Мокульский C.C. (под ред.) Хрестоматия по истории западноевропейского театра. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

сана под несомненным влиянием драмы испанского драматурга Гильена де Кастро «Юность

Сида». Корнель очень немного отступил от испанского образца, воспроизведя его основную

сюжетную линию и отдельные мотивы. Но он упростил фабулу испанской пьесы и перенес

центр внимания с внешних событий на внутренние переживания героев. Содержание тра-

гедии Корнеля сводится к тому, что юный Родриго, защищая свою фамильную честь,

убивает на поединке отца своей возлюбленной Химены, оскорбившего его отца. Это убий-

ство создает пропасть между молодыми людьми, которые любят друг друга, но выну-

ждены в силу феодальной морали ненавидеть один другого. При этом чем больше они

подавляют свое чувство, тем больше они становятся достойны любви, и уважения,

Корнель очень ярко обыграл сложную психологическую коллизию, в которой очути-

лись его герои, после чего ввел для разрешения конфликта третью силу в лице короля

Кастилии Фернандо, олицетворяющего идею разумной, новой государственности. Он посы-

лает Родриго сражаться с маврами, и после того, как тот успешно выполнил полученное

задание и спас родину от вражеского нашествия, приказывает Химене выйти за него

замуж. Счастливый конец пьесы побудил Корнеля назвать ее трагикомедией. Мы печа-

таем большое объяснение Родриго и Химены из третьего акта, ярко рисующее мораль-

ную коллизию пьесы и мучения ее героев.

Эльвира—наперсница Химены.

Критика '«Сида» Французской академией

Несмотря на свои художественные достоинства и огромный успех у зрителей,

«Сид» вызвал многочисленные нападки сторонников классицистской доктрины за допущен-

ные Корнелем в нем идейные и стилистические вольности. Сначала на «Сида» нападали

отдельные авторы (Мере, Скюдери, Клавере), затем против него выступила в полном своем

составе основанная Ришелье в 1634 году Французская академия, которой сам Ришелье

велел разобрать «Сида». Академия отдала в своем отзыве долг таланту Корнеля, но осуди-

ла его пьесу, как несоответствующую правилам классицизма.

Гораций

«Гораций»—вторая знаменитая трагедия Корнеля, лишенная вольностей, прису-

щих «Сиду». Сюжет ее заимствован из «Римской истории» Тита Ливия и разработан со

строгим соблюдением правил классицизма. Действие трагедии происходит в царском Риме,

который ведет длительную войну с соседним городом Альбой (в истории—Альба-Лонгой).

Судьбу войны решает поединок между тремя братьями Горациями (со стороны Рима)

и тремя братьями Куриациями (со стороны Альбы). Сражающиеся связаны узами дружбы

и родства (один из Горациев женат на Сабине, сестре Куриациев, а сестра Горациев

Камилла—невеста одного из Куриациев), что не мешает им мужественно сражаться на

поле битвы вплоть до того, как все три Куриация и двое Горациев погибают за отчизну.

Оставшийся в живых третий Гораций возвращается домой победителем. Камилла вместо

того, чтобы приветствовать его, оплакивает погибшего жениха. Тогда Гораций убивает

сестру. В последнем акте в доме старика Горация происходит суд над его сыном, однов-

ременно—спасителем родины и убийцей сестры. Валерий, влюбленный в покойную

Камиллу, требует казни Горация,' старик же отец горячо защищает сына, чьей рукой

двигала одна любовь к родине. Царь Тулл Гостилий, слушающий эти прения, дарует

Горацию жизнь, признавая, что его доблесть искупила его преступление. Несмотря на

образ царя, за которым остается в пьесе последнее слово, трагедия носит гражданский

характер и являлась одной из популярнейших пьес в годы французской революции.

Прокул—воин римской армии.

Помимо Горация, просившего у царя разрешения убить себя, у Корнеля выступает

еще жена Горация Сабина, которая умоляет царя, чтобы он взял ее жизнь вместо жизни

ее супруга.

Старик Гораций намекает здесь на те слова проклятия, которые он произнес, когда

узнал от Валерия, что двое сыновей его пали, а третий бежал с поля битвы (это был маневр

Горация, с помощью которого он затем убил всех трех Куриациев).

Эта монархическая тирада, как и ряд других подобных ей, введена Корнелем для

придания его гражданской трагедии «верноподданнического» отпечатка.

Ромул, легендарный основатель Рима, по преданию убил своего брата Рема.

Теоретические высказывания Корнеля

Приводимые нами теоретические высказывания Корнеля о драматургии и, в част-

ности, о построении трагедии извлечены из трех «рассуждений» («discours») Корнеля, напи-

санных им в промежутке между его уходом из театра после провала «Пертарита» (1652) и

его возвращением в театр по настоянию суперинтенданта финансов Фуке, ознаменованным

постановкой трагедии «Эдип» (1659). Все «три рассуждения», впервые напечатанные Кор-

нелем в 1660 году, носят откровенно апологетический характер и направлены против педан-

тических писаний заклятого врага Корнеля аббата д'Обиньяка (1604—1676), преследовав-

шего его своими крохоборческими придирками. Корнель пытается в своих рассуждениях

639

истолковать Аристотеля применительно к собственной практике, причем допускает целый

ряд непоследовательностей и натяжек.

Корнель имеет здесь в виду собственные трагедии, собранию которых он предпослал

в 1660 году свои теоретические рассуждения.

Андромеда — героиня одноименной пьесы Корнеля (1650), названной им «обста-

новочной трагедией» («tragédie à machines»).

Паоло Бени—итальянский литератор и критик, автор комментария к «Поэтике»

Аристотеля, изданного в 1613 и 1623 годах.

Антиох—персонаж из трагедии Корнеля «Родогуна» (1644).

Никомед—герой одноименной трагедии Корнеля (1651).

Ираклий—герой одноименной трагедии Корнеля (1647).

Клеопатра—героиня трагедии Корнеля «Родогуна».

Прузий—персонаж из трагедии Корнеля «Никомед».

Фока—персонаж из трагедии Корнеля «Ираклий».

Плацид—персонаж из трагедии Корнеля «Феодора—дева и мученица» (1645).

Протазис—вступление, изложение сюжета, экспозиция в драматическом произ-

ведении.

«Смерть Помпея» — трагедия Корнеля, последняя из его трагедий «первой мане-

ры» (1643).

ГЛАВА ПЯТАЯ

ЖАН РАСИН

(1639—1699)

ПУШКИН О РАСИНЕ

Кстати о гадости—читал я «Федру» Лобанова

—хотел писать на нее

критику, не ради Лобанова, а ради маркиза Расина

—перо вывалилось из

рук. И об этом у вас шумят, и это называют ваши журналисты прекрасней-

шим переводом известной трагедии г. Расина! [...] А чем же и держится

Иван Иванович Расин

, как не стихами, полными смысла, точности и гармо-

нии! План и характеры «Федры» верх глупости и ничтожества в изобретении—

Тезей не что иное, как первый Мольеров рогач; Ипполит, le superbe, le

fier Hyppolite—et même un peu farouche

f...] не что иное, как благовос-

питанный мальчик, учтивый и почтительный—

D'un mensonge si noir

... и проч. прочти всю эту хваленую тираду

и удостоверишься, что Расин понятия не имел об создании трагического

лица.

Письмо Л. С. Пушкину от янва-

ря—февраля 1824 г. А. С. Пуш-

кин, Поли. собр. соч., т. X, изд.

Академии наук СССР, 1949, стр. 80—

81.

Хотите ли знать, что еще удерживает меня от напечатания моей траге-

дии?

Те места, кои в ней могут подать повод применениям, намекам, allu-

sions

. Благодаря французам мы не понимаем, как драматический автор

может совершенно отказаться от своего образа мыслей, дабы совершенно

переселиться в век, им изображаемый. [...] От сего затейливого способа

на нынешней французской сцене слышно много красноречивых журналь-

ных выходок, но трагедии истинной не существует. Заметьте, что в Кор-

неле вы применений не встречаете, что кроме «Эсфири» и «Береники» нет

их и у Расина. Летопись французского театра видела в «Британнике» сме-

лый намек на увеселение двора Людовика XIV.

11 ne dit, il ne fait que ce qu'on lui prescrit etc

Но вероятно ли, чтоб тонкий придворный Расин осмелился сделать

столь ругательное применение Людовика к Нерону? Будучи истинным поэ-

том, Расин, написав сии прекрасные стихи, был исполнен Тацитом

, духом

Рима; он изображал ветхий Рим и двор тирана, не думая о версальских

балетах. [...] Самая дерзость сего применения служит доказательством,

что Расин о нем и не думал.

Письмо к издателю «Московского

вестника» (1828). А. С. Пушкин,

Поли. собр. соч., т. VII, изд. Ака-

демии наук СССР, 1949, стр. 75—76.

64)

Что развивается в трагедии? какая цель ее? Человек и народ. Судьба

человеческая, судьба народная. Вот почему Расин велик, несмотря на узкую

форму своей трагедии.

Из чернового плана статьи «О народ-

ной драме и драме «Марфа посад-

ница» (1830). А. С. Пушки н,

Поли. собр. соч., т. VII, изд. Акаде-

мии наук СССР, 1949, стр. 632—633.

Всем известно, что французы народ самый антипоэтический. [...]

Если обратим внимание на критические результаты, обращающиеся в на-

роде и принятые за литературные аксиомы, то мы изумимся их ничтожности

или несправедливости. Корнель и Вольтер, как трагики, почитаются у них

равными Расину

Начало статьи о В. Гюго (1832).

А. С. Пушкин, Поли. собр.

соч., т. VII, изд. Академии наук

СССР, 1949, стр. 264.

ГЕРЦЕН О РАСИНЕ

«С кем вы познакомились в Théâtre Français?»—«С Расином».—«Неу-

жели вы его прежде не читали?»—спрашиваете вы, краснея за меня.—«За

кого же вы меня принимаете?»

A peine nous sortions des portes de Trézène

Il était sur son char...

Я его твердил напамять лет девяти, а потом читал лет пятнадцати, но это

было уже поздно. Имев счастье завершить начальное образование под ма-

ханье «Московского телеграфа»

и под теорию российского романтизма,

я посматривал свысока на человека трех аристотелевских единств, человека,

говорящего «Vous» и «Madame» устами гомеровских богатырей. Немецкая

эстетика убедила меня, что во Франции искусства никогда не было, что,

собственно, искусство может цвести в Баварии, в Веймаре, словом, от Франк-

фурта-на-Одере до Франкфурта-на-Майне. А потому и Расина читал я боль-

ше для того, чтоб вполне понять красоту трагедии Гувальда и Мюльнера

Наконец, я увидел Расина дома, увидел Расина с Рашелью

и научился

понимать его. [...]

Расин встречается на каждом шагу с 1665 г. и до реставрации; на нем

были воспитаны все эти сильные люди XVIII в. Неужели все они ошиба-

лись, Франция ошибалась, мир ошибался? [...] Есть нечто поразительно-

величавое в стройной, спокойно развивающейся речи расиновских героев;

диалог часто убивает действие, но он изящен, но он сам—действие; чтоб

это понять, надобно видеть Расина на сцене французского театра: там со-

хранились предания старого времени, предания о том, как созданы такие-то

роли Тальмой

, другие Офреном

, Жорж

...

Актеры с некоторой робостью выступают в расиновских трагедиях,

это—их пробный камень; тут невозможно ни одно нехудожественное дви-

жение, ни один мелодраматический эффект, тут нет надежды ни на группу,

ни на декорации, тут два-три актера, как статуи на пьедестале: все устре-

млено на них. Сначала дикция их, чрезвычайно благородная и выработанная,

может показаться изысканной, но это не совсем так: торжественность эта,

величавость, рельефность каждого стиха идут духу расиновских трагедий.

Пожалуй, некоторых поэтов на парфенонских барельефах можно назвать

изысканными именно потому, что ваятели исключили все случайное и оста-

вили вечно спокойные формы; жизнь, поднимаясь в эту сферу, отрешается

642

от всего возмущающего красоту ее проявления, принимает пластический

и музыкальный строй; тут движение должно быть грацией, слово — стихом,

чувство — песнью. Но вы более любите иной мир,— мир, воспроизводящий

жизнь во всей ее истине, в ее глубине, во всех изгибах света и тьмы, словом,

мир Шекспира, Рембрандта,—любите его, но разве это мешает вам остано-

виться, надолго остановиться перед Аполлоном, перед Венерой? Что за

католическая исключительность! [...]

Входя в театр, когда дают Расина, вы должны знать, что с тем вместе

вы входите в иной мир, имеющий свои пределы, свою ограниченность, но

имеющий и свою силу, свою энергию и высокое изящество в своих пределах.

Какое право имеете вы судить художественное произведение вне его соб-

ственной почвы, даже вне исторической, национальной почвы? Вы пришли

смотреть Расина,—отрешитесь же от фламандского элемента: это—отрасль

итальянской школы; берите его таким, чтоб он дал то, что он хочет дать,

и он даст много прекрасного. Конечно, он не удовлетворит всему, чего

жаждет ваша душа, но позвольте же еще раз спросить: а весь греческий

Олимп, а все греческие типы, статуи, герои трагедий удовлетворяют вас?

Нет, нет и нет! Я это испытал на себе.

В греческих статуях везде выражается спокойное наслаждение, тор-

жество меры, торжество равновесия, торжество красоты, но с тем вместе

вы видите, что покой достигнут потому, что требование было бедно, потому

что олимпийцы удовлетворялись немногим. [...] Для греков мы сделали

почетное исключение: мы их судили, как греков, в их сфере; будемте так же

судить Расина, Корнеля,—обогатимте себя и ими!

Я не стану более говорить о Расине, потому что ни вы, вероятно, не

расположены слушать о нем, ни я не чувствую лагарповского

призвания

понемногу забыть минуты истинного наслаждения, доставленные мне его

трагедиями, особенно «Британником». Нерон выдержан, замышлен, испол-

нен удивительно; и что за смелая мысль — представить медовый месяц тиран-

ства, тирана в зародыше, тирана будущего, слагающегося, и притом еще

представить его слабохарактерным, так что становится понятно, что и сви-

репость его и отсутствие в нем всего человеческого частью основано на сла-

бой, дрянной натуре его.

Письма из Avenue Marigny. Письмо

третье. Париж. 20 июня 1847 г.

А. И. Герцен, Письма из Фран-

ции и Италии. С того берега.

Соцэкгиз, М.—Л., 1931, стр. 36—38.

АНДРОМАХА

(1667)

Отрывки из трагедии

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Явление четвертое

Андромаха, Пирр, Сефиза, Феникс.

Пирр

Вы не меня ль искали?

Могу ль я льстить себя надеждою такой?

Андромаха

Я шла в узилище, где сын томится мой.

Раз в день мне видеться вы даровали право

41* 643

С тем, в ком сохранена вся гекторова слава,

Чтоб с сыном краткий час я слезы лить могла.

Я у него еще сегодня не была!

Пирр

Ах, скоро Греция, объятая тревогой,

Доставит вам для слез причин довольно много!

Андромаха

Однако что за страх волнует их сейчас?

Троянский пленник ли сумел бежать от вас?

Пирр

Гнев против Гектора не скоро утолится,—

Им страшен сын его!

Андромаха

Нашли кого страшиться!

Ведь он дитя, и сам не ведает о том,

Что Пирр — его злодей, а Гектор был отцом.

Пирр

Каким бы ни был он,—все полны неприязни,

И требует Орест его скорейшей казни.

Андромаха

И подтвердите вы столь страшный приговор?

Иль он преступен тем, что радует мой взор?

Нет! Вас страшит не то, что у отца есть мститель,

Но что у матери остался утешитель.

Он заменил бы мне и мужа и отца.

Но вы меня казнить готовы без конца!

Пирр

Предвидя вашу скорбь, я отвечал отказом:

Уже войной грозят все эллины мне разом.

Но если даже все их гордые суда

За сыном Гектора переплывут сюда

И будет литься кровь, как кровь из-за Елены

Пусть узрю в пламени и прахе эти стены,—

Не поколеблюсь; я спасти его хочу,

И пусть за жизнь его своею заплачу!

Вот вам моя рука! Скажите, отчего же

Вам с нею не принять и это сердце тоже?

Тот, кто для вас собой пожертвовать готов,

Не может вас считать в числе своих врагов!

Андромаха

Что делаете вы? Что скажет вся Эллада?

Душе великой так себя ронять не надо!

Решенье, полное высокого огня,

Сочтут лишь за порыв влюбленного в меня!

Нет, нет! Помочь врагу в беде его ужасной,

Ребенка сохранить для матери несчастной,

Не дать его на казнь, чтоб утопить в крови,

644

Не требовать за то ни ласки, ни любви,

Дать все, что могут дать бесстрашие и сила,—

Вот что достойнее наследника Ахилла!

Пирр

Как? До сих пор еще ваш гнев не охладел?

Когда ж ему конец и мщенью где предел?

Друг другу вечно мстить — безумно и смешно.

Одни и те ж враги связуют нас в одно.

Я страстную мечту лелеять не устану:

Вернув вам отрока, ему отцом я стану.

Его за Трою мстить тогда я научу.

За наши бедствия я грекам отплачу.

И взгляда вашего довольно, Андромаха,

Чтоб славный Илион

опять восстал из праха

Скорей, чем греками он был когда-то взят.

Астианаксу

я верну его назад.

Андромаха

Нет, государь, теперь ему не нужно трона.

Когда был жив отец, его ждала корона,

Но больше никогда не узрим мы опять

Тех стен, что Гектор был не в силах удержать.

Несчастные не ждут от вас благодеянья.

Я жажду, государь, лишь одного — изгнанья,

Чтоб сына скрыть вдали от греков и от вас

И там оплакивать супруга каждый час.

Нам ваша страсть сулит лишь горе и измены.

Ступайте же туда, где ждет вас дочь Елены

(...)

Пирр

Пусть так, сударыня,—исполню ваш приказ:

Забуду иль, верней, возненавижу вас.

Да, страсть в моей груди взросла неосторожно:

Мне равнодушным быть теперь уж невозможно!

Но знайте, если я теперь вас разлюблю,

То темною враждой я сердце затоплю,

И будет ненависть жестока и опасна,

И сын за мать тогда ответит мне ужасно!

Так хочет Греция! Во мне ж стремленья нет

Неблагодарных вновь оберегать от бед.

Андромаха

Итак, он обречен! Но что его спасало?

Скорбь матери иль то, что лет ему так мало?

Однако есть исход для горестных сердец,

Я верю, смерть его приблизит мой конец.

Я только для него терпела все страданья.

Вослед за ним к отцу пойду я на свиданье.

Вы причините нам не зло,—наоборот,

Вы нам..

Пирр

Сударыня, вас сын давно уж ждет!

Быть может, вид его, смиряя ваши страсти

И утишив ваш гнев, спасет вас от напасти.

Я за ответом к вам потом хочу притти.

Подумайте о том, как отрока спасти!

645

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Явление шестое

Пирр, Андромаха, Феникс, Сефиза.

[...]

Андромаха

Сын смерти обречен,—все, все теперь бесплодно!

Пирр

Смотри, на нас взглянуть ей даже не угодно!

О, как горда!

Андромаха

Уйдем! Нет силы спорить с ним.

Пирр

Мы тотчас мальчика Оресту отдадим.

Андромаха {бросаясь к ногам Пирра)

О, страшные слова на приговор похожи!

Коль будет отдан сын, отдайте мать им тоже!

Давно ли ласкою дышала ваша речь?

Смогу ли жалости хоть искру я зажечь?

Иль я слезам навек обречена сурово?

Пирр

Вам Феникс подтвердит,— я эллинам дал слово!

Андромаха

И это Пирр, что был из-за меня так смел?

Пирр

Я был слепым тогда, но я теперь прозрел.

Его помиловать для вас я был бы в силе,

Но вы меня о том ни разу не просили.

Теперь же поздно...

Андромаха

О! Вы слышали не раз

Невыразимый вздох, подавленный тотчас.

Простите же судьбе, когда-то столь огромной,

Гордыню, что всегда боится быть нескромной.

Вы знаете, меня ни горести, ни плен

Заставить не могли обнять ничьих колен.

Пирр

Нет, я противен вам! Вам кажется опасным

Ответить чем-нибудь моим желаньям страстным,

И даже милый сын, когда б его я спас,

Столь обожаемым уж не был бы для вас.

Не видите во мне вы ни стыда, ни чести,

Ваш гнев сильней, чем гнев всех греков, взятых

Что ж, оставляю вас столь милой вам судьбе...

Прощайте!

646

Андромаха

Мой супруг, иду, иду к тебе!

С е ф и з а

О госпожа...

Андромаха

Теперь ничто уж не поможет!

Виновник мук моих, он их не знать не может.

(Пирру.)

О государь, за что жестоки вы ко мне?

При мне убит отец, и город пал в огне,

При мне погибло все семейство Андромахи,

И Гектора влекли кровавый труп во прахе,

И сын его цепям был обречен судьбой.

Для сына я дышу, осталась жить рабой...

Нет, более того: я тешилась сознаньем,

Что счастливо сюда мы брошены изгнаньем,

Что отрок царственный самой судьбой храним,

Попавши к вам во власть, а не во власть к другим.

Пирр

Оставь нас, Феникс, здесь...

Явление седьмое

Пирр, Андромаха, Сефиза.

Пирр

Постойте, госпожа!

Вам рано мальчика оплакивать дрожа.

Похож я ль на судью, пытающего строго?

На злобного врага похож ли хоть немного?

Вы гоните меня, и этим вы горды?

Во имя мальчика не хватит ли вражды?

Чтобы спасти его, я к вам взываю ныне:

Как нужно вас еще молить о вашем сыне?

Не время, госпожа, отказами играть,

Пора меж гибелью и царством выбирать.

Неблагодарностью измучен я безмерно,

Я знать свою судьбу теперь хочу наверно.

Я долго угрожал, надеялся, молил...

Нет силы вас терять, но ждать нет также сил.

Решайте ж! Я вернусь и в храм отправлюсь с вами;

Младенца вашего мы тоже встретим в храме.

Там вы познаете иль мрак, иль торжество:

Там я венчаю вас иль погублю его.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Явление первое

Андромаха, Сефиза.

Сефиза

Пирр обещал. И вот вы молвили лишь слово—•

И сын ваш, госпожа, принадлежит вам снова.

647

Вы видите: отца, союзников и трон

Сложил у ваших ног без размышленья он.

Он делает из вас владычицу Эпира:

За это ли должны вы ненавидеть Пирра!

Но в храме все вас ждет,—ведь вы сказали: «да»!

Андромаха

Мы сына навестим, потом пойдем туда.

С е ф и з а

Куда спешите вы? Довольно, что отныне

Запрета нет для вас заботиться о сыне,

И будет ласкою он вашей окружен,

И каждый поцелуй не будет вам зачтен.

Вы будете растить его в любви и холе,

Не как раба, всю жизнь живущего в неволе,

Но так, чтоб царский род с ним вместе не угас.

Андромаха

Я на него взгляну сейчас в последний раз.

С е ф и з а

Что говорите вы?

Андромаха

Сефиза, дорогая!

Я говорю с тобой, всю душу открывая

И веру в преданность твою всегда храня.

Ужели до сих пор не знаешь ты меня?

Как! Ты поверила, что я предать готова

Того, кто так желал во мне воскреснуть снова?

Что, мертвых разбудив с их горестной тоской,

Я, чтоб помочь себе, нарушу их покой?

Нет! Клятва мной дана была совсем иная!

Но если сын в беде, его спасти должна я.

Пирр защитит его, коль женится на мне.

Достаточно: ему доверюсь я вполне.

Горяч, но искренен,—таким его узнала,—

Он больше сделает, чем посулит сначала.

А гнев, что потрясет всех эллинов сердца,

Даст сыну Гектора прекрасного отца.

Итак, раз жертвою помочь нельзя иною,

Согласна нынче стать я пирровой женою.

Обетами, что я сегодня получу,

Я с сыном Гектора связать его хочу,

И вслед за тем рукой, что лишь ко мне жестока,

Жизнь изменившую я пресеку до срока.

Я честь свою спасу и должное воздам

Себе, и Гектору, и Пирру, и богам.

Вот нежности моей простое измышленье,

Вот как исполню я мне данное веленье!

Я чашу горькую хочу испить одна.

Сефиза, ты закрыть мои глаза должна.

Сефиза

Одна унылую влачить не стану долю...

648