Плотников Н.С., Хаардт А., Молчанов В.И. Персональность. Язык философии в русско-немецком диалоге
Подождите немного. Документ загружается.
Личность
мистическая
и
академическая
Здесь
уместно
сделать
паузу
в
анали
зе
опубликованных
текстов
А.
Ф.
Лосева
и
остановиться
на,
возможно,
не всяко
му
понятном
подтексте
в
словах
о
задан
ности,
а
именно
о
парадоксальном
харак
тере
модальности
«долженствования»,
которое
может
оказаться «не
осущест
вленным'>.
Страх
не
приступить
к
каж
додневному
заданию,
лично
тебе
предпи
санному,
не
получить
(как
топка
парово
за
-
угля)
отчетов
о
прочитанных
книгах,
оставить
без
собеседницы
или
собесед
ника
бессонно-открытое
и
бесперебойно
работающее
сознание,
-
этот
страх
мая
чил
за
окнами
его
повседневности,
жизни
человека,
стремившегося
к
абсолютному
личностному
синтезу,
но
принужденному
беспрерывно
анализировать
и
додумы
вать
до
конца
страшную
«возможность»
все-таки
не
исполнить
«должного».
По
этому
биография
Соловьева,
как
и
сквозь
соловьевскую
оптику
впервые
прочитан
ная
биография
Платона,
-
это
для
Лосе
ва
вечно
тревожащий
опыт
трагедии
яс
ной
«эаданности»
.не
получившей
своего
очевидного
жизненного
осуществления.
Противопоставляя
Соловьева
Канту
как
«объективного
идеалиста,>
-
«субъ
ективному
идеалисту'>,
как
«строжайше
го
диалектического
мониста'>
-
«мета
физическому
дуалисту»?",
Лосев
в
оче
редной
раз
сам
отмежевывается
от
той
европейской
традиции,
за
которой
стоят
и
Кант,
и
Гегель,
и
вся
«либерально-гума
нистическая
метафизика'>,
которая,
с
точ
ки
зрения
Лосева,
«совершенно
искажает
христианство
и
вполне
чужда
его
духу»:
«Диалектика
божественных
Чисел
у
Прокла,
небесной
и
церковной
иерархии
уДионисия
Ареопагита,
триединства
и
христологии
на
Все
ленских
Соборах
-
совершенно
неустранимая
вешь,
обладающая
ВСЯКОй,
и
прежде
всего
чи
сто
логической
неустранимостью,
раз
только
допушены
основные исходные
интуиции
и
миф
христианства.
Учение
о
троичности
Лиц
Бо
жества
отличается
от
обычной
гегелевской
триады
только
тем,
что
это
не
просто
логиче
ская,
но
всерьез
бытийственная
триада
и ЧТО
эта
триада
взята
тут
в
полноте
своих
опреде
лений,
включая
и
личностный
момент.
Впро
чем,
мало
даже
и
таких,
кто
хорошо
понимал
бы
и
гегелевекую
обычную
триаду.
Всеобщее
духовное
мещанство
и
бездарность,
духовная
забитость,
оглушенность
и
обалделость
меша
ют
понять
даже
невинную
конструкцию
триа
ды
у Гегеля.
Чего
же
там
и
от
кого,
собственно,
требовать
большего?>38
Если
взглянуть
на
эту
полемику
через
ге
гелевскую
оптику,
то
мы
должны
будем
прийти
к
единственному
выводу:
Лосев
с
порога
отметает
гегелевское
понятие
«свободы
личности'>
как
субъекта
пра
ва
и
социума.
Логическое
осознание
бес
перспективности
сговора
с
реальностью
.
оставляет
личности
только
одну
надеж
ду,
одно
упование:
на
чудо.
~
Чего
хочет
личность
как
личность?
Она
хочет,
конечно,
абсолютного
самоутверждения.
Она
хочет
ни
от
чего
не
зависеть
ИЛИ
зависеть
так,
чтобы
это
не
мешало
ее
внутренней
свободе
".
Она
хочет
не
распадаться
на
части,
не
метаться
в
противоречиях,
не
разлагаться
во
тьме
и
в
не-
37·
Там
же.
С.
84
-85·
з8.
А. Ф.
Лосев.
Диалектика
мифа.
С.
473-474.
39.
Ср.
У
Гегеля
в
«Фивософии
религии»:
.Личность
-
ЭТО
то,
что
основывается
на
свободе,
первой,
глубочайшей.
наиболее
внутренней
свободе,
но
это
также и
самый
абстрактный
способ,
каким
[357
]
Тасан
Гусейнов
бытии.
Она
хочет
существовать
так,
как
суще
ствуют
вечно
блаженные
боги,
вкушающие
бес
конечный
мир
и
умную
тишину
своего
ни
от чего
не
зависящего,
светлого
бытия.
И
вот,
когда
чув
ственная
и
пестро-случайная
история
личности,
погруженной
в
относительное,
полутемное,
бес
сильное
и
болезненное
существование,
вдруг
приходит
к
событию,
в
котором
выявляется
эта
исконная
и
первичная,
светлая
предназначен
ность
личности,
вспоминается
утерянное
бла
женное
состояние
и
тем
преодолевается
томи
тельная
пустота
и
пестрый
шум
и
гам
эмпирии,
-
тогда
это
значит,
что
творится
чудо~40.
Подбирая
определение
для
лосевеко
го
понимания
такой,
человеческой
лич
ности,
трудно
отказаться
от
мысли,
что
это
персонализм
не
только
«онтологиче
ский»
(Л.
Гоготишвили),
но
И
мистиче
ский,
или
таумагический'",
персонализм,
в
высшей
степени
подозрительный
к
че
ловеческой
экзистенции,
когда
та,
с
точ
ки
зрения
Лосева,
идет
на
вынужденный
сговор
с
реальностью.
И
вот
по
части
мистичности
и
таума
тичности Соловьев
привпекает
Лосева
как
мыслитель,
у
которого
тот
и
ценит
отказ
от
магистрального
пути
западной
цивилизации.
Лосев ценит
у
Соловьева
отказ
от
академического
философствова
ния
как
уступки
«мещанству»
И
«быту»
тех
великих
откровений
разума,
в
кото
рые
Соловьев
верит
не
рационально,
а
«жизненно»,
если
угодно
-
«мистиче
ски».
Чем
«мистическая
личность»
от
личается
от
«личности
академической»?
Лосев
видит
в
биографии
Соловьева
«действие
его
основного
принципа
все
единства»,
Он
даже
готов
примирить
ся
С
тем,
что
Соловьев
одновремен
но
жил
жизнью
католика
и
православ
ного
и даже
«сочувственно
отзывался
о
протестантизмеь-ч.
«Ему
можно
приписывать
самые
разнообразные
свойства
и
качества,
но
вся
эта
пестрота
уди
вительным
образом
не
мешает
находить
в
нем
какое-то
внутреннее
единство.
Жизнь
Вл.
Со
ловьева
была
достаточно
пестра,
но
все
нахо
дили
в
нем
какую-то
внутреннюю
направлен
ность,
объединявшую
не
только
все
разнообра
зие
его
жизни,
но
и
всю
ее
пестроту,
доходя
щую
до
кричащих
противоречийьэ>.
Для
анализа
этих
«кричащих
проти
воречий»
Лосев
обращается
к
«немец-
свобода
проявляет
себя
в
субъекте:
он
знает
-
я
личность,
я
есмь
для
себя
-
это
нечто
совер
шенно
неприступное»
(пер.
П.
П.
Гайденко),
40.
А.
Ф.Лосев.
Диалектика
мифа.
C.196.
41.
От
греческого
~eatJf1a~
-
чудо.
Людмила
Гоготишвили
так
определяет
специфику
лосевского
отношения
к
личности:
-е
С
одной
стороны,
отрицается
гипертрофия
субъекта
в
новоевропей
ской
философии,
с
другой
-
признается
необходимость
абсолютного
самоутверждения
лично
сти
в
вечности,
правомерность
ее
желания
существовать
в
ни
от
чего
не
зависящем
.лветлом
бытии".
Этот
-
условно
-
.онтологический"
персонализм
Лосева
был
сформулирован
им
в
письме
к
жене
Валентине
Михаиловне
Лосевой,
посланном
с
Беломорканала
в
лагерь
на
Ал
тае,
от
23
февраля
1932
г.:
"В
моем
мировоззрении
синтезируется
античный
космос
<...>
и
Эйн
штейн,
схоластика
и
неокантианство,
монастырь
и
брак,
утончение
западного
субъективизма
<...>
и
восточный
паламитекий
ОНТОЛОГИЗМ
<...
>"j)
42.
А.
Ф.Лосев.
Вл.
Соловьев.
С.
162.
43·
Там
же.
С.
189·
[358
]
Личность
мистическая
и
академическая
ким
систематически-категориальным
методамь-э,
но
только
для
того,
что
бы
вернуться
к
синтетическому
итогу,
к
той
личности
философа,
которая
са
мым
невероятным
образом
объединя
ет
и
соловьевский
религиозный
син
кретизм,
и
жгучую
смесь
«левых»
идей
социального
прогресса
и
микросоци
ального
либерализма
со
своеобраз
ным
теократическим
политическим
оккультизмом.
Лосев
поступает
с
философским
на
следием
Соловьева
так
же,
как
Мене-
лай
в
"Одиссее»
-
с
морским
божеством
Протеем:
он
последовательно
формули
рует
всю
пестроту
соловьевских
«пре
вращений»
в
их
дискретности
-
от
лю
бовных
увлечений
до
мечты
о
союзе
православного
царя
с
папой
римским,
-
чтобы
привести
своего
читателя
к
неу
молимому
конкретному
синтезу
в
био
графии
Соловьева
«философии
кон
ца»
и
физического
угасания
философа
в
1900
году.
незадолго
до
той
самой
ги
бели
цивилизации,
свидетелем
которой
считал
себя
сам
Лосев.
личность
и
ЛИЧНОСТИ
Методом
движения
к
формуле
предмета
от
столкновения
его
внутренних
проти
воречий
Лосев
постоянно
пользуется
и
на
других
таксономических
уровнях,
более
всего
-
говоря
о
личности.
П. А.
Флорен
ский,
которого
считают
учителем
Лосе
ва,
в
1927
году
назвал
того
«рефлектором,
который
сам
темен,
но
блестит
отраже
нием
лучей
и
тотчас
гаснет.
Это
непри
ятно.
Я
не
знаю,
почему он
мне
неприя
тен.
<
...
>
Он
пишет
в
моем
духе.
Но
вот,
вероятно,
от
того,
что
у
него
бескровно,
без
внутренней
напитанности,
это
мысли
или
Булгакова
или
мои»4S.
К
тому
време
ни,
когда
было
высказано
это
суждение,
«реальное,
тесное,
глубокое,
но
кратков
ременное
и очень
опасное»,
личное
об
щение
Лосева
с
Флоренским
на
почве
философии,
имевшее
место
в
первые
годы
революции,
уже
прекратилось-",
Однако
как
раз
В
конце
20-Х
годов,
по
сле
изгнания
из
Советской
России
са
мых
известных
русских
религиозных
публицистов и
философов,
Лосев
публи
кует
главные
свои
философские
сочине
ния,
«внутренняя
напитанносты
кото
рых
как
раз
едва
ли
может
вызвать
со
мнения.
Рамки
доклада,
посвященного
проблеме
"личности»
у
Лосева,
позво
ляют
лишь
упомянуть
о
двух
важных
для
обоих
философов
смежных
мотивах,
которые
связывали
их.
Один
-
это
даже
и
не
«мотив»,
а
круг
проблем
имяслав
ской
ереси,
двумя
виднейшими
(а
может
быть,
и
единственными)
представителя
ми
которой
были
Флоренский
и
Лосен".
44.
Там
же.
С.
I19.
45.
ЦИТ.
по:
Михаэль
Хагемайстер.
Новое
средневековье
Павла
ФлоренскогоjjИсследования
по
ИСТОрИИ
русской
МЫСЛИ.
М
..
2004.
С.
92-93.
46.
П. А.
Флоренский
ПО
воспоминаниям
Алексея
ЛосеваjjКонтекст.
Литературно-теоретические
исследования.
М
.. 1990.
С.
19.
47.
Н.
Kufte. U. Dukova. Etymologie
und
Magie.
Zur
Sprachtheorie Pawel
FlorenskijsjjSlavische
Sprachwissenschaft
und
lnterdiszip!inaritiit. Miinchen. 1995. Bd. 1.S.
77-105·
[359
]
Гасан
Гусейнов
Другой
-
мотив
пола
и
крови
-
оказался
критичным
для
Флоренского,
который
на
путях
философии
впал
в
юдофобию
нацистского
пошиба-е,
У
Лосева
этот
же
мотив
нашел
явно
не
удовлетворявшее
Флоренского
разрешение
в
«тайном
мо
нашестве»
-
без
антисемитских
эксцес
сов
Флоренского,
но
зато
с
тотальным
размежеванием
и
с
европейским
Запа
дом,
и
с
той
«скудоумной
карикатурой»
на
этот
Запад,
каковой
считал
Лосев
со
временную
ему
русскую
культуру
совет
скойэпохи.
Нет
сомнения,
что столь
же
мало
до
вольны
чтением
Лосева
должны
были
быть, если
бы
дожили
до
1927
года,
и
та
кие
мало
похожие
друг
на
друга
авторы,
как
Розанов
или
Ленин.
Развертывание
того
самого
«рефлекторного»
метода,
который
вызвал
раздражение
у
Флорен
ского,
является
для Лосева
весьма
важ
ным
эвристическим
приемом.
Говоря
о
ТОМ,
что
«личностным
вос
приятием
пронизан
решительно
всякий
малейший
акт
нашего
сознания»,
Ло
сев
берется
в
«Диалектике
мифа»
про
анализировать
«рассуждение
такого
по
ловых
дел
мастера»,
как
В.
Розанов.
По
словам
Лосева,
Розанов
дал
пример
«по
ловой
мифологии.
естественно
пережи
ваемой
всяким
..
нормальным"
чело
веком».
Выбрав
из
Розанова
длинный
сладострастно-подробный
пассаж
о
вы
разительном
тождестве
мужских
и
жен
ских
половых
органов
с
соответствую-
щими
«образами»
мужской
и
женской
души
в
европейской
культуре,
Лосев
на
протяжении
двух
страниц
ни
разу
не
прерывает
своего
собеседника.
Розанов
пишет,
как
«души
сливаются»
у
«осо
бей.
когда
они
сопряжены
в
органах»,
переходит
к
описанию
тождества
на
пряженного
мужского
детородного
ор
гана
и
идеала
мужской
души;
затем
он
обращает
внимание
и
на
такую
«тонкую
особенность»:
«В
психике
женской
есть
то
качество.
что
она
не
жестка,
не
тверда,
не
очерчена
резко
и
ясно,
а,
напротив,
ширится
как
туман,
захватывает
собою
неопределенно
далекое;
и
собственно
-
не
знаешь,
где
ее
границы.
Но
ведь
это
же
все
пре
дикаты
увлажненных
и
пахучих
тканей
ее
ор
гана
и
вообще
половой
сферы».
«Он
-
дерево,
а
без
запаха;
она
-
цветок,
вечно
пахучий,
далеко
пахучий.
Каковы
-
души,
та
ковы
и
органы!
От
этого-то
в
сущности
космо
гонического
сложения
они
и являются
из
всего
одни
плодородными,
потомственными,
сотво
ряют
и
далее,
в
бесконечность
...
по
образу
и
по
добию
своему"
<...>
Душа
-
от
души,
как
искра
от
пламени:
вот
деторождениеь
ё?
Этой
«мелкобуржуааной
иудаистической
мистике»
Розанова,
как
называет
ее
Ло
сев,
он
противопоставляет
«другую
ми
фологию»,
героини
которой
-
<lмонахи
ня
и
проститутка»,
личность.
образуемая
и
«без
совокупления
и деторождения».
48.
См.
подробнее:
Михаэль
Хагемайстер.
Новое
средневековье
Павла
Флоренского/
/Исследова
ния
по
истории
русской
мысли.
С.
86-106;
несколько
более
развернутое
немецкое
издание:
Michael Hagemeister.
Wiederverzauberung
der Welt:
Рауе!
Florenskijs neues Mittelalter/
/Рауеl
Florenskij - Tradition und Moderne:
Вепгане
zum
Internationalen
Symposium an der Universitat
Potsdam, 5. - 9·
Аргй
вооо.
Frankfurt
а.
М.
и.
а.,
2001. S.
21-41.
49·
А.
Ф.Лосев.
Диалектика
мифа.
С.
101.
[з60
]
Личность
мистическая
и
академическая
«Розанов
-
мистик
в
мещанстве
<...>
Он
обо
готворяет
все
мещанские
.устои"
-
щи.
папи
росы.
уборные.
постельные
увеселения
и
.се
мейный
уют"
<...>
Ему
не
понятно
благоухание
женского
иночества,
не
ощутительна
изыскан
ная
женственность
подвижничества
девствен
ниц
с
юности.
не
ясно,
что
совокупление
есть
вульгаризация
брака.
Он
не
был
в
строгих
жен
ских
монастырях
и не
простаивал
ночей
в
Ве
ликом
посту
за
богослужением.
не
слышал
покаянного
хора
девственниц.
не
видел
слез
умиления,
телесного
и
душевного
содрогания
кающейся
подвижницы
во
время
молитвы.
не
встречал
в
храме,
после
многих
часов
ночно
го
молитвенного
подвига,
восходящее
солнце
и
не
ощутил чудных
и
дивных
знаний.
которые
дает
многодневное
неядение
и
сухоядение.
не
узнал
милого.
родного,
вечного
в
этом
исху
далом
и
тонком
теле.
В
этих
сухих
инесмелых
косточках. не
почувствовал
близкого,
светлого.
чистого.
родного-родного,
простого.
глубокого.
ясного,
вселенского.
умного.
подвижническо
го,
благоуханного,
наивного,
материнского
-
в
этой
впалой
груди.
в
усталых
глазах,
в
сла
бом
и
хрупком
теле.
В
черном
и
длинном
оде
янии,
которое
уже
одно,
само по
себе,
вливает
в
оглушенную
и
оцепеневшую
душу
умиление
и
утешение
...
Однако,
что
это
я,
в
самом
деле,
заболтался!
..
Важно,
что
и
роэановщина,
и
пра-
вославный
монастырь
есть
одинаково
формы
бытия
мифического.
а
не
вырожденской
пусто
ты
.научного
мировоээрения'ъ-".
Личностный
синтез,
достигнутый
в
дан
ном
пассаже,обеспечивается
литера
турным
жестом,
который
соответству
ет
бытовому
ёрничанью
или
юродству
как
социальной
роли.
Сладострастное
цитирование
«роаановшиныь,
как
и
от
ветное
смакование
«несмелых
косточек»
и
«впалой
груди»,
это
не
что
иное,
как
дерзкое
признание
автора
в
том.
что
он
никакими
силами
не
может
справиться
ни
с
алчностью
мыслителя,
ни
со
стра
стями
художника.
Поэтому
разговор
о
личности
«у
Лосева»,
обязанный
вклю
чать
еще
и
«личность
Лосева»,
запреща
ет
какое
бы
то
ни
было
сюсюканье
и
не
позволяет
ограничиваться
простым
бух
галтерским
учетом
«наличности»
опре
деленного
гнезда
слов.
«Я
не
выбираю
только
ягодки,
не
выбираю
даже
и
цве
точки.
Мне
интересны
и
все
сорные
тра
вы
и
навоз,
на
котором
растут
те
или
другие
цветы
философииьЧ
-
в
1920-X
годах
Лосев
едва
ли
подозревал,
как
глу
боко
и
не
один
раз
ему
придется
«пере
лопатить»
свой
философский
огород.
ЛЕНИН
И
АРЕОПАГИТИКИ
Но
если
сторонники
Розанова
Лосе
ву
никак
навредить,
пожалуй,
не
могли
бы, ТО от
соратников
Ленина
Лосев
по
лучил
сначала
лагерный
срок,
а
потом
-
многие
десятилетия
добровольно-при
нудительного
присутствия
этого
авто
ра
в
ткани
всех
собственных
лосевских
произведений.
Круги
идейных
противников
Лосева,
разумеется,
бесконечно
шире
и
разноо-
бразнее,
чем
узкий
кружок
ценимых
со
юзников.
Размах
противников
-
от
фи
зика
Ньютона,
который
«палкой
выго
няет
меня
из
собственного
дома
и
еще
готов
плюнуть
в
физиономию»,
до
ху
дожника
Кандинского,
чей
«принципи-
50.
Там
же.
С.
102.
51.
А.
Ф.Лосев.
Диалектика
числа
у
Плотина.
М.,
1927·
С.
5-
[з61
]
Тасан
Гусейнов
альный
хаос»,
превосходит
«даже
като
лическую
истерию
ГОТИКИ1>52.
Спутниками
Лосева
«диалектическиэ
оказываются,
однако,
самые
любимо
ненавистные
художники-мыслители
Вагнер,
Скрябин,
обеспечившие
его
не
обходимым
сырьем
для
представления
страшного
омонима
«абсолютной
лич
НОСТИ1>
-
«обожествленной
мещанской
ЛИЧНОСТИ1>,
того
безбожного
идола
«эа
падного
индивидуализма»,
торжеством
которого
Лосев
считал
и
окружавшую
его
советскую
социальную
действитель
ность.
В
сердцевине
этой
действитель
ности
находились
для
него
и
две
другие
личности, до
конца
жизни
определяв
шие
отнюдь
не
только
внешние
усло
вия
жизни
Лосева.
Одна
из
этих
лично
стей
-
Сталин,
«который
стоял
за
спи
ной
с
топором».
Другая
-
Ленин,
над
чьим именем
и
текстами
Лосев
разы
грывал
яркие
шутовские
представле
ния,
возрождая
традиции
юродства
как
единственно
доступного
для
него
соци
ального
жеста.
Приведу
в
качестве
примера
вклю
чение
обширной
двухстраничной
цита
ты
с
рассуждением
Ленина
«о
стакане
во
время
произнесения речи
о
профсо
юзах»
в
статью,
смысл
которой
состоял
в
изложении
аргументов
Ареопагитик
для
обоснования
бытия
Бога.
Завершая
цитату
словами
Ленина
«...
истина
всег
да
конкретна,
как
любил
говорить
вслед
за
Гегелем
покойный
Плеханов»,
Ло
сев
пишет
далее:
<!Из
этого
рассужде
ния
можно
сделать
много
весьма
важ
ных
выводов,
весьма
ценных
и
для
фи-
лософии,
и
для
диалектики
вообшеэ
Р.
То,
что
«философ-материалистэ
Ленин
вслед
за
покойными
Плехановым
и
Ге
гелем
говорит
о
неисчерпаемых
возмож
ностях
постижения
«методом
диалекти
ческой
ЛОГИКИ1>
предмета под
названием
«стакан»,
Лосев
с
невозмутимостью
Со
крата
(точнее,
в
данном
случае,
браво
го
солдата
Швейка)
переносит
на
<!аре
опагитское
первоначало».
В
этом
тексте
Лосева
как
бы
и
нет
никакого
богосло
вия:
читателю
только
сообщается,
что
Ареопагитики
«берут
свое
первоначало
в
целом,
и
оно
вызывает
в
них
огромный
эмоциональный
подъем
и
риторически
гиперболические
ВОСТОРГИ1>.
Суть
этих
восторгов
для
читателя
состоит,
исходя
из
неумолимой
логики
Ареопагитик.
как
раз
в
том,
что
Ленин,
додумай
он до
кон
ца
«мысль
Гегеля,
которую
любил
покой
ный
Плеханов»,
с
неизбежностью
вы
нужден
был
бы
сформулировать
наряду
с
онтологическим
обоснованием
бытия
Бога
еще
и
богословское
условие
позна
ваемости
миреустройства.
Более
изде
вательское
обращение
с
наследием
по
койного
классика
марксизма-ленинизма
при
полном
соблюдении
внешних
при
личий
трудно
и
вообразить.
Как
и
в
разобранных
выше
случа
ях
со
Скрябиным
и
Розановым,
Лосев
самым
тесным
образом
приближает
ся
к
фрагменту
мысли
и
личности
свое
го
оппонента,
распластывает
этот
фраг
мент
на
предметном
стекле
и
наводит
на
него
увеличительное
зеркало.
Нет
ниче
го
удивительного,
что
эта
процедура
не
нравилась
тем,
кто
чувствовал
себя
«на-
52.
А.
Ф.Лосев.
Диалектика
мифа.
С.
124-125.
53.
А.
Ф.Лосев.
Конструктивный
смысл
ареопагитского
первоначалау
/
Денuза
Сумбадэе
(сост.).
Ареопагитические
разыскания.
Тбилиси,
1986.
С.
24-30.
[з62
]
Личность
мистическая
и
академическая
следником-
препарируемой
личности,
с
которой
Лосев
заключил
временный
«диалектический
союз»
-
В
данном
слу
чае
со
страницы
25
до
страницы
26.
Но
пример
с
построением
текста
об
ареопагитском
первоначале
вокруг
ленинской
цитаты
содержит
еще
одно
трагическое
противоречие,
не
снимае
мое
никакими
обстоятельствами
време
ни
и
места,
а
упирающееся
в
личность
самого
мыслителя.
В
этом
противоре
чии
сталкиваются
взаимоисключаю
щие
постулаты.
С
одной
стороны,
ло
гически
безупречно
сформулированная
беспредикатность
первоначала,
которое
сохраняет
цельность
мира,
находясь
над
миром
и
оставаясь
поэтому
непознава
емым.
С
другой
стороны,
это
выводи
мый
лишь
«диалектически»
постулат
о
познаваемости
первоначала,
о
чудес
ном
и
мгновенном
превращении
апофа
тической
(несказуемой,
неизреченной,
не
подлежащей обсуждению
и
рассу
ждению)
сущности
первоначала
в
ка
тафатическую,
утвердительную.
Лосев
пишет:
«Ареопагитское
первоначало,
будучи
в
основе
своей
апофатическим,
тут
же,
при
первом
же
прикосновении
к
нему
нашей
мысли,
необхо
димейшим
образом
оказывается
также
и
ката
фатическим,
утвердительным,
чем-то
утвержда-
емым
и
утверждающим,
допускающим
бесчис
ленные
предикации,
и
поэнаваемымьЧ.
«Необходимость»
и
этой
катафатично
сти,
и
этой
познаваемости
выводится,
однако,
лишь
диалектически.
Вот
по
чему.
подобно
тому.
как
Лосев
удивлял
ся,
как
мы
помним,
отчего
это
«Фих
те,
Шеллинг,
Гегель
и
Шопенгауэр
не
перешли
в
православие
и
не
удалились
в
монастырь
ради
поста,
молитвы
и
спа
сения
своей
души,
а
продолжали
сидеть
на
кафедрах и
читать
лекции»,
так
и
бо
лее
строгий
читатель
Лосева,
не
убежда
емый
никаким
«диалектическим
мето
дом»,
мог
бы
возмутиться
многослови
ем
автора,
томами
заговорившего
о
том,
что
изначально
не
подлежит
разглаше
нию
и
обсуждению.
Это
единственная
услада
философа
-
до
скончания
дней
говорить
и
писать
о
своем
предмете,
но
это
и
единственное
серьезное
нарушение
уговора
с
самим
собой,
выход
за
границы
дозволенного.
Доподлинно
осознающий
апофатическую
природу
первоначала,
неизреченность
его,
переживает
трагизм,
проистекающий
от
собственной
слабо
сти,
которая
жаждет
всё
новых
и
новых
слов,
личного
приближения
к
краю
без
дны,
где
Лосев
как
в
ранней
юности
за
стал
соловьевского
Платона,
так
и
не
расставался
с
ним
до
конца
жизни.
ЛОСЕВ
И
СТАЛИН,
ИЛИ
КРИТСКИЙ
ЗЕВС
И
КРИТСКИЙ
БЫК
о
Сталине
Лосев
высказывался
не
ча
сто.
Но
эта
историческая
фигура
инте
ресна
в
контексте
нашей
темы
не
сама
по
себе,
т.
е.
не
как
личность,
и
даже
не как
источник
испытаний,
влиявших
в
той
или
иной
форме
на
склад
писательства
зрелого и
позднего
Лосева.
После
смер
ти
Сталина
в
марте
1953
года
в
русский
обиход
в
новом,
более
широком
значе
нии,
вошло
понятие
«культа
личности-
54.
Там
же.
С.
28.
Тасан
Гусейнов
(вариант:
«культ
Сталина»;
«культ»
)55.
Явление
«культа
личности»,
разумеет
ся,
много
старше
сталинизма.
Известны
более
или
менее
шутливые
или
глубокие,
иронические
или
сардонические,
либе
ральные
или
консервативные
подходы
к
этому
явлению.
Но
есть
один
подход,
о
котором
в
связи
с
именем
А.
Ф.
Лосева
говорил
мне
С.
С.
Аверинцев.
В
послед
ние
годы
вышло
несколько
книг
и мно
жество
журнальных
подборок
с
воспо
минаниями
об
А.
Ф.
Лосеве.
По
не
за
висящим
от
меня
обстоятельствам,
мне
удалось
до
сих
пор
прочитать
лишь
одну
книгу,
целиком
посвященную
биографии
Лосева-е,
и
один
сборник
статей
памяти
философач.
Не
исключаю,
что
в
чьих-то
воспоминаниях
это
суждение
Аверинце-
.
ва,
высказанное,
может
быть,
в
другом
месте
и
в
другое
время,
уже
представле
но.
Тем
лучше
-
у
исследователей
эпохи
появится
возможность
сравнить
незави
симые
друг
от
друга
мемуары.
В
рамках
нашей
темы
рассуждение
Аверинцева
важно
и
потому,
что
про
ливает
свет
на
атмосферу
197О-Х
го
дов
-
время,
получившее
в
политиче
ской
истории
России
название
«эастоя»,
а в
официальном
курсе
«Истории
СССР>.>
И
«Истории
КПСС»
периода
«раэвито
го
социализма»
-
«формирования
но
вой
исторической
общности
-
советских
людей».
В
официальной
советской
иде
ологии
это
время
иногда
определялось
как
период
«формирования
всесторонне
развитой
личности»,
В
порядке
«возвра
щения
к
ленинским
нормам»
(эта
идео
логема
вытеснила
так
и
не
состоявшееся
«преодоление
культа
личности
и
его
по
следствий»
были
извлечены
из
цитат
ника
и
пущены
в
пропагандистский
обо
рот
высказывания
Ленина,
в
том
числе
о
том,
что
«коммунистом
стать
можно
лишь
тогда,
когда
обогатишь
свою
па
мять
знанием
всех
тех
богатств,
которые
выработало
человечествоь
".
Бросив
очередной
лозунг,
«римская
империя
времени
упадка»
неожиданно
позволи
ла
нескольким
издательствам
открыть
новые
историко-философские
серии.
Для
истории
русской
философии
и
об
щественной
мысли
197о-е
годы
интерес
ны,
разумеется,
не
только
тем,
что на
это
время
пришлась
реализация
весьма
бо
гатой
издательской
программы,
зало
женной
отчасти
еще
в
196о-х
гг.
-
на
из
лете
«оттепели»,
которая,
хотя
и
не
стала
«весной»,
все
же,
несмотря
на
приоста
новку
в
1968
году,
оставила
после
себя
не
которые
довольно
глубокие
ниши.
В
па
мяти
современников
застряли
острые
неудачи
и
поражения,
так
никогда и
не
увидевшие
света
книги
убитых
и
забы
тых
авторов.
Но
начались
и
переиздания
некоторых
старых
работ Лосева
(напри
мер,
уже
приведенных
в
докладе
пере
водов
из
Николая
Кузанского).
Помимо
"Истории
античной
эстетики»
выходили
всё
новые
и
новые
книги
Лосева.
Преж
няя
опала
становилась
мало-помалу
55.
См.
Михаил
Одесский,
Давид
Фельдман.
Поэтика
«оттепели'.
Материалы
к
иэучению
пропаган
дистской
модели
ХХ
съезда
кпсс.
Идеологема
«культ
личностие
у
/Вопросы
литературы.
2004·
N25.
С.
75-1I4.
56.
А.А.
Тахо-Годи.
Лосев.
М.,
1997.
57·
А.
Ф.Лосев
и
культура
ХХ
века.у
/Лосевские
чтении.
М.,
1991.
58.
К.
В.
Душенко,
Словарь
современных
цитат.
М.,
1997.
С.
205·
Личность
мистическая
и
академическая
двигателем
растущей
популярности.
Не
включенность
в
философскую
жизнь
«на
стрежне»
теперь
не
мешала,
а
помо
гала
огромной
творческой
продуктивно
сти.
В
1973
году
А.
Ф.
Лосеву
исполнилось
80
лет
-
это
было
непривычно
много
для
советского
человека.
Восемьдесят
пять
в
1978
было
уже
очень
много,
но
всё
еще
представимо.
А
после
90-летия,
да
еще
при
неудержимом
печатании
книг и
ста
тей,
Лосев
стал
восприниматься
в
до
вольно
широких
кругах
как
обществен
ная
личность
национального
и
мирового
значения.
Другое
дело,
что
реальное
со
держание
всего
его
философского
твор
чества,
пафос
отрицания
всей
западной
цивилизации,
советский
отросток
кото
рой
Лосев,
повторяю,
считал
и
вовсе
ни
чтожной
карикатурой,
оставались
аб
солютно
за
пределами
разумения
боль
шинства
даже
гуманитариев.
Вопреки
всему
-
годам,
до
которых
в
России
не
доживают,
темам,
которые
здесь
не
поо
щряют,
-
жизнь
Лосева
в
науке
не
толь
ко
казалась,
но
и
была
чудом.
Вот
к
этому-то
моменту
и
относит
ся
краткое
обсуждение
вопроса
о
«лич
ности»
Лосева
и
«культе
Сталина'>. Раз
говор
происходил
вскоре
после
празд
нования
90-
летия
А.
Ф.
Лосева,
в
начале
1984
года.
А
поводом
для
него
стала
пу
бликация
в
сборнике,
изданном
в
честь
Лосева
в
Тбилиси,
«ответов»
юбипя-
ра на
«вопросы»
Д.В.джохадзе
«О
зна
чении
истории
философии
для
форми
рования
марксистско-ленинской
куль
туры
мышленияэ-".
В
этом
небольшом
произведении,
написанном
в
форме
ди
алога,
особенно
в
последних
его
фразах,
Лосев
совершенно
недвусмысленно
глу
мится
над
официальной
«марксистско
ленинской
философией».
Додумывая
до
конца
официальную
концепцию
«веч
но
революционного»
характера
«на
шего
диалектико-материалистического
мировоээрения»,
Лосев
прямо
объявля
ет
единственной
целью
«нашей
С
вами
практики»
радикальный
подрыв
совре
менной
действительности.
Разумеется,
чисто
формально
к
тексту
нельзя
было
придраться,
только
если
вовсе
не знать
сочинений
Лосева
шестидесятилетей
давности,
а
также
всего
пятью
годами
ранее
вышедшей
его
«Эстетики
Ренес
сансаь,
Как
предсказывал
в
свое
время
сам
Ленин,
«по
форме
правильно,
а
по
существу
издевательство».
Аверинцев
Ленина
и
технологию
ло
севекого
глумления
над
«вождем»
не
затронул,
но
после
некоторого
молча
ния
он
заговорил
-
и
не
о
Ленине,
а
как
раз
о
Сталине.
Мне
показалось
даже,
что
Аверинцев
пишет
или уже
написал
о
Лосеве
какую-то
работу,
так
непри
вычно
четко
и
коротко
он
формулиро
вал
свои
мыслиэ".
Он
заговорил
о
неле-
59.
А.
Ф.
Лосеву
к
90-летию
со
дня
рождения.
Тбилиси,
198з.
C.142-155.
60.
1970-е
годы
были
временем
встречи
нескольких
направлений
в
работе
С.
С.
Аверинцева:
ком
ментарии
к
русским
переводам
нескольких
книг
Гегеля
-
.Жизнь
Иисуса»,
.Дух
христианства
и
его
судьба»,
«Лекции
по
философии
религии»
-
делаяись
одновременно
с
пере
водами
на
русский
язык
византийской
духовной
поэзии
и изучением
раннехристианской
литературы.
То,
что
казалось
привычным
абсурдом
советской
жизни
-
необходимость
использовать объем.
выделяемый
комментатору
к
переводам
из
Гегеля
для
собственного
философско-богословского
писательства,
-
оказалось
питательной
средой
для
молодой
воцерковляющейся
интеллиген
ции,
кумиром
которой
был
Аверинцев.
Тасан
Гусейнов
пости
термина
«культ
личности».
«Что
это
применительно
к
сталинскому
вре
мени?
-
спросил
он
сам
себя
и
сразу
от
ветил:
-
Культ
быка.
Личность
заби
вали
как
быка,
отправляя
культ
это
го
быка.
Вот
это
я
понимаю
...
Критский
Зевс
и
критский
бык
...
А
теперь
Алексей
Федорович
постепенно
станет
«священ
ной
коровой».
Организационных
изме
нений
в
его
жизни
быть уже
никаких
не
может,
да и
зачем
они при
таком
листа
же?!»
В
дальнейшем
разговор
перешел
на
семантику
важного
для
академиче
ской
жизни
слова
«листажь
И
проблемы
-культов»
больше
не
касался.
К
этому
времени,
несмотря
на
от
дельные
мелкие
поражения
(такие,
как
задержка
выхода
в
свет
книги
о
Вла
димире
Соловьеве),
Лосев
превращал
ся
в
общепризнанного
патриарха
совет
ской
науки.
Многим
казалось
странным,
зачем,
например,
ему
публикации
в
пар
тийном
официозеэ-:
прожить
столь
ко
десятилетий
в
опале
и
сдержива
нии,
чтобы
под
конец
жизни
«связать
ся»
С
системой.
Аверинцев,
сам
к
этому
времени
ставший,
как
будут
говорить
позднее,
«культовой
фигуройь->,
объ
яснял
эту
позднюю
расположенность
к
Лосеву
официоза
всё
более
первобыт
ными
представлениями
тогдашних
вла
стей
разных
уровней
о
культуре,
фило
софии,
политике.
Они
видели
в
Лосеве
теперь
новую
личность,
начавшую
от
давать
энергию
аккумулированного
за
десятилетия
авторитета,
и
этот
выход
никак
нельзя
было
просто
бросить
на
самотек.
Система,
а
точнее
занятые
из
вестными
лицами
некоторые
узлы
си
стемы,
начали
обласкивать
когда-то
го
нимого,
а
ныне
любимого
автора
мно
готомных
изданий
как
академическую
личность
новой
эпохи.
Но
одновременно
с
этим
академиче
ская
личность
начала
обрастать
в
выс
шей
степени
пестрым
сонмом
поклонни
ков
и
последователей
-
начиная
с
дон
ских
казаков,
одним
из
которых
мог
бы,
конечно,
быть
когда-то
и
Алексей
Фе
дорович,
если
бы,
по
собственным
сло
вам,
не
дезертировал
еще
в
годы
Пер
вой
мировой
войны,
-
и
кончая
клику
шествующими
«фанатами».
В
результате
окончательное
примирение
А.
Ф.
Лосева
с
обществом
и
государством
произошло
сразу
по
всем
параметрам
его
личности.
По
мере
постепенного
ослабления
скреп
начавшегося
в
середине
198o-x
годов
и
буйного
расцвета
в
российском
обще
стве
всяческого
обскурантизма
мисти
ческая
компонента
лосевской
личности
стала
обгонять
академическую.
В
некрологе
«Памяти
учителя»
С.
С.
Аверинцев
написал:
«Умер
Алек
сей
Федорович
Лосев
-
это
звучит
как
слова из
античной
легенды:
"Умер
вели
кий
Пан!"
Словно
мы
выглянули
утром
в
окно
и
видим,
что
гора,
на
памяти
по
колений
замыкавшая
горизонт,
за
ночь
исчезлае--'.
Как
уже
было
сказано,
данный
ана
лиз
понятия
личности
у А.
Ф.
Лосе-
61.
Ср.:
А.
Ф.
Лосев.
История
философии
как
школа
мысли/
/Коммунист.
1981. N2
П.
С.
55-66.
62.
Одним
из
признаков
этого
была,
например.
статья
об
Аверинцеве
в
9-М
томе
«Краткой
литера
турной
энциклопедии»,
написанная
А.
Ф.
Лосевым.
6з· С.
С.
Аверинцев.
Памяти
учителя/
/KohteKCT-90.
М.,
1990.
С.
3-5.
[з66
]