Олянич А.В. Презентационная теория дискурса (монография)

Подождите немного. Документ загружается.

потребности в безопасности, рассматривая желание защищенности у

ребенка и поведение взрослых невротиков или почти невротиков,

которые во многих случаях ведут себя так же, как и ребенок, не

ощущающий себя в безопасности. Так же, как и в случае

физиологических нужд, он полагает, что «потребности здорового,

нормального, удачливого взрослого человека в безопасности в рамках

нашей культуры находят достаточное удовлетворение... вследствие

чего подобные потребности не играют активной мотивационной роли.

Подобно тому, как сытый человек не чувствует голода, человек,

находящийся в безопасности, не испытывает в этом смысле особого

беспокойства» (Maslow, 1943, р. 378-379). Если и физиологические

нужды, и потребность в безопасности удовлетворяются в достаточной

мере, то, по Маслоу, возникает потребность в любви, привязанности и в

ощущении собственной принадлежности к некоей общности людей, и

весь цикл, описанный применительно к физиологическим потребностям

и потребности в безопасности, повторяется. Так, «человек начинает

особенно остро чувствовать отсутствие друзей, возлюбленной, жены

или детей. Он жаждет чувственных отношений с другими людьми, он

пытается занять определенное место в некой группе и активно

стремится к достижению этой цели. Он хочет этого более всего на свете

и обычно совершенно забывает о том, что в ту пору, когда он был

голоден, любовь вызывала у него усмешку» (Maslow, 1943, р. 380-381).

В отличие от потребности в безопасности и физиологических

потребностей, потребность в любви, привязанности и принадлежности к

определенной группе людей удовлетворить в современном обществе

гораздо труднее. Как указывает Маслоу, «невозможность

удовлетворения этих потребностей обычно является причиной

всевозможных расстройств и более серьезных психических патологий»

(Maslow, 1943, р. 381). И вновь при достаточном удовлетворении этих

потребностей возникают нужды иного рода.

Последней и высшей стадией в иерархии потребностей Маслоу

считал самореализацию, самоактуализацию. Если физиологические

нужды и потребности в безопасности, любви и уважении будут

удовлетворены в достаточной степени, «мы вправе ожидать, что у

человека возникнет (это происходит не всегда) новая потребность, если

только он уже не делает того, к чему, как ему кажется, он призван.

Музыкант должен творить музыку, художник — писать картины, поэт

— писать стихи, в противном случае они не будут чувствовать себя

счастливыми людьми. Человек должен стать тем, кем он может стать.

Эту потребность мы называем самоактуализацией... она состоит в

желании все более и более становиться тем, кто вы есть, становиться

всем тем, что определяется вашей способностью к становлению»

(Maslow, 1943, р. 382). Маслоу с готовностью соглашается с тем, что эта

потребность может сильно меняться от человека к человеку. Он вновь

подчеркивает, что предпосылкой возникновения потребности в

самоактуализации является удовлетворение потребностей

физиологических, в безопасности, любви и уважении.

Теория иерархии потребностей Маслоу вызывает ряд вопросов.

Во-первых, статус концепции иерархии потребностей неясен. Если мы

будем исходить из реальности этих нужд, каким образом мы сможем

убедиться в их существовании? Как и всякая психологическая система,

они не доступны методам непосредственного наблюдения.

Соответственно, мы должны прибегать к косвенным методам.

Например, если мы видим, что человек стремится к достижению

определенного статуса, значит, он испытывает потребность в

самоутверждении. Но на деле все подобные построения

неудовлетворительны... Мы можем также предположить, что

стремление к достижению некоего статуса не является конечной целью,

что конечной целью является намерение получить большее влияние и

власть. Можем ли мы ответить на вопрос, какие потребности реальны, а

какие нет?

Маслоу допускал, что, помимо пяти названных основных

потребностей, могут существовать и эстетические потребности. И,

наконец, в-третьих, индивид испытывает потребность во власти, и

удовлетворение этой потребности облегчается посредством членства в

группе. К потребностям, названным Маслоу, следовало бы добавить

еще одну потребность - потребность во власти, которая может быть

удовлетворена только в условиях группы: либо благодаря обретению

непосредственной власти над другими членами группы, либо благодаря

использованию силового потенциала группы для осуществления

изменений в организации, реализация которых была бы невозможна для

самого индивида (Какабадзе, 1985). Неясность с определением

количества потребностей не позволяет говорить об иерархии Маслоу,

как о некоем универсальном принципе. Хотя он допускает наличие

определенных вариаций потребностей у разных индивидов и в

контексте различных культур, он ни на минуту не сомневается в том,

что его иерархия обладает истинностью для большинства людей,

большинства мест, большинства эпох. Как бы то ни было, эта претензия

на универсализм представляется более чем спорной: Маслоу пишет

прежде всего о поведенческих паттернах, шаблонах, которые были

присуши представителям американского среднего класса в середине

двадцатого столетия.

Н.М. Бережной предлагает классифицировать потребности, исходя

из видов бытия человека, которое представляет собой биологическое,

социальное и духовное существование. Исследователем предлагается

классифицировать потребности иерархически, восходя от низшей

потребности к высшей с учетом таких потребностей, которые тормозят

развитие разумных потребностей и развитие личности (извращенные

потребности). Данным автором выделяются:

1. Базовые потребности - биологические, материальные,

социальные, духовные как потребности, присущие всем людям. Внутри

базовых потребностей выделяются масса их модификаций и

дополнительных характеристик. Эти потребности конкретизируют

базовые и характеризуют ту или иную сторону их проявления, а потому

могут быть названы особенными или дополнительными потребностями.

2. Ценностно-ориентированные потребности, выделяемые по

принципу социально-гуманистической ориентации. Такой подход дает

автору возможность выделить разумные и неразумные (извращенные),

истинные и ложные, прогрессивные и регрессивные потребности.

Н.М. Бережной справедливо отмечает, что понимание такой

классификации будет малоэффективным, если каждая потребность

подвергается трактовке в изоляции от других потребностей: ни одна из

потребностей не существует в чистом виде, все они взаимосвязаны и

переплетены друг с другом таким образом, что представляют собой

сложную мозаику, обладающую множеством связей с возможностью их

реализации в практической деятельности. Потребность как таковая

представляет собой лишь фрагмент внутреннего душевного мира

человека и для своей реализации предполагает сложную процедуру -

мотивацию выбора предмета потребности, осознание через интересы и

цель деятельности. На этом пути потребность претерпевает серьезную

трансформацию, превращаясь подчас в свою противоположность.

Трансформация потребности всегда зависит от изменения

качества жизни и требований времени (например, мода, научно-

технический прогресс, новое знание) и подчиняется закону возвышения

потребностей. При этом возвышение потребностей - не просто развитие

одних и тех же потребностей, но возникновение новых, прогрессивное

поступательное изменение, основанное на сохранении того ценного, что

было достигнуто на предшествующих ступенях. Однако, в отличие от

животного драйва к выживанию (survival needs), потребности человека

как существа высокой психофизиологической организации обусловлены

когнитивными переживаниями - эмоциями (Izard, 1991). Эмоции в

трансформации потребностей играют огромную роль: П.М. Ершов

отмечает, что «функция эмоций - трансформация потребностей во

вполне конкретные цели для нахождения возможностей практического

их удовлетворения» (Ершов, 1990, с. 85). Эмоция всегда зависит от

потребности и даже непроизвольно выдает ту или иную потребность;

она не только подчиняется потребности, но и направляет процесс

конкретизации и трансформации потребностей, а, стало быть,

определенным образом направляет его дискурсивные намерения. Здесь-

то как раз и просматривается зависимость дискурса от потребностей,

что дает исследователям возможность, отталкиваясь от типа и вида

потребности, типизировать тексты, продуцируемые человеком в

ситуации коммуникации.

§2. Потребности - дискурс – коммунифция

2.1. Трансформации потребностей и их связъ с типами

дискурса

Так же, как подчас переплетаются потребности человека, как

они трансформируются и переходят с низкого на более высокий

уровень, так же трансформируется и его речь, разные типы дискурсов

взаимопроникают друг в друга. Тем не менее, типологизация дискурсов

в зависимости от типов потребностей вполне возможна. В следующей

таблице показано соответствие видов потребностей и типов дискурсов,

в которых потребности реализуются:'

Сопоставление потребностей и типов дискурсов

Потребности Тип дискурса

Потребности в продолжении рода

Бытовой алысовно-интимный дискурс

(ухаживания, любовные послания,

признания в любви, предложения о

соитии, и т.п.)

Потребности в поддержании жизни

(пище)

Глюттонический дискурс как

инструкции по добыче, обработке и

приготовлении пищи

Потребности в материальных

благах

1) Деловой дискурс как

коммуникация в трудовой

деятельности и деятельности по

получению легальных доходов

2) Воровской дискурс как

коммуникация в деятельности по

получению нетрудовых доходов

Потребности в

информированности

1) Информационный или

массово-информационный дискурс

как коммуникация, имеющая целью

социальную ориентацию 2)

Компьютерный дискурс как

коммуникация посредством

электронных инструментов

общения

Потребности во власти Политический дискурс как

коммуникация, направленная на

руководство (управление) социумом

Потребности в вере

Религиозный или теологический

дискурс

Потребности в равенстве

социальных прав и в обеспечении

собственной безопасности

1)Юридический или правовой

дискурс 2) Военный дискурс

Потребности в передаче знаний и

информации

1) Педагогический дискурс 2)

научный дискурс

Потребности в передаче навыков и

умений

Профессиональный (манипуляторно-

инструктивный) дискурс

Потребности эстетические

1) художественный дискурс 2)

дискурс этикета 3) глюттонический

дискурс как инструкции поведения за

столом 4) фикциональный

(сказочный, фантастический) дискурс

Потребности в охране здоровья '

1) Медицинский дискурс 2)

Медико-профилактический

дискурс

Потребности в обеспечении

социального порядка и управления

социумом

Ритуальный дискурс

управленческий дискурс

Потребности в снятии

индивидуального и социального

психологического напряжения

1)Инвективный дискурс 2)

Юмористический дискурс

Потребности в аргументации

Аргументационный (риторический)

дискурс

Потребности в самопрезентации

1) Презентационный дискурс,

2) педагогический дискурс

1) Историко-культурный дискурс,

2) педагогический дискурс __________

Можно заметить, что с усложнением качества потребностей

увеличивается количество дискурсов, поддерживающих ту или иную

сложную потребность. Особенно справедливо это в отношении

потребностей идеального или ценностно-ориентированного свойства.

Например, такая сложная потребность, как потребность во

власти, включающая в себя а) потребность в материальных благах, б)

потребность в создании необходимого для этого соответствующего

порядка в обществе-объекте приложения власти, поставляющие

материальные блага, в) потребность в управлении обществом,

становится доминантной и вызывает цепочку других потребностей. Для

создания общественного порядка необходимо убеждение социума в его

необходимости, для убеждения в необходимости необходимо создание

традиции, т.е. рекурсивности определенных регламентированных

событий, т.е. создание ритуала; ритуалгоация общественного бытия

влечет за собой формирование неких историко-культурных ценностей.

Вся эта цепочка потребностей неминуемо вызывает потребности в

инструментах реализации ранее возникших потребностей, при этом

главенствующей потребностью оказывается потребность в

информационном воздействии на общество. Такая иерархия

потребностей вызывает к жизни иерархию дискурсов, объединенных в

дискурсионные системы трех уровней (см. схему иерархии властных

потребностей на стр. 54).

Разумеется, предложенное нами структурное представление

взаимосвязи потребностей и типов дискурсов достаточно условно. Тем

не менее, схема дает возможность наглядно представить себе, насколько

плотно увязаны между собой потребность к власти и задействуемые для

ее реализации вербальные инструменты. Метафорика осуществления

потребности к власти может сигнализировать о такой взаимосвязи:

«проявить (показать) власть», «показать, кто в доме хозяин»,

«принять меры», «привести в порядок», «справедливый

государственный строй», «общественные устои», «народные

ценности», «верность традициям отцов», и тому подобные

словосочетания оказываются теми вербальными знаками, которые

наделены воздействующей функцией власти и означивают направления

этого воздействия. Воздействие, в котором используется дискурс

разных типов и подтипов, столь же системно и многоуровнево, сколь

системны потребности, формирующие доминантную - властную -

потребность.

Потребности в передаче историко-

духовных и культурных ценностей

Обретение власти требует вербальной самопрезентации агента,

который вступает в коммуникацию с социумом. Оно также требует

мотивированности намерений, и, соответственно, возникшая

мотивированность должна получить одобрение социума, иметь такой

вектор воздействия на социум, который вызывал бы положительные

эмоции у последнего (Олянич, 2002). Инструментом этого воздействия

выступает дискурс аргументации (риторика убеждения), в саою очередь

тесно связанный с вбросом информации в массы (социум),

инициирующим властные намерения. Иными словами, используется

дискурс массово-информационный.

Обретенная власть создает свой, выгодный ей социальный порядок

и формирует выгодную ей социальную среду

функционирования (группы и классы людей, одобряющие действия

власти). Очередная порция потребностей связана с поддержанием этого

порядка и жизнеспособности созданной социальной среды. Здесь

задействуются политические вербальные формулы удержания власти и

ее упрочнения (политический дискурс), создаются традиции и ритуалы

приложения власти, осуществляется их вербализация в ритуальном

дискурсе. Разумеется, в намерение власти входит поддержание себя как

можно дольше (если не сказать - вечно!), аргументация такого

намерения также имеет свою поддержку в дискурсе юридическом или

правовом. Апофеозом или высшей потребностью власти на пути

ее удержания являются конечно же а) потребность в собственном

обожествлении (идолизации), что отражается в дискурсе религиозном,

если религия не отстоит от власти, а максимально к ней приближена в

идеологическом отношении; б) потребность в мифологизации и

эстетизации власти как некоего ценностного основания миро- и

социопорядка. Для реализации последней задействуются

презентационный дискурс н соположенные ему историко-культурный,

педагогический, фикциональный (художественный, сказочный и пр.),

эстетический дискурсы. Так или иначе, основной потребностью,

систематизирующей вовлекаемые дискурсы, оказывается потребность в

информации, поскольку именно эта потребность лежит в основе как

всего спектра потребностей, так и в используемых вербальных

инструментах их реализации. Именно обладание информацией

позволяет трансформировать потребности и переключаться от одной

дискурсионной системы к другой. Изменения в информационном поле

влекут за собой дискурсионные трансформации, что естественным

образом сказывается на изменениях в коммуникационном пространстве:

круг, обозначенный нами в заглавии параграфа как «потребности -

дискурс - коммуникация», замыкается.

Выводы

Вступая в коммуникацию, Homo Sapiens реализует свои нужды или

потребности: именно они оказываются главной причиной, по которой

коммуникация становится необходимой.

Цели коммуникации обслуживают те или иные потребности:

выживание, сотрудничество с другими людьми, личные потребности,

поддержание отношений с другими людьми, убеждение других

действовать или думать каким-либо образом, осуществление власти над

другими людьми (сюда относится и пропаганда), объединение обществ

и организаций в одно целое, получение и сообщение информации,

осознание мира и нашего опыта в нем (во что мы верим, что думаем о

себе, об отношениях с другими людьми, и о том, что является

истинным), проявление творческой натуры и воображения.

Руководствуясь потребностями, человек вынужден определенным

образом использовать имеющиеся у него языковые возможности для

реализации своих потребностей. Обращаясь к когнитивно освоенному и

ментально закрепленному информационному тезаурусу, он извлекает

необходимый кластер ПОНЯТИЙ И концептов, облекает их в языковые

формулы и особым образом структурирует свою речь, погружая эти

формулы в коммуникацию, создавая соответствующий дискурс,

соположенный той или иной потребности, или нескольким

потребностям сразу.

Трансформация потребности всегда зависит от изменения качества

жизни и требований времени (например, мода, научно-технический

прогресс, новое знание) и подчиняется закону возвышения

потребностей. При этом возвышение потребностей - не просто развитие

одних и тех же потребностей, но возникновение новых, прогрессивное

поступательное изменение, основанное на сохранении того ценного, что

было достигнуто на предшествующих ступенях. Однако, в отличие от

животного драйва к выживанию (survival needs), потребности человека

как существа высокой психофизиологической организации обусловлены

когнитивными переживаниями - эмоциями.

Эмоции в трансформации потребностей играют огромную роль:

функция эмоций - трансформация потребностей во вполне конкретные

цели для нахождения возможностей практического их удовлетворения.

Эмоция всегда зависит от потребности и даже непроизвольно выдает ту

или иную потребность; она не только подчиняется потребности, но и

направляет процесс конкретизации и трансформации потребностей, а,

стало быть, определенным образом направляет его дискурсивные

намерения. Здесь-то как раз и просматривается зависимость дискурса от

потребностей, что дает исследовательскую возможность, отталкиваясь

от типа и вида потребности, типизировать тексты, продуцируемые

человеком в ситуации коммуникации.

Так же, как подчас переплетаются потребности человека, как они

трансформируются и переходят с низкого на более высокий уровень,

так же трансформируется и его речь, разные типы дискурсов

взаимопроникают друг в друга, стало быть, возможна тшюлогизация

дискурсов в зависимости от типов потребностей.

Основной потребностью, систематизирующей вовлекаемые

дискурсы, оказывается потребность в информации, поскольку именно

эта потребность лежит в основе как всего спектра потребностей, так и в

используемых вербальных инструментах их реализации. Именно

обладание информацией позволяет трансформировать потребности и

переключаться от одной дискурсионной системы к другой. Изменения в

информационном поле влекут за собой дискурсионные трансформации,

что естественным образом сказывается на изменениях в

коммуникационном пространстве.

* * *

Таким образом, возникает необходимость рассмотреть, какие

стороны коммуникации могут считаться основополагающими для

реализации потребности в информации, какие виды и типы

коммуникации максимально успешно позволяют вовлекать тот или

иной вид или тип дискурса. Наконец, каково оно, основное качество

коммуникации, которое в первую очередь инициирует механизмы

реализации потребности к информированию? По всей видимости,

ответы на эти вопросы мы получим при рассмотрении прагматических

характеристик массовой коммуникации в целом.

Глава II.

Прагматические характеристики массовой

коммуникации

$1. Прагматические параметры демонстрационной

коммуникации в массово-информационном дискурсе

Система коммуникаций современного общества весьма

разветвлена и могущественна. Недаром, как полагают ряд современных

исследователей массовой коммуникации (напр., Ситников, Гундарин,

2003, с. 10), одним из самых распространенных социальных мифов

стала метафора «невидимого господства» - возможности установления

тотального и скрытого контроля над человеком, полной победы над

нежелательными («несанкционированными») проявлениями его

индивидуальности. В этот миф поверили как сами масс-медиа,

порождающие всеобъемлющую систему образов, которая вытесняет

индивидуальное коллективным, так и «сильные мира сего»,

пытающиеся руководить коммуникациями и направлять их в требуемое

русло (политтехнологи, политконсультанты, рекламисты, журналисты,

переговорщики, и пр.).

Как представляется, четкое и однозначное управление и

тотальное распоряжение системами медийных образов сильно

преувеличено. Масс-медиа настолько уверовали в тезис о том, что они

есть «четвертая власть», что все чаще и чаще играют «свою игру», при

этом помешать им крайне сложно. Тотальное медийное воздействие в

коммуникативных процессах макроуровня, процессах глобальных и

общесоциальных, выбирая в качестве объекта «массового потребителя»

коммерческих и политически санкционированных образов, не имеет

субъекта. Как пишут А.П. Ситников и М.В. Гундарин, «и зритель

телевизионного рекламного ролика, и его изготовитель, и его заказчик -

все они принципиально равны в условиях 'тотального завораживания',

которое мы называем массовой коммуникацией. Все они (мы)

побеждены, и никто из них (нас) не является победителем» (Ситников,

Гундарин, 2003, с. 10).

О всемогуществе массовых коммуникаций, создающих сегодня

современную культуру и конструирующих современный социум,

сказано немало. Само развитие коммуникационных теорий диктует

необходимость углубленного изучения не отдельных точечных

коммуникативных актов, а всей системы массовых коммуникаций, гак

как именно в массовой коммуникативной среде происходит

формирование механизмов воздействия на общество в целом. В свою

очередь, для того, чтобы осмыслить коммуникационные процессы

современности, необходимо охарактеризовать все социальное поле, на

котором разворачивается действие этих процессов. Как представляется,

исследование массовой коммуникации в приложении к изучению

особенностей вовлекаемого в эту коммуникацию дискурса требует

определенной научной парадигмы, инструмента исследования,

отталкиваясь от которой возможно построение собственной

коммуникативной теории. Таких парадигм можно выделить как

минимум две - функционалистская, рассматривающая

коммуникативную прагматику как коммуникативную деятельность с

утилитарных позиций достижения заданного результата, и

социокультурная, рассматривающая коммуникацию как важную

составляющую социальных процессов. Коммуникациям в этой

парадигме исследования отводится глобальная социокреативная и

социотрансформативная роль.

Н.Н. Богомолова полагает, что следует говорить о парадигмах

«медиацентрированной» и «человекоцентрированной»: основанием для

такой типологии оказывается преимущественный интерес

исследователей к той или иной стороне массовой коммуникации. В

случае «медиацентрированной» парадигмы исследуются социальные

функции массовой коммуникации, выполнение ими социального заказа.

«Человекоцентрированная» парадигма основное внимание уделяет

реципиенту - потребителю массовой коммуникации, получателю

сообщения коммуникатора (Богомолова, 1991, с. 29).

Так или иначе, массовую коммуникацию предлагается

понимать как коммуникацию прагматическую, как процесс

направленной передачи информации, жестко ориентированный на

получение адекватного эффекта. Это наше понимание почти

совпадает с мнением ранее упоминавшихся авторов - А.П. Ситникова и

М.В. Гундарина, для которых в понятие «массовая коммуникация»

включены, помимо сугубо прагматической коммуникации, еще и

художественная коммуникация, и коммуникация межличностная.

Прагматические коммуникации ими выделяются в особую форму

коммуникации: мы же полагаем, что вся массовая коммуникация

должна рассматриваться (особенно на современном этапе ее развития)

как всецело прагматическая, ибо даже образчики художественного

дискурса и дискурса межличностного (телефонного, бытового и пр.) в

наш клипоподобный век несут на себе печать жесткого прагматизма.

Иными словами, наше понимание массовой коммуникации

ориентировано на прагматическое рассмотрение интегрированной

воздейственной функции речи и визуального комплекса (знака или

зрительного образа) на массовое и индивидуальное сознание. Массовая

коммуникация получает свой прагматический потенциал уже потому,

что вовлекает зрительный образ как особую инструментальную

поддержку вербального общения - «проще или удобнее показать,

нежели рассказать»; она становится в своей основе преимущественно

визуальной, тем самым, подтверждая присущую ей прагматически-

ориентированную сущность. Возможно, именно поэтому сегодняшняя

реальность такова, что индивид стремится к ее визуализации, и среди

потребностей, связанных с удовлетворением интеллектуальных

запросов, возникает потребность скорее к смотрению, наблюдению,

нежели к чтению. Сегодняшний потребитель информации ориентирован

на видео и аудио, нежели на такой источник знания и ценностный

ориентир, как печатное слово: эту ситуацию напророчили гении

исследований в области массовых коммуникаций М. Маклюэн и Ж.

Бодрийяр.

Массовая коммуникация стала объектом исследовательского

интереса приблизительно в середине 20-го века. Издана масса работ,

посвященных изучению закономерностей массовой коммуникации,

однако говорить о наличии глобальной теории пока рано, да и не

представляется возможным в принципе: слишком широка палитра

подходов и средств воздействия на массы, кроме того, если известно

действие СМИ, то пока неизвестно противодействие для «яда по имени

СМИ», и это делает попытку построения мегатеории массовой

коммуникации бесполезной. Речь может идти только о возможности

выделения некоторых исследовательских парадигм, об изучении

направлений взглядов, точек зрения, от изменения которых

существенно меняется и объект анализа.

Сущность и механизм массовой коммуникации изучается

весьма пристально и большим количеством исследователей (назовем

здесь фундаментальную "International Encyclopedia of Communications in

Four Volumes", «Теорию массовых коммуникаций» Дэнниса Мак-

Куэйла, «Справочник коммуникационных наук», наконец, "Journal of

Communication" - регулярное издание, посвященное проблемам

массовой коммуникации). С точки зрения прагматической

коммуникации основанием для выделения исследовательского подхода

может служить оценка роли, которую коммуникации играют в социуме

(Трахтенберг, 1998). Особый интерес вызывают особенности

функционирования масс-медиа, проблема их эффективности. Иными

словами, подобный подход есть ни что иное, как функционалистский

взгляд на коммуникацию, характерный преимущественно для

американской коммуникативистики - мощного и влиятельного

направления социальных наук, изначально нацеленного на

обслуживание интересов рекламной и медийной индустрии.

Американской ветвью науки о коммуникации с самого начала массовая

коммуникация рассматривалась как средство получения изменения в

массовом сознании, как достижение прагматического эффекта

воздействия. На базе этих исследований родился пиар, и возникла

теория рекламы. Наука выполнила социальный заказ американского

общества 20-30-х годов, когда развитие и усложнение общественных

отношений стали объектом пристального внимания политиков и

бизнесменов.

Функционалистский подход к закономерностям массовой

коммуникации представляется несколько близоруким, поскольку

ученый, концентрирующий свое внимание на глубоком анализе

отдельного коммуникативного акта, не дает себе труда вписать этот

отдельный акт в общий социально-политический и духовный контекст,

без которого ни одна, даже самая точная формула эффективной

коммуникации, не будет работать. Таким образом, наиболее точную

картину эффектов массовой коммуникации можно получить, если

принять во внимание такое понимание коммуникации, которое

учитывает этот социальный контекст. В социокультурной парадигме

исследований коммуникация предстает как основной социальный

процесс современности и как главный способ формирования

социального пространства и времени, как основной механизм

социального управления, и в итоге - как «творец новой социальности»

(Ситников, Гундарин, 2003, с. 18).

Что же представляет собой коммуникативный процесс с точки

зрения двух, вышеозначенных точек зрения? Рассмотрим наиболее

распространенные схемы коммуникативного акта, признаваемые в

коммуникативистике классическими.

Самой распространенной схемой считается схема Романа

Якобсона, которая в максимально абстрактном виде может быть

представлена следующим образом: -

Коммуникатор —> Текст —► Реципиент

Коммуникатор (отправитель, адресант) упаковывает нужную

ему информацию в текст (понимаемый как любая упорядоченная

система знаков, будь это собственно текст или телевизионный

рекламный ролик-синтетический текст), который он затем отправляет

реципиенту (получателю, адресату). Последний в этой

коммуникативной цепочке распаковывает этот текст, хранит его и

пользуется им.

Параллельно со схемой Якобсона существует столь же

известная схема Ласуэлла (Lasswell, 1948), которую именуют как «схему

пяти W». Г.Д Ласуэлл, американский коммуникативист, первым

предложил для описания конкретного коммуникативного акта ответить

на пять вопросов:

Who? -> What? -> (by) Which channel? -* (to) Whom? -* (sends) With What effect?

Кто? —> Что? -* По какому каналу? —> Кому? ->• С каким эффектом передает?

Схема Ласуэлла ценна для нас тем, что уточняюще обозначает

внутри коммуникационного процесса его действующие лица. К

выводимым из формулы Якобсона Коммуникатору, Аудитории и

Тексту добавлен Канал, способный менять передаваемую

информацию. Таким образом, в коммуникацию Ласуэллом вводится

понятие театральности, роль которой оказывается доминирующей в

выстраивании всего коммуникационного процесса. В связи с

театральностью как неотъемлемой составляющей коммуникации нельзя

не упомянуть о таких ключевых фигурах в исследованиях по

коммуникативистике, как Ги Дебор, Жан Бодрийяр и Маршал Маклюэн.

Социологическая концепция Ги Дебора зиждется на оценке

современного общества как «Общества спектакля». Социум, по его

мнению, характеризуется тем, что истина, подлинность и реальность в

нем более не существует, а вместо них господствует шоу-политика и

шоу-правосудие. Один из основных тезисов Дебора таков: «зрелище —

это капитал в той стадии накопления, когда он становится образом»

(Debord, 1999, р. 45). Он различает три формы шоу-власти -

концентрированную, диффузную и интегрированную.

Концентрированная шоу-власть выполняет задачи тоталитарной

контрреволюции, концентрируясь вокруг диктаторской личности.

Диффузная шоу-власть, «побуждая лиц наемного труда пользоваться

своей свободой выбора для потребления широкого массива

предлагаемых услуг, представляет собой американизацию мира» -

процесс, многие страны пугающий, но для большинства желанный,

«завораживающий». Наконец, третья форма, представляющая собой

комбинацию первых двух и названная Дебором «интегрированным

спектаклем», характерна именно для последних десятилетий, когда

явления жизни превращаются в сознании людей в чистую символику

«без какого-либо признака содержательного аспекта, в шоу-мир

вездесущей рекламы товаров потребления и театральной рекламности

политики». Заветным желанием такой власти, опирающейся на масс-

медиа и порожденной ими, является устранение исторического

сознания, которое является важнейшей опорой сознания социального.

Как только спектакль перестает о чем-то говорить, то этого как бы не

существует. Именно поэтому для подростков 80-х, как утверждает

Дебор, Рембо звучит как Рембо, а Марс - как название шоколадного

батончика.

Как отмечают исследователи, комментируя высказывания

Дебора, примеры того, что экономика и политика стали просто

спектаклем, можно найти на протяжении истории всего века, «начиная с

Черного понедельника, положившего в 1929г. начало великой

депрессии, и вплоть до американских войн в Персидском заливе конца

XX - начала XXI вв. Не только Америка, но и весь мир, в конце концов,

превратятся в огромный Диснейленд» (Ситников, Гундарин, 2003, с.

117).

Еще более однозначно о театральности как подмене реальности

в массовых коммуникациях говорит Жан Бодрийяр. Он пишет о

наступлении целой эры симуляции, о «замене реального знаками

реального» (Бодрийяр, 1996, с. 34). Такими знаками являются так

называемые «симулякры» - образы, вовсе не являющиеся отражением

чего бы то ни было, но порождающие новую гиперреальность как

«антропоцентрический двойник» реального, обладающий повышенной

привлекательностью, соблазняющий и втягивающий в себя.

В отличие от Ги Дебора, который полагал, что для власти

выгодно превращение в «шоу-власть», т.е. подмена реального

символическим (создание образов диктатора, всеобщего процветания,

врага и друга, образа Родины, Отчизны, образа патриота,

просветленного государя, и пр.), Жан Бодрийяр считает, что власть,

наоборот, предпочитает иметь дело с реальным: ведь то, что относится к

симуляции, естественным образом уходит от основного принципа

власти - «надзирать и наказывать» (принцип, провозглашенный

Мишелем Фуко). Каким образом, спрашивает Бодрийяр, можно

наказать симуляцию преступления или симуляцию добродетели?

Никаким, поэтому власть и пытается «повсюду насаждать реальное»,

«играет в действительность, в кризис», во все, что может служить

воплощением «последнего лозунга власти»: «принимайте ваши желания

за реальность». Иными словами, театральность Бодрийяра и Дебора

различаются как театр соцреализма и театр абсурда.

Маршал Маклюэн может считаться пророком глобальной

театральности коммуникации, влекущей за собой полную симуляцию

реальности. Он положил в основу деления цивилизации на периоды

стадий развития технических средств массовой информации. Таких

стадий он насчитывает три: эпоха до Гутенберга (отсутствие всяческих

технически поддерживаемых способов передачи информации), эпоха

Гутенберга (или «галактика Гутенберга» - период развития

книгопечатания) и, наконец, третий период или «момент спутника» -

современный, характеризуемый замещением книжно-печатных языков

общения радиотелевизионными и аудио-визуальными средствами

массовых коммуникаций. Как полагает Маклюэн, в настоящий момент

человечество, пережив эру «до Гутенберга» и преодолев «Галактику

Гутенберга», находится на этапе полной победы системы

аудиовизуальных образов и средств их распространения. Это означает,

что абстрактная форма восприятия мира, свойственная книжно-

печатной (визуальной, по определению Маклюэна) продукции, уступает

место возрожденным на новой основе принципам естественной

коммуникации. Эти принципы были свойственны первобытному

мышлению, мифологии и фольклору (отсюда знаменитый

маклюэновский афоризм «реклама - пещерное искусство двадцатого

века») и связаны с «новой, устностью», возникающим сегодня

акустическим пространством. Это генерируемое масс-медиа

пространство является «одновременным», сферическим, а не линейным,

как книги, для большинства людей. В подобной конкуренции

письменный язык, письменная грамотность должны прекратить свое

существование, уступив свое место радиотелевизионным языку и

грамотности.

Нынешняя эра началась с момента облета Земли первым

искусственным спутником. Характерно полное название одной из

наиболее известных статей Маклюэна - «В момент спутника, когда

планета стала глобальным театром, в котором нет зрителей, а только

лишь актеры» («At the Moment of Sputnik the Planet Became a Global

Theater in Which There Are No Spectators But Only Actors» - McLuhan,

1967). Так или иначе, суть этой и многих других работ, посвященных

коммуникации в пост-гутенберговскую эпоху, заключена в попытке

выстроить интеракционную модель коммуникации, которая, как

справедливо отмечает МЛ. Макаров, «...в соответствии со своим

наименованием в качестве главного принципа выдвигает

взаимодействие, помещенное в социально-культурные условия

ситуации» (Макаров, 2003, с. 38).

Интеракционная модель коммуникации представляется нам

важной составляющей нашего исследования, поскольку ее базой

является коммуникативное поведение в целом, и как намеренное, и как

ненамеренное. Чрезвычайно важной в методологическом смысле для

нас может служить следующая мысль М.Л. Макарова, которую мы

берем на вооружение для дальнейших рассуждений о

презентационности дискурса (приведем здесь этот важный отрывок

практически целиком):

«Коммуникация происходит не как трансляция информации и

манифестация смыслов, а как демонстрация смыслов

(Подчеркнуто нами. -

А.О.), отнюдь не обязательно предназначенных для распознавания и

интерпретации реципиентом. Практически любая форма поведения -

действие, бездействие, речь, молчание <...> в определенной ситуации может

оказаться коммуникативно значимой <...>. Внезапное покраснение лица

(неосознанное и неинтенциональное) интерпретируется (психологически-

инференционно, на основании прошлого опыта и социально-культурных

конвенций) и обретает ситуативный смысл. Следовательно, пока человек

находится в ситуации общения и может быть наблюдаем другим человеком,

он демонстрирует смыслы, хочет он того или нет. При этом важную роль

играет активность воспринимающего Другого: без соучастия коммуникантов в

едином процессе демонстрации смыслов и особенно их интерпретации не могло

бы быть ни общения, ни совместной деятельности. Можно добавить, что эта

интерпретация смыслов происходит в процессе постоянных «переговоров»,

гибкой диалектики коллективного осмысления социальной действительности

на пути к достижению интерсубъективности, трактуемой как

психологическое или феноменологическое переживание общности интересов,

действий, и т.п. Эта общность не является постоянной, она всегда

«движется», и часть коммуникативной работы всегда направлена на ее

воспроизводство, достижение и поддержание в каждом новом акте общения»

(Макаров, 2003, с. 38-39).

Таким образом, в изложенной точке зрения на интерактивную

модель коммуникации содержится то прагматическое ее ядро, которое

предопределяет направление нашей работы по выявлению механизма