Порьяз А. Мировая культура: Возрождение. Эпоха Великих географических открытий
Подождите немного. Документ загружается.
свободного франкского крестьянства. Позднее целый ряд королевских
указов в разных странах Западной Европы сформулировал основной
принцип землевладения эпохи Раннего Средневековья: «Не существует
земли без хозяина». Под хозяином понимался в первую очередь кто-либо
из крупных феодалов. К XII веку практически все крестьяне оказались
прикреплены к земле, на которой жили, и стали фактически
собственностью дворянина, которому принадлежала их земля.
Формально крестьяне оставались свободными, хотя уйти с земли, на
которой они «сидели», было очень трудно, а подчас и невозможно.
Законодательство всех европейских стран защищало в первую очередь
землевладельца. Согласно законам одного из регионов Франции в XII
веке, крестьянин, самовольно ушедший со своей земли, должен был
прожить на одном месте один год и один день. Если за это время его не
находили, он считался свободным. Если же до истечения года и дня
феодалу удавалось отыскать беглого крестьянина и доказать, что срок
еще не прошел, крестьянина насильно возвращали на его землю.
Крепостная зависимость от феодала-землевладельца серьезно
ограничивала крестьян в правах. По своему положению они находились
ниже горожан – лично свободных людей, гораздо менее зависящих от
сеньора. Но и для крестьянства существовали законы. Во Франции,
стране, где феодальное общество было представлено в классическом
варианте, крепостные крестьяне делились на две группы: вилланов и
сервов. Сервы обладали гораздо меньшими правами, чем вилланы (они,
например, не могли уйти с обрабатываемой земли, в отличие от
вилланов, за которыми это право все же признавалось), поэтому в Раннее
Средневековье нередки были судебные тяжбы между крестьянином,
отказывавшимся признавать себя сервом, и сеньором, доказывавшим его
сервильный статус.
На примере такого рода судебных процессов хорошо видно, что в
общественной жизни крестьян их род (линьяж) играл не меньшую роль,
чем у дворян. Сеньор мог доказать, что его крестьянин – серв, только
одним способом: приведя на суд кого-то из проживающих на его же
землях родственников крестьянина – того, кто не отрицал бы свое
положение серва. Если хотя бы один из рода был сервом, суд
автоматически переводил в разряд сервов всю его родню. Свидетеля из
чужого рода мог отвергнуть на суде сам крестьянин. Трудно
представить, чтобы средневековый крестьянин осмелился в присутствии
судей открыто лгать и отрицать, что является сервом. Но если он был по
рождению свободным, как и родственник, привлеченный сеньором к
суду, крестьянин-свидетель не мог оклеветать родича – в этом случае он
и сам автоматически становился бесправным сервом.
Насколько можно судить по дошедшим до нас текстам
средневековых законов, такая поддержка была едва ли не единственной,
в которой крестьянин реально нуждался от своего рода. О помощи родни
в защите против обидчика не могло идти и речи – крестьянам были
запрещены вооруженные стычки между собой, открыто выступить
против дворянина они также не имели права. Что до наследства, то
имуществом серва после его смерти формально распоряжался сеньор. Он
должен был подтвердить за наследниками умершего их право на
земельный участок и имущество, а мог и отказать им в этом.
Вилланам в имущественном плане приходилось несколько легче,
чем сервам. Они могли полностью распоряжаться своим личным
хозяйством, делили все расходы и доходы между собой. Они обладали
несколько большей личной свободой, хотя барщинные и другие
обязанности по отношению к сеньору выполняли в том же объеме.
Наследство вилланского хозяйства делилось поровну между всеми
родственниками. Такой подход зачастую обеспечивал крестьянам
некоторое преимущество перед дворянами. Поскольку в дворянской
среде наследство не могло дробиться, это приводило к обеднению
младших сыновей владельца феода: ведь все земли переходили только
одному наследнику, без права передела. Дробление же крестьянских
хозяйств играло положительную роль, давая дополнительные
возможности всем членам рода. В Германии, к примеру, где разделение
крестьянских хозяйств формально было запрещено законом, этот
принцип соблюдался лишь формально: всю ответственность за землю
перед сеньором нес глава рода, старший из наследников. Внутри же рода
имущество делили так, как считали нужным. В целом, вилланы были
гораздо менее скованы в имущественных вопросах, чем даже
дворянство.
В Раннее Средневековье в хозяйственных отношениях крестьян и
сеньоров произошло важное изменение, связанное с развитием
денежных отношений в Европе. Примерно с XII века сеньоры перестали
брать с крестьян исключительно продовольственный оброк и перешли на
денежный. Экономические причины и следствия этого рассматриваются
в главе, посвященной сельскому хозяйству. В социальном же плане
денежные поборы оказали благотворное воздействие на крестьян. Начав
зарабатывать своим трудом деньги, иные из них (как сервы, так и
вилланы) получили возможность приобрести в собственность небольшие
феоды, получив тем самым почти равные с дворянами права. Разумеется,
покупка земли могла быть по карману только очень обеспеченному
крестьянину и подобных сделок совершалось не очень много, но все же
они были.
Что касается самого статуса крестьянина, он переходил по
наследству. Но если у дворян положение определялось по отцу, то у
крестьян – по матери.
В своей среде крестьяне зачастую объединялись в некое подобие
общественных организаций при церковных приходах. Объединение
здесь шло по признаку сугубо географическому: приход, минимальная
единица церковной организации, охватывал порой несколько деревень
одной округи. Приходская община была, впрочем, не столько
религиозным, сколько хозяйственным образованием. Прихожане под
руководством священников занимались работами, которые некогда
выполняли соседские общины: вырубкой леса под новые пашни,
строительством дорог и церквей, охотой на хищников, облавами на
разбойников, – словом, всем тем, что одна семья, даже очень большая,
сделать не смогла бы.
Приходская община при необходимости брала на себя
организацию защиты своих деревень от военной угрозы и отстаивала
интересы своих членов в суде. Сильная община вполне могла
противостоять сеньору в имущественных тяжбах, тем более что за
спиной прихожан стояла церковь, ссориться с которой феодалам было
небезопасно. Католическая церковь прекрасно понимала важность
приходской общины: крестьяне, чья поддержка была уже не так нужна
королям, как когда-то, становились отныне опорой церкви и в
общественном, и в экономическом плане.
Горожане
Замок, деревня, город – вот три условных «составных части»
средневекового общества. Замок – дом дворянина, деревня – дом
крестьянина. Город же – дом свободного человека. Выше уж говорилось
о том, что «воздух города делает свободным». Средневековый город –
это в каком-то смысле вершина развития средневекового общества. Вся
культура Высокого Средневековья – преимущественно городская
культура.
Еще в начале Средневековья, в эпоху Темных веков личная
свобода являлась главным достоянием человека, лишить которого его
можно было только за серьезное преступление. Это наследие варварских
германских народов почти исчезло в сельской местности в период
развития феодализма, но возродилось в городских коммунах.
Многообразие функций средневекового города определило его
особое положение в структуре общества. В городе жили представители
всех слоев населения, от крестьянина до знатного феодала, от монаха до
епископа. Жизненный уклад города определяли три его основные роли:
промышленного, торгового и политического центра. Со временем города
стали и центрами культурной жизни.
По мере того как национальные языки приобретали официальный
статус (на них писали документы, вели деловую переписку), грамотность
переставала быть уделом монахов. Все больше людей нуждались в
образовании. Купцы вели подробные записи и бухгалтерию, в
развивавшемся банковском деле без постоянного письменного учета
было не обойтись. Образованный человек в средневековом городе мог
без труда найти хорошую работу, грамотность стала выгодна. Кроме
того, повышению престижа национальных языков способствовала и
литература, тематика которой имела мало общего с тематикой
церковных трактатов. В это время были записаны национальные эпосы,
свидетельствующие о формировании национального самосознания в
европейских странах («Песнь о Нибелунгах» в Германии, «Песнь о
Роланде» во Франции, «Песнь о моем Сиде» в Испании).
Рис. 237 [Илл. – Город
Краков. Средневековый
рисунок. (Детский
Плутарх, стр. 170)]
С XIII века в европейских городах появляются первые
университеты. Благодаря этим учебным центрам образование могли
получать представители всех свободных сословий. Монополия церкви на
образованность, ранее поддерживавшаяся за счет монастырских школ,
рухнула.
Дух предпринимательства, двигавший вперед торговлю и
промышленность в городах, служил залогом того самого «воздуха
свободы», главной характеристики городской жизни Высокого
Средневековья. Горожанин ощущал себя зависимым только от
собственной удачи да от Бога, а чужую власть над собой признавал лишь
до определенных пределов. Цеховая дисциплина, городской совет,
выбиравшийся из числа жителей города, а не назначенный королем, – все
эти иерархические структуры придавали городу устойчивость, но не
сковывали личной свободы горожанина в той мере, в какой деревенская
община вольно или невольно закабаляла своих членов.
Быт европейцев в Средние века
Дом
Чем было жилище для средневекового человека? Всем – и в то же
время ничем. Как тело было лишь временным пристанищем для души,
так и дом был временным укрытием для тела. После разрушения
Римской империи строительство в Европе практически замерло.
Ветшающие строения латали и укрепляли, но не строили практически
ничего нового. Варвары, пришедшие на западноевропейские земли,
принесли с собой достаточно простую технику строительства,
использовавшую к тому же материалы, чуждые по большей части
античной традиции – в первую очередь, дерево.
Нестабильность жизни, единственный постоянный фактор жизни
раннесредневекового общества, накладывала свой отпечаток на
строительное дело. Сказывалось и отсутствие у мастеров сколько-нибудь
серьезных инструментов, даже для деревообработки. Хорошее дерево
шло преимущественно на строительство церквей и домов знати. Простые
люди использовали подручные материалы – глину, солому. Поэтому
сегодня очень мало известно о том, как выглядели жилища в Темные
века. В отличие от цивилизаций Древнего Востока, чьи развалины
уцелели в сухом климате пустынь, и пережили даже самую память о
народах, построивших их, от домов Раннего Средневековья в Европе
остались только описания.
Описания эти, разумеется, в первую очередь относятся к домам
знатных людей. Эпические песни германских и кельтских народов, как
правило, рисуют огромные палаты, в которых пирует вождь с дружиной.
Таким королевским жилищем был замок короля Артура со знаменитым
Круглым столом, за которым размещалось до ста пятидесяти рыцарей,
такой была и Оленья палата, описанная в английском эпосе «Беовульф».
Рис. 238 [Илл. – Вестготская часовня. V – VI в. Испания.
(История Европы, стр. 103 рис. 4)]
Неизвестный автор поэмы изображает Оленью палату,
королевский дворец, как огромное сооружение, стены которого сплошь
изукрашены драгоценными камнями, а крыша из золота. Однако на фоне
подробного описания внешней отделки здания, казалось бы,
проигрывает описание внутреннего убранства. Из всех возможных
помещений автор поэмы упоминает лишь о пиршественной зале,
собственно Оленьей палате, где пируют вождь и вся его дружина. Ни о
каких других дворцовых помещениях речи не идет. Но не следует
считать это упущением сочинителя – никакого упущения не могло и
быть в эпосе, всегда внимательном к мельчайшим подробностям. Дело в
том, что огромная пиршественная зала была фактически единственным
помещением в богатом королевском дворце. Там воины проводили
вечера за пиршественным столом, там же они и ложились спать.
Подобной простейшей планировки, по-видимому,
придерживались повсюду в Европе на протяжение всех Темных веков. И
если так были построены королевские палаты, то точно так же строилась
и крестьянская лачуга, и жилище горожанина. Многокомнатные
помещения в ту эпоху были редкостью. Даже в богатых домах жилых
помещений было одно-два. Остальные комнаты были кладовыми и
прочими подсобными помещениями. Основным жилым помещением
была комната-кухня с очагом, единственным источником тепла. Так
строились и дома простых людей, и знати, и монастыри. Еду даже в
королевских дворцах готовили прямо в пиршественной зале. Спальни (в
тех редких случаях, когда они были) предназначались лишь для хозяев
дома. Все прочие – от слуг до хозяйских детей – укладывались спать на
полу или на сундуках и скамьях. Вождь и его дружина после пира
ложились на скамьи, на которых сидели за пиршественным столом.
Кровати получили в Европе распространение только к концу Раннего
Средневековья, и то лишь в домах знати.
Жилища простолюдинов не удостаивались описаний в поэзии.
Только иногда упоминается «землянка» или крохотная избушка
дровосека, углежога или крестьянина. Возводились эти дома из
недолговечных материалов – чаще всего из глины. Немногим отличались
от них и дома небогатого дворянства и жителей городов Раннего
Средневековья. Но и эти дома, и большинство «оленьих палат» постигла
одна и та же участь – они просто исчезли с лица земли. А после того, как
средневековое общество решительно взялось за перестройку церквей,
соборов и монастырей, почти исчезли с лица земли и памятники
раннесредневековой церковной архитектуры. Осталось только то, что
было выстроено из камня на века – например, мавзолей остготского
короля Теодориха в итальянском городе Равенна, один из немногих
памятников архитектуры Темных веков.
Перемены в строительстве жилищ произошли лишь в начале II-го
тысячелетия. Строительный бум, охвативший всю Европу после 1000-го
года, выразился в первую очередь в строительстве церквей, но не обошел
и другие сферы строительства. Во-первых, улучшилось качество
инструментов, была возрождена техника работы со строительным
камнем. Мастера-архитекторы перестали механически использовать для
новых сооружений камень из античных сооружений (да и нечего уже
было использовать). В жилищном строительстве первыми перемены
пришли в монастырские общины. В монастырях Темных веков
внутренняя планировка жилых помещений включала общую спальню
для монахов, трапезную отдельно от нее, и обособленную комнату
настоятеля монастыря. Клюнийская реформа вызвала к жизни новый тип
монастыря – со множеством отдельных помещений, с раздельными
спальнями, скрипторием, библиотекой, но самое главное – отдельной
кухней. Это новшество вскоре было принято на вооружение в домах
светской и церковной знати.
Рис. 239 [Илл. – Чертеж бенедиктинского аббатства в Кентербери
(Англия). Средневековая книжная миниатюра. (В тени крепостных стен,
стр. 610 верх. прав. рис.)]
Начало эпохи Высокого Средневековья отмечено развитием
городов – новой силы средневекового общества. Города стали играть все
большую роль в экономической и культурной жизни Европы, и это
естественным образом вызвало градостроительный бум. Дома горожан
поначалу не отличались изысканностью планировки. Нередко жилые
помещения находились в задней половине дома, а переднюю половину
занимала лавка хозяина и его мастерская. Практически с самого начала
городского строительства внутреннее убранство городского дома в
обязательном порядке включало в себя отдельную кухню со своим
очагом. Новый тип планировки богатого дома – многокомнатного
сооружения с анфиладой спален и гостиных, сложившийся в эпоху