Ной И.С. Методологические проблемы советской криминологии

Подождите немного. Документ загружается.

будут корениться не в социальных условиях жизни людей коммунистического общества, а

в их индивидуальных качествах. Сами же эти эксцессы, очевидно, будут близки

сегодняшней «ядерной преступности», отличаясь от нее не столько качественно, сколько

количественно. Гене-

184

тик М.@Голубовакий, вероятно обратив внимание именно на это, поставил весьма

интересный вопрос об этиологии такого рода эксцессов. Не будучи юристом, он лишь не

заметил специального различия между сегодняшним эксцессом — преступлением и

эксцессом в коммунистическом обществе.

В каком количественном соотношении эксцессы, которые унаследует

коммунистическое общество, проявляются в современной преступности — мы не знаем,

так как соответствующих вопросов никто не задавал и соответствующих исследований

для ответа на них не проводил. Важно же иметь в виду другое: мы подошли к

принципиально новой проблеме — проблеме причин преступности в условиях развитого

социалистического общества, очевидно, стоящей где-то близко к границе причин

эксцессов в обществе коммунистическом. Причем совершенно не исключено, что при

близости соответствующих причин между преступностью в развитом социалистическом

обществе и эксцессами отдельных лиц в коммунистическом обществе будут еще

длительное время применяться государственные средства борьбы, поскольку

преступность — явление массовое и этим существенно отличается от эксцессов

отдельных лиц. Во всяком случае всестороннее обсуждение указанной проблемы

советскими криминологами представляется делом вполне своевременным и

перспективным как для правильного определения причин преступности, так и для

эффективных мер борьбы с ней. Посмотреть в будущее, чтобы лучше понять

настоящее,@— правомерный метод изучения современной преступности.

Иного мнения придерживается проф. Н.@Ф.@Кузнецова. Со ссылкой на

И.@И.@Карпеца она считает, что «после полной победы социализма преступность... не

потеряла свойства необходимого социального явления, не стала случайностью и в то же

время не близка еще к тому, чтобы в целом принять характер отдельных эксцессов»,

аргументируя это тем, что «неизбежность преступности подтверждается полувековым

существованием Советского государства и четвертьвековым существованием зарубежных

социалистических государств». Полагая, что «неизбежность преступности не следует

смешивать с ее неистребимостью при социализме», Н.@Ф.@Кузнецова подвергает критике

криминалистов ГДР Бухгольца, Хартмана и Лекшаса за их отрицательный ответ на

вопрос, закономерна ли преступность при социализме

185

Не возвращаясь вновь к существу вопроса, следует обратить внимание на логику

приведенного рассуждения. Необходимость преступности для развитого

социалистического общества Н.@Ф.@Кузнецова обосновывает: а) тем, что преступность в

этом обществе не стала случайностью, хотя отсюда вовсе не следует, что ее причина

коренится в социалистическом строе; б) тем, что преступность в нашем государстве

существует с тех пор, как существует само государство. Но разве это доказательство

неизбежности преступности при социализме?! Не просматривается логики и в замечании,

что неизбежность преступности не следует смешивать с ее неистребимостью при

социализме. Но тогда в чем же суть неизбежности, если ее можно «истребить»?!

Правильно замечая, что сегодняшняя преступность не близка еще к тому, чтобы в

целом принять характер отдельных эксцессов, Н.@Ф.@Кузнецова оставила без ответа

См. Кузнецова Н. Ф. Преступление и преступность. М., 1969, с. 177.

вопрос, в чем состоит их разнохарактерность, если не брать преступность «в целом» и не

сравнивать отдельные эксцессы с преступностью как массовым явлением? Между тем

через 60 лет после ленинского высказывания об эксцессах в коммунистическом обществе

представляется, как уже отмечалось, современным начать исследование и этой проблемы.

186

Глава VI

КРИМИНОЛОГИЯ И НАУКА УГОЛОВНОГО ПРАВА

Принципиальный вопрос о соотношении криминологии и науки уголовного права

более десяти лет вызывает дискуссию среди криминалистов. Чтобы разобраться в нем,

необходимо не только проанализировать аргументы участников дискуссии, но и найти ту

первопричину, которая породила эту дискуссию. Для этого необходимо вновь обратиться

к истории.

Криминология, так же как генетика и кибернетика, — наука со сложной судьбой.

Упраздненная в конце 20-х годов, она вновь возродилась и получила признание с начала

60-х годов. Однако, если возрождение генетики и создание кибернетики сопровождалось

открытым осуждением всего того, что стояло на пути их развития, то в отношении

криминологии критика прошлого ограничилась лишь провозглашением важности

изучения преступности. Если признание генетики, естественно, было связано и с

признанием гена, а «вейсманизм-морганизм» перестал считаться буржуазной идеологией

и лишь оставалось горькое воспоминание о том времени, когда писалось, что

«вейсманизм-морганизм, толкая биологию в объятия (не в «болото», а в «объятия», все же

мягче. — И. Н.) идеализма и метафизики, придумывал несуществующие гены...»

, если

бурное развитие кибернетики началось после того, как были отвергнуты лженаучные

теории о кибернетике, утверждавшие, что «по существу своему кибернетика направ-

187

лена против материалистической диалектики, современной научной физиологии,

обоснованной И.@П.@Павловым, и марксистского, научного понимания законов

общественной жизни. Эта механическая метафизическая лженаука отлично уживается с

идеализмом в философии, психологии, социологии...»

и т.п., то возрождение

криминологии проходило при более сложных обстоятельствах. В криминологии с самого

начала не были вскрыты те причины, которые привели к ее ликвидации в конце 20-х —

начале 30-х годов. По-прежнему доказывалось, насколько опасна биология в

криминологии, как вреден союз криминологов с учеными естественных наук и особенно

психиатрами и как правильно делалось то, благодаря чему у нас не было 30 лет

криминологии. Идеологическая работа по разоблачению антинаучного, реакционного

характера буржуазной криминологии строилась главным образом на этом. Ведь еще в

1969@г. провозглашалось И.@И.@Карпецом, что мирного сосуществования между

социологией и биологией в криминологии быть не может. Между тем такое смещение

акцентов — одна из основных причин недостаточной активности в подлинной борьбе с

буржуазной криминологией и особенно с ее антисоветизмом.

Кибернетика и генетика сразу же после их реабилитаций были введены в учебные

планы соответствующих вузов. Криминология стала преподаваться в юридических вузах

См. Краткий философский словарь. Под ред. М. Розенталя и П. Юдина. М., 1954,

с. 357.

Там же, с. 236-237.

после специального постановления ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему развитию

юридической науки и улучшению юридического образования в стране»

. Чем же все это

можно объяснить? Представляется, что объяснение и этому можно найти в сугубо

субъективных моментах. Генетику возрождали и кибернетику создавали специалисты в

этих науках, никак не причастные к гонениям на них. Очевидно, никому не пришла мысль

поручить Т.@Д.@Лысенко возрождать генетику, да и сам он вряд ли согласился бы на это.

Совсем по-другому получилось в криминологии. Криминология — традиционно

сфера приложения сил прежде всего юристов. Им и было поручено ее возрождать. Но за

тридцать лет отсутствия этой науки ею, естественно, никто не занимался. Тому, кто когда-

то занимался криминологией, и было поручено провести работу по ее восстановлению.

Таким ученым был, как уже указывалось, проф. А.@А.@Герцензон. Но проф.

А.@А.@Герцензон, оставшись на уровне старых представ-

188

лений, оказался не в состоянии преодолеть груз тех самых ошибок, из-за которых была

ликвидирована криминология. Другие же, тогда еще молодые криминологи, которые

должны были поправить ошибки А.@А.@Герцензона, сделать этого не могли. Для них он

был и остался «основоположником советской криминологии».

Что же касается дискуссии о том, является ли криминология самостоятельной

наукой или частью науки уголовного права, то, если судить по доводам участников

дискуссии, определить первопричину, породившую эту дискуссию, невозможно.

Используя аналогию, следует задуматься, почему возникновение кибернетики и

возрождение генетики ни у кого из ученых не породило мысли, что это науки не

самостоятельные и следует рассматривать как части каких-то других наук? Очевидно, как

невежду оценили бы того, кто осмелился бы задать такой вопрос.

Но почему же одна из важнейших наук, быть может, не менее важная, чем

кибернетика и генетика, — наука криминология, призванная объяснить, почему человек

совершает преступление, и своими научными рекомендациями способствовать

освобождению общества от преступников, в момент ее возрождения не была признана

имеющей право на самостоятельное существование? Почему даже после того, как ЦК

КПCC принял постановление о преподавании криминологии в вузах, продолжается уже

десять лет дискуссия о том, является ли криминология наукой самостоятельной или

входит в науку уголовного права? И здесь без обращения к работам проф.

А.@А.@Герцензона ответа дать нельзя. Действительно, первым ученым, отказавшим

криминологии в праве на самостоятельное существование и определившим ее место в

рамках науки уголовного права, был проф. А.@А.@Герцензон. Какими же соображениями он

при этом руководствовался?

В уже упоминавшейся работе «Предмет, метод и система советской

криминологии», опубликованной в 1962 г., проф. А.@А.@Герцензон писал: «Советская

криминология — один из центральных отделов советской науки уголовного права...

Необходимо отметить, что предложения и попытки создания такого отдела науки

уголовного права встречали у некоторых теоретиков и практиков возражения или

некоторые сомнения. Одни, ссылаясь на буржуазную криминологию с ее антинаучной

биологизацией преступления, с ее реакционной поли-

189

тической направленностью, боятся, как бы советская криминология не восприняла ее

идеи, тем более, что в двадцатых годах подобный печальный опыт имел место. (После

этого в подтверждение изложенного делается ссылка на двух авторов: Г.@Ширвиндта и

См. «Коммунист», 1964, № 12, с. 72.

А.@Герцензона. — И. Н.). Другие опасаются, как бы с созданием криминологии вопросы

изучения и предупреждения преступности не выпали бы из сферы науки уголовного права

и не подпали под влияние биологов, психологов, психиатров...»

. (Здесь уже ни на кого не

делается ссылок и не указывается, кто эти «другие». — И. Н.). Из процитированного

становится очевидным, что отказ криминологии в праве на самостоятельное

существование как науки и заключение ее в рамки науки уголовного права были вызваны

превентивными соображениями: оградить ее от «тлетворного» влияния советских

биологов, психологов, психиатров. (?!) Другой научной позиции на этот счет у

А.@А.@Герцензона не было. Лишь впоследствии он стал обосновывать необходимость

заключения криминологии в рамки науки уголовного права совсем другими

соображениями, отнюдь не расставшись с мыслью, что биологи, психолога и психиатры

— главные враги криминологии (ведь сам А.@А.@Герцензон чуть серьезно не пострадал в

1929 г. именно из-за того, что сотрудничал с этими учеными. И это сохранилось в его

памяти на всю жизнь) и оставлять криминологию без надзора никак нельзя. Видимо, стать

таким «надзирателем» и должна была наука уголовного права, которая не подпустит к

себе (а значит и к находящейся при ней криминологии) «неспециалистов», то есть ученых

других отраслей наук. Да и для науки уголовного права будет спокойней, если при ней

будет криминология. Тогда никаких новых проблем для науки уголовного права не

возникнет, можно продолжать бесконечно дискутировать по старым вопросам, по-

прежнему комментировать законодательство, писать десятки лет одни и те же учебники.

Стареть они не будут, если вовремя обновлять их новым законодательством. Возможно,

именно так А.@А.@Герцензон и не думал, но где-то в подсознании такое могло быть

заложено. Иначе объяснить то, что писал А.@А.@Герцензон, вряд ли возможно. О

криминологии как науке «сигнализирующей», как известно, писал не раз И.@И.@Карпец.

Почему же не предположить, что науке

190

уголовного права предназначалась роль науки «надзирающей»?!

Как нередко бывает, забывается то, с чего все началось, и обсуждаются те же

вопросы, но уже на совсем иной основе. Так произошло и с дискуссией о месте

криминологии в системе наук. Несмотря на методологически правильные посылки

классификации наук, применяемые в рассматриваемой дискуссии, — учет предмета и

метода соотносящихся наук, — дискуссия о том, что такое криминология, могла бы быть

более плодотворной, если бы были определены исходные позиции. Имеется в виду

достижение ясности прежде всего в вопросе о самом уголовном праве как науке и о том,

что должна изучать криминология. Между тем, отсутствие достаточно четких

представлений именно по этим вопросам является, очевидно, одной из главных причин

затянувшейся дискуссии, в то время как решение их имеет большое значение для теории и

практики борьбы с преступностью.

В уголовно-правовой литературе незамеченным, к сожалению, остается то, что в

современной науке сложился иной подход, чем в прошлом столетии, к самой проблеме

предмета и частнонаучных методов исследования той или иной отрасли знания. Если в

XIX веке точное определение предмета и специфических методов исследования науки

рассматривалось как необходимое основание самого существования науки, то

современные исследователи, отмечая указанное обстоятельство, обращают внимание на

отчетливо проявляемую тенденцию к интеграции наук, ведущую к необходимости

комплексного, всестороннего изучения «явлений и процессов общественной жизни, к

совокупному исследованию с точки зрения нескольких наук, к комбинированию их

См. Герцензон А. Предмет, метод и система советской криминологии. М., 1962, с.

8-10.

познавательных усилий»

. Такой широкий взгляд на проблему предмета науки, при

котором становится очевидной неэффективность жестко очерченных дефиниций науки,

нельзя не учитывать и в решении поставленного выше вопроса.

Причину затянувшейся дискуссии о месте криминологии в системе наук следует,

по-видимому, искать в стремлении криминалистов к четкому отграничению

криминологии от смежных наук, что объективно вряд ли возможно.

Однако при всем этом криминологи не могут считать себя свободными от

необходимости исследовать хотя бы и весьма

191

условные границы, отделяющие криминологию от уголовного права, и те явления,

которые должны быть предметом изучения указанных наук, равно как и методологию

криминологических исследований. Все это, в конечном счете, позволит установить место

криминологии в системе наук.

Однако не в этом направлении развернулась дискуссия. В другое русло ее направил

проф. А.@А.@Герцензон. Уже не упоминая об опасностях, грозящих криминология в случае

предоставления ей научной самостоятельности, А.@А.@Герцензон сместил акцент в сторону

науки уголовного права. Он представил ситуацию таким образом, что признание

криминологии самостоятельной наукой грозит науке уголовного права превращением ее в

науку догматическую, то есть теперь уже признание криминологии самостоятельной

наукой опасно не для криминологии, а для уголовного права. «Ограничение содержания

науки уголовного права изучением лишь норм уголовного законодательства, — писал

А.@А.@Герцензон, — противоречит основным положениям диалектического и

исторического материализма»

. Положение это обосновывалось необходимостью

рассматривать институты уголовного права в неразрывной связи с другими явлениями

общественной жизни, изучая уголовно-правовую юридическую форму в

непосредственной связи и взаимозависимости с ее материальным содержанием, с ее

социально-политической сущностью. С таким мнением нельзя не согласиться. Однако из

этого правильного положения отнюдь не вытекает заключение А.@А.@Герцензона о том,

что будто бы поэтому для науки уголовного права возникает необходимость изучать

причины преступности. На деле практическая реализация идеи А.@А.@Герцензона держать

в одной рамке криминологию и уголовное право привела бы к пагубным последствиям

для обеих наук. В криминологию был бы закрыт доступ ученых естественных наук, что

привело бы к существенному ограничению проблематики криминологии, создав

перспективу ее кризиса. Наука же уголовного права превращалась бы в догматическую

науку, чего на словах так боялся А.@А.@Герцензон. Ведь вся логика теоретической

конструкции проф. А.@А.@Герцензона сводилась именно к тому, что своих собственных

социологических проблем у науки уголовного права нет, кроме причин преступности,

изучаемых криминологией. И, следовательно, если в уголовном праве оста-

192

вить криминологию, можно спокойно заниматься той же самой догматикой, не опасаясь

упреков в догматизме. Выручит криминология.

К сожалению, именно этого, очевидно, не заметили участники десятилетней

дискуссии, проводя ее на уровне почти столетней давности.

Методологической основой разрешения возникшего вопроса, очевидно, может

быть четкое представление о сущности юридической науки вообще и науки уголовного

права, в частности.

См. Щепаньский Ян. Элементарные понятия социологии. М., 1960, с. 3.

Герцензон А. А. Введение в советскую криминологию. М., 1965, с. 31-32.

В юридической литературе укоренилось представление о том, что нормы

законодательства как основной предмет юридической науки исследуются определенным,

лишь этой науке присущим методом — методом логического анализа. По этому признаку,

например, М.@Д.@Шаргородский отличал науку уголовного права от криминологии. Он

писал: «...уголовное право исследует норма законодательства методом логического

анализа, криминология — различными социологическими методами»

Сама проблема частнонаучных методов исследования в уголовно-правовой науке

лишь в последние годы стала привлекать внимание ученых. До сравнительно недавнего

времени в учебной литературе, отражающей уровень науки, освещение вопросов

методологии исчерпывалось лишь указанием на диалектический материализм как метод

советской уголовно-правовой науки. Между тем, материалистическая диалектика, как

известно, является всеобщим методом научного исследования, но любая область

советской науки, основываясь на этом методе, использует и специфические для нее

частнонаучные методы. Поскольку в уголовно-правовой науке до недавнего времени не

уделялось внимания выявлению присущих ей специальных методов исследования, их

установление сдвигается в число наиболее актуальных проблем общей теории этой науки.

Не ставя перед собой задачу выявления частнонаучных методов уголовно-правовой науки,

поскольку это предмет самостоятельного исследования, полагаем необходимым в аспекте

изложенного рассмотреть, насколько обоснованно укоренившееся среди теоретиков

уголовного права представление о том, что специфическим методом уголовно-правовой

науки является лишь метод логического анализа.

193

Прежде всего нельзя не заметить, что представление о таком методе как

специфическом для уголовно-правовой науки возникло еще в прошлом веке.

Русский профессор Н.@Д.@Сергиевский, признавая важным для науки уголовного

права биологические и социологические аспекты исследования преступного деяния,

подчеркивал, что «новая наука уголовного права весьма много обязана исследованиям

этого рода»

. В то же время он считал, что уголовно-правовая наука как наука

юридическая не может пользоваться методами ни биологического, ни социологического

исследования и соединение указанных методов с методом юридического исследования в

одной науке невозможно. При этом, выражая традиционную точку зрения о характере

юридического исследования, сложившуюся в предшествующее время, Н.@Д.@Сергиевский

полагал, что для юридического исследования важно не изучение конкретных преступных

деяний, а лишь деяние, «взятое в отвлечении, как родовое понятие»

. Суть его заключения

сводилась к следующему: «Юридические исследования, с одной стороны, биологические

и социологические, с другой, — различны и по целям и по методам, а посему не могут

входить в состав системы одной науки... Наука уголовного права, в качестве науки

юридической в тесном смысле, не может дать в своей системе места ни биологическому,

ни социологическому исследованию о преступном деянии и наказании. Эти последние

исследования, являясь, как мы видели, в высшей степени важными для юридической

науки, имеют в то же время совершенно самостоятельное научное значение и,

следовательно, могут образовать собой самостоятельные науки; но с уголовным правом

они никогда не сольются»

. Однако еще в «Дополнении» к лекциям Н.@Д.@Сергиевского

А.@А.@Жижиленко обращает внимание на начавшуюся в XIX веке эволюцию во взглядах

криминалистов на науку уголовного права, связанную с утратой безраздельно

См. Курс советского уголовного права. Часть Общая. Т. 1. Л., 1968, с. 37.

См. Русское уголовное право. Пособие к лекциям Н. Д. Сергиевского. Часть

Общая, изд. 5-е. С дополн. проф. А. А. Жижиленко. СПб., 1904, с. 14.

Там же, с. 15.

Там же.

господствовавшего положения строго юридического, догматического метода изучения

уголовного права. В этом «Дополнении» обращается внимание на завоевывающий все

большее признание социологический подход к изучению уголовного права,

194

связанный с признанием необходимости изучения причин преступности, классификации

преступников

С начала века в русской уголовно-правовой литературе критическое отношение к

представлению об уголовно-правовой науке как науке догматической вызывает все

большее сочувствие. Так, С.@К.@Гогель, обращая внимание на отсутствие новизны в

предложенной в 1895 году А.@А.@Пионтковским (отцом) классификации наук о

преступлении и мерах борьбы ним на криминологию — отдел социологии, уголовную

политику и уголовную догматику, писал о том, что «никак нельзя ограничиваться

изучением одного уголовного права в том смысле, как это понималось до сих пор»

Заслуживает внимания его сравнение уголовно-правовой науки с наукой гражданского

права с точки зрения методологии исследования. Если гражданское право представляет

строго юридическую дисциплину, основанную на логическом методе, писал С.@К.@Гогель,

то «применение того же метода в уголовном праве, отвлечение от живого человека во

всем его разнообразии, со всеми его способностями, от социальных условий привело

науку уголовного права к кризису...»

Кризис догматического направления в буржуазной уголовно-правовой науке,

наступивший в конце прошлого — начале нынешнего столетия, был обусловлен рядом

причин. Среди них наиболее важной является потребность господствующего класса

получить от науки такие рекомендации, которые могли оказать помощь в сдерживании

характерного для эпохи империализма огромного роста преступности. Догматическая

наука уголовного права, оторванная от явлений реальной жизни, такой помощи своему

государству оказать не могла, господствующие классы потеряли интерес к догматике

права и потому, что вопросы эти в период ломки буржуазией ею же созданной законности

менее всего представлялись для них актуальными. Однако, кроме этих причин, кризис

догматической науки уголовного права был, несомненно, вызван и развитием

общественной мысли, огромное влияние на которую уже тогда оказало возникновение

марксизма как подлинно научного учения о законах развития общества.

Весьма отчетливо, например, влияние марксизма на уго-

195

ловно-правовые воззрения того времени прослеживается в работе М.@Гернета

«Общественные причины преступности. Социалистическое направление в науке

уголовного права», изданной в Москве в 1906 году. Объясняя кризис устаревшей науки

уголовного права и анализируя различные течения в уголовно-правовой науке, М.@Гернет

обращает внимание на важность работ К.@Маркса и Ф.@Энгельса для подлинно научного

понимания проблемы преступности

. Однако реальные возможности для развития

уголовно-правовой науки были созданы лишь после победы Великой Октябрьской

социалистической революции в нашей стране.

Там же, с. 18-19.

Гогель С. К. Вопросы уголовного права, процесса, тюрьмоведения. СПб., 1906,

с.@231.

Там же, с. 229.

См. Гернет М. Общественные причины преступности. Социалистическое

направление в науке уголовного права. М., 1906, с. 72-73.

Применение всеобщего метода — метода диалектического материализма —

позволило советским криминалистам создать подлинно научные основы марксистской

уголовно-правовой науки. В то же время недостаточно ясное представление о

частнонаучных методах исследования в юридической науке вообще и в уголовно-

правовой, в частности, отрицательно сказывается на дальнейшем развитии нашей науки,

что и проявилось в дискуссии о соотношении уголовного права и криминологии.

Разрушение буржуазной догматической науки уголовного права началось тогда,

когда предметом ее исследования стала проблема причин преступности и мер борьбы с

нею. Использование разнообразных, ранее никогда не применявшихся в юридической

науке методов исследования и привело ее к той кризисной ситуации, которая вызвала

необходимость по-новому оценить существо уголовно-правовой науки. Многим ее

представителям стала очевидной неприемлемость старого формально-догматического

метода исследования уголовно-правовых категорий. Такой метод был непригоден для

изучения преступности и наказания в их реальном бытии, использование его лишало

ученого возможности получения новых знаний, угрожая вырождению юридической науки

в схоластику.

Однако отнесение к уголовно-правовой науке такого предмета исследования, как

причины преступности и меры по ее предупреждению, не спасало положения. Довольно

скоро стало очевидным, насколько проблема причин преступности по своей

специфичности и значимости самостоятельна и уже поэтому в рамки уголовно-правовой

науки не укладывается. Стремление удержать эту проблему в лоне уголовного права

196

исходило не из необходимости ее наиболее полного изучения в рамках этой науки, а из

опасения возврата уголовно-правовой науки к такому ее состоянию, которое уже

приводило к кризису.

Возникновение и развитие советской уголовно-правовой науки ознаменовалось

решительным разрывом с буржуазным традиционным взглядом на уголовное право как на

науку догматическую. Однако, как замечал М.@Д.@Шаргородский, «если в двадцатые и

тридцатые годы в работах советских криминалистов гипертрофировались

социологические и уголовно-политические моменты и недооценивалось значение

логического изучения действовавшего права, то в дальнейшем, с конца тридцатых годов,

уголовно-правовые проблемы не исследовались с социологической точки зрения, и

научная литература была построена исключительно на анализе действовавшего

законодательства и судебной практики»

. В этом в основном верном замечании требует

уточнения само понятие «логического изучения действовавшего права», тем более, что

автор и советскую науку уголовного права представляет как науку социальную лишь при

условии включения в предмет уголовного права изучения преступности и мер борьбы с

нею

. Последовательно отстаивая указанную позицию, М.@Д.@Шаргородский, хотя и

соглашался с теми учеными, которые рассматривают уголовное право и криминологию в

качестве самостоятельных наук, тем не менее полагал, что такое размежевание

произойдет лишь в будущем, в процессе дальнейшего развития науки. Сегодня же, по его

мнению, «на первом этапе этого развития, чрезвычайно важно включить в процесс

изучения уголовного права криминологическое (социологическое) исследование

вопросов»

. М.@Д.@Шаргородский, как и многие другие авторы, прежде всего

необоснованно отождествлял криминологическое исследование с социологическим.

Прогнозируя дальнейшее развитие криминологии как науки самостоятельной,

М.@Д.@Шаргородский полагал, что это приведет лишь к использованию наукой уголовного

Курс советского уголовного права. Часть Общая, т. 1. Л., 1968, с. 29-30.

Там же, с. 35.

Там же, с. 38.

права выводов криминологических исследований для решения своих специальных задач

В то же время самый интересный вопрос о том, что же представляют собой эти

специальные задачи

197

уголовно-правовой науки, освободившейся от криминологии автор, к сожалению, оставил

без ответа. Не аргументируется им и положение о чрезвычайной важности на

современном этапе развития науки использования уголовным правом криминологических

исследований. М.@Д.@Шаргородский не разъясняет также, почему важность использования

уголовным правом данных криминологических исследований имеет лишь временное

значение, определяемое «первым этапом» развития науки.

Не только М.@Д.@Шаргородский, но и другие авторы, касавшиеся указанной

проблемы, оставляют, к сожалению, без рассмотрения само понятие науки уголовного

права как науки юридической. Объяснить такое положение, очевидно, можно двумя

причинами: неразработанностью понятия предмета советского уголовного права как

одной из отраслей социалистического права и отсутствием в общей теории государства и

права общего определения юридической науки.

Так, в опубликованной в порядке обсуждения статье П.@С.@Тоболина «О предмете

советского уголовного права» автор констатирует, что «проблема предмета советского

уголовного права в юридической литературе разработана явно недостаточно, если не

сказать, что не изучена совсем»

. Убедительным подтверждением этого являются

приводимые П. С.@Тоболиным ссылки на авторов, считающих невозможным дать какое-

либо определение предмета уголовного права. Так, по мнению О.@Э.@Лейста, уголовное

право, осуществляя охрану социалистических общественных отношений от причинения

им существенного вреда, лишено своего предмета, поскольку не имеет регулирующих

функций

. По мнению же С.@С.@Алексеева, предмет уголовного права «вообще не

поддается точной обрисовке»

К такому заключению С.@С.@Алексеев пришел по тем же самым соображениям, что

и О.@Э.@Лейст. Уголовное право направлено на охрану политических, имущественных,

семейных и многих других отношений. Регулирующих же функций, если отвлечься от

своеобразия уголовно-правовой формы регулирования, уголовное право не осуществляет.

198

Нельзя не согласиться с П.@С.@Тоболиным в том, что и в дpyгиx литературных

источниках не содержится более или менее определенных мнений о предмете уголовного

права. Если так обстоит дело с отношением к определению предмета советского

уголовного права, то немногим лучше литература о предмете науки советского

уголовного права

. Если в первом официальном учебнике по общей части уголовного

права, изданном в 1938 г., даже не ставился вопрос о предмете науки уголовного права

то уже через год в его втором, переработанном и дополненном издании изложение общей

части уголовного права начинается с предмета науки уголовного права. В 1939 г. этот

предмет определялся следующим образом: «изучение преступлений как действий,

Там же.

См. Тоболин П. С. О предмете советского уголовного права. — В сб.: Проблемы

советского уголовного права и криминологии. Свердловск, 1973, с. 6.

См. Лейст О. Э. Санкции в советском уголовном праве. М., 1962, с. 105-106.

См. Алексеев С. С. Общие теоретические проблемы системы советского права.

М., 1961, с. 27.

См. Тоболин0П.0С. Указ. статья в сб., с. 6.

См. Уголовное право. Часть Общая. М., 1938.

посягающих на интересы господствующего класса, и уголовных наказаний как особой

формы классовой борьбы организованного в государство господствующего класса»

Лаконичность этого определения и его декларативность, к сожалению, не дают

возможности судить в более широком смысле о взглядах авторов этого учебника на

предмет науки уголовного права. В вышедшем в 1943 г. третьем издании учебника общей

части уголовного права хотя и не давалось определения предмета науки уголовного права,

однако формулировались задачи этой науки. При этом отмечалось, что изучение

уголовного права должно проводиться не как оторванное от развития экономических

отношений общества, от классовой борьбы формально-логическое, юридическое понятие,

а в связи с изменением общественных отношений. Особенно подчеркивалось, что только

диалектический материализм в состоянии вскрыть истинную природу уголовно-правовых

институтов, показать причины их появления, развития и изменения на различных этапах

исторического процесса, характер содержания и формы уголовного права и уголовно-

правовых институтов. Особое внимание обращаюсь на важность юридического анализа

действующего социалистического уголовного законодательства. «Задача науки советского

уголовного права, — указывалось в учебнике, — состоит в том, чтобы развернуть

юридическое учение об отдельных институтах уголовного права в связи с их социально-

экономическим содержанием и их исторической обусловленностью. Юридическое учение

о преступлении и наказании имеет

199

исключительное значение для правильного применения социалистического уголовного

закона, для осуществления социалистического правосудия, для укрепления

социалистической законности и тем самым укрепления социалистического государства»

Четвертое издание учебника общей части уголовного права имело место уже после

войны, в 1948 г. Предмету, методу и системе советской науки уголовного права было

отведено три страницы. Отмечая, что советская наука уголовного права является отраслью

юридической науки и имеет своим содержанием исследование преступления и наказания

путем раскрытия их социального, классового содержания и изучения их юридической

формы, автор этого параграфа проф. А. А. Герцензон подверг критике «типичное для

буржуазной науки уголовного права противопоставление исследования «юридического»

исследованию социологическому». Ошибочность такого исследования, как указал

А.@А.@Герцензон, состоит в том, что в первом случае подразумевается исследование

преступления и наказания как абстрактно-логических понятий, отвлеченных от

конкретно-исторической обстановки, во втором — предполагается исследование

преступления и наказания с чисто социологической точки зрения, вне какого бы то ни

было юридического анализа.

Далее А.@А.@Герцензон, не отрицая догмагико-юридического исследования проблем

уголовного права, указывает на невозможность ограничиться лишь им и ставит на первое

место раскрытие социальной, классовой, исторически изменчивой природы всех

институтов уголовного права

В изданном А.@А.@Герцензоном в том же году учебном пособии для слушателей

ВЮА по общей части уголовного права предмету, методу и системе науки уголовного

права посвящается уже специальная глава. Отмечая значительные споры в буржуазной

юриспруденции по вопросу о содержании науки уголовного права, А.@А.@Герцензон суть

этих споров сформулировал следующим образом: а) является ли наука уголовного права

наукой «чисто юридической» или «юридико-социальной». Иными словами, ограничено ли

ее содержание исследованием логических конструкций уголовного права или же она

Уголовное право. Общая часть. М., 1939, с. 3.

Уголовное право. Общая часть. М., 1943, с. 6-7.

См. Уголовное право. Часть Общая. М., 1948, с. 12.