередь

за это ценился в Средние века и Аристотель.

Учителю и ученику

Наследие средневековой культуры включает множество крылатых

фраз на латыни. Одна из них, употребляющаяся в наши дни

преимущественно в ироническом контексте – «Magister dixit», «Так

сказал учитель». Это фраза из обихода схоластов, ссылка на

авторитетное мнение Аристотеля, которого почтительно именовали

«учителем». Во время диспута такая фраза подводила черту под спором –

спорить с мнением Учителя было нельзя.

Была и другая причина. Аристотель первым из античных

философов разработал стройную систему логики, позволявшую

приходить к некоему выводу через цепочку четких и ясных

умозаключений. Аристотелева логика выглядела неоспоримой даже

внешне. Если безупречна была форма, то и содержание не могло быть

иным.

Ученые последующих эпох, начиная с Возрождения, всячески

клеймили схоластическую науку, навешивая на нее всевозможные

ярлыки. Схоластику обвиняли и в безжизненности, и в формализме, и в

отрицании практического опыта, необходимого «подлинной науке».

Однако насколько справедливы эти обвинения? Уже тот пыл, с каким

обрушивались на схоластику гуманисты (недалеко ушедшие от схоластов

даже по времени), указывает на то, что схоластика была далеко не

заурядным явлением, занимавшим важное место в культуре

Средневековья.

Схоластическое обучение и схоластическая наука сыграли

важную роль в истории европейской науки вообще. Можно без

преувеличения сказать, что схоластика, с ее стремлением к выверенности

суждений и отточенности формулировок, приучила ученых (чем бы они

ни занимались) к дисциплине мысли, к необходимости выстраивать

доказательные цепочки в своих рассуждениях. Перефразируя поговорку,

схоласт был способен по капле воды сделать вывод о существовании

океана – по малейшему явлению Божьего мира вывести доказательство

бытия Божьего. В эпоху Возрождения ученые-гуманисты, не выходя за

рамки христианской науки и не оспаривая существование Бога,

уподобили человека Творцу, поскольку человек также обладает даром

творения. С этого началась новая страница в истории науки. Постепенно

человек вытеснил Бога из картины мира. Гуманисты и их последователи

позаимствовали у схоластов непоколебимую уверенность в том, что их

учение – единственно верное. Схоластика и новая наука имели слишком

много общего. Возможно, это объясняет яростные нападки гуманистов

на схоластов – они утверждали и доказывали разные вещи, но

одинаковыми методами.

Расцвет схоластики пришелся на XII – XIII века, когда по всей

Европе создавались университеты, и росла потребность в образованных

людях. Чем дальше, тем больше схоластическое учение закостеневало.

Средневековое богословие оперировало неким набором тем и тезисов,

который охватывал большую часть известного средневековой культуре

мира. Но этот набор был все же ограничен. Варьировать его до

бесконечности было нельзя. С другой стороны, европейские ученые,

научившись логике доказательства, все более решительно углублялись в

тайны мира и открывали вещи, ранее неизвестные. Кругозор науки

расширялся, схоластический научный аппарат уже не справлялся с новой

информацией. Но сила инерции была очень велика. Схоластическая

традиция оказалась очень живучей. Этому способствовало и то, что

схоластика была теснейшим образом связана с католической церковью,

позиции которой в Западной Европе были незыблемы вплоть до XV –

XVI веков, до эпохи Реформации. Бедой схоластики стало то, что она,

сыграв свою дисциплинирующую роль, продолжала играть эту роль и

тогда, когда ситуация в науке полностью изменилась.

Схоластическая наука оставила в истории европейской культуры

богатое наследие – в первую очередь, конечно, в богословской

литературе. Выдающийся богослов Высокого Средневековья Фома

Аквинский, автор ряда блестящих сочинений – трактатов и «Сумм» –

принадлежал, как и все богословы того периода, к схоластической

научной традиции. Схоластические нотки звучат и в «Божественной

Комедии», венце средневековой культурной и литературной традиции.

Но самый величественный памятник схоластике – это университеты.

Центры, из которых выросла вся культура и наука Нового времени, были

изначально схоластическими школами. В стенах первых европейских

университетов не раз и не два звучали богословские диспуты, речи,

составленные по всем правилам схоластики. Богословы на

университетских кафедрах состязались в умопостроениях «на заданную

тему», стремясь одолеть оппонента силой логики и подбором верных

ссылок на авторитет Отцов церкви и Учителя – Аристотеля. И как бы там

ни было, а подобные диспуты были все же предпочтительнее костров, на

которых инквизиция позднее начала сжигать не только ведьм и

колдунов, но и еретиков.

Литература Средневековья

Латинская литература

Темные века

Многовековой кризис, охвативший европейское общество после

распада римской империи, не мог не сказаться на всех областях

культурной жизни. В материальной культуре это проявилось в упадке

ремесел, в забвении ремесленных и художественных традиций – не

только античного, но в равной степени и варварского культурного

наследия. С литературой же дело обстояло несколько иначе. Из всех

народов, населявших Западную Европу в начале 1-го тысячелетия н.э.,

развитая письменность и литература существовали только у римлян.

Латынь, даже несмотря на постепенную утрату классического

литературного языка первых веков Империи, продолжала оставаться

языком образованных людей, языком, на котором продолжали писать

литературные произведения различных жанров. Со временем, ближе к

концу темных веков, латинский язык занял в культуре Западной Европы

и вовсе особенное место – он окончательно закрепил за собой роль языка

христианской культуры, официального языка католической церкви, на

котором велись богослужения, языка Библии, языка, на котором Отцы

Церкви писали свои сочинения.

Литература на латинском языке сыграла важнейшую роль в

истории литературы западнохристианского мира. Несмотря на то, что

латинский язык перестал быть разговорным практически повсюду на

землях бывшей Империи, он сохранил свое значение «цемента» для

христианской культуры. Авторы, писавшие на латыни, даже в эпоху

раннего христианства широко пользовались античной традицией, вне

которой латинская литература не существовала вплоть до конца Темных

веков.

В Темные века латинская литература разделилась на две

основных линии, практически нигде не пересекающихся. Первая,

сохранившая первенство на протяжение всего Средневековья –

литература церковная. Вторая – литература придворная. Церковная

литература в первые века христианства и в период Темных веков

оказалась ближе к жизни, к естественному разговорному языку, нежели

литература светского плана. Это вполне объяснимо. Круг творений

придворных поэтов (и в поздней Империи, и при дворах необразованных

варварских королей) – различные оды, буколические произведения,

гимны. Большинство поэтов (безусловно, талантливых) стремились к

красоте звучания и к сложности стиха. Чем более темным для понимания

звучало стихотворение, тем оно считалось изысканнее. В моду входил

так называемый герметический стиль – стихотворный метод, при

котором каждая строчка требовала развернутого комментария: данный

эпитет имеет отношение к Юпитеру, поскольку в произведениях поэтов

классического Рима (следовала точная ссылка на поэта, произведение и

строчку) верховный бог был упомянут именно под этим эпитетом.

Пышность и непонятность герметической поэзии оказались весьма

привлекательны для королей-варваров. Такая поэзия ясно

демонстрировала им, почему надлежит преклоняться перед культурой

поверженного Рима: только высокоразвитой латинской культуре было

под силу создавать столь сложные и пышные сочинения.

Церковная же литература, напротив, в первую очередь

развивалась как искусство проповеди. Раннехристианские богословы

писали, чтобы быть понятыми. Многие из них даже извинялись перед

просвещенными читателями за упрощенный слог: они предпочитали

жертвовать изысканностью слога ради всеобщей доступности своих

слов. За счет этого, в классическую латынь, которую прекрасно знали и

Августин, и Иероним, и другие ранние авторы, проникала народная речь

– вульгарная латынь, все более смешивавшаяся с варварскими языками.

Из этой смеси и сформировались к концу Темных веков национальные

языки Западной Европы, и церковная литература начального периода

немало способствовала тому.

Первый заметный подъем после падения Рима светская латинская

литература пережила в эпоху Каролингского возрождения. Выдающиеся

философы и богословы, трудившиеся при дворе Карла Великого, широко

пользовались в своих работах сочинениями выдающихся писателей

классической античности, что дало новый импульс новой – христианской

– литературной традиции, медленно и мучительно формирующейся на

протяжении нескольких столетий. Из плеяды блестящих латинистов,

творивших при дворе Карла Великого, стоит в первую очередь

упомянуть англосакса Алкуина. Алкуин проделал огромную работу по

организации придворной Академии, по привлечению в ее ряды

виднейших умов своего времени. Литературное наследие самого

Алкуина, являющее, по сути, сплав светской и церковной литературы,

насчитывает множество произведений самых разных жанров. Алкуин-

теолог написал ряд морально-философских трактатов, в которых

разбирал наиболее существенные вопросы христианской теологии (один

из трактатов, например, посвящен человеческой душе). Алкуин –

историк церкви оставил после себя ряд житий раннехристианских

святых, написанных на блестящей латыни. Алкуин-просветитель

разработал собственную систему преподавания и написал на ее основе

несколько учебников. Как известно, этот ученый был наставником детей

франкского императора.

Самое интересное в литературном наследии Алкуина – его поэмы

о монастырской жизни, стихотворные и прозаические послания, в

которых античная традиция (творчество Алкуина находилось под

сильнейшим влиянием Вергилия) и античная система образов

гармонично сливаются с символикой христианской традиции и с

основными концепциями христианства. Алкуин был не последним лицом

в европейской церкви, и при дворе Карла Великого он был не только

ученым, но и посланником Церкви, наставляющим императора в вере. Но

неколебимость христианских идеалов Алкуина не мешала ему, в отличие

от многих предшественников и современников, столь же преданно

почитать классическую культурную традицию. Образность библейская,

новозаветная, и образность античная в творчестве Алкуина сливаются в

новый художественный язы, развитый впоследствии его учениками.

Одним из них стал блестящий латинист Валахфрид Страбон,

аламанн по происхождению. В историю литературы Раннего

Средневековья он вошел как великолепный знаток классической

системы стихосложения, успешно применявший поэтические приемы

античности для описания современных ему событий. Валахфрид,

возможно, первым из поэтов-латинистов ввел сильнейшее светское

начало в чисто церковные жанры. Он превратил жития святых из сугубо

поучительной литературы в художественный жанр, поэтичный и не

лишенный драматизма, присущего более светской литературе, чем

призванному поучать церковному сочинению. Валахфрид объединял в

своем творчестве жанры классической литературы с народными жанрами

– сказкой, легендой, эпосом. Одним из лучших образчиков житийной

литературы Валахфрида считается «Житие Св. Маммы».

«Житие Св. Маммы» – это история пастушка, проповедовавшего

Евангелие настолько вдохновенно, что ему внимали даже дикие звери.

Когда язычники схватили его и бросили на съедение львам, те признали

Мамму и не тронули его, а набросились на язычников, пришедших

поглазеть на кровавое зрелище. Это произведение считается первым

памятником христианской литературы, в котором выведен христианский

герой, совершающий подвиги и чудеса не силой, но верой. Христианский

герой, в отличие от героя античного, сражается не столько с

чудовищами, сколько с человеческими пороками, побеждая их не ради

собственной славы, а ради торжества христианской веры.

Другой жанр, в котором Валахфрид считается первопроходцем –

сатира. Сильнейшее сатирическое начало заложено в, например, в

принадлежащем его перу «Видении Веттина». Жанр видений в конце

Темных веков уже завоевал свою нишу в литературе. Истории о

путешествиях души по загробному миру, зрелище душ, терпящих муки

ада и испытывающих райское блаженство, должны были заставить

верующих задуматься над своей жизнью и изменить ее, пока не поздно.

Валахфрид первым из христианских авторов придает бесу, явившемуся

за душой главного героя, черты священнослужителя. Он же «населяет»

Ад душами множества монахов, священников, епископов, погрязших в

пороке при жизни и попавших в преисподнюю. «Видение Веттина»,

помимо своих достоинств как сатирического произведения, является еще

и памятником литературы «видений». Валахфрид свел воедино основные

приемы, использовавшиеся в этом жанре его предшественниками, и по

сути разработал канон жанра. Этому канону следовали писатели на

протяжение нескольких веков после Валахфрида, не исключая и Данте,

последнего и величайшего визионера Средних веков.

Латинская литература Высокого Средневековья.

С X – XI века латинская литература перестает быть единственной.

Все большую силу набирает традиция – пока еще преимущественно

устная – на национальных языках. Светская культура начала Высокого

Средневековья – это в первую очередь культура городская и рыцарская,