Перре М., Бауман У. Клиническая психология
Подождите немного. Документ загружается.
Koob.ru
индустриальных странах было доказано обратное соотношение между
принадлежностью к социальному слою и смертностью (ср. например, Fox, 1988;
Marmot, 1994; Mielck, 1994; Siegrist, 1996).
Рис. 16.2 подтверждает эту связь с помощью такого дифференцирующего
критерия, как «профессиональное положение», на примере известного
исследования в Уайтхолле, Великобритания (прим. 16.1). Там подтверждается
также, что различия в показателях смертности в трудоспособном возрасте,
выявленные по социоэкономическим критериям, увеличились с начала 80-х гг.
по сравнению с предыдущим десятилетием.
Рис. 16.2. Приведенные к возрасту показатели смертности по
профессиональному положению у работников общественных служб (40-64 лет; n
= 17 530): так называемое Уайтхолл-исследование (источники: Marmot, 1994;
пояснения см. в тексте). KHK — коронарная болезнь сердца. Административные
— руководящие служащие; Professional/Executive — квалифицированные
служащие/работники; Clerical — простые служащие/ работники; other —
остальные работники (необученные и обученные)
Примечание 16.1. II исследование Уайтхолла (Marmot et al., 1991)
Постановка вопроса
Проверка и объяснение связи между социальным статусом
(профессиональное положение) и заболеваемостью и смертностью в
репрезентативной большой когорте мужчин и женщин, работающих в сфере
общественного управления Великобритании.
Методы
- Выборка: 10 308 мужчин и женщин в возрасте от 35 до 55 лет, занятых в
сфере общественного управления Лондона (Уайтхолл). Начало сбора данных
1985 г. К настоящему времени — 3 серии исследований в рамках проспективного
эпидемиологического исследовательского проекта.
- Методы исследования: сбор медико-биологических, социологических и
психофизиологических данных с помощью стандартизированного протокола.
Проверка социологических и психологических гипотез к объяснению вектора
Koob.ru
социального слоя. Конечные пункты: причины смерти, заболеваемость
серьезными хроническими болезнями, факторы риска сердечно-сосудистых
заболеваний и рака бронхов; частота заболевания психическими
расстройствами.
Результаты
Подтверждается обнаруженный уже в более раннем исследовании в
Уайтхолле социальный вектор коронарной болезни сердца, а также уже
известная связь между избыточным весом, курением, высоким кровяным
давлением, нездоровым питанием, с одной стороны, и социальной
принадлежностью — с другой. В дополнение к этому, имеют место эффекты
ожидаемой направленности (чем ниже статус, тем неблагоприятнее
последующие условия) относительно следующих моментов:
социоэмоциональная поддержка, возможность самостоятельно принимать
решения на рабочем месте, тяжелые жизненные события и хронические
трудности, а также враждебность. В отдельных случаях, но не систематически,
этими психологическими и социологическими факторами можно объяснить
высокие значения медико-биологических факторов риска (например,
повышенную свертываемость крови). Убедительной связи с
психофизиологическими данными пока не выявлено. Другие результаты
касаются связи производственных перегрузок с психическими расстройствами и
возникшей коронарной болезнью сердца (см. раздел 2.4).
Практическое значение. Работа имеет особенное значение потому, что
помимо обоснованного описания связи, существующей между социальным
слоем и болезнью, в ней проверяются некоторые объяснительные подходы,
изложенные в разделах 2.1 -2.4, и дается их оценка на основе более тонких
способов измерений. Тем самым выявляются прикладные точки для
целенаправленных превентивных и интервенционных мероприятий не только в
индивидуальной и межличностной плоскостях, но и в структурной плоскости
(например, в производственной организации).
---
Но и другие критерии социального неравенства — степень
образованности, доход, жилищная ситуация — подтверждают соответствующие
связи. Особенно беспокоят новые данные из США, которые не только
подтверждают связь между образованием или доходом, с одной стороны, и
смертностью — с другой, но и доказывают обострение в самое последнее время
социального неравенства при предполагаемой продолжительности жизни
(Pappas, Queen, Hadden & Fisher, 1993).
Лишь в последние два десятилетия стали дифференцированно учитывать
роль пола при исследовании связи между социальным положением и здоровьем.
Сегодня в этом отношении можно сказать следующее. Во-первых, у женщин
тоже имеет место обратная связь между социальной принадлежностью и
смертностью, однако она выражена слабее, чем у мужчин (Fox, 1988). Во-вторых,
широкие вариации женской заболеваемости и смертности в разных странах и в
Koob.ru
разные моменты времени указывают на большее значение социологических
влияний, касающихся формирования женской половой роли, по сравнению с
биологическими влияниями (Macintyre, Hunt & Sweenting, 1996). И наконец, в-
третьих, наиболее яркие поло-специфические различия в отношении здоровья и
болезни, на которые сильно влияют также испытываемые социальные
перегрузки, обнаруживаются не столько для тяжелых, смертельных болезней,
сколько в сфере психосоматических расстройств и ухудшения общего душевного
состояния (Mirowsky & Ross, 1995).
Один из вопросов, представляющих интерес для клинической психологии,
касается вектора социального слоя психических расстройств. Классическая работа
по этому вопросу была опубликована в 1958 г. (Hollingshead & Redlich, 1958). В
ней доказывалось, что некоторые психические расстройства обнаруживают
специфическое для социального слоя накопление; авторы объясняли это отчасти
социальной дифференциацией в обращении к врачам и в качестве
предлагаемых услуг, отчасти — социогенно действующими перегрузками,
которые чаще имеют место в низших слоях общества. Две более новые работы
подтвердили обратную связь между психическими расстройствами и
социальным положением, которая особенно ярко выражена при одной из самых
тяжелых форм психических расстройств — шизофрении (Dohrenwend, 1975;
Dohrenwend & Skodol, 1986). Правда, в настоящее время нет проспективных
эпидемиологических работ, которые доказывали бы эту связь как несомненно
каузальную (ср. также Cockerham, 1989). Что касается критического вопроса
«социальное обусловливание» или «социальная селекция», то здесь наиболее
интересны различия между шизофренией и депрессией. Так, Доренвенд и др.
(Dohrenwend et al, 1992) дают отчетливые указания (особенно для женщин) на
социогенетические влияния при депрессии, а при шизофрении — и для
мужчин, и для женщин — на процессы социальной селекции. Одно из
последних репрезентативных исследований в Северной Америке выявляет
явный обратный социальный вектор при наиболее распространенных
психических расстройствах, и притом как для мужчин, так и для женщин
(Kessler et al., 1994).
Возможные социальные стрессовые факторы, которые приводят к
повышенному риску депрессии у женщин из низших социальных слоев, были
особенно полно исследованы группой сотрудников под руководством Джорджа
В. Брауна (Brown & Harris, 1978; 1989). В соответствии с этим, хотя показатель
депрессии у женщин из низших социальных слоев выше, но этот эффект можно
в существенной мере объяснить нагромождением специфических социальных
стрессовых констелляций, а также тяжелыми жизненными событиями в
сочетании с отсутствием социальной поддержки.
Работы Брауна и Харриса указывают направление медико-
социологических исследований, плодотворных для клинической психологии:
развитие и тестирование аналитических понятий, с помощью которых можно
объяснить специфический для социального слоя риск заболеваемости и
смертности, и применение этих понятий в терапии и профилактике. В разделе
Koob.ru
2.4 кратко излагаются три таких аналитических понятия, включенные в более
общую теоретическую перспективу.
Обобщая, можно сказать, что во всех развитых индустриальных обществах,
о которых у нас есть соответствующие данные, смертность в трудоспособном
возрасте варьирует в зависимости от принадлежности к социальному слою, и
при этом у мужчин сильнее, чем у женщин, а у молодых — сильнее, чем у более
старших. Связи, как правило, линейны: чем неблагоприятнее
социоэкономический статус, тем выше смертность. Такие факторы, как
обращаемость, доступность и качество медицинских услуг, играют здесь лишь
подчиненную роль; главное же значение придается специфическим для
социального слоя условиям жизни и работы (см. также раздел 2.4).
2.3. Жизненный стиль и здоровье
Как устранить или уменьшить риск здоровью за счет собственного
поведения, насколько ответственно и бережно человек будет относиться к
собственному телу, — в существенной мере зависит от социального научения в
период первичной социализации и от динамических процессов в группе в
подростковом возрасте. Поведению, вредному для здоровья, очень способствуют
— а также стабилизируют его — и специфические рыночные структуры
(реклама, наличие и свободная продажа вредящих здоровью веществ, таких как
табак, спиртные напитки и т. д.), и психосоциальная уязвимость. Такого рода
психическая и социальная уязвимость (кризис Я-концепции в подростковом
возрасте, давление социальных и межличностных проблем и т. д.) варьирует в
зависимости от социальной принадлежности и пола; часто она взаимосвязана с
определенными установками, ценностными позициями и привычками, и все это
вместе способствует формированию специфического «жизненного стиля».
Отдельные способы поведения, вредные для здоровья, — курение сигарет,
алкоголизм или гиподинамия — являются составляющими общего жизненного
стиля, и поэтому их изолированное изменение вне этого контекста удается
только что с большим трудом.
В менее образованных группах населения, среди людей молодого и
среднего возраста жизненный стиль, представляющий риск для здоровья,
встречается в два-три раза чаще, чем в группах населения, где большинство
индивидов имеет 12- или 13-летнее школьное образование (Blaxter, 1990; Fox,
1988; Mielck, 1994). Если человек испытывает профессиональные перегрузки
(например, сменная работа, сжатые сроки, монотонность труда), то этот перепад
может стать еще больше.
Во многих работах был доказан вектор социального слоя как для вредного
для здоровья жизненного стиля, так и для частоты «болезней цивилизации» —
сердечно-сосудистых заболеваний или рака (в частности, рака легких).
Интересно, что объяснить вредным для здоровья поведением можно только
небольшую часть изменчивости в распределении болезней, специфических для
социального слоя: так, в одной серьезной работе этим объясняется всего лишь
Koob.ru
около 25% вариантности в распределении коронарных заболеваний сердца
(Marmot, 1994). А это значит, что мы должны и дальше искать ответы на вопрос о
решающих детерминантах социально дифференцированной заболеваемости и
смертности.
2.4. Хронический социоэмоциональный дистресс и здоровье
Мы разобрали три аспекта соотношения пользы и затрат человеческой
общности применительно к здоровью человека: участие в общественной
подсистеме охраны здоровья и в обслуживании больных, наличие материальных
условий для здорового или соответственно нездорового образа жизни и, наконец,
включенность в сформированный обществом жизненный стиль, который может
либо способствовать, либо препятствовать нездоровым способам поведения. Но
необходимо упомянуть и еще один, четвертый аспект, которому приписывается
главное значение в биопсихосоциальном понимании здоровья и болезни
человека.
Страдание, которое причиняет индивиду общество, в форме подавления,
ущемления прав, завышенных требований, остракизма или другого рода
межчеловеческих конфликтов, — вызывает сильные, без конца повторяющиеся
негативные эмоции угрозы, страха и беспомощности, а также раздражение и
досаду, которые со своей стороны вызывают в организме состояния активации
(хронический социоэмоциональный дистресс). Опосредованно, через
вегетативную нервную систему, нейроэндокринную и иммунную системы, такая
активация способна надолго нарушать налаженное взаимодействие
физиологических функций и способствовать патофизиологическим процессам,
вплоть до органических поражений. На сегодняшний день эта цепь событий
особенно убедительно доказана для сердечно-сосудистых заболеваний, но то же
самое, без сомнения, имеет силу и для ряда других хронических болезней, и
особенно тогда, когда в патогенез вовлекается иммунная система.
С социологической точки зрения интенсивность и драматизм переживания
социоэмоциональных дистрессов определяется тем фактом, что подобные
испытания угрожают базовым потребностям индивида — потребностям в
успешном обмене между, с одной стороны, саморегуляторной активностью
(позитивный опыт самоэффективности, самооценки и своей соотнесенности (см.
ниже)) и, с другой стороны, общественной структурой шансов и
вознаграждения. Эти три важные для индивидуального благополучия
саморегуляторные потребности обычно реализуются и экстернализуются в
рамках социального статуса индивида и сообщающейся с этим статусом
социальной роли (трудовая роль, семейная или партнерская роль, роль члена
организации, союза и т. д.). Приписывая индивиду какой-то социальный статус,
общество предоставляет ему определенные возможности и со своей стороны
ожидает от него определенных достижений, которые активируют
социоэмоциональную мотивацию самоэффективности. Приписывая статус,
общество одновременно обязывает себя реагировать на эти достижения в форме
Koob.ru
гарантированных или обещанных вознаграждений и тем самым соответствовать
социоэмоциональной мотивации самооценки. Для обеспечения непрерывности
этого процесса общество ставит жесткие рамки, распределяя роли среди членов
общества; тем самым оно соответствует социоэмоциональной мотивации
соотнесенности или принадлежности человека (Siegrist, 1996).
Это соответствие между социальным статусом и социоэмоциональной
мотивацией создает категориальные рамки, которые позволяют более точно
анализировать воздействие динамики обмена между индивидом и обществом на
здоровье. При этом предполагается, что в результате опыта удачной —
опосредованной статусом — саморегуляции возникают сильные позитивные
эмоции, тогда как отсутствующая или неудачная саморегуляция вызывает
хронический дистресс. Таким образом, процесс содействия здоровью или
восприимчивости к болезни закладывается аффективно и модулируется
сочетанным действием социоэмоциональных мотиваций отдельного человека и
общественной структуры шансов и вознаграждения. Суть этой аргументации
наглядно представлена на рис. 16.3.
Рис. 16.3. Схема связи потребностей в саморегуляции с социальной
структурой шансов
Теперь, на этом фоне, нам будет легче понять различные социогенетические
модели возникновения болезни или соответственно ее предотвращения. Модель
социоэмоциональной поддержки, или социальной поддержки (social support),
строится на предположении, что индивид вовлечен в свою социальную сеть в
такой форме, что у него существует одна или несколько тесных, надежных и
доверительных привязанностей, активизация которых, особенно в кризисных и
стрессовых ситуациях, обладает важным защитным действием (House, Landis &
Koob.ru
Umberson, 1988). Потенциал социальной поддержки смягчает стресс, и в
основном это объясняется позитивными чувствами в связи с переживаемой
принадлежностью и ощущением поддержки, которые могут повышать чувство
самоценности, а в плоскости нейроэндокринных активаций — стимулируют
анаболические процессы, способствующие регенерации (Broadhead, 1984).
Взаимосвязь между социоэмоциональной поддержкой и риском болезни
исследовалась в многочисленных работах (например, Berkman & Syme, 1979;
Brown & Harris, 1978, 1989; House, 1981; House et al., 1988; обзор Siegrist, 1996).
Две другие социогенетические модели, которые вписываются в эту систему
отношений, касаются трудовой жизни: «требования—контроль» модель
определяет дистресс как следствие испытываемых производственных перегрузок,
которые обусловлены спецификой задач на рабочем месте. Имеются в виду
такие задачи, которые, с одной стороны, характеризуются количественно
высокими требованиями (например, сжатые сроки), а с другой — недостаточной
свободой для принятия решений и осуществления контроля. Это мешает
испытывать позитивное ощущение самоэффективности и чувство самоценности
и препятствует адекватному снятию аффективного напряжения. Последствия
таких производственных перегрузок для сердечно-сосудистой системы были
убедительно доказаны в огромном количестве проспективных и
ретроспективных эпидемиологических исследований, а также в
экспериментальных исследованиях (Karasek & Theorell, 1990; Schnall et al., 1994).
Второе понятие, модель кризиса профессиональной гратификации, базируется
на предположении, что хронический социоэмоциональный дистресс возникает
из-за ощущения неравновесия между высокой отдачей на рабочем месте и
сравнительно малым вознаграждением. Вознаграждение, согласно этой модели,
— это не только деньги, но и уважение, и признание со стороны начальства и
коллег, и, кроме того, контроль профессионального статуса (например,
возможность роста, уверенность в рабочем месте). Здесь дистрессовое
воздействие обусловливается несоответствием между ощущением высокой
самоэффективности и переживанием низкой самоценности (из-за
несоразмерного вознаграждения). Эта модель тоже была проверена во многих
лонгитюдных и срезовых исследованиях, и было подтверждено ее предиктивное
значение для риска сердечно-сосудистых заболеваний (Siegrist, 1996).
Результаты последнего, II исследования Уайтхолла показывают, что при
одновременном тестировании обе модели — модель «требования—контроль» и
модель кризиса профессиональной гратификации — вносят каждая свой вклад
для прогнозирования впервые диагностируемой коронарной болезни сердца
или первых жалоб по поводу стенокардии, причем это в равной степени
относится и к мужчинам, и к женщинам. Жалобы по поводу стенокардии
впервые возникают у 8% мужчин и женщин, которые работают с высокой
отдачей — в комбинации с низкой оплатой — и одновременно имеют
недостаточно свободы для принятия решений, и только у 1% сотрудников —
при отсутствии кризиса профессиональной гратификации и наличии
достаточной свободы для принятия решений (Bosma, Peter, Siegrist & Marmot,
Koob.ru
1996).
3. Заключительные замечания
Принимать во внимание социологические аспекты при анализе
соматических нарушений и душевных расстройств важно не только в научно-
познавательном плане, но и с точки зрения непосредственного практического
значения. Так, в ряде исследований интервенции удалось впечатляюще
подтвердить, что межличностные и структурные мероприятия, повышающие
соответствие между саморегуляцией, социоэмоциональной мотивацией и
общественной структурой шансов и вознаграждений, оказывают благоприятное
воздействие на здоровье. Например, в сфере производственных оздоровительных
мероприятий это показали инновации в организации работы (Karasek & Theorell,
1990; Siegrist, 1996), другой пример — программа вторичной профилактики по
улучшению совладания с болезнью за счет социоэмоциональной поддержки и
улучшенной саморегуляции (Frasure-Smith & Prince, 1989). Интегрируя
социологические знания, мы также ставим перед клинической психологией
новые и важные практические задачи в диагностике, терапии и профилактике.
4. Литература
Becker, M. H. & Maiman, L A. (1983). Models of health-related behavior. In D.
Mechanic (Ed.), Handbook of Health, Health Care, and the Health Professions (pp. 539-553).
New York: The Free Press.
Berkman, L. F. & Syme, S. L. (1979). Social networks, host resistance, and
mortality: A nine year follow-up study of Alameda county residents. American Journal
of Epidemiology, 109, 186-204.
Blaxter, M. (1990). Health and Lifestyle. London: Tavistock.
Bosma, H., Peter, R., Siegrist, J. & Marmot, M. (1998). Two alternative job stress
modeis and the risk of coronary heart disease. American Journal of Public Health, 88, 68-
74.
Broadhead, W. E., Caplan, B. H. James, S. A. & Gehlbach, S. H. (1983). The
epidemiologic evidence for a relationship between social support and health. American
Journal of Epidemiology, 117, 521 -537.
Brown, G. W. & Harris, T. O. (1978). Social Origines of Depression. London:
Tavistock.
Brown, G. W. & Harris, T. O. (Eds.). (1989). Life Events and Illness. New York:
Gilford.
Buchmann, M. (1985). Krankheitsverhalten: Die Bedeutung von
Alltagsvorstellungen über Gesundheit und Krankheit. In A. Gebert, F. Gutzwiller, C.
Kleiber & G. Kocher (Hrsg.), Der Umgang mit Gesundheit und Krankheit (S. 71-91).
Horgen, Schriftenreihe der Schweizerischen Gesellschaft für Gesundheit und Politik
(SGGP), Nr. 9.
Cockerham, W. C. (1989). Sociology of Mental Disorder. Englewood Cliffs: Prentice
Koob.ru
Hall.
Cockerham, W. C. (1992). Medical Sociology (5th ed). Englewood Cliffs: Prentice
Hall.
Cohen, S. (1988). Psychosocial models of the role of social support in the etiology
of physical disease. Health Psychology, 7, 265-297.
Croog, S. H. & Levine, S. (1977). The Heart Patient Recovers. New York—London:
Human Sciences Press.
Dohrenwend, B. P. (1975). Social cultural and social psychological factors in the
Genesis of mental disorders. Journal of Health and Social Behavior, 16, 365-392.
Dohrenwend, B. P., Bruce, P., Levav, L, Shrout, P., Schwartz, S., Naveh, G., Link,
B., Skodal, A. & Stueve, A. (1992). Socioeconomic Status and Psychiatric Disorders: The
Causation Selection Issue. Science, 255, 946-952.
Fox, A. J. (Ed.). (1988). Social Inequalities in Health in Europe. London: Gower.
Frasure-Smith, N. & Prince, R. (1989). Long-term follow-up of the ischemic life
stress monitoring program. Psychosomatic Medicine, 51, 485-493.
Geiger, T. (1932). Die soziale Schichtung des deutschen Volkes. Stuttgart: Enke.
Hildenbrand, B. (1983). Alltag und Krankheit. Stuttgart: Klett-Cotta.
Hollingshead, A. B. & Redlich, F. C. (1958). Social Class and Mental Illness. New
York: Wiley.
House, J. S. (1981). Work Stress and Social Support. Mass.: Addison-Wesley.
House, J. S., Landis, K. & Umberson, D. (1988). Social relationships and health.
Science, 241, 540-545.
Hulka, B. S & Wheat, J. R. (1985). Patterns of utilization. The patient perspective.
Medical Care, 23, 438-460.
Karasek, R. A. & Theorell, T. (1990). Healthy Work: Stress, Productivity, and the
Reconstruction of Working Life. New York: Basic Books.
Kessler, R., McGonagke, K., Zhao, S., Nelson, C., Hughes, M., Eshlemann, S.,
Wittchen, H. & Kendler, K. (1994). Lifetime and 12-month prevalence of DSM-III-R
psychiatric disorders in the United States: results from the national comorbidity
survey. Archives of General Psychiatry, 51, 8-15.
Link, B. G., Dohrenwend, B. P & Skodol, A. E. (1986). Social Economic Status and
Schizophrenia. American Sociological Review, 51, 242-258.
Macintyre, S., Hunt, K. & Sweenting, H. (1996). Gender differences in health: are
things really as simple as they seem? Social Science and Medicine, 42, 617-624.
Marmot, M. G. (1994). Social differentials in health within and between
populations. Daedalus, 123, 197-216.
Marmot, M. G., Davey Smith, G. & Stansfeld, S. (1991). Health inequalities
among British civil servants: The Whitehall II Study. Lancet, 337, 387-393.
McKeown, T. (1982). Die Bedeutung der Medizin. Frankfurt: Suhrkamp (engl.
London 1979).
Mechanic, D. (1983). The experience and expression of distress: The study of
illness behavior and medical utilization. In D. Mechanic (Ed.), Handbook of Health,
Health Care, and the Health Professions (pp. 591-608). New York: The Free Press.
Mielck, A. (Hrsg.). (1994). Krankheit und soziale Ungleichheit. Sozialepidemiologische
Koob.ru
Forschungen in Deutschland. Opladen: Leske und Budrich.
Mirowsky J. & Ross C. E. (1995). Sex differences in distress. American Sociological
Review, 60, 449-468.
Pappas, G., Queen, S., Hadden, W. & Fisher, G. (1993). The increasing disparity
in mortality between socioeconomic groups in the United States, 1960 and 1986. New
England Journal of Medicine, 329, 103-109.
Schnall, P. L, Pieper, C., Schwartz, J. E., Karasek, R. A., Schlussel, Y., Devereux,
R. P. & Pickering, T. G. (1990). The relationsship between N job straine, workplace
diastolic blood pressure, and left ventricular mass index: results of a case-control
study. Journal of the American Medical Association, 263, 1929-1935.
Siegrist, J. (1995). Medizinische Soziologie (5. Auflage). München: Urban &
Schwarzenberg.
Siegrist, J. (1996). Soziale Krisen und Gesundheit. Göttingen: Hogrefe.
Townsend, P., Davidson, W. & Whitehead, W. (1988). Inequalities in Health.
London: Penguin Books (zuerst P. Townsend (1982). The Black Report).
Глава 17. Стресс и копинг как факторы влияния
Майнрад Перре, Антон-Руперт Лайрейтер и Урс Бауманн
[Мы благодарны г-ну лиценциату Мариусу Збиндену за ценные советы
при подготовке этой главы.]
1. Введение
Тот факт, что тяжелые, небольшие или средние, временные или
хронические перегрузки могут вызывать или провоцировать психические
расстройства, — не новость. Уже в 1621 г. Роберт Бартон, оксфордский каноник и
ученый, в своей книге «Анатомия меланхолии» описал болезнетворное влияние,
которое оказывают на депрессивные расстройства такие события, как
несчастливый брак, обнищание и т. д. Знание об этом хранится в сокровищнице
опыта всех времен и народов, и именно поэтому во всех культурах развивались
ритуалы для преодоления тяжелых перегрузок, связанных со смертью близких,
прощанием с любимыми и т. п. Между тем остается неясным, являются ли такие
события действительно причиной или пусковым фактором; чем можно
объяснить большую вариабельность реакций на перегрузки; почему одни люди
очень быстро реагируют нарушением некоторых психических и/или
соматических функций, а другие способны сделать из нужды добродетель или
оказываются резистентными. Обыденное знание тоже не предлагает четкой и
достоверной таксономии типов перегрузки. Ответить на подобные вопросы —
задача современного исследования.
Изучение стресса имеет разные корни, но здесь мы не будем
останавливаться на этом подробно. Достаточно упомянуть экспериментальное
исследование на животных (Cannon), психосоматическое исследование стресса