вещью. Отношения юридические в этих случаях обсуживаются так же, как и при
засеве чужого поля. Да и самые отношения по существу своему тождественны,
только что разница между материалом исписанным, разрисованным и
материалом неисписанным, неразрисованным еще более резка, нежели разница
между полем засеянным и незасеянным: если к ценности земли прибавить
ценность засева (семени и труда), то и определится ценность засеянного поля;
но клочок бумаги, лоскут холста, чернила, краски сами по себе почти ничего не
стоят, бумага же написанная, холст, на котором нарисована картина, иногда
неоценимы. Тем не менее, однако, и в случае письма на чужой бумаге или
рисования на чужом холсте должно сказать, что хозяин материала, как главной
вещи, остается его хозяином и после нанесения на него письма или картины,
т.е. приобретает письмо или картину по приращению. Но по малоценности
писчего материала исписанная бумага большею частью имеет значение не для
хозяина бумаги, а для лица, ее исписавшего; и точно так же, если на холсте
нарисована картина, то в ней сосредоточивается весь интерес, а самый холст
ничего не значит. И вот представляется искушение признавать собственником
письма или картины не хозяина материала, а автора письма или живописца. В
пользу этого мнения обыкновенно выставляют соображение, что значение вещи
с употреблением ее может совершенно измениться: говорят, что, напр., бумага
или холст, пока они белы, имеют самостоятельное значение и, если на них
будут какие-либо знаки, пятна и т.п., сохраняют значение главного предмета, а
чернила, краски составляют его принадлежность; но когда написанные на
бумаге чернильные знаки представляют письмо и бумага образует рукопись,
произведение умственного труда; или нанесенные на холсте краски образуют
картину, то отношение изменяется: написанное, нарисованное становится
главным, а бумага, холст - словом, материал - становятся принадлежностью, и
поэтому автор письма становится собственником бумаги, живописец -
собственником холста, только что они обязаны вознаградить собственников
материала. Но скажем, что отношение между вещами, как главными и
принадлежностными, определяется не содержанием принадлежности, а прежде
всего по соображению необходимости одной вещи для другой: та вещь, которая
необходима для другой, считается главной, а эта другая - ее принадлежностью.
В ином случае, пожалуй, ни одна из соединяющихся вещей не представляется
необходимой для другой: тогда вопрос разрешается по другим соображениям;
но ближайшее соображение, все таки соображение необходимости одного
предмета для другого. Материал необходим для письма и рисунка, а письмо и
рисунок не необходимы для материала: след., бумага, холст - главные вещи, а
написанное, нарисованное - принадлежности. В иных случаях такое отношение
представляется резко; но должно согласиться, что есть и такие случаи, где оно
скрыто. Напр., есть чайные ящики с очень дорогими рисунками; или, напр.,
посуда бывает украшена рисунками - подносы, чашки бывают с рисунками
отличной работы; или, напр., вазы бывают украшены рисунками первостепенных
художников, или рисунками украшаются недвижимости, напр. стены дома,
церкви; есть фрески знаменитых художников, столь же драгоценные, как и
картины, или же еще более, и т.п. Во всех этих случаях несомненно, что
материал, на котором сделаны рисунок, письмо,- главная вещь, а написанное,