Одесский М.П. Четвертое измерение литературы: Статьи о поэтике

Подождите немного. Документ загружается.

Что

произошло

сентября?

«Революция и контрреволюция в Китае», а также были поме-

щены «Литературные заметки» В.М. Фриче, озаглавленные

«"Китайская повесть" о Б. Пильняке» (с. 6). Заголовок - с наме-

ком.

Маститый критик разносил «Китайскую повесть» за то, что

Пильняк

чрезмерно поглощен своими переживаниями писателя-

путешественника: «Так из "Китайской повести" Б. Пильняка чи-

татель узнает, когда он встает и обедает, как томится от жары, пьет

шампанское и раскладывает пасьянс, а с другой стороны, как он

обожает

луну

и пироги к празднику, как ощущает таинственность

своего любезного "я" и спешит из "объаршиненной" действитель-

ности в некую ирреальность». Критик возмущен, что Пильняк не

отразил сложной политической ситуации, сложившейся в Китае.

Особенное возмущение вызвало финальное описание русского -

не

советского - пейзажа, символизирующего ностальгию автора:

«Такой картиной России кончается "Китайская повесть". Ночь,

волк, луна! А читатель полагал, что Б. Пильняк затосковал в

Китае по советской стране, где рабочему и крестьянину живется

легче и лучше, нежели в драконном царстве феодальных князьков,

компрадорской буржуазии и "цивилизаторской" деятельности ан-

глийских и японских империалистов». Не исключено, что Фриче,

постоянно

поминая в связи с Пильняком образ луны, мстительно

намекает на скандальную «Повесть непогашенной луны».

Архив

Троцкого / Под ред. Ю.Г. Фелыитинского, М.Г. Станчева.

Харьков, 1999. Т. 1. С. 270-271.

Соколов

Б.В. Булгаковская энциклопедия. М, 1996. С. 452.

Ефремов

СО. Щоденники,

1923-1929.

Кшв, 1997. Цит. по:

Любченко

В.

Евреи в городском политическом фольклоре Украины

1920-х

го-

дов: анализ дневниковых записей академика С.А. Ефремова //

Тирош:

Труды по иудаике. М., 2003. Вып. 6. С. 183.

Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка / Публ., коммент.

A.B. Лаврова, Дж. Мальмстада. СПб., 1998. С. 549.

2006 г.

Впервые:

Эдиционная практика и проблемы текстологии. М.:

РГГУ,

2006.

С.

36-44.

Поэтика

литературы

versus

поэтика

СМИ

Авангард

и советская пресса

Случай Даниила Хармса

Авангардную прозу Даниила Хармса продуктивно рассматри-

вали как выражение логико-языкового

абсурда,

мистико-философ-

ских исканий, жанровых особенностей

«смеховой»

поэтики и т. п.

Однако столь же оправдан ее анализ в контексте официальной пе-

риодики,

хотя Хармс не скрывал враждебности ни к советскому об-

ществу, ни собственно к навязчивому газетному дискурсу. В письме

актрисе Клавдии Пугачевой (от 16 октября 1933 г.) он деклариро-

вал:

«...слова

могут

быть беспомощны и жалки! Я никогда не читаю

газет. Это вымышленный, а не созданный мир. Это только жалкий,

сбитый типографский шрифт на плохой, занозистой

бумаге»

Декларацию Хармса можно понимать буквально - в ряду

заявлений

разных писателей разных времен, которые дистанци-

ровались от газетной пошлости. Но для советского гражданина

эта декларация имеет скорее метафорический смысл. В условиях

тоталитарного социума газеты - носитель официального посла-

ния

всемогущей и всепроникающей власти, которое трансли-

руется в центральной «Правде», а вслед за ней в

других

СМИ,

которое обязательно повторяется в приватных разговорах и т. д.

Американский славист Джеффри Брукс, обозначая этот идеологи-

ческий

комплекс термином «публичная

культура»,

включавшим

«искусство, музыку,

литературу,

кино,

драму,

публичные чтения,

радио и многое

другое»,

выделял в качестве наиболее показатель-

ной

формы именно прессу, «партийную

газету

"Правду", которую

коммунисты 20-х годов уподобляли по влиянию и авторитету

Библии,

правительственную

газету

"Известия"»

и т. п. При таком

толковании

советской ситуации «не читать

газет»

социологичес-

ки

невозможно. Остап Бендер в «Великом комбинаторе», первом

410

Авангард

советская

пресса

варианте «Золотого теленка» (1929), говорил: «Людей, которые

не

читают газет, надо морально убивать на месте. Они никому не

нужны»

. И разъяснил экипажу «Антилопы» свое политкоррект-

ное

мнение: «Теперь я ясно вижу, что попал в общество некуль-

турных людей. Начинаю думать, что никто из вас не получил вы-

сшего образования. Во всяком случае, газет вы не читаете. Между

тем газеты читать нужно. Кроме общего развития, газеты часто

подают гражданам идеи!»

Другими словами, в советском социуме нвчтение газет - не

бытовой факт, но культурный манифест. Формула «не читаю

газет»

значит

«читаю»,

однако «читаю критически», «читаю, но

не

принимаю ни в плане содержания, ни в плане выражения»

Именно

с этой точки зрения соблазнительно попытаться интер-

претировать некоторые поздние авангардные опусы Хармса как

критическое чтение газетного текста, в частности фиксировавше-

го (и диктовавшего) политико-юридическую картину мира.

Рассказ

«Случаи»

датирован автором 22 августа 1936 г.

Заглавие вполне прозрачно и подразумевает описание ошеломи-

тельной череды «несчастных случаев»: «Однажды Орлов объелся

толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер.

А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с бу-

фета и тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в

пруду.

А ба-

бушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов

перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал

даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрестов получил телеграфом

четыреста рублей и так заважничал, что его вытолкали со службы.

Хорошие люди и не умеют поставить себя на

твердую

ногу»

При

имманентном чтении рассказ производит впечатление,

свойственное поздней прозе Хармса: сотворен мрачный абсурд-

ный

мир, населенный стремительно мелькающими марионетка-

ми,

которые наделены двумя признаками - фамилией-ярлыком и

способностью стать жертвой «несчастного случая».

Однако,

обратившись к газетам, нетрудно обнаружить хро-

нологически близкий аналог хармсовскому авангарду, но офици-

альный.

В номере «Правды» от 15 августа 1936 г. на последней

411

Поэтика

литературы

versus

поэтика

СМИ

информационной

полосе в рубрике «Происшествия» помещена

анонимная

статья, озаглавленная «Жертвы неосторожности»:

Москвичи

плохо соблюдают правила дорожного движения <...>

В ночь на 13

августа

на пл<ощади> Прямикова при попытке сесть

на

ходу

в трамвай сорвалась, попала под вагон и была

убита

ра-

ботница шарикоподшипникового завода О.Д. Зацепина. Прыгая в

трамвай на Валовой ул<ице>, упала на мостовую, получив сотря-

сение мозга и ушибы тела, Е.С. Фомина. На Ленинградском шоссе

при

попытке сесть на

ходу

в трамвай отрезало ногу B.C. Белову, на

Зубовском бульваре-

И.

В.

Печникову. В этот день с ушибами голо-

вы,

переломами и различными ранениями доставлены в больницы

прыгавшие в трамвай СИ. Кобрин, И.С. Алексеев, A.A. Генералов,

Н.И.

Байков, Г.Т. Листкин, А.И. Гвоздев и X. Ибрагимов.

Сходство - разительное: то же убыстренное чередование

несчастных случаев, которые происходят с персонажами, презен-

тированными

фамилией. Кажется, что Хармс конспектировал га-

зетное сообщение, придав ему авангардный характер при помощи

жанрового переключения - снятия информационной рубрикации

превращения в самодостаточный художественный текст.

Более того, номер «Правды», с которым перекликается текст

Хармса, далеко не среднестатистический. Дело в том, что с 19 по

августа

в Москве проходил грандиозный судебный процесс над

Г.Е. Зиновьевым, Л.Б. Каменевым и другими бывшими руково-

дителями государства

. Процесс освещался в прессе и заранее ею

готовился. В частности, первая полоса того же номера

«Правды»

от

августа,

где обсуждались

«жертвы

неосторожности», содержала

передовицу

«Враги

народа пойманы с поличным». «Количественно

они

ничтожны, - успокаивал читателей аноним, чтобы потом не

давать спуску «отщепенцам». - Это в полном смысле слова мразь.

<...> Социальное обличие было потеряно давно. Утрачивалось и

человеческое подобие. Осталась ненасытная остервенелая злоба

фашистских гадов. Они охотно размазывали грязь на себе и на своих

сообщниках, принимали на себя "моральную", "политическую от-

ветственность" за преступление. Но это была все та же маскировка...»

Стратегия официальной периодики в дни

суда

заключа-

лась в контрастном монтаже: позитивная жизнь большинства /

412

Авангард

советская

пресса

отвратительные преступления злокозненного меньшинства. По

словам Роберта Конквеста,

«газеты

вели злобную обвинитель-

ную кампанию против подсудимых, в то же время публикуя

материалы, так сказать, противоположного свойства - напри-

мер,

почти ежедневно давая фотографии знаменитых летчиков

<...> Таким путем симулировалась атмосфера молодости и

прогресса, победа молодого сталинского поколения, а в то же

время создавалось впечатление, что рассеивались темные силы,

представленные на

суде

старыми большевиками»

. Дж. Брукс

отмечает эту же установку медийного нарратива

1930-х

го-

дов. Реальное настоящее подменяется утопическим будущим:

«Провалы

между

прошлым, настоящим и

будущим

испаряются

новом мистическом рассказе журналистов о советской жизни.

Время становится путем сквозь настоящее, а не к настоящему,

чем объясняется официальная одержимость мемориальными

датами и "историческим". Полеты, побивающие рекорды, были

"историческими";

сталинская конституция была "историческим

фактом";

советское вторжение в Польшу было "историческим

решением"

старой проблемы»

. В

«вечной»

перспективе зримы

лишь

достижения, недостатки же либо призрачны, либо сво-

димы к проискам врагов. Враги демонизируются: это де люди,

имеющие определенные убеждения, но (на манихейский манер)

хтонические чудовища, нечисть, нарушающая «гигиеническую»

стерильность социума.

Идиллический

вариант оппозиции «сталинское боль-

шинство / вражье меньшинство» реализован в статье «Казаки-

колхозники

требуют

расстрела

убийц»

(«Правда», 21 августа):

Кубань поднялась. Кубань расцветает. <...> За один только год мы

удвоили урожайность по всем колосовым культурам. <...> Полны

колхозные амбары. Зерна столько, что ссыпать некуда. <...>

Верите ли, птицы так много, что по улицам проехать нельзя. <...>

как после этих побед мы можем отнестись к гнусным замыслам

подлой шайки убийц...

Вместе с тем именно на

вторую

половину

августа

1936 г.

приходится лихорадочный подъем творческой активности

Хармса. Кроме

«Случаев»

в эти дни созданы такие хрестоматий-

413

Поэтика

литературы

versus

поэтика

СМИ

ные

рассказы, как «Что теперь продают в магазинах» (19 августа),

«Судьба

жены профессора» (21 августа), «Сон» (22 августа) и т. д.

Августовская проза - своего рода дневник, фиксация впечатлений

автора о московском процессе и медийном дискурсе. При подобном

подходе финальное предложение рассказа

«Случаи»

- «Хорошие

люди и не умеют поставить себя на

твердую

ногу»

- может ин-

терпретироваться как отклик на упомянутую пропагандистскую

оппозицию

«сталинское большинство / вражье меньшинство»:

хармсовские персонажи фатально оступились и сошли с пути к

всенародному счастью

Однако назначение

«Случаев»

едва ли сводится к экстра-

вагантному дневнику. Имитируя рубрику «Происшествия» и

одновременно фиксируя смертную энергию, которой питалась

официальная

пресса августа 1936 г., Хармс создал авангардный

художественный текст.

В конце

1930-х

автор включил рассказ

«Случаи»

в одноимен-

ный

цикл, который представлял собой, по словам исследователя,

«своеобразную попытку воссоздания картины мира с помощью

особой логики искусства»

. Цикл

«Случаи»

имеет собственную

структуру,

подчиненную выражению сквозных тем «обезличи-

вания

человека, автоматизированности бытия, замкнутости и

ограниченности пространства и времени и

др.»

Дневниковая

функция

совершенно отменена тем, что Хармс, реализуя новый

обобщающий замысел, отказался от расположения рассказов в

хронологической последовательности.

Любопытно, впрочем, что именно рассказ

«Случаи»

моти-

вировал заглавие всего цикла. А значит, к указывавшимся в науч-

ной

литературе значениям заглавного слова

- 1) «случившееся»

(т.е.

происшедшее, бывшее); 2) случайное (т. е. произвольно

взятый срез жизни); 3) манифестация «хармсовской концепции

времени,

определяющейся оккультными воззрениями» - стоит

добавить четвертое, газетное - несчастный случай.

Даниил

Хармс датировал окончание работы над рассказом

«Грязная личность» 21 ноября 1937 г. Этот рассказ - краткая

биография

злодея Федьки, а именно: 1) убийство им Сеньки

414

Авангард

советская

пресса

(посредством сахарницы) и бегство во Владивосток; 2) амораль-

ная

жизнь во Владивостоке; 3) убийство Николая (посредством

пивной

кружки) и бегство из Владивостока.

«Во Владивостоке Федька стал портным; собственно гово-

ря,

он стал не совсем портным, потому что шил только дамское

белье, преимущественно панталоны и бюстхальтеры. Дамы не

стеснялись Федьки, прямо при нем поднимали свои юбки, и

Федька снимал с них мерку.

Федька, что называется, насмотрелся видов.

Федька - грязная личность.

Федька - убийца Сеньки.

Федька - сладострастник.

Федька - обжора, потому, что он каждый вечер съедал по

двенадцати котлет. У Федьки вырос такой живот, что он сделал

себе корсет и стал его носить.

Федька безсовестный человек; он отнимал на улице у

встречных детей деньги, он подставлял старичкам подножку и

пугал

старух...»

В комментариях к рассказу приведены небольшие фраг-

менты,

зачеркнутые автором

: дополнительные подробности амо-

рального поведения Федьки-портного там столь физиологичны,

что цитировать их прямо-таки неудобно.

История

«грязной личности» - сексуальная разнузданность

Федьки

и сама форма обвинительного перечня («Федька - гряз-

ная

личность», «убийца Сеньки», «сладострастник»,

«обжора»,

«безсовестный человек») - неожиданно перекликается с газет-

ным

сюжетом того же 1937 г.

8 июня 1937 г. в газете

«Правда»

(на с. 3) был анонимно

напечатан «огромный трехколонник под сенсационным заголов-

ком»

«Профессор - насильник, садист». Ее «антигероем» стал

профессор Дмитрий Плетнев, 1872 г. рождения, ведущий тера-

певт, один из основателей кардиологии, до революции - кадет,

затем беспартийный, заслуженный деятель науки

РСФСР,

офи-

циальный

кремлевский врач «с первых лет революции»

, в том

числе пользовавший Серго Орджоникидзе (который незадолго

перед тем погиб при неясных обстоятельствах).

В статье утверждалось:

415

Поэтика

литературы

versus

поэтика

СМИ

Д.Д. Плетнев преступно использовал доверие пациентки граждан-

ки

Б. (кстати, небезынтересное буквенное обозначение! - М. О.)

После перенесенного тифа она обратилась к нему за помощью, жа-

луясь на упадок сердечной деятельности. 17 июля 1934 г. Плетнев

принял

ее у себя на дому около 12 часов ночи. Странными показа-

лись гражданке Б. неуместные комплименты Плетнева, подозри-

тельными были приемы медицинского осмотра. Затем профессор

учинил отвратительное насилие над пациенткой. Совершенно не-

ожиданно Плетнев стал кусать ей

грудь,

прокусил ее до крови. Мы

не

станем приводить подробностей садистского надругательства

Плетнева над пациенткой.

Гражданка Б. тяжело заболела, болезнь осложнилась и в настоя-

щее время перешла в хроническую форму заболевания грудных

желез (мастит и лимфаденит). Д.Д. Плетнев пытался деньгами

откупиться от гражданки Б., когда следствием укусов явилась

тяжелая болезнь груди. Он действовал исподтишка, трусливо и

блудливо.

В статье цитируется, как выразился безымянный журна-

лист, «потрясающий человеческий документ» - письмо граждан-

ки

Б.:

7 января 1937 г.

Д. Плетневу.

Будьте прокляты, преступник, надругавшийся над моим телом!

Будьте прокляты, садист, применивший на мне свои гнусные

извращения.

Будьте прокляты, подлый преступник, наградивший

меня

неизлечимой болезнью, обезобразивший мое тело. Пусть

позор и унижения

падут

на вас, пусть

ужас

и скорбь, плач и сте-

нания

станут вашим уделом, как они стали мои с тех пор, как вы,

профессор-преступник, сделали меня жертвой вашей половой

распущенности и преступных извращений. Я проклинаю вас.

Б.

«Правдинский» журналист изложил детали борьбы, кото-

рую вел

«садист,

насильник» с оскорбленной гражданкой Б.: «Он

предложил больной "отступные" в размере

3000

рублей, чтобы

раз и навсегда избавиться от своей жертвы <...> Он заявлял, что

416

Авангард

советская

пресса

гражданка Б. доставляет ему "докуку" и мешает сосредоточиться

на

ученых

трудах

<...> Он

угрожал

своей жертве своими "высо-

кими"

связями. Не смея отрицать свое преступление, он пробо-

вал скрыть его за завесой своего медицинского авторитета. <...>

Шантажируя органы милиции своим званием профессора, он

требовал административного преследования гражданки Б.».

Журналист предупреждал: «Одно дикое преступление

нагромождается на

другое.

Есть основания

думать,

что граждан-

ка

Б. - не единственная жертва профессора-садиста».

Статья пестрела агрессивными дефинициями - как в рас-

сказе Хармса - в форме обвинительного перечня: «Советские

врачи и вся наша общественность, нет сомнения, вынесет свой

суровый приговор - преступнику, злоупотребившему доверием

гражданки, которая надеялась увидеть во враче человека, а увиде-

ла зверя, садиста, насильника <...> Профессор-насильник, садист,

пытающийся избавиться от своей жертвы... Как мерзок профессор

Плетнев,

потерявший человеческий облик...»

Статья от 8 июня ознаменовала лишь начало сюжета. На

следующий день (9 июня)

«Правда»

посвятила

«садисту,

насиль-

нику» отдельную полосу. Общий заголовок - «Работники меди-

цины

клеймят преступление садиста Плетнева».

Негодовало Общество врачей-терапевтов. «Он поступил

как

враг народа, - говорил

проф.

Лурия. <...> Профессор Вовси

говорит, что Плетнев осквернил лучшие заветы медицинской

общественности». «Маска с врача сорвана» - это резолюция

Всероссийского и Московского терапевтических обществ.

Внизу «правдинской» полосы в качестве следующего сю-

жетного

хода

помещена краткая информация «В Прокуратуре

СССР»:

«Сообщаю, что по моему распоряжению следователем

по

важнейшим делам прокуратуры Союза начато расследование

фактов,

изложенных в

статье...»

Скромная подпись - Прокурор

Союза ССР А.Я. Вышинский.

«Работники медицины» клеймили «преступление садиста

Плетнева» вплоть до 11 июня, 12 июня

«Правда»

переключила

внимание

читателей на

другой

судебный сюжет - масштабнее -

процесс М.Н. Тухачевского и

других

военачальников-«шпионов».

Однако нельзя сказать, что о Плетневе забыли: 19 июля 1937 г.,

развитие сообщения Вышинского,

«Правда»

сообщила (на пос-

417

Поэтика

литературы

versus

поэтика

СМИ

ледней странице, без пафосных заголовков), что 17-18 июля в

Московском

городском

суде

состоялось закрытое слушание дела:

«Суд

признал доказанным, что подсудимый Плетнев Д.Д. 17 июля

1934

года

в своем врачебном кабинете пытался изнасиловать свою

пациентку гр. Б., обратившуюся к нему за врачебной помощью,

и,

использовав беспомощное состояние гр. Б., совершил в отно-

шении

ее ряд сексуальных действий», Плетнев был приговорен

двум

годам тюремного заключения, но, «учитывая признание

Плетневым Д.Д. на предварительном и судебном слушании всей

тяжести и аморальности совершенных им действий», суд постано-

вил считать приговор условным.

В1938

г. Плетнев - среди обвиняемых на процессе Бухарина.

Троцкий

размышлял в преддверии процесса: «В прошлом

году

он

был арестован по обвинению в сексуальном преступлении. Об

этом открыто писала вся советская печать. Сейчас Плетнев при-

влекается по процессу... политической оппозиции. Одно из

двух:

либо сексуальные обвинения выдвинуты против него только для

того, чтобы вымогать у него необходимые признания; либо же

Плетнев

действительно повинен в садизме, но надеется заслужить

милость "признаниями", направленными против оппозиции. Эту

гипотезу мы

будем,

может быть, иметь возможность проверить

во время процесса»

. Высокопоставленный чекист-невозвраще-

нец

Александр Орлов впоследствии подтвердил обоснованность

подозрений

оппозиционера: «Чтобы деморализовать Плетнева

еще до начала так называемого следствия, Ежов прибег к ковар-

ному приему. К профессору под видом пациентки была послана

молодая женщина, обычно используемая НКВД для втягивания

сотрудников иностранных миссий в пьяные кутежи. После одно-

го или

двух

посещений профессора она подняла шум, бросилась

прокуратуру и заявила, что три

года

назад Плетнев, принимая

ее у себя дома, в пароксизме сладострастия набросился на нее и

укусил за

грудь»

Историк Роберт Конквест, который специ-

ально анализировал политический аспект плетневской истории,

подытожил:

охота

за кардиологом была инспирирована на самом

высоком уровне - ежовским руководством НКВД

Бесспорно,

официальная пропаганда зомбировала, мягко

говоря, не все население. В этом смысле характерна запись в днев-

нике

Елены Сергеевны Булгаковой (от 8 июня 1937 г.), которая

418