Перре М., Бауман У. Клиническая психология
Подождите немного. Документ загружается.
Koob.ru
Pennebaker, J. W. (1993). Overcoming inhibition: Rethinking the roles of
personality, cognition, and social behavior. In H. C. Traue & J. W. Pennebaker (Eds.),
Emotion, inhibition and health (pp. 100-115). Göttingen: Hogrefe.
Pennebaker, J. W., Kiecolt-Glaser, J. K., & Glaser, R., (1988a). Disclosure of
traumas and immune function: Health implications for psychotherapy. Journal of
Consulting and Clinical Psychology, 56, 239-245.
Pennebaker, J. W., & Traue, H. C. (1993). Inhibition and psychosomatic
processes. In H. C. Traue & J. W. Pennebaker (Eds.), Emotion, inhibition and health (pp.
146-163). Göttingen: Hogrefe.
Pfungst, O. (1907). Das Pferd des Herrn von Osten (Der kluge Hans). Leipzig: Joh.
Ambrosius Barth. (Nachdruck: Frankfurt: Fachbuchhandlung für Psychologie, 1983)
Ploog, D. (1972). Breakdown of the social communication system: A key process
in the development of schizophrenia? Prospects for research on schizophrenia?
Neurosciences Research Progress Bulletin, 10, 394-395.
Plutchik, R. (1980). Emotion: A psychoevolutionary synthesis. New York: Harper &
Row.
Radley, A. (1994). Making sense of illness — The social psychology of health and
disease. London: Sage.
Raush, H. L.,, Greif, A. C. & Nugent, J. (1979). Communication in couples and
families. In W. R. Burr, R. Hill, F. J. Neye & I. L. Reiss (Eds.), Contemporary theories about
the family, Vol. I: Research based theories (pp. 468-489). New York: Free Press.
Rehm, L. P. & O'Hara, M. W. (1979). Understanding depression. In I. H. Frieze,
D. Bar-Tal & J. S. Carroll (Eds.), New approaches to social problems (pp. 209-264). San
Francisco: Jossey Bass.
Rosenhan, D. L. (1973). On being sane in insane places. Science, 179, 250-258.
Rosenthal, R. (1967). Covert communication in the psychological experiment.
Psychological Bulletin, 67, 356-367.
Rotter, J. B. (1954). Social learning and clinical psychology. Englewood Cliffs, N.J.:
Prentice-Hall.
Scherer, K. R. (1984). On the nature and function of emotion: A component
process approach. In K. R. Scherer & P. Ekman (Eds.), Approaches to emotion (pp. 293-
317). Hillsdale, N. J.: Lawrence Erlbaum.
Schwarzer, R. (Hrsg.) (1990). Gesundheitspsychologie. Göttingen: Hogrefe.
Seligman, M. E. P. (1992). Erlernte Hilflosigkeit (4. Aufl.). Weinheim: Beltz, PVU.
Semin, G., & Fiedler, K. (Eds.) (1996). Applied social psychology. London: Sage-
Publications.
Snyder, C. R., & Forsyth, D. R. (Eds.) (1991). Handbook of social and clinical
psychology — The health perspective. New York: Pergamon Press.
Spitz, R. (1946). Anaclitic depression: An inquiry into the genesis of psychiatric
conditions in early childhood. Psychoanalytic Study of the Child, 2, 313-342.
Spitzer, R. (1975). Move on pseudoscience in science and the case for psychiatric
diagnoses. Archives of General Psychiatry, 33, 459-470.
Stroebe, W., Hewstone, H., Codol, J. P., & Stephenson, G. (Hrsg.). (1990).
Sozialpsychologie. Berlin: Springer.
Koob.ru
Szasz, T. S. (1960). The myth of mental illness. American Psychologist, 15, 113-118.
Teasdale, J. D. (1993). Emotion and two kinds of meaning: Cognitive therapy and
applied cognitive science. Behavior Research and Therapy, 31, 339-354.
Teasdale, J. D., & Barnard, P. J. (1993). Äffect, cognition, and change: Re-modelling
depressive thought. Hillsdale: Lawrence Erlbaum.
Temoshok, L., van Dyke, C. & Zegans, L. S. (Eds.). (1983). Emotions in health and
illness. New York: Grune & Stratton.
Tomkins, S. (1982). Affect theory. In P. Ekman (Ed.), Emotion in the human face
(pp. 353-395). Cambridge: Cambridge University Press.
Trower, P., Bryant, B. & Argyle, M. (1978). Social skills and mental health. London:
Methuen.
Ullrich, R. & Ullrich de Muynck, R. (1980). Diagnose und Therapie sozialer
Störungen. München: Pfeiffer.
Urnas-Moberg, K. (1996). A comparison of oxytocin and blood pressure reduction in
animals and humans. Biobehavioral interactions. Paper presented at the 4th International
Congress of Behavioral Medicine, Washington, D. C, March 13-16, 1996.
Wallbott, H. G. & Scherer, K. R. (1986). The antecedents of emotional
experiences. In K. R. Scherer, H. G. Wallbott & A. B. Summerfield (Eds.), Experiencing
emotion — A cross-cultural study (pp. 69-83). Cambridge: Cambridge University Press.
Williams, J. M. G. (1986). Social skills training in depression. In C. R. Hollin & P.
Trower (Eds.), Handbook of social skills training (Vol. 2, pp. 91-110). Oxford: Pergamon
Press.
Wortman, C. B. & Brehm, J. W. (1975). Responses to uncontrollable outcome: An
integration of reactance theory and the learned helplessness model. In L. E. Berkowitz
(Ed.), Advances in experimental social psychology (Vol. 8, pp. 277-336). New York:
Academic Press.
Глава 16. Социологические аспекты
Иоганн Зигрист
1. Введение
Несмотря на то что у социологии много точек соприкосновения с
социальной психологией, она все-таки является самостоятельной научной
дисциплиной. Как известно, научные дисциплины определяются тремя
критериями: они обладают собственным понятийным аппаратом и
специфическими методами, располагают определенными знаниями,
полученными посредством методов наблюдения, и предлагают теории для
объяснения тех проблем, которыми занимаются. В этой главе мы не будем
излагать основы социологии как дисциплины, это задача соответствующих
учебников; здесь же мы разберем важные сферы применения социологических
знаний в клинической психологии. Вводные замечания должны облегчить
понимание этих вопросов.
Koob.ru
Социология (лат. socius — спутник, товарищ; греч. logos — учение, наука) —
это наука, которая занимается закономерностями (структурными признаками,
направлениями развития) общественной жизни и процессов, происходящих в
человеческих общностях. Общественную жизнь можно анализировать в трех
различных плоскостях: макроплоскости всей общественной системы (мировое
сообщество, нации как сравнительно обособленные общественные системы),
мезоплоскости общественных подсистем (например, основные
институциональные сферы — образование, работа, право, здоровье) и, наконец,
микроплоскости процессов обмена между отдельными индивидами и группами
вне зависимости от того, насколько они закреплены нормативно (см. ниже).
Сравнительно просто, как нам представляется, постичь общественные
структурные признаки на макроуровне, расчленив их по горизонтали и по
вертикали: горизонталь означает разделение общества по
социодемографическим критериям (распределение населения по возрасту, полу,
местожительству), вертикаль — по критериям социального неравенства
(социальное расслоение и мобильность).
Необходимо, правда, добавить еще один существенный аспект:
эволюционное, социально-историческое развитие общественных систем, и
особенно фундаментальный поворот от традиционных обществ к современным,
который начался в Европе в период позднего Средневековья и Нового времени
и, пройдя через индустриальную революцию, закончился современной эпохой
глобализации.
Комбинируя эти критерии, в макроплоскости можно выделить типы
общественных систем. Так, например, мы говорим о до-современном и
современном обществе, об индустриальном или потребительском обществе, об
обществе труда и обществе развлечений, об эгалитарном или не эгалитарном
обществе. Какой-либо общепринятой теории развития общественных систем до
сих пор не существует. Мы, например, мало знаем о том, на каких стадиях
развития человечества были изобретены, усвоены и стали передаваться из
поколения в поколение фундаментальные формы человеческой кооперации и
основополагающие социальные институты — распределение труда,
наследование имущества, система родства, нормирование социальных действий
или властные структуры. Хотя процесс модернизации обществ был основательно
исследован, особенно в связи с двумя революциями в XVIII и XIX веках, — мы
едва ли знаем, в каком направлении будут развиваться дальше глобальные
тенденции, такие как прирост «целерационального» действия и
соответствующих техник самоконтроля, индивидуализация общественной
жизни или разрастание социотехнических структур.
В мезоплоскости рассматриваются структура и способ функционирования
отдельных общественных подсистем. Несмотря на свою включенность в
макросоциальную систему, они развиваются по своим собственным
закономерностям и обнаруживают свою собственную динамику. В истории
социологии сформировались многочисленные специальные социологии,
предметная область которых — специфические общественные подсистемы; так,
Koob.ru
например, существует социология образования, социология права, экономики,
медицины, семьи или организации. В этих подсистемах предлагаются решения
основных общественных задач, осуществляемые за счет специфических форм
организации и профессиональных групп (например, школа, предприятие,
больница). В них реализуются важные сферы повседневных социальных
действий индивидов. Основное понятие социального действия в социологии
означает всевозможные формы контакта отдельного человека с окружающей его
общественной действительностью. Общественная действительность выступает
для индивида в форме ожидания или безусловного требования от него каких-то
действий (социальные нормы) и включает его, распределяя социальные позиции
(социальный статус), в свою структуру нормативных ожиданий (ролевые
одинаковые действия). Тем самым индивиды, обычно в соответствии с их
способностями, участвуют в распределении благ, награждений, в связях
общественной жизни (структура общественных шансов).
Разумеется, общественная действительность не детерминирована
нормативными ожиданиями полностью, и этот момент имеет большое значение
для третьей плоскости — микроплоскости социальной интеракции. И социальные
нормы, и ролевые нормы — всегда «в движении», они обладают разной
значимостью, накладывают разные обязательства и меняются с течением
времени. В этом отношении всегда существует некоторая напряженность между,
с одной стороны, общественной структурой (порядком), а с другой —
потенциально конфликтной динамикой процессов человеческой общности, в
которых этот порядок воспроизводится или же изменяется (социальные
перемены). Эта напряженность имеет особенно важные последствия для
социализации последующего поколения и сказывается главным образом во
время подростковой фазы индивида.
Обобщая, можно сказать, что социология — это наука о структурных
признаках и процессах человеческих общностей. Общество понимается как
социальная система с различной протяженностью в пространстве и во времени, с
разными правами и обязанностями. Анализировать общественные системы
можно в макро-, мезо- и микро-плоскости — плоскости социального действия и
его детерминант. Индивиды в социальных системах связаны между собой
участием в обмене, коммуникации, дифференциации (то есть в отношении
наличия или отсутствия привилегий), устранении и решении проблем. В этом
смысле социальная система берет на себя задачи самоуправления, в выполнении
которых участвуют индивиды, поступая предписанным образом (социальное
нормирование, ролевые действия). В то же время из факта существования
общности возникает специфический эффект пользы—затрат для отдельного
человека. Этот последний момент — пользы и затрат общности — представляет
интерес для решения многих вопросов клинической психологии. Один из
главных вопросов можно сформулировать так: как сказываются факты
человеческой общности на здоровье и благополучии отдельного человека,
иными словами — какой риск, нагрузки, но и какие защитные воздействия для
здоровья и болезни проистекают от процессов, происходящих в человеческих
Koob.ru
общностях. Этот вопрос — к сожалению, в очень сжатой форме — мы
рассмотрим в следующем разделе.
2. Социологические перспективы здоровья и болезни
Для изучения вопроса о социальных влияниях на здоровье и болезнь
теоретические и методические познания социологии можно расположить в
четырех плоскостях.
Первая плоскость — общественная подсистема здравоохранения. Основной
вопрос здесь — насколько риск для здоровья определяется разными шансами в
отношении доступа и участия в системе охраны здоровья. Предметом
международных медико-социологических исследований последних десятилетий
был анализ социально дифференцированной заболеваемости и смертности,
размер и показатели которых зависят от разной обращаемости в медицинские
учреждения и разного участия в системе медицинского обеспечения (см. раздел
2.1).
Вторая плоскость анализа — это материальные жизненные условия как
патогенный потенциал. Бедность, относительное отсутствие привилегий,
неблагоприятные условия жилья и работы, связанные, в частности, с
принадлежностью к низшему социальному слою, способствуют острым и
хроническим, соматическим и психическим расстройствам и заболеваниям.
Материальные лишения особенно сильно воздействуют в раннем детстве,
проявляясь в недостаточном питании, отсутствии гигиены, в недостатке
эмоционального общения и травматическом опыте. Эти неблагоприятные
условия продолжают существовать в подростковом и в зрелом возрасте и
выражаются в структуре неравных шансов в отношении участия в трудовой
жизни, в неравных шансах в борьбе за обеспеченность и различные блага в
повседневной жизни (см. раздел 2.2).
Для более точного понимания воздействия, которое материальные
лишения оказывают на здоровье и благополучие, необходимо включить в анализ
еще два аспекта: (1) способы поведения индивида, которые способствуют или,
наоборот, вредят его здоровью. Они являются частью социокультурного понятия
более высокого уровня — образа жизни (см. раздел 2.3), и (2) негативные эмоции
и создаваемые ими хронические дистрессовые состояния, которых можно
ожидать вследствие пережитых обид и отсутствия социальных привилегий (см.
раздел 2.4).
Итак, попробуем обогатить наше клинико-психологическое мышление
социологическими аспектами.
2.1. «Здоровое поведение» и «больное поведение»
Проводя медико-социологический анализ этиологии расстройств, нельзя
ограничиваться информацией, полученной от врачей, потому что такие данные
учитывают только людей, обратившихся за помощью к врачу. «Истинную» же
Koob.ru
частоту расстройств вскрывают репрезентативные для всего населения
эпидемиологические исследования. Во всех известных на сегодняшний день
работах, посвященных картине болезни с психосоциальными или
поведенческими компонентами возникновения, истинная частота заболеваний
отчетливо выше, чем частота заболеваний среди всех обратившихся к врачу
пациентов. Это означает, что в медицине существует «темное поле» не
диагностированных и/или не леченных расстройств, и прояснить его — важная
задача медико-социологического эпидемиологического исследования. В этой
связи нельзя не вспомнить о понятиях «здоровое поведение» и «больное
поведение» (или равнозначном понятии «поиск помощи»), обобщающих те
установки, восприятие, информацию и решения, которые имеют своей целью
сохранение здоровья, а также способствуют своевременному распознаванию и
соответствующему лечению проявлений болезни (Becker & Maiman, 1983;
Mechanic, 1983; Siegrist, 1995). Так, «больное поведение»— это процесс, в котором
эвристически можно выделить четыре ступени:
1) восприятие, оценка симптомов и мобилизация интрапсихических
защитных механизмов;
2) самолечение медикаментами и сообщение значимым другим;
3) обращение к непрофессионалам;
4) обращение в систему профессионального обслуживания (врач—
амбулатория—больница).
В общем и целом можно сказать: чем болезненнее, чем очевиднее, чем
показательнее какой-то симптом, чем больше угроза серьезного заболевания, чем
сильнее мешает этот симптом повседневным действиям, — тем выше
вероятность обращения к профессиональной помощи. Однако восприятие и
интерпретация симптома существенно зависит от тех знаний, которыми
располагает человек (например, преобладание так называемой
непрофессиональной этиологии), а также от отношения к собственному телу и
от нормативных ориентаций соответствующего социокультурного слоя.
Неадекватное «'больное поведение» само по себе может быть выражением
какого-то психического расстройства. Так, например, при шизофрении
симптомы воспринимаются в большей мере значимыми другими, а не самим
пациентом. В этом случае и поиск помощи инициирован другими. Однако к
промедлению поиска помощи могут привести и менее драматичные или не
столь далекие от реальности формы собственной оценки и самовосприятия.
Например, в результате проведенного медико-социологического и медико-
психологического исследования «больного поведения» у пациентов с инфарктом
миокарда оказалось, что эти пациенты часто игнорировали первые признаки
болезни, потому что эти приметы означали возможную слабость, физическую
дряхлость и зависимость, что никак не вязалось с мотивационно значимым
образом Я — образом силы и неограниченной работоспособности (Croog &
Levine, 1977). Другой пример неадекватного «больного поведения»,
указывающий на наличие психической проблемы, — это нередкая иллюзия
самоконтроля у больных с патологическими влечениями; или, если говорить о
Koob.ru
«здоровом поведении», — безмерный страх перед раком, из-за чего человек не
обращается к врачу для обследования и своевременного распознавания болезни.
На второй решающей ступени поисков помощи — сообщение значимым
другим — поведение тоже может подвергнуться влиянию отягощенной
психосоциальной констелляции, обладающей патогенной значимостью. В этой
связи нельзя не упомянуть детей, которые вовлечены в ригидную систему
семейного контроля: динамические процессы в семье могут заблокировать поиск
помощи и привести к новой оценке симптома (скажем, умалению или даже
отрицанию его), как это было вскрыто в исследовании семей психически
больных или среди групп населения с экстремальным религиозным
мировоззрением (Cockerham, 1992; Hildenbrand, 1983).
Даже в обществах с развитой системой медицинского обслуживания
населения можно констатировать специфические для социальных слоев формы
«больного поведения», и объясняются они в большей мере социокультурными и
психическими процессами, чем финансовыми затруднениями. С точки зрения
социологии «больное поведение» является частью повседневного действия,
управляемого субкультурными нормами, и в условиях социального обмена
подкрепляется и контролируется значимыми группами близких лиц, а именно
семьей, родственниками и соседями. Лица, ущемленные в социоэкономическом
и социокультурном отношении, ориентируются на социальные нормы, нередко
недостаточные для сознательного здорового поведения. В процессе
социализации такие люди, например, усваивают, что не стоит придавать
большого значения делам далекого будущего, что предпочтительнее решать
актуальные насущные проблемы. В результате способность найти мотивацию
для какой-то отсрочки в удовлетворении непосредственных потребностей, для
преследования долговременных целей (сюда относится и превентивная
ориентация в форме здорового образа жизни) почти не реализуется. Мало
проявляемое внимание к симптомам коррелирует не только с недостаточной
ориентацией на будущее, но и с преобладанием инструментального отношения
к собственному телу. В низших социальных слоях тело часто рассматривается как
машина, которая по мере употребления подвержена износу, и повлиять на этот
износ все равно невозможно; в более же высоких социальных слоях тело, будучи
носителем личной идентичности, обладает также и символической ценностью, а
поэтому является предметом более настойчивого внимания — его берегут и за
ним ухаживают (Buchmann, 1985; Cockerham, 1992; Siegrist, 1995).
Итак, важный вклад медико-социологического исследования в
клиническую психологию заключается в том, чтобы доказать значение
социокультурных и психосоциальных показателей «темного поля» в медицине
— неадекватного или замедленного поиска помощи. Существуют присущие
системе несоответствия между спросом и предложением; их идентификация и
возможное влияние на них должно стать первоочередной целью политики в
области здравоохранения.
Насколько многогранны отношения между предложением, потребностью и
обращаемостью, видно из рис. 16.1 (по Hulka & Wheat, 1985), на котором
Koob.ru
изображены шесть идеальных типов осуществления спроса на медицинские
услуги с их последствиями в отношении риска для здоровья или состояния
здоровья.
Рис. 16.1. Связь между потребностью, обращаемостью и эффектом
медицинского обеспечения (идеальные типы; пояснения см. в тексте) (по Hulka
& Wheat, 1985)
1) Адекватная обращаемость (то есть в соответствии с потребностью).
2) Неэффективная обращаемость (например, прерывание лечения,
несмотря на потребность).
3) Недостаточная доступность системы здравоохранения, несмотря на
потребность.
4) Отсутствие обращаемости, несмотря на фактические потребности.
5) Обращаемость без потребности (ипохондрическое поведение).
6) Абстиненция, так как нет никаких потребностей.
Таким образом, если ориентироваться на конечный результат, то
оптимизировать предложение и спрос на медицинские услуги — значит
расширить категории (1) и (6) за счет сужения категорий (2)—(5).
Многочисленные исследования, имеющие целью определить, что именно влияет
на обращаемость к врачу, показывают, что наиболее важную роль играет
субъективное состояние здоровья: чем сильнее воспринимается «тяжесть
страдания», тем выше вероятность обращения к врачу. Второй фактор влияния
связан со страхованием: чем выше доля застрахованных на случай болезни, тем
выше обращаемость к врачу. И наконец, чем выше причастность самого
застрахованного к возникновению заболевания, тем меньше обращаемость.
Однако еще более значимо, чем статус застрахованного и степень
причастности, на эффективности системы медицинского обслуживания,
Koob.ru
вероятно, сказывается социальная дифференциация в отношении качества
оказываемых услуг. Ни одна из известных ныне систем здравоохранения до сих
пор не опровергла гипотезы о том, что качество услуг повышается вместе с
социальным статусом. В Великобритании, например, доступ к специалистам,
которые имеют право приватно лечить (амбулаторно и стационарно), сильно
ограничен социоэкономическим фильтром (Townsend, 1988). В США
наблюдается обратное статистическое соотношение между уровнем дохода и
частотой обращаемости в общественные учреждения скорой медицинской
помощи и амбулатории, и наоборот, положительное соотношение между
уровнем дохода и частотой консультаций у частнопрактикующих врачей-
специалистов (Cockerham, 1992).
Поэтому в высокоразвитых современных обществах социальное
неравенство в отношении обращаемости к врачу заключается прежде всего в
неравенстве качества предлагаемых врачебных услуг, неравенстве шансов в
отношении постоянного наблюдения личным врачом и шансов вовремя
осуществить профилактику. Во всех трех аспектах те, кто имеют лучшую
страховку и хорошо обеспечены, оказываются в выгодном положении по
сравнению с остальными.
Несмотря на эти бесспорные факты, не стоит переоценивать роль системы
медицинского обслуживания в социальном распределении болезней (ср.
McKeown, 1982). Дело в том, что с помощью медицинских интервенций можно
существенно повлиять лишь на 25-30% смертельных болезней, а значит, при
анализе заболеваемости должны учитываться и другие аспекты.
2.2. Социальное положение и здоровье
Если материальные жизненные условия, заданные определенным
социальным положением, напрямую влияют на здоровье, то крайне важно
понять, каким образом можно определить социальное положение индивида и
как объяснить релевантные для болезни, способствующие ей процессы.
Подходом для любого анализа такого рода является понятие социального
неравенства. Определение и объяснение социального неравенства и его
воздействия на перемены в общественной жизни — один из главных вопросов
социологии, представляющих познавательный интерес. В противоположность
понятию индивидуального неравенства, понятие социального неравенства
ориентируется на те жизненные условия и те жизненные шансы людей, которые,
будучи ограниченными благами в обществе, распределены неодинаково. Это
означает, что вожделенные, желанные блага, которые подлежат общественному
распределению и которые преобладающее большинство членов общества
почитает и соответственно оценивает — собственность, доходы, образование,
потребительские товары, авторитет, власть, — неравно распределены по
различным социальным позициям. Таким образом, социальное неравенство —
это признак социальной структуры, то есть относительно устойчивой,
определяющей индивидуальную жизнь и в то же время продолжительной
Koob.ru
расстановки жизненных условий, в результате чего люди оказываются в лучшем
или худшем положении.
Говоря «социальная позиция» и «лучшее или худшее положение», мы
выдвигаем два существенных признака социологического анализа неравенства:
(1) признак категоризации или типизации людей путем соотнесения их с
определенным местом в социальной структуре; (2) признак общественной
оценки неравного жизненного положения, то есть вертикальная
дифференциация общественной структуры. Оба этих основополагающих
принципа строения общества социология связывает воедино в термине
«социальный статус». Как известно, в доиндустриальных обществах социальный
статус — для преобладающего большинства членов социума наследовался, то
есть передавался из поколения в поколение через родительскую семью; в
современных же обществах — по крайней мере по представлению общества о
самом себе как о демократическом обществе равных возможностей — он может
приобретаться.
Исследуя современное социологическое неравенство, при очень
глобальном обобщении мы можем сказать, что в прогрессивных обществах
решающее значение в определении социального статуса индивида имеют такие
признаки, как образование, профессия и доход. Выдвигая эти три признака (так
называемую меритократическую триаду, или «власть наиболее одаренных»), мы
тем самым принимаем в расчет существенные процессы развития общества — от
раннеиндустриальных к современным индустриальным и потребительским
обществам, в том числе преодоление традиционной классовой структуры
раннеиндустриального капиталистического общества; главную ценность
образования как определителя профессионального статуса; мастерство,
дифференцирующее доход и определяющее общий жизненный стиль, а также
то огромное влияние, которое прямо или косвенно оказывает трудовая
деятельность на качество условий жизни как работающего населения, так и
зависимых от него социальных групп (детей, домохозяек).
В последние десятилетия эти направления социологии привели к тому, что
социальное неравенство интерпретируется с точки зрения социальной
структуры как расположенная по вертикали последовательность статусных
положений, благодаря чему любого члена общества с помощью трех названных
критериев можно отнести к какой-то группе населения, считающейся
относительно гомогенной. Такие группы населения называются социальными
слоями. Итак, социальные слои — это группы лиц, которые находятся в
относительно равном положении в том, что касается «жизненного стандарта,
шансов и риска, счастливых возможностей, но также привилегий и
дискриминаций, ранга и общественного веса» (Geiger, 1932).
Социальное неравенство относительно показателей смертности,
стандартизированных по возрасту, и прежде всего смертности в молодом и
среднем возрасте, очевиднейшим образом говорит о глубоком влиянии
социальных факторов на осуществление жизненных возможностей и целей —
насколько последнее связано со здоровьем или болезнью. Во многих развитых