Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи

Подождите немного. Документ загружается.

новил мемориальную стелу в честь брата, погибшего на востоке (austr). См.: Ruprecht.

№28; Cucina 1989. №22. Р. 192-193.

2. Орхус IV (Århus IV), DR. 66 (DR. В. I. Sp. 102-104; CPH. № 2). См. илл. 91.

Камень обнаружен в 1850 г. Материал – красноватый гранит, высота – 1,60 м,

ширина стороны А – 0,58 м, стороны В – 0, 47 м и стороны С – 0,70 м. Памятник

датируется временем около 1000 г.

А: . kunulfR . auk . augutr . auk . aslakR . auk . rulfR . risþu

B: . stin . þansi . eftiR . ful . fela[k]a . sin // iaR . uarþ ... у – –. tuþr .

С: þą . kunukaR . // barþusk .

Гуннульв и Эйгаут, и Аслак, и Хрольв установили этот камень по ful, своему

сотоварищу, он умер ...[на востоке ?], когда сражались конунги.

Памятник установили четыре человека в честь своего «сотоварища» (félagi),

вероятно их компаньона по торговым делам (см.: Введение). Л.Виммер предложил

читать неясное место на стороне В как uarþ austr tuþr. Однако Л.Якобсен, издавшая

надпись позднее, пришла к выводу, что знаки между словами uarþ и tuþr прочесть

невозможно, настолько поврежден камень. Конъектура austr поэтому является

гипотетической. См.: Ruprecht. № 19.

Последние слова надписи – þą kunukaR barþusk «когда сражались конунги» – вряд

ли можно отождествить с каким-либо определенным событием. Аналогичное выражение

встречается в надписи из Вестеръётланда: iR uarþ tuþr i urustu iR b[ar]þusk kunukaR

«Он умер в битве, когда сражались конунги» (Vg. 40).

3. Сёндер-Виссинг I (Sønder-Vissing I), DR. 55 (DR. В. I. Sp. 93-95; CPH. № 3). См.

илл. 92.

Памятник обнаружен в 1836 г. во дворе церкви села Сёндер-Виссинг. Материал –

серый гранит, высота – 2,45 м, ширина – 1,08 м. Текст высечен на трех вертикальных

полосах, первые две примыкают друг к другу, третья отнесена вправо. Справа с ней

соединены две короткие полосы со словами kuna (внизу) и sunaR (вверху). Датируется

второй половиной X в.

tufa . let . kaurua . kubl // mistiuis . tutiR . uft . muþur // sina . harats . hins . kuþa . kurms

// kuna // sunaR

Това, дочь Мистивоя, жена Харальда Доброго, сына Горма, велела сделать [этот]

памятник по своей матери.

Памятник заказан Товой, женой Харальда Синезубого, воздвигшего второй Еллинг-

ский камень (DR. 42). Она названа дочерью человека по имени mistiuis, вероятно обод-

ритского короля Мистивоя (Mistav, Mistui, Mistuwoi, Mystiwoi), который совершил

опустошительный набег на Гамбург в 983 г., о чем сообщают Видукинд (Widukind. 111,

68), Титмар Мерзебургский (Thietmar. III, 17; IV, 2) и Адам Бременский (Adam Bremensis.

11, 40), и умер ок. 900 г. Имя Мистивой сохраняется в последующее время в датской

королевской семье – в частности, в XII в. этим именем был назван внук короля Дании

Эрика I Доброго (Schmeidler. S. 318).

4. Сульдруп II (Suldrup II), DR. 138 (DR. B. I. Sp. 175-176; CPH. № 4). См. илл. 93.

Памятник обнаружен в 1895 г. Материал – гранит, высота – 1,27 м, ширина – 1,32 м.

Камень поврежден, поэтому часть надписи отсутствует. Текст высечен на полосе,

275

имеющей форму дуги, и заканчивается на прямой полосе, примыкающей к дуге справа.

Датируется концом X – XI в.

. riuskR . risþi . s[t]... -R . ufah . broþu//r . sin .

riuskR установил [этот камень по] Офейгу, своему брату.

Памятник из Сульдрупа воздвигнут человеком по имени (прозвищу ?) riuskR. В ка-

честве личного имени оно не известно ни руническим надписям, ни сагам. Возможно, как

предположил Л.Виммер (DRMWJ. S. 69, 245), оно отражает прилагательное ryzkr

«русский» (Metzenthin. S. 89) и является прозвищем (по мнению О.Прицака, средне-

нижненемецкого происхождения: Pritsak. P. 368). Образование личных имен и прозвищ

от отэтнонимических прилагательных было распространено во всех скандинавских стра-

нах; ср. личные имена Saksi, Finnr и др., а также, например, Guðleikr gerzki «Гудлейк Гре-

ческий», т.е. ездивший в Грецию (Византию). В качестве прозвища прилагательное ryzkr

использовалось неоднократно: в частности, его носил скальд Refr (Lind 1911. H. 6.

Sp. 851). В этом значении оно могло обозначать человека, побывавшего на Руси, т.е.

представлять аналогию к шведским прозвищам с -fari (см.: Введение).

5. Тирстед (Tirsted), DR. 216 (DR. В. I. Sp. 261-264; CPH. № 5). См. илл. 94.

Памятник известен с XVII в. Материал – гранит, высота – 2,54 м, ширина стороны А

– 1,40 м, стороны В – 1,25 м. Текст расположен на семи вертикальных прямых полосах,

которые соединены связками вверху: три слова слева и четыре справа. Окончание текста

– в верхней части свободного пространства между полосами. Датируется первой

половиной XI в.

А: ąsraþr auk hiltu-R // raisþu stain þansi // aft frąþa frąnti sin // sin ian han uas þą fąink

// uaiRa

B: ian han uarþ tauþr ą suą // þiauþu auk uas furs // i frikisiąþi þą aliR uikikaR

Асрад и hiltu-R установили этот камень по Фроди, своему родичу, а он был тогда faink

uaiRa. И он умер в Швеции и погиб в войске Фрейгейра, когда (после того, как) все ви-

кинги [пали ?].

Памятник из Тирстеда воздвигнут в честь жителя острова Лолланд. Во фразе aft

frąþa frąnti sin // sin местоимение sinn повторено дважды. Неясное выражение fąink

uaiRa Э.Брате читает как en hann vas þaforingi veRa (=vera) – «а он был тогда вождем»

(Brate 1887-1891. S. 62).

Поминаемый в надписи человек, видимо, принял участие в организованном шведа-

ми походе под руководством упландца Фрейгейра (см.: Введение). Подробное

толкование надписи см.: Lindqvist I. 1928-1929. S. 289-328, а также см.: Ruprecht. № 7.

Глава II

НОРВЕЖСКИЕ РУНИЧЕСКИЕ НАДПИСИ

К I960 г., когда был издан пятый том норвежских рунических надписей, на террито-

рии средневековой Норвегии было известно 602 памятника с текстами, написанными

младшим, по преимуществу коротковетвистым руническим алфавитом. В пределах со-

временной Норвегии было найдено около 350 памятников, остальные – в принадлежав-

ших в средние века Норвегии областях Богуслэн, Емтланд, на острове Мэн, Оркнейских

островах. Большинство надписей датируется XII–XIV вв. (подробнее о датировках па-

мятников по лингвистическим данным см.: NlyR. В. 5. S. 240-245). Наиболее ранняя

младшеруническая надпись (NlyR. 140) типологически соответствует древнейшим па-

мятникам в Дании, написанным младшими рунами, т.е. может быть отнесена ко времени

около 800 г. Всего в IX в., как предполагается, было создано 9 надписей, 6 из которых –

на различных предметах – датируются археологически, по обстоятельствам находки.

Несравненно больше памятников X–XI вв. Именно в это время на западе и юго-западе

Норвегии воздвигаются стелы с руническими надписями мемориального содержания.

Для истории рунического письма особую ценность представляют около 30 памятни-

ков с острова Мэн, высеченных в форме креста и датируемых второй половиной X в.

Аналогичные, но более поздние каменные кресты с руническими надписями известны на

Оркнейских островах (XII в.), в Гренландии (около 1400 г.) и в Исландии (XIV-XV вв.).

Значительное количество надписей из самой Норвегии сделано в церквах на колон-

нах, притолоках, стенах; на предметах церковной утвари: кубках, дарохранительницах и

т.д. (Blindheim). Обычай устанавливать мемориальные камни в честь погибших членов

семьи не получил в Норвегии такого широкого распространения, как в Швеции. Количе-

ство рунических камней невелико, и все они относятся к периоду с 950 по 1100 г. Как

правило, надпись на них высечена на прямых горизонтальных или вертикальных поло-

сах, орнамент или отсутствует совсем, или ограничивается каймой с геометрическим

рисунком. Известно лишь около 10 богато орнаментированных камней со своеобразными

рисунками, выполненными в стиле Рингерики (в частности, NlyR. 61-62, 68, 84); все они

относятся к первой половине XI в.

Содержание норвежских рунических надписей в целом чрезвычайно скудно, осо-

бенно в связи с распространенностью надписей, состоящих из одного имени собственно-

го. По содержанию и функции надписи можно выделить пять групп памятников.

277

Во-первых, надписи, содержащие обращение к Богу, Богоматери и святым, чьи

имена высекались на стенах церквей.

Во-вторых, надписи, также в церквах, состоящие только из имени. Вероятно, эту

группу надписей можно связать с обычаем, отмеченным в «Законах Фростатинга»: чело-

век, получивший ранение, должен сообщить имя своего врага, написав его имя в церкви,

если он знает руны (Frostatingsloven, IV, 43 // NGL. I. S. 171).

В-третьих, большая группа надписей на предметах, где указывается имя владельца

предмета, иногда отдельно, иногда в предложении: «...á mik> «...владеет мной» (напри-

мер, NlyR. 282, 455, 535, 540).

В-четвертых, более поздние (с XIII в.) надгробные памятники на кладбищах, укра-

шенные крестами и имеющие обычную формулу her hvilir... «здесь покоится...»

(например, NlyR. 275, 280, 536 и др.). Текст часто дополняется указанием дня смерти:

æini not æftir benetiktus mæsu «на следующий день после дня св. Бенедикта» (NlyR.

232). Эти надписи кратки и не содержат сведений о жизни покойного.

В-пятых, надписи Х–ХI вв. на памятных камнях различного назначения, представ-

ляющие наибольший исторический интерес. Всего известно до 50 мемориальных камней.

В текстах используется обычная для Швеции формула: skarþi risti stin þana iftir biafa

sun sin harþa kuþan man... – «Скарди установил этот камень по Бьяльву, сыну своему,

доброму воину» (NlyR. 244). Именно в таких надписях мы встречаем обычно отдельные

упоминания о поездках викингов в соседние страны, о событиях в жизни Норвегии, в

частности, о строительстве церквей и возведении мостов (см., например: Knirk 1996;

Knirk 1997). В надписи из Strangeland (NlyR. 239) говорится о человеке, погибшем в

Дании: is ą [t]ąn[m]arku [f]il. По предположению М.Ульсена, это произошло во время

подготовки одного из походов в Англию. Нападение Кнута Великого на Англию упомя-

нуто и в тексте памятника NlyR. 184: arn[stin] risti stin þi[na] iftir bior [s]un sin [sa uar]

tuþr i liþi þ[ąs knutr soti ikląt] – «Арнстейн установил этот камень по Бьёру, своему

сыну. Он умер в войске, с которым Кнут отправился в Англию...». Военные нападения на

Фризию отразились в надписи на серебряной гривне из Senja (NlyR. 540), плавания в

Северную Америку (Винланд) – в надписи из Hennøy (NlyR. 103).

Две надписи (возможно, сделанные одним лицом) из церкви в Sakshaug содержат

прозвище человека, очевидно, совершившего плавание в Рим: rumfari «ездивший в Рим»

(NlyR. 530) и неясную фразу ual þrokis rþir – rumfare (NlyR. 529), первая часть которой

не поддается интерпретации, а вторая является прозвищем «ездивший в Рим».

Два памятника упоминают о поездках в Восточную Европу: одна говорит о путеше-

ствии на север (№ Б.П.2), вторая – вероятно, на юг, в район Киева (№ Б.Н.1).

Начиная с 1960-х годов неизменно возрастает количество бытовых надписей на раз-

личных предметах (см.: Введение). Известен и ряд монет 1066-1068 гг. с легендами, вы-

полненными руническим алфавитом.

1. *Альстад II (Alstad II), NlyR 62

(NlyR. В. I. S. 133-176; CPH. № 6). См. илл.

95 а, б

Памятник из хутора Альстад (название хутора сохранилось в документе 1340 г. (DN.

S. 32) в форме Alvæstadom, что соответствует древненорвежскому Alvastaðir или

Olvastaðir; см.: Gihle) известен с древнейших времен. Материал – красный, так называе-

15 Фотографии Альстадской надписи были любезно предоставлены автору профессором А.Листелем.

278

мый рингерикский, песчаник, высота – 2,70 м, ширина – около 0,50 м. Это единственный

в Норвегии памятник с орнаментом по обеим сторонам камня. На передней стороне рас-

положены одно под другим изображения птицы с распростертыми крыльями, бегущего

волка или собаки, всадника в шлеме или островерхой шапочке с соколом на руке, еще

одного волка, лошади без всадника. Нижний рисунок также изображает лошадь с всад-

ником.

Отталкиваясь от фигуры лошади как центральной, Л.Якобсен сопоставила весь ри-

сунок со «Второй песней о Гудрун» из «Старшей Эдды» и истолковала его как иллюст-

рацию к истории Сигурда Убийцы Фафнира (Jacobsen 1933. S. 30-32): лошадь без всад-

ника – это конь Грани, возвращающийся после убийства Сигурда (по редакции, в соот-

ветствии с которой Сигурд был убит на охоте или по дороге на тинг). Фигура сокола то-

же находит объяснение в одном из вариантов сказания, по которому весть о смерти Си-

гурда приносят соколы. Недавно И.М.Кристиансен предложил иное объяснение рисунка:

по его мнению, здесь, как и на камне из Balingsta, представлен сюжет охоты (Christiansen

I.M.).

Почти все фигуры имеют двойной контур, в изображениях коней и волков исполь-

зованы спиралевидные окончания линий, что типично для стилей Еллинг и Рингерики.

Задняя сторона памятника содержит орнамент, ограниченный снизу и сверху гео-

метрической каймой, и состоит из переплетения лент своеобразной композиции, не

имеющей близких аналогий (Haugen B. S. 159-176). На основании данных орнаментики

памятник можно датировать 1000-1030 гг.

Две разновременные надписи расположены на двух сторонах камня: передней и ле-

вой боковой. Более древняя (NlyR 620 современна орнаменту, высечена на вертикальных

полосах на боковой стороне камня и заканчивается слева по краю передней стороны. Она

сильно повреждена и читается с трудом. Датируется первой третью XI в.: : iurun . rais[t]i

. s[t]ain . þina . af[t]ir . au-aun- . is . [h]ana . –[t]i. auk . furþi . af . hrikariki . u[t]an . urulb

. aui– // . auk . [m]unta . stain . – – – –ir . þusi. Текст выполнен полноветвистыми рунами.

Восполняя пропуски, Л.Якобсен читает текст: Jórunn rœisti stœin þena æftir Ol-arni es

hána hendi auk førði af Hringaríki útan, ór Véi á Olvastaði // Ogmunda stæinn mœlir þonsi

«Йорунн установила этот камень по Ольарну, который взял ее в жены и привез из

Рингерики с запада, из Ве, в Ольвастад. Камень Огмунда провозглашает это» (Jacobsen

1933. S. 22-28). Большинство исследователей сходятся во мнении, что Йорунн была

родом из Рингерики и вышла замуж за жителя Тотена (руны [t]i, вероятно, являются

окончанием глагола -ti, что указывает на форму претерита; возможно, что здесь стоял

глагол átti, претерит от eiga «взять замуж». О других толкованиях этого места см.: NlyR.

В. 1. S. 139–151), в память о котором и установила камень. Ее муж привез из Рингерики

(неизвестно в какое время) глыбу песчаника для памятника.

На передней стороне камня под рисунками находится вторая, младшая, надпись

(NlyR. 62

), расположенная на трех горизонтальных полосах. Две нижние ограничены

горизонтальными линиями. Верхняя полоса не ограничена, и рунические знаки наклады-

ваются на нижнюю часть рисунка (ноги лошади). Надпись, видимо, можно датировать

второй половиной XI в.

ikli . reisti stein þana eftir . þoralt // sun sin is uarþ tauþr . i uitaholṃị // miþli ustaulms

auk karþa .

Эгиль (?) установил этот камень по Торальду, своему сыну. Он умер в Витахольме между

Устахольмом (?) и Гардами.

279

Текст выполнен коротковетвистыми рунами с одной пунктированной руной e

е. Звук

[о] передается рунами U

(-ulm) и ø

(holṮḆ). Эти особенности отвечают написанию слов на

монетах 1066-1068 гг. (NK. В. VI. S. 98). Однако М.Ульсен считает, что Альстадскую II

надпись следует датировать несколько более поздним временем (NlyR. В. I. S. 154; Olsen

1933. S. 94).

Памятный текст высечен мужчиной по имени Эгиль (возможны и другие прочтения

этого имени: Engli – как слабая форма от Engill или *Ígli) в честь его сына Торальда.

Хотя в начале надписи употреблена стереотипная формула reist i stein þana eftir...

«установил этот камень по...», сам памятник был воздвигнут на несколько десятилетий

раньше и тогда же орнаментирован. Аналогичное несоответствие текста и реальных

обстоятельств установки памятника встречается и в нескольких других случаях

(например, Б-III.5.5; Söd. 324 и др.). Вероятно, Эгиль и Торальд были потомками Йорунн

и ее мужа, что объясняло бы появление второй поминальной надписи на памятнике

Йорунн.

Торальд, как указано в тексте, погиб в месте, названном i uita holmi. Два последних

знака, находящихся на самом краю надписи и частично поврежденных, читаются mi

всеми исследователями (верхняя часть обеих ветвей и ствола видны достаточно хорошо).

Топоним расшифровывается как í Vitaholmi от исходной формы *Vítaholmr.

Местонахождение его уточняется в самой надписи: miþli ustaulms auk karþa «между

Устахольмом и Гардами».

Слово karþa, род. п. мн. ч. от Garðr сомнений не вызывает ни в чтении, ни в

интерпретации: после того как специалисты отказались от попыток найти соответствия

этому топониму в области Тотен и, шире, в Южной Норвегии, стало ясно, что оно, как

это обычно в рунических текстах в форме мн. ч., является обозначением Древней Руси.

Значительно сложнее интерпретация двух других топонимов надписи: i uita holmi,

где *uita holmr стоит в форме дат. п., и ustaulms в форме род. п. Они вызвали несколько

различных толкований. М.Ульсен в работе о норвежских рунических памятниках и

позднее в издании надписи интерпретирует его как Vitaholms (род. п. от *Vitaholmr),

читая неясный второй знак как руну i (на рис. 95 б видна верхняя половина ствола, ниже

камень поврежден, и М.Ульсен предполагает, что нижняя половина ствола была на месте

выбоины); -ulms является, по его мнению, вариантом написания слова -holms, род. п. от

holmr «холм, остров». Таким образом, М.Ульсен читает эту часть текста í Vitaholmi midli

Vitaholms ok Garða. Странная с логической точки зрения тавтология «в Витахольме

между Витахольмом и Гардами» объясняется им или как коллоквизм, который изредка

встречается и в современном норвежском языке (NlyR. В. I. S. 155), или разными

значениями топонима: в первом случае i uitaholmi может означать область, во втором –

город или поселение с тем же названием.

Однако еще в 1933 г. датский рунолог Л.Якобсен высказала мнение (оно не нашло

отражения в издании М.Ульсена), что предшествующие чтения топонима u–taulms

неверны (Jacobsen 1933. S. 29-30). По ее предположению, выражение «в Витахольме

между Витахольмом и Гардом» бессмысленно. В то же время чтение uitaulms не

бесспорно, поскольку второй руной в слове может быть как | i, так и коротковетвистое ' s,

и второе чтение более вероятно, поскольку выбоина отклоняется вправо, а следы

продолжения ствола не обнаруживаются. Поэтому Л.Якобсен считает, что это слово

следует читать как ustaulms (Usta-holms) и интерпретировать как самостоятельный

топоним, отличный от *Vitaholmr (Jacobsen 1933. S. 28-30). Ныне это чтение

общепринято.

280

Идентификация названий *uitaholmr и *ustaulmr на протяжении нескольких десяти-

летий изучения надписи претерпела значительные изменения. Первоначальные попытки

найти сходные названия в самой Норвегии результата не дали.

А.Бюгге сопоставил названия *Vitaholmr и Witland, область в Юго-Восточной При-

балтике, населенная прусскими эстами в устье р. Вислы и названная в «Путешествии

Вульфстана» в переводе Орозия уэссекского короля Альфреда, сделанном в конце IX в.

(Bugge А. 1906. S. 578; АСИ. С. 26). Однако его предположение не получило широкой

поддержки, и О.Монтелиус даже не приводит надпись в своей подборке рунических тек-

стов, упоминающих Восточную Европу (Montelius 1914a).

Предположение Т.Арне, что название *Vitaholmr является калькой русского топо-

нима «Белоостров» (в Новгородской земле), а сам Новгород назван сокращенно *karþar

из Holmgarðr (Arne 1914а. Р. 12 ff.), также не получило распространения. Указывалось,

что форма vit- из прилагательного hvitr «белый» образована быть не могла. Кроме того,

надо заметить, что явных случаев употребления karþar в значении Holmgarðr в руниче-

ских памятниках не встречается, и оно маловероятно.

В работе о норвежских рунических памятниках (как и позднее, в издании надписи)

М.Ульсен возвратился к точке зрения, высказанной А.Бюгге. Он считает, что в Альстад-

ской II надписи речь идет о походе в Восточную Европу жителей Тотена. Торальд же

погиб где-то в Восточной Прибалтике, западнее Руси, которая названа традиционным

топонимом karþar. Происхождение топонима *Vitaholmr он связывает с названием

района вокруг устья Вислы – Witland, учитывая также то, что в период великого пересе-

ления народов жители этой области назывались Vidivarii, т.е. «жители лесов» (Иордан.

С. 72, 85).

Точки зрения о прибалтийском происхождении топонимов *Vitaholmr и *Ustaholmr

придерживался и К.Марстрандер (Marstrander 1947. S. 105-144). Он согласился с

Л.Якобсен в том, что во втором случае следует читать ustaulms, под которым он пони-

мает место в восточноприбалтийских землях между Русью (Гардами) на востоке и неким

Устахольмом на западе (Marstrander 1947. S. 107-108). При этом он считает, что место с

названием Устахольм не следует искать далеко на западе, например, в районе острова

Рюген или устья Одера. Если бы пункты, носящие данные названия, были расположены

далеко друг от друга, то само обозначение места как расположенного между ними теряло

бы смысл. Поэтому К.Марстрандер высказывает предположение о том, что Устахольм

должен находиться не далее Рижского, в крайнем случае Куршского, заливов. Многие из

восточноприбалтийских земель – Эстланд, Ливланд, Курланд – были хорошо известны

скандинавам эпохи викингов, которые совершали сюда многочисленные набеги, а вре-

менами собирали дань с местного населения. Поэтому, полагает К.Марстрандер, указа-

ние места гибели Торальда согласуется с другими известиями рунических надписей XI в.

Что касается этимологии названия *Ustaholmr, то, по его мнению, как и по мнению

его предшественников, интерпретации требует только первая часть слова usta-, посколь-

ку -holmr (-ulmr), без сомнения, должно соответствовать древнескандинавскому holmr

«остров». К.Марстрандер исходит из того, что устье Вислы и прилегающие к ней райо-

ны – область распространения латышского языка, и местное, латышское название вполне

могло отразиться в древненорвежском топониме. Он сопоставляет usta- с латышским

uosts, uosta «залив, устье реки», соответствующим литовскому ustas, usta (латинское

ostium, ustium). Название *Ustaholmr может в этом случае означать «остров в (или: у)

устье реки».

281

Наряду с этой интерпретацией текста, К.Марстрандер указал еще на одну

особенность надписи, ранее внимания не привлекавшую, но существенную для

воссоздания исторических и бытовых условий, в которых был установлен памятник. Две

нижние строки надписи имеют ограничительные линии сверху и снизу; между ними

оставлено свободное пространство. Третья же (верхняя) строка расположена

непосредственно на верхней ограничительной линии второй строки и не ограничена

сверху. Более того, она проходит по изображению ног лошади, накладываясь на рисунок.

В то же время ниже надписи остается довольно много свободного места. Учитывая также

и то, что третья строка является лишь уточнением к слову uitaholmi второй строки и что

написание слова holmr различается в обеих строках, К.Марстрандер предположил, что

третья строка была добавлена позже (через несколько лет) после написания основного

текста, причем другим мастером, так как Эгиль счел необходимым уточнить место

гибели сына. В этом случае возможно, что названия *Uitaholmr и *U-taulmr идентичны и

обозначают одно и то же место *Vitaholmr, находящееся где-то в Прибалтике

(Marstrander 1947. S. 110).

Новая гипотеза об идентификации названий *uitaholmr и *ustaulmr была выдви-

нута Б.Клейбером (Kleiber 1965. S. 61-75) на основании раскопок в г. Витичеве (в 40 км

южнее Киева по течению Днепра), проведенных в 1959-1961 гг. Б.А.Рыбаковым

(Рыбаков 1965. С. 33-38). Обращая специальное внимание на неустойчивость

орфографии и ударения в топониме Витичев (варианты: Вытечев, Видичев, Вятичев,

Видачёв, Витачёв и др.) как возможный результат его не исконно русского

происхождения, Б.Клейбер подробно останавливается далее на обнаруженных

Б.А.Рыбаковым следах световой сигнализации в Витичеве и сопоставляет название

города с древнеисландским viti/vete «штабель дров для световой сигнализации» («Viti –

Holzstapel, der bei Herannahen von Feinden als Alarmsignal angezündet wird, Feuerzeichen»:

Baetke. Bd. 2. S. 751).

Слово viti/vete в данном значении известно только в древнеисландском и фарерском

языках. Соответствующее шведское слово – bøte, датское – bavn. В шведских областях,

примыкающих к Норвегии (Богуслэн, Норланд), однако встречается довольно много

топонимов, образованных от основы viti-, аналогичные топонимы есть и в западношвед-

ских областях (Даларна, Гестрикланд). Единственно возможное, по мнению Б.Клейбера,

объяснение появления этого топонима заключается в том, что сам обычай сигнализации

огнем пришел в Швецию из Норвегии и на первых порах он обозначался норвежским

термином, который позднее был вытеснен шведским. Многочисленность топонимов с

viti/vete в Скандинавии указывает на продуктивность основы.

Предполагая, что световая сигнализация не была известна славянам, а являлась

специфически скандинавским способом передачи информации, Б.Клейбер отмечает, что

вместе с самим обычаем мог быть заимствован и термин, который лег в основу названия

города, где впервые была применена световая сигнализация. Поскольку сигнальная

башня была установлена на высоком берегу Днепра, «на холме» (созвучно и

этимологически родственно holmr «остров»), то отсюда и произошло название

*Vitaholmr (Kleiber 1965. S. 70). Holmr в данном случае значит не «остров», скорее оно

воспроизводит древнегер-манское *hulma «холм».

Отталкиваясь далее от скандинавского происхождения названия г. Витичев,

Б.Клейбер обращается к статье 882 Повести временных лет, где говорится об основании

князем Олегом ряда укреплений около Киева для защиты его от кочевников. Он считает,

что именно тогда скандинавскими дружинниками Олега, скандинава по происхождению,

пришедшего на Русь вместе с Рюриком, и был основан Витичев как один из пунктов пе-

редачи световых сигналов об опасности в Киев. Поскольку сам обычай был введен скан-

282

динавами, то его обозначение в скандинавских языках было перенято местным

славянским населением и закрепилось в названии города.

Далее, если в Альстадской II надписи uitaholmi идентичен Витичеву, то и второе

название, u-taulms, которое Б.Клейбер читает вслед за Л.Якобсен как *Ustaholms, может,

по его мнению, объясняться как название городища Устье, которое лежит на несколько

километров ниже Витичева по Днепру, в устье р. Трубеж и которое тоже входило в

оборонительную систему на южной границе Древнерусского государства. Поскольку

четкой государственной границы еще не существовало и она колебалась в зависимости

от военных успехов русских князей, то определение местоположения Витичева «между

Устьем и Русью» представляется возможным. Не исключено, как предполагает

Б.Клейбер, что под Гардами в Альстадской II надписи имеется в виду не Русь в целом, а

только г. Киев (Kœnugarðr исландских саг). Однако других употреблений топонима

Garðar в этом значении ни в рунических надписях, ни в других письменных источниках

не встречается.

Хотя конечный результат рассуждений Б.Клейбера представляется

правдоподобным, ряд положений, выдвинутых им, вряд ли можно признать

справедливым. Происхождение названия Витичев в русском языке действительно неясно.

Однако предполагать в нем скандинавское заимствование невозможно по ряду причин.

Во-первых, если считать, что оно образовано от скандинавского корня viti-, нет

объяснения функции суффикса -ич-, устойчиво сохраняющегося во всех вариантах.

Рассматривая топоним Витичев в контексте восточнославянской ономастики, С.Роспонд

указывает, что «формант -OVЪ в древнерусских названиях (так же как и в польских)

первоначально имел топографическую, а не посессивную функцию: Клов, Гъдов, Псков и

др. Витичев... может иметь теоретическое значение «холм Витича»: Vit-ič. Однако основа

víti/viti характерна для различных апеллятивов, главным образом названий растений:

древнерусское витъ «витая работа», польское wicwa «верба, ива», witarnia «вид груш»,

witka «усик у растения», witecznik «растение из семейства амарантовых». В таком случае

vit-ič «какое-то растение» было бы образовано при помощи суффикса -ičь > -ikjo:

польское Konicz, Koni-czyna «клевер». Ср. в ПВЛ «Боричев увоз» (Роспонд. С. 14).

Наряду с этим С.Роспонд указывает, что при выяснении этимологии топонима Витичев

следует принять во внимание современное название Вятичев Киевской обл., т.е. как

основы vít/vit, так и основы vjat (cp. этноним вятичи).

Во-вторых, световая сигнализация широко использовалась практически всеми

народами, живущими в подходящих для ее применения географических условиях.

Поэтому заимствование как самого способа сигнализации, так и термина для его

обозначения не представляется вероятным. В-третьих, основание скандинавами в 80-х

годах IX в. Витичева (упомянут в сочинении Константина Багрянородного, середина X

в.) в высшей степени сомнительно, поскольку слоев, датируемых этим временем, на

городище обнаружено не было. Город, судя по археологическим данным, был заложен

лишь в первой половине X в. и быстро приобрел важное значение из-за его выгодного

местоположения.

Вместе с тем представляется, что восточнославянское происхождение топонима

Витичев отнюдь не исключает возможности его отождествления с *uitaholmr Альстад-

ской надписи. Как и в случае с *ustaholmr, топоним местного происхождения оформля-

ется скандинавским топографическим термином, причем в обоих случаях используется

один и тот же термин – holmr, отражающий, вероятно, реальное расположение и Витиче-

ва, и Устья на высоком берегу Днепра (ср. более позднее производное от названия Ви-

283

тичев – Витичевский холм, место, на котором в середине XI в. был основан Святополчь

град). Именно этот топоним засвидетельствован летописью для XI в.

Таким образом, представляется правдоподобным следующее толкование текста:

«Эгиль установил этот камень по Торальду, своему сыну. Он умер в Витичеве между

Устьем и Русью». Если эта интерпретация верна, то нельзя не отметить вслед за

Б.Клейбером близкое знакомство Эгиля (или его информатора) с топографией Южной

Руси, которая в целом известна скандинавам эпохи викингов значительно меньше, чем

Северная Русь. Для такого точного определения места гибели Торальда Эгиль (или его

информатор) должен был сам побывать на Руси, причем именно в ее южной части. Текст

Альстадской надписи и место, откуда был привезен камень (рингерикский песчаник) в

Альстад, указывают на тесные контакты семьи, к которой, видимо, принадлежали Эгиль

и Торальд, с Рингерики. Эта область была родиной многих норвежцев, о связях которых

с Древней Русью известно из более поздних письменных источников: Харальда Сурового

Правителя, сына Сигурда, ездившего на Русь и в Грецию, позднее женившегося на

дочери Ярослава Мудрого; с Русью был тесно связан Олав Харальдссон, а также Эй-

мунд, служивший со своей дружиной у Ярослава Мудрого в 10-х годах XI в. Б.Клейбер

высказывает предположение, что Эгиль был одним из дружинников Эймунда, вместе с

ним провел несколько лет на Руси и сражался как в северной, так и в южной частях

государства. Позднее он вернулся домой в Норвегию, а спустя два-три десятилетия его

сын Торальд в свою очередь отправился на Русь и погиб в Витичеве, видимо во время

одного из сражений с кочевниками в 30–40-е годы XI в. (Kleiber 1965. S. 72).

К.Марстрандер предполагает, что Торальд был одним из участников похода Ингвара

(Marstrander 1947. S. 116). Приурочение смерти Торальда к тому или иному известному

событию обусловливает и датировку надписи. Б.Клейбер относит ее к 40-м годам XI в.,

К.Марстрандер – к 40–50-м годам, М.Ульсен датирует ее более широко – второй

половиной XI в., Л.Якобсен – началом XII в.

Надо отметить, что для доказательств предположений как Б.Клейбера, так и

К.Марстрандера оснований не имеется. Более того, оба предположения входят в

противоречие с рунологической датировкой надписи второй половиной XI в. Поэтому

историческая интерпретация надписи, очевидно, должна ограничиться констатацией

факта пребывания Торальда на Руси и его вероятной гибели в Витичеве (ср.: Cucina 1989.

№ 240. Р. 163–169).

2. Хеннёй III (Hennøy III), NlyR. 422 (NlyR. В. IV. S. 230-233; CPH. № 7). См. илл. 96.

Камень обнаружен в 1925 г. и впервые опубликован в 1935 г. В различных местах

высечено 9 надписей на горизонтальных полосах. К моменту находки камень был

расколот на две части. Надпись III находится в центре, повреждения на ней

незначительны. Текст расположен тремя полосами без ограничительных линий.

her lago þeir men er komo af // risa//lade // meþ loþnu skipi af gulli // ok þet er i þesum

steini

Здесь лежат те люди, которые пришли из Рисаланда на корабле с грузом золота, и оно

находится в этом камне.

Мастер, высекший надпись, очевидно, был знаком как с руническим, так и

«книжным» (т.е. записанным знаками латинского алфавита) языком, о чем

свидетельствует удвоение l в слове gulli, а также разделение слов пробелами, а не

разделительными знаками, что не встречается в других норвежских памятниках. Надпись

вряд ли была сделана ранее начала XII в.

284