Плотников Н.С., Хаардт А., Молчанов В.И. Персональность. Язык философии в русско-немецком диалоге
Подождите немного. Документ загружается.
Личность
мистическая
и
академическая
ва
является
только
предварительным.
Мы
увидели,
что
здесь
пересекаются
не
только
неизбежные
в
разговоре
о
языке
омонимические
поля
-
«личность
у
Ло
сева»
и
«личность
Лосева»,
-
но
и
раз
личные
таксономии,
на
которые
была
разъята
интеллектуальная
жизнь
Рос
сии
на
протяжении
нескольких
десяти
летий.
К
197o-M
годам
противоречивость
«академической»
И
«мистической»
сред,
возможно,
еще
не
воспринималась
с
той
остротой,
которая
кажется
вполне
оче
видной
по
прошествии
нескольких
де-
сятилетий,
Тогда
обращенность
в
про
шлое
была
частью
центрального
фило
софского
дискурса,
а
горячее
отношение,
например,
к
античности
или
средневе
ковью,
художникам
Возрождения
или
немецким
романтикам
часто
замеща
ло
рефлексию
над
собственными
осно
ваниями
философствования
и
отчасти
блокировало
такую
рефлексию.
Крити
ческого
пере
осмысления
позднесовет
ской
гуманитарной
культуры,
какими
бы
конфликтами
оно
ни
было
чревато,
никак
невозможно
избежать.
АЛЕКСАНДР
ДМИТРИЕВ
«СЦЕПЛЕНИЕ
ПЕРЕХОДОВ»
ОБЩЕСТВО,
ИСТОРИЯ
И
ЛИЧНОСТЬ
У
ЮРИЯ
ТЫНЯНОВА,
БОРИСА
ЭЙХЕНБАУМА
И
ЛИДИИ
ГИНЗБУРГ
Р
у
с с
к
и
й
формализм
относится
не
только
к
числу
изв:стнейших
шко~
в
истории
русскои
гуманитарнои
науки,
но
также
принадлежит
к
важным
явлением
отечественной
гуманитарной
мысли.
Совокупность
и
логика
развития
идей
Виктора
Шкловского,
Юрия
Тыня
нова,
Бориса
Эйхенбаума,
Романа
Якоб
сона,
а
также
их
учеников,
ближайших
единомышленников
и
оппонентов
пока
явно
недостаточно
принимается
во
вни
мание
историками
русской
интеллекту
альной
жизни,
между
тем
как
их
тексты
представляют
собой
значимое
свиде
тельство
далеко
не
только
сугубо
фило
логических
споров
и
дискуссий
в
среде
российских
академических
интеллек
туалов.
Задача
настоящей
статьи,
одна
ко,
не
сводятся
к
механическому
пред
ставлению
идей
Эйхенбаума
и
Гинзбург
в
качестве
характерного
продукта
эпохи
или
специфического
выражения
более
общих
интересов
и
идейных
устремле
ний
российского
образованного
класса
их
времени.
Индивидуальность
и
сво
еобразие установок
(в
том
числе
-
от
носительно
проблематики
персональ-
ности)
каждого
из
причастных
к
фор
малистскому
движению
хотя
и
дает
возможность
зафиксировать
общие
сдвиги
в
культурном
сознании
ушед
шего
века,
но
часто
скорее
косвенным
образом.
Для
историка
идей
исследо
вательская
и
теоретическая
эволюция
Эйхенбаума
19IO-1930-X
годов
особен
но
интересна
повышенной
саморефлек
сивностью
в
противоположность
как
риторическим
стратегиям
вынужден
ного
приспособления/сохранения
са
мотождественности
у
Шкловского,
так
и
фигурам
умолчания
и
исторической
самоостраненной
иронии
У
Тынянова.
И
у
Эйхенбаума, и
особенно
у
Гинзбург
площадкой
для
рефлексии
персонально
сти
часто
становились
материалы
днев
ника
или
особенной
дневниковой
прозы,
которая
только
с
середины
1980-х годов
стала
достоянием
достаточно
широкого
круга
публики.
(В
то
же
время
опубли
кованные
ими
соответственно
в
1910-
19зо-е
и
1970-е
историко-литературные
работы
также
органично
включали
ши
рокий
теоретический
анализ
типов,
гра
даций
и
категорий,
связанных
с
куль-
[з68
]
~Сцеnленuеnереходов»
турной
И
социальной
проблематикой
личности-)
Важность
формализма
для
истории
русской
мысли
может
быть
зафиксиро
вана
не
только
в
«ближайшей»
области
эстетико-теоретических построений,
но
и
в
более
широком
плане,
прибли
зительно
обозначаемом
как
идеоло
гия
культуры.
Категории
персональ
ности
и
в
исследовательской,
и
само
рефлексивной
плоскости
по
разному
эксплицировались
на
всех
трех
глав
ных
этапах
эволюции
формализма:
1)
1916-1919:
«синхроническом»,
связан
ном
с
формулировкой
исходных
прин
ципов
остранения
и
пони
мания
искус
ства
как
приема;
2)
1920-1924,
когда
в
центре
внимания
опоязовцев
оказа
лась
нелинейность
литературной
эво
люции
и
релятивность
«литературно
го
факта»;
3)
1925-1929,
когда
соци
альные
факторы
развития
литературы
стали
анализироваться
сквозь
призму
т.
н.
«литературного
быта»-,
Последу
ющая
рецепция
и
переработка
насле
дия
формализма
в
отечественной
фи
лологии
1960-1980-x
годов
(у
Лот
мана
и
в
трудах
представителей
круга
Московско-Тартуской
школы)
оконча
тельно
утвердила
базисные
формалист
ские
принципы
понимания
словесного
искусства
-
вместе
с
близкими
по
вре
мени,
но
существенно
иначе
ориенти
рованными
идеями
Бахтина
-
в
каноне
современной
российской
гуманитарной
мысли
и
литературной
рефлексии.
От
части
следуя
.литературоцентричноЙ»
традиции
российской
мысли,
форма
лизм
существеннейшим
образом
развил
и
специфицировал
ее
в
противовес
пре
обладающим
тогда
и
утилитаристским
(народническим),
и
сакрализующим
(например,
символистским)
установкам.
Шкловскому
и
его
единомышленникам
было
близко
«технологическое»
пони
мание
литературы
в
особом
футурист
ском
изводе,
с
характерным
перемеще
ни ем акцентировки
с
фигуры
автора
творца
и
его
творческих
потенций
-
что
было
свойственно
символистской
и,
при
всех
оговорках,
акмеистской
поэтике
на
саму
«вещь»,
на
«сделанностъ.
тек
ста
(декларация
«Слово
как
таковое»
Крученых
и
Хлебникова,
трактат
«Как
делать
стихи»
Маяковского).
Вслед
фу
туристскому
неприятию
модернист
ского
культа
художника-гения
и
«тай
новидца»,
ранний
формализм
исходил
из
авангардного
деиндивидуализующе
го
толкования
искусства
(как
меропри
ятия
в
конечном
счете
коллективного)",
дополняя
его
имплицитно
психологи-
1.
См.
об
Эйхенбауме:
C.J.AnY. Boris
Eikhenbauт:
Voicesof
а
Russian
Forтalist.
Stanford (Cal.), 1994;
Revue
де.
etudes s!aves. 1985.
Т.
57.
[авс.г,
(специальный
выпуск,
посвященный
Б.
М.
Эйхенбау
му).
О
Гинзбург
СМ.:
Canadian
Aтerican
S!avicStudies. 1985.
Уо!.
16.
N'.
2. (Lidia Ginzburg's
Соп
tribution to Literary
Criticisт);
S. Pratt. Lidia Ginzburg,
А
Russian
Deтocrat
at the
Rendezvous/
/
Canadian-Aтerican
Slavic Studies. 1994.
Уо!.
28. N"
2/3.
Р.
183-203;
Л.
Я.
Гинзбург:
Воспоминания,
письма,
статьи,
заметки/
/Новое
литературное
обозрение.
N'
49.2001.
С.
305-426.
2.
Наиболее
детально
это
трехчастное
деление
истории
формализма
представлено
в
классическом
исследовании:
О.
Ханзен-Леве.
Русский
формализм.
Методологическая
реконструкция
развития
на
Основе
принципа
остранения.
М.,
2001.
3.
См.
детальный
анализ
биографизма
Белого:
А.
В.Лавров.
Андрей
Белый
в
1900-e
годы.
М.,
1995·
С.
15-19.
о
личностном
мифе
и
жизнестроительстве
поэта
см.:
С.
102-148.
О
футуристической
Александр
Дмитриев
зированным
пониманием
<10ЩУТИМОСТИ
формы»
как
скрытого
фактора
литера
турной эволюции.
Однако
место
фор
мальной
школы
в
общей
панораме
ин
теллектуальной
истории
России минув
шего
сводил
ось
не
только
к
проработке
новых
принципов
филологического
анализа
или
даже
понимания
литера
туры
в
целом.
Помимо
набора
теорети
ческих
принципов
и
понятий
(<10стра
нение»
непрямой
ход
литературной
эволюции
«от
дяди
К
племяннику»,
от
носительный
характер «литературно
го
факта»),
формализм
дал
отечествен
ному
гуманитарному
сообществу
так
же
нечто
(быть
может)
более
важное:
особый
тип
гуманитарной
рефлексии,
склад
и
даже
это
с
теоретической
рабо
ты
-
не
похожий,
например,
на
стиль
мысли
Виноградова
или
Бахтина.
Едва
ли
не
в
первую
очередь
это
относилось
к
новому
типу самосознания
ученого,
которое
должно
было
отличаться
как
от
<1РИГИДНОГО'"
мышления
члена
акаде
мической
корпорации,
так
и
от
«чреэ
мерно
генерализованногоэ
подхода
фи
лософа
искусства,
не
совпадая
при
этом
собственно
с
позициями
автора,
крити
ка
или
агента
«поля
литературы»
(Бур
дье)
вообще.
Когда
уже
в
1980-e
годы
Лидия
Гинзбург
обращал
ась
к
наследию
одного
из
своих
учителей,
с
которым
у
нее
были
тесные
инепростые
отно-
шения
преемственности
-отталкивания-,
именно
этот
момент,
связанный
с
поня
тиями
персональности,
она
выделила
как
главный:
«Историко-литературным
работам
особую
ди
намичность
придает
их
подспудное
личное
зна
чение,
скрытое
отношение
к
жизненным
за
дачам
писавшего.
У
больших
научных
трудов
Бориса
Михайловича
Эйхенбаума
был
свой
ин
ТИМНЫЙ
смысл
-
проблема
исторического
по
ведения
личиости--.
Это
же
качество
было
в
высшей
степени
свойственно
и
работам
самой
Гинзбург,
что
делает
интересным
и
весьма
слож
ным,
рефлексивным
и
многосоставным
само рассмотрение
темы
персонально
сти
в
творчестве
двух
формалистов
раз
ных
поколений,
а
социальные
и
исто
рические
определения
входили
для
них
в
самое
существо
понятия
личности.
Рефлексивная
и
одновременно
«по
груженная»
во
внешний
эстетический
материал
позиция
формалистов
в
идео
логических
баталиях
1920-X
годов
вызы
вала
неприятие
как
со
стороны
«пассе
истов»
консервативного
или
либераль
ного
склада
(для
которых
формалисты
были
чересчур
связаны
с
современно
стью
и
новым
строем
вообще)",
так
и
со
стороны
официозных
кругов
или
ревни
телей
общественного
назначения
лите-
концепции
личности
см.:
Е.
Бобринекая.
Новый
человек
в
эстетике
русского
авангарда
191О-Х
годов/
/Е.
Бобринекая.
Русский
авангард:
истоки
и
метаморфозы.
М
.. 2003·
С.
71-93.
4.
См.
письма
Л.
Я.
Гинзбург
Б. Я.
Бухштабу
ив.
Б.
Шкловскому
конца
192О-Х
годов.
(Новое
литера
турное
обозрение.
NQ
49.2001.
С.
354-355;
Там
же.
NQ
50.
С.
315-319.)
5.
Л.
Я.
Гинзбург,
Человек
за
письменным
столом:
Эссе.
Из
воспоминаний.
Четыре
повествования.
П.,
1989.
С·357.
6.
См.
подробнее:
А.
Дмитриев.
Я.
Левченко.
Наука
как
прием:
еще
раз О
методологическом
насле
дии
русского
формализма/
/Новое
литературное
обозрение.
NQ
50.2001.
С.
230-233·
[370
)
«Сцепление
переходов»
ратуры,
как
правило
-
народнической
ориентации".
Особенно
решительным
для
Эйхенбаума
был
в
1919-1922
го
дах
постепенный,
но
практически
пол
ный
разрыв
с
Виктором
Жирмун
ским",
прежним
ближайшим
соратни
ком
и
единомышленником
в
поисках
обновления
литературоведения
на
философско-гносеологической
осно
ве
(идеях
Франка,
Лосского)
-
в
пери
од
1913-1916
годов.
Категория
«чувства
жизни»,
которая
была
центральной
для
мировоззренческого
анализа
молодо
го
Жирмунского
-
И
В
его
первой
кни
ге
«Немецкий
романтизм
и
современ
ная
мистика»
(1913-1914),
и
знамени
той
статье
«Преодолевшие
символизм»
(1916), -
также
определяла,
наряду
с
влиянием
Бергсона
9
,
и
методологиче
ский
горизонт
молодого
Эйхенбаума.
Так,
в
финале
статьи
«Карамзине
он
пи
сал
о
недостаточности
привычного
рас
смотрения
своего
героя
только
в
каче
стве
«представителяз
сентиментализма
и
о
первостепенной
важности
при
рас
смотрении
творчества
Карамзина
его
личной
интуиции,
единой
и
в
художе-
ственном
наследии,
и
в
философии
пи
сателя
и
историографа'»,
При
формировании
формалистской
доктрины
Шкловским
и
его
единомыш
ленниками
по
опоязу
в
1916-1919
го
дах,
как
уже
было
сказано,
привычные
личностные
параметры
литературного
процесса
-
биография,
психология
ав
тора
и
читателя
-
были
принципиально
выведены
за
пределы
внимания
созда
телей
новой
доктрины.
Не
случаен
у
Эй
хенбаума
(именно
в
период
его
переход
а
на
опоязовские
позиции)
интерес
к
идее
«истории
искусства
без
имен»,
отразив
шийся
в
его
дневнике
в
связи
с
обраще
нием
к
книге
Вёльфлина
«Основные
по
нятия
истории
искусства»:
«Все
время
напрашиваются
аналогии
с
постро
ением
истории
литературы.
Выработать
систе
му
основных
понятий
И
подвергнуть
анализу
литературу,
каждый
раз
рассматривая
явление
с
одной
точки
зрения,
высасывая
все,
что
для
этого
есть»
(январь
1919
г.)ll.
Принципиально
«внеавторскому»
виде
нию
художественного
текста
в
ранней
7.
Одним
из
последовательных
оппонентов
«деиндивидуалиэируюшего»
подхода
формалистов
к
искусству
был
в
начале
192О-Х
годов
видный
критик
В.
Р.
Иванов-Разумник:
О.
Ронен.
Сере
бряный
век
как
умысел
и
вымысел.
М.,
2000.
С.
97-IIO.
8.
См.:
Переписка
Б.
М.
Эйхенбаума
и
В.
М.
ЖирмунскогоjПубл.
Н.
А.
Жирмунекой,
О.
Б.
Эйхенба
ум/
jТыняновский
сборник:
Третьи
Тыняновские
чтения.
Рига,
1988.
С.
256-269.
9. James
М.
Curtis. Bergson and Russian
Formalismj
/Comparative Literature. Spring
1976.
Vol.
ХХУIII.
N22.
Р.
109-121.
О
влиянии
книги
С.
Л.
Франка
"Предмет
знания»
на
Эйхенбаума:
Дж.
Кертис.
Борис
Эйхенбаум:
его
семья,
страна
И
русская
литература.
СПб.,
2004·
С.
88-121.
10.
Б.
М.
Эйхенбаум.
О
прозе.
Л.,
1969.
С.
213.
Сходной
мыслью
отмечена
и
появившаяся
тогда
же
в
журнале
«Аполлон»
статья
Эйхенбаума
"Поэтика
Державина»
(1916).
Между
тем самореф
лексия
и
собственно
творчество
писателя
будет
годом
позже
рассматриваться
Эйхенбаумом
уже
не
в
личностном
единстве
авторского
мировидения,
а в
контрасте,
в
динамическом
противопо
ставлении
(статья
"Трагедии
Шиллера
в
свете
его
теории
трагическогоь,
написанная
в
1917
г.,
но
опубликованная
в
19и
г.).
См.:
М.
Чудахова,
Е.
Тоддее.
Наследие и
путь
Б.ЭЙхенбау-
ма!
/
Б.
М.
Эйхенб
аум.
О
литературе.
М
.. 1987·
С.
14.
Н.
Цит.
по:
Б.
М.
Эихенбаум.
О
литературе.
С.
5Н.
[371 ]
Александр
Дмитриев
формалистской
теории
вполне
соответ
ствовало
своеобразное
уравнение
в
пра
вах
«Севастопольских
рассказов»
Тол
стого,
эротических
частушек
и
фабрич
ных
песен
-
с
точки
зрения
выявления
во
всех
них
сходных
эстетических
при
емов
или
принципов
строения.
«Ан
типсихологизмз
формалистов
имел
ис
точником
не
столько
следование
Гус
серлю
или
полемику
с
Потебней
или
Овсянико-Куликовским,
НО
был
в
пер
вую
очередь
«ангибиографиэмомь
в
об
ласти
историко-литературной;
так,
Ты
нянов
исходил
В
начале
1920-X
годов,
вопреки
традиционной
пушкинисти
ке,
из
филологического
императива
из
учать
именно
литературу,
а
не
литера
тора
и
его
личность
(статья
«Мнимый
Пушкин'>
)12.
Главной
площадкой,
где
проблемати
ка
персональности
у
формалистов
будет
представлена
в
виде
важных
теоретиче
ских
и
концептуальных
новаций,
оказа
лась
современная
им
литература,
и
один
ИЗ
поворотных
пунктов
ее
развития
на
чала
192О-Х
годов:
смерть
Александ
ра
Блока.
В
сборнике
«Об
Александре
Блоке»
(1921)
были
напечатаны
статьи
Тынянова
«Блок
и
Гейне»
и
Эйхенбау
ма
«Судьба
Блока».
Эйхенбаум
рассма
тривает
литературный
и
культурный
об
лик
Блока
как
своего
рода
трагическо
го
актера,
играющего
-
в
самом
высоком
смысле
слова
-
самого
себя:
«Поэзия
Блока
стала
для
нас
эмоциональ
ным
монологом
трагического
актера,
а
сам
Блок
-
этим
загримированным
под
самого
себя
актеромьЧ.
Образы-понятия
«лицае
И
«маски»,
со
схожим
вниманием
к
театральным
пред
ставлениям
(условности,
игры),
парал
лельно
рассматривались
теоретиком
«Серапионовых
братьев»
Иваном
Груз
девым
в
духе
раннеформалистской
те
ории
художественной
деформации,
как
некие
металитературные
иллюстрации
самой
идеи
искусства
-
сложно
выстро
енного
умышления,
системы
приемов,
хотя и
с
некоторой
полемичностью
отно
сительно
действенности
идеи
обнажения
приема>.
Тынянов
же,
взяв
Блока
и
Гей
не
в
качестве
антагонистических
приме
ров,
в
своей
статье
ввел
более
абстраги
рованную
историко-литературную
кате
горию
«лирического
героя»:
«Блок
-
самая
большая
лирическая
тема Бло
ка
...
Об
этом
лирическом
герое
и
говорят
сей
час.
Он
был
необходим,
его
уже
окружает
ле
генда,
и
не
только
теперь
-
она
окружала
его
с
самого
начала,
казалось
даже,
что
она
пред
шествовала
самой поэзии
Блока, что
его
поэ
зия
только
развила
и
дополнила
постулиро
ванный
образ.
в
образ
этот
персонифицируют
все
искус
ство
Блока;
когда
говорят
о
его
поэзии,
почти
12.
На
функциональном.
а
не
«экаистенционалъном»
понимании
литературных
героев
подробно
останавливался
Шкловский
в
своем
докладе
о героях
Достоевского
в
Петроградской
Вольной
Философской
ассоциации
в
октябре
1921
года.
См.:
В.
Г.
Белоус.
ВОЛЬФИЛЛ:
1919-1924.
КН.1.
М.,
2005.
С.
588-631.
13.
Б.
М.
Эйхенбаум.
О
литературе.
С.
553.
Ср.:
«Брик
говорил
Эйхенбауму:
"Когда
актер
срывает
маску,
под ней
-
грим",
-
и
уверял:
"Вот
из
этого
и
сделана
.Шинель"ъ.
В. Б.
Шкловский.
Третья
фабрика
М.,
1928.
С.
70.
14.
И.
Груздев.
Лицо
и
маска/
/Серапионовы
братья.
Заграничный
альманах.
Берлин,
1922.
С.
205-237·
[372
]
«Сцепление
переходов»
всегда
за
поэзией
невольно
подставляют
че
ловеческое
лицо
-
и
все
полюбили
лицо,
а
не
UCKYCCmBO~15
.
В
том,
что
Тынянов
В
1921
году
явно
предпочитал
литературоцентрич
ную
-
в
его
изображении
-
поэтику
Гей
не
слишком
«органическойь
и
одновре
менно
«субъекгоцентричнойь
поэтике
Блока,
явно
сказывалась
собственная
установка
на
изощренность,
деформа
цию,
сдвиг,
но,
конечно,
давало
о
себе
знать
неравенство
рефлексивной
сенти
ментальной
и
нерассуждающей
наивной
поэзии
у
Шиллера,
превосходство
ли
тературной
арабески
перед
«бытовым»
романсом'».
Таким
сложным,
почти
апо
фатическим
образом
проблематика
лич
ности
и
биографии
завоевала
свое
место
в
формалистском
научном
каноне.
Когда
в
1923
году
Томашевский
писал
о
поэтах
с
биографиями
и
поэтах
без
биографий,
именно
литературное
(а
не
психологиче
ское)
начало
оставалось
у
него
ведущим:
образ
автора
оказывался
в
конечном
сче
те
гораздо
важнее
его
биографии!"
Именно
образ
автора
и
становится
в
середине
192О-Х
годов
главным
и
клю
чевым
модусом
литературной
персо
нальности
-
не
только
для
формалистов
опоязовского
круга-",
Такой
близкий
к
ним
и
в
то
же
время
совершенно
са
мобытный
ученый,
как
В. В.
Виноградов,
ставил
эти
вопросы,
работая
бок
о
бок
с
Тыняновым
И
Эйхенбаумом
в
Инсти
туте
истории
искусства
(гиии).
Именно
там
родился
замысел
его
подытожива
ющей
книги
«О
художественной
прозе»
(1930),
одним
из
центральных
пунктов
анализа
которой
был
образ
авторского
<iЯ!>
и
специфические
повествователь
ные
языковые
средства
его
выражения-".
Еще
в
набросках
середины
1920-X
годов
Виноградов
отмечает:
«Чаще
всего
читателю
приходится
сталки
ваться
с
образом
лирического
.Я·.
Пробле
ма
художественного
конструирования
этого
.Я"
-
фокус,
в
котором
сходятся
нити
историко
литературной
интерпретации
лирического
сти
ха.
Этот
образ
лирического
.Я·
-
тот
психоло
гический
центр,
куда
влекутся
рассеянные
лучи
лирических
эмоций,
образ
часто
изменчивый,
часто
скрывающий
в
одноформенной
много
значности
своей
лики
разных
героев.
Нет
гру
бее
ошибки,
как
непосредственное
наложение
на
это
лирическое
.Я·
психического
.Я·
авто
ра.
Это
-
омонимы,
которые
творческою
волею
автора
могут
быть
сопоставлены
-
даже
слиты
по аналогии
-
в
ряде
сюжетных
линий,
но
мо-
15.
Ю.
Н.
Тынянов.
Поэтика.
История
литературы.
Кино.
М.,
1977.
С.
п8-п9.
Владимир
Вейдле
(1895-1979),
видный
критик
эмиграции,
свою
первую
статью,
написанную
еще
В
Петрограде
в
начале
1922
года,
посвятил
критике
-обеадичиваюшегоь
подхода
Тынянова
и
Зйхенбаума
к
памяти
великого
поэта.
См.:
В.
ВеЙдле.
ВоспоминанияjПубл.
И.
А.
Доронченковаj
jДиаспора.
Вып.
ш.
М.,
2002.
С.
152-153,
прим.
223.
16.
О.
Ронен.
Из
города
Знн.
СПб.,
2005.
С.
192-202.
17.
Б.
Томашевекий.
Литература
и
биографияj jКнига
и
революция.
1923. N"4·
С.
6-9.
,8.
См.
подробнее
о
категории
лирического
героя:
М.
М.
Бахтин.
Собранне
сочинений,
Т.
1.
Фило
софская
эстетика
1920-X
г.
М.,
2003.
С.
580-584
[
комментарий
В.
Ляпунова
к
работе
«Автор
и
герой
в
эстетической
деятельности».
1922-1924
ГГ.;
прим.
85].
19.
Виноградов
ссылается
на
статью
О.
Вальцеля
«Судьба
лирического
.Л·.
(1926):
В. В.
Виногра
дов.
О
языке
художественной
прозы.
М.,
1980.
С.
76-78.
[373
]
Александр
Дмитриев
гут
быть
и
резко
отделенными.
Лирическое
..
Я"
не
раскрывается
подписью
автораь-".
в
энциклопедической
статье
о
Пушки
не
(1928)
Тынянов
уже
прямо
сополага
ет
проблематику
авторской
биографии
и
концепцию
лирического
героя:
«Биография
и
даже
..
родословная"
у
поэтов
не
только
существует,
но
..
вызывается"
и
даже
..
меняется"
в
итоге
смены
лирического
героя:
освещается
часть
биографии,
важная
в
этом
смыслеь
Ч.
Эти
же
размышления
отразились
и
в
его
работах
о
литературной
эволюции.
где
категория
«литературной
личности»
была
одной
из
самых
важных.
В
статье
«Пушкин»
он
отмечает:
«Литературная
эволюция
связана
со
сменою
установки
и
сменою
..
поэта",
..
лирического
героя-монологиста",
от
имени
которого
ведет
ся
лирическая
речь
и
который
затем
переходит
в
поэзию
как
тематический
материал,
как
..
ли
тературная
личность".
Подобно
этому
Карамзин
изменил
литературную
установку;
он
сменил
кафедру
..
профессора"
на
..
посох
путешествен
ника"
и
выставил
требование
..
личности":
вве
дение
..
близких
предметов"
и
..
близких
идей".
<...>
Но
неминуемо,
когда
..
герой-монологист"
становится
тематическим
материалом,
он
при
обретает
условные
черты.
А
условность
эта
ис
пользуется
стилизаторами
и
приводит,
рано
или
поздно,
к
..
гибели"
героя
и смене
его
дру
гим.
Окраска
..
литературной
личности"
в
тона
библейские,
восточные,
античные,
националь
ные
и
т.
д.,
конечно, не
случайна,
это
маскиров
ка,
которая,
подобно
сценическому
гриму,
мо
тивирует
характер
монологаь
Ч.
Модификация
лирического
героя,
или
же
образа
Я
у
автора
рассматривается
Тыняновым
одновременно
как
фактор
и
эффект
литературного
развития
-
ко
торое,
говоря
более
современным
язы
ком,
в
его
теории
трактовал
ось
в
виде
взаимодействия
художественных
форм
с
культурными
практиками
их
производ
ства.
Так,
один
из
разделов
программ
ного
текста
Тынянова
«О
литературной
эволюции»
(1927)
прямо
обращен
к
теме
литературной
личности:
4 ..
Литературная
личность",
..
авторская
лич
ность",
..
герой"
в
разное
время
определяет
ся
речевой
установкой
литературы
и
оттуда
идет
в
быт.
Таковы
лирические
герои
Байро
на,
соотносившиеся
с
его
..
литературной
лич
ностью"
-
с
ТОЙ
личностью,
которая
оживала
у
читателей
из
стихов,
и
переходившие
в
быт.
Такова
..
литературная
личность"
Гейне,
далекая
от
биографически
подлинного
Гейне.
Биогра
фия
в
известные
периоды
оказывается
устной,
апокрифической
литературой.
Это
соверша
ется
закономерно,
в
связи
с
речевой
установ
кой
данной
системы:
Пушкин,
Толстой,
Блок,
Маяковский,
Есенин
-
ср.
с
отсутствием
лите
ратурной личности
Лескова,
Тургенева,
Фета,
Майкова,
Гумилева
и
др.,
связанным
с
отсут
ствием
речевой
установки
на
..
литературную
личность'ъ-".
20.
Там
же.
С.
34I.
(Текст
I926
года
из
личного
архива
Виноградова
воспроизведен
в
примечани
ях
А. П.
Чудакова.)
2I.
Ю.
Н.
Тынянов.
Литературный
факт.
М.
О
{993.
С.
{6.
22.
Там
же.
С.
гбо-ч
б
г.
23·
Ю.
Н.
Тынянов.
Поэтика.
История
литературы.
Кино.
С.
279.
[374 ]
«Сцепление
переходов»
Как
видно,
концепт
личности
понима
ется
Тыняновым
в
конечном
счете
не
как
биографический
феномен,
а в
каче
стве
производной
от
функции
речевой
(литературной)
установки.
Авторы
ком
ментариев
к
тыняновскому
тому
поясня
ют,
что
понятие
литературной
личности
было
для
Тынянова
шире,
чем
его
преж
нее
понятие
лирического
героя
(связан
ное,
как
правило,
с
тем
или
иным
кон
кретным
стихотворением).
Эта
катего
рия
«преимущественно
межтекстовая»;
«та
условная
биография
(портрет,
жиз
ненные
события
и
проч.),
которая
воссо
здается
читателем
по
стихам
поэта,
-
од
нако
лишь
в
том
случае,
если
есть
автор
ская
установка
на
эту
личность,
неважно,
намеренная
или
непреднамереннаяь>.
На
открывающиеся
перспективы
нового
подхода
к
трактовке
литературы
и
лич
ности
у
Тынянова
указывает
его
пись
мо
Шкловскому
от
5
марта
1929
года,
где
Тынянов,
в
частности,
пишет:
«Необходимо
осознать
биографию,
чтобы
она
впряглась
в
историю
литературы,
а
не
бежала,
как
жеребенок,
рядом
...
Люди"
в
литературе
это
циклизация
вокруг
имени-героя;
и
приме
нение
приемов
на
других
отраслях,
проба
их,
прежде
чем
пустить
в
литературу;
и
нет
..
един
ства"
и
..
цельности",
а
есть
система
отноше
ний
к
разным
деятельностям,
причем
измене
ние
одного
типа
отношений,
например
в
обла
сти
полит[ическойJ
деятельности,
может
быть
комбинаторно
связано
С
другим
типом,
скажем.
отношением
к
языку
или
литературе
(Грибое
дов,
Пушкин). Вообще,
личность
не
резервуар
С
эманациями
в
виде
литературы
и
т.
П.,
а
по
перечный
разрез
деятельностей,
с
комбина
торной
эволюцией
рядов.
Я
еще
не
додумал,
буду
думать.>25.
Уже
с
середины
192О-Х
годов
биографи
ческая
(в
«узком,>
смысле)
проблемати
ка
у
Тынянова
рассматривается
и
изла
гается
преимущественно
в
рамках
его
исторической
романистики.
Вообще
идея
персональности
оказы
валась
для
формализма
своего
рода
те
оретическом
оселком
-
начав
с
открыто
антипсихологической
про
граммы
и
по
ставив
во
главу
угла
«сделанность
вещи'>,
автономность
литературного
ряда,
сами
формалисты
и
содержанием
своих
тео
рий,
и
отчетливо
индивидуальным,
ху
дожественным
стилем их
порождения
и
",проживания,>
постоянно
противо
речили
этой
исходной
«антииндивиду
алистической»
установке.
Это
противо
речие
во
многом
стало
конструктивным
фактором
их
научного
творчества-е,
То
же
самое
можно
сказать
о
позднейшей
эволюции
более
умеренного
и
консерва
тивного
аналога
формалистского
лите
ратуроведения
-
американской «новой
критике'>.
В
ней
примат
текстоцентри
ческого
подхода
на
более
позднем
эта
пе
сменился
разработкой
более
общих
схем
эстетической
выразительности
или
культурной
эволюции
в
антропологиче-
24·
Там
же.
С
512.
25·
Там
же
С.
513.
26.
Впрочем,
И
грандиозный
обобщающий
замысел
исторической
поэтики
А.
Н.
Веселовского
не
был
напрямую
связан
с
его
конкретными
литературно-биографическими
исследованиями,
особенно
с
поздней
монографией
«Поэзия
чувства
и
..
сердечного
воображения'ъ
(1904)
о
В.
А.
Жуковском.
[375
]
Александр
Дмитриев
ском
духе
(вроде
соотношения
индивида
и
общества
через
«негативностъе и
т.
п.)
-
как
в
известной
работе
Richard
Blackтur
~Language
as
Оезшге»
(1942)
и
обобщаю
щем
труде
Kenneth Burke
~The
Philosophy
of Literary
Ропп»
(1939)27.
Работы
Тынянова
конца
192О-Х
годов,
очертившие
границы
«собственноэ
фор
мализма
(без
теории
литературного
быта
Эйхенбаума),
уже
представляют
три
главных
модуса
экспликации
персональ
ности
применительно
к
литературному
дискурсу:
1.
~объектный!>
(литератур
ный
герой
или
персонаж),
2.
«субъект
ный»
(автор
и
его
формообраэованияг",
3.
«рефлексивный.
(наблюдатель,
кри
тик
и
интерпретатор
литературы,
лите
ратуровед).
Металитературные
произ
ведения
формалистов,
начиная
с
~CeH
тиментального
путешествия»
и
~Zoo!>
Шкловского,
дали
замечательные
при
меры
совмещения
этих
трех
модусов
в
нарративных
моделях
(структуры
тако
го
мышления
восходили,
в
конечном
сче
те,
к
немецкому
романгиэмуг>.
Но
если
брать
самый
общий
творческий
горизонт
каждого
из
ведущих
формалистов,
мож
но
ясно
видеть,
сколь
значимым
для
Ты-
нянова
оказывался
параллелизм
работы
филолога
и
воображения
историческо
го
романиста,
для
Шкловского
-
прин
ципиальная
сращенность,
неразличи
мость
его
ипостасей как
автора,
критика
и
«главного
героя»
своих
художествен
ных
и
критических
книг,
тогда
как
в
цен
тре
творчества
Эйхенбаума
оказывается
(само)рефлексия
ученого
и
его
личност
ное
переживание
истории>".
Практиче
ски
одновременно
со
статьей
о
Блоке
им
была
написана
небольшая
работа
«Миг
сознания».
в
какой-то
мере
подводив
шая
итог
исканиям
радикальной
лите
ратурной
интеллигенции
после
оконча
ния
периода
бури
и
натиска,
революции
и
гражданской
войны,
в
свете
потерь
ав
густа
1921
года
(смерть
Блока
и
расстрел
Гумилева).
Здесь
впервые
у
него
Исто
рия
-
с
большой
буквы
-
фигурирует
как
некий
общий
императивный
фон,
телеология
эпохи,
которая
и
опреде
ляла
(в
его
трактовке,
разумеется)
на
правленность
и
смысл
творческой
рабо
ты
-
как самого
Эйхенбаума
или
его
со
временников,
так
и
авторов
прошлого»,
Тут
лежал
исток
его
захваченности
те
мой
исторического
поведения
личности,
2.7·
А.
А.
Горных.
От
структуры
к
тексту
и
за
его
пределы.
Минск,
2.003.
С.
12.3-128.141-160;
R.
К.
Meiners. Marginal Men and Centers of Learning: New Critical Rhetoric and Critical
Politics/
/New
Literary
Нistory.
Vol.18. Autumn
1986.
N21.
Р.
130-150.
2.8.
Эта
тема также
развивалась
и
учениками
формалистов:
В.
Гофман.
Рылеев-поэт/
/Русская
поэ
зия
XIX
века.
Л.,
1929
(см., в
частности,
трактовкуобраза
поэта
через
плоскость
семантики
стиха
на
с.
28
и
след.).
29·
С.
Тihanov.
ТЬе
Politics of Estrangement:
ТЬе
Case of the Early Shklovsky /
/Poetics
Today. 2.6(2.005)·
N24.
Р.
665-696.
30.
Ян
Левченко.
История
и
фикция
в
текстах
В.
Шкловского
и
Б.
Эйхенбаума.
Тагш,
2.003.
С.
117-12.6.
31.
См.
М.
О.
Чудаков
а.
Социальная
практика,
филологическая
рефлексия и
литература
в
научной
биографии
Эйхенбаума
и
Тыняновау
/
М.
О.
Чудакоеа.
Избранные
работы.
Т.
1.
Литература
советского
прошлого.
М,
2001.
С.
433-454;
подробнее
о
Тынянове:
Л.Д.
Гудков.
Понятие
и
мета
форы
истории
у
Тынянова
и
опояэовцев,'
/Тыняновский
сборник:
Третьи
Тыняновские
чтения.
Рига,
1988.
С.
91-108.
[376
]