Марголис Дж. Личность и сознание. Перспективы нередуктивного материализма

Подождите немного. Документ загружается.

состояниями. Эти состояния приписываются личности на том основании, что личность

применяет, или по крайней мере может применять, способности, связанные с восприятием

различных сторон мира, в том числе рефлектируя над своими собственными психическими

состояниями. Однако обычно считается, что когнитивные способности не являются

отличительным признаком личности в сравнении с высшими животными (Стросон [1959]). К

тому же вряд ли кто-нибудь стал бы утверждать, что если мы отрицаем наличие когнитивных

процессов у низших животных, которые по крайней мере обладают способностями

«раздражимости» и «чувствительности», а также в некотором смысле способны обрабатывать

чувственную «информацию», то мы должны отрицать наличие способности к познанию и у

высших животных. Аналогично даже отрицание когнитивных способностей у высших

животных, если бы его удалось каким-либо образом обосновать, не дает нам права отрицать

наличие когнитивных процессов у личностей. В этом смысле вопрос о когнитивных

приписываниях является эмпирическим вопросом, хотя на первый взгляд отрицание

когнитивных способностей у личностей кажется концептуально невозможным. Нам

пришлось бы отрицать то, что следует из самого акта отрицания. Нетрудно заметить, что мы

здесь использовали картезианский аргумент, только очищенный от присущей ему

эгоцентрично-сти и метафизической экстравагантности. Сами акты отрицания и

размышления являются попросту конкретными проявлениями (когнитивной) деятельности,

на основании которой некоторое существо может быть отнесено к числу личностей. В нашем

случае, конечно, такое приписывание когнитивных способностей является рефлексивным.

Однако на этом наш аргумент еще не заканчивается.

Тот факт, что личности обладают способностями восприятия и интроспекции, сам по себе

еще ничего не дает для расчленения этих способностей на совокупность докогнитивных

(subcognitive) процессов, которые являются их важнейшими составляющими. Обсуждение

таких докогнитивных процессов включает в себя ряд вопросов, не связанных прямо с

простым приписыванием когнитивных способностей. Тем не менее поспои-нимать — в

соответствующем когнитивном смысле — означает по крайней мере быть уверенным, так

как ли-

222

бо восприятие есть нечто иное, как само такое обладание уверенностью, либо восприятие

имеет своим результатом уверенность (ср. Питчер [1971]). Следовательно, отрицание

реальности состояний уверенности необходимо приведет нас к отрицанию реальности самих

личностей. Нельзя говорить о когнитивном восприятии, не утверждая в то же время—на

основании самого акта восприятия—наличия уверенности в том, что...; где после «что»

следует поставить пропозициональное содержание рассматриваемой уверенности.

Далее, предположим, что мы признаем существование когнитивных субъектов, не

являющихся личностями, то есть не обладающих языком, а следовательно, и способностью

обозначать самое себя и предметы мира. Тогда мы не сможем отрицать, что состояния уве-

ренности у этих существ также являются реальными. Допустим также, что приписывание

состояний уверенности имеет смысл только в одном ряду с приписыванием некоторого

множества родственных психических состояний—желаний, намерений, воли, памяти, вос-

приятия, вывода и т. п., — а также некоторого множества ДеЙСТВИЙ, ПОСТрОеННЫХ В

СООТВеТСТВИИ С ТаКИМИ СО-СТОЯНИЯМИ. Тогда из допущения существования

личностей и животных, обладающих когнитивными способностями, следует, что существуют

различные реальные психические состояния. Ранее мы установили три следующих

положения: (1) животные не владеют языком, (2) состояния уверенности и т. п.

индивидуализируются при помощи суждений, (3) суждения могут выражаться только

посредством предложений. Из этих положений и того факта, что животные думают,

воспринимают, обладают состояниями уверенности, вытекает, что пропозициональное

содержание таких состояний может быть определено только при помощи эвристического ис-

пользования языка и как следствие этого психология животных должна быть по существу

своему антропоморфной (ср. Беннитт [1964]).

Конечно, можно считать, что состояния уверенности фиктивны., не являются реальными

состояниями и приписываются только метафорически, например, на основании своей

инструментальной полезности в деле предсказания реальных состояний некоторой системы

(Гиб-сон [1966]; Деннитт [1969]). Теория, утверждающая фиктивность состояний

уверенности, по существу свое-

223

му является редукционистской, поскольку в ней отвергается существование субъектов,

обладающих реальными когнитивными способностями. Однако она не является необходимо

редукционистской на всех уровнях. Так, устранение личностей не делает биологию

редуцируемой к субатомной физике, а функциональные характеристики— редуцируемыми к

структурным.

Таким образом, если состояния уверенности являются существенной характеристикой

личностей и других когнитивных субъектов, то отрицание реальности этих состояний

равносильно отрицанию реальности таких субъектов. Эвристическая теория состояний

уверенности, напротив, утверждает, что они реальны. Поскольку же, согласно нашей теории,

состояния уверенности имеют определенную пропозициональную структуру, то и

конкретные состояния такого рода в каждом отдельном случае обладают соответствующей

структурой. Однако то обстоятельство, что суждения могут быть выражены только при

помощи языка, а животные не обладают языком, порождает фундаментальные трудности при

определении актуальной структуры уверенности животных или же уверенности человека, не

выраженной в словах. Мы строим теории о концептуальных способностях, интересах,

потребностях, желаниях, намерениях и характеристиках поведения животного, и, как

показывает опыт, мы приписываем им определенные состояния уверенности. Нам

приходится характеризовать последние эвристически только потому, что у нас нет фикси-

рованных средств для обнаружения структуры такого рода состояний, а вовсе не потому, что

мы отрицаем наличие состояний уверенности у животных или наличие у этих состояний

определенной структуры. С эвристической точки зрения они имеют свою собственную внут-

реннюю структуру.

Однако мы уже показали, что такую структуру можно выразить только при помощи

суждений, то есть про-позиционально, а пропозициональную структуру можно

зафиксировать только при помощи предложений. Поэтому наша теория может говорить

только об определенных приближениях к реальной структуре уверенно-стей животных,

получаемых при помощи аналогий (ср. Т. Нагель [1974]). Приемлемость или неприемлемость

таких приближений зависит от богатства объяснительных и предсказательных возможностей

пропозициональ-

224

ных описаний, согласующихся с нашим главным допущением, согласно которому животные

являются когнитивными субъектами. Тезис о том, что животные не способны мыслить,

поскольку мышление предполагает наличие языка (Дэвидсон f1975J; Вендлер [1972]),

опровергается тем фактом, что животные способны обладать перцептивной уверенностью.

Дональд Дэвидсон, кстати, пытается совместить эти положения. Он, с одной стороны,

считает, что восприятия животных имеют когнитивный характер, а с другой стороны,

отрицает у животных способность мышления. Тем не менее два этих тезиса несовместимы,

поскольку когнитивное восприятие имеет такую же пропозициональную структуру, как и

мышление. Поэтому в упомянутой нами ранее теории фиктивности состояний уверенности

последние не признаются реальными. Согласно же эвристической теории, характеризация

реальных состояний уверенности зависит от использования языковой модели, адекватность

которой нельзя установить независимо, поскольку в нашем случае речь идет о состояниях

уверенности, приписываемых либо существам, не владеющим языком, либо существам,

компетентным в языковом отношении, но не всегда способным по тем или иным причинам

выразить свои состояния уверенности в языковой форме.

Конечно, указанные затруднения можно обходить и другими способами. К примеру, (1)

путем отрицания реальности состояний уверенности, а следовательно, и реальности

личностей и животных как когнитивных субъектов, (2) на основе убеждения в том, что

животные в некотором смысле обладают языком, поскольку они способны к чувственному

познанию, (3) путем утверждения, что состояния уверенности адекватно характеризуются и

индивидуализируются при помощи неязыковой модели, (4) наконец, путем отрицания ре-

альности состояний уверенности, не отрицая в то же время реальности когнитивных

субъектов; в последнем случае вместо того, чтобы приписывать состояния уверенности

субъекту познания как целостной системе, ограничиваются приписыванием некоторых

реальных состояний лишь отдельным частям этой системы, которые выполняют

докогнитивные функции. Нам не обязательно рассматривать эти альтернативы по отдельно-

сти, поскольку имеются некоторые общие соображения,

15 Дж. Марголис 225

Которые могут решить судьбу всех теорий такого рода независимо от их видовых различии.

А теперь наш главный аргумент. Дело в том, что пропозициональное содержание (а по

аналогии и ин-тенциональность) может приписываться только психическим состояниям (в

противоположность физическим со-стояниям), психическим ситуациям, действиям и т. п.,

которые в свою очередь могут непосредственно приписываться только личностям или другим

носителям когнитивных способностей. В тех же случаях, когда пропозициональное

содержание по видимости приписывается состояниям, процессам, ситуациям и т. п. на

докогни-тивном уровне или отдельным частям целостной когнитивной системы, основанием

такой операции все равно оказывается приписывание свойств, которое когнитивные

субъекты совершают по отношению к самим себе.

Информация всегда выражается пропозиционально (Арбиб [1972]), в каких бы

разнообразных формах она ни выступала — сознательно или в форме нейрофизиоло-

гических процессов в мозгу и нервной системе в целом или в виде биологических изменений

в организме. Поэтому если тезис о пропозициональном содержании остается в силе, то

невозможно говорить о вводе и выводе информации в рамках отдельных частей системы,

осуществляющих докогнитивные (функции, не предполагая в то же время доступности

некоторой доли этой информации для самой системы (когнитивного субъекта). В основе

такого взгляда лежит следующее простое. соображение: суждения определяются только при

помощи предложений, которые используются в речевых актах и когнитивном поведении,

хотя сами суждения не являются языковыми «сущностями» (они не могут быть таковыми,

если считать, что животные обладают со-стояниями уверенности, но не обладают языком).

Вместе с тем использование предложений в речевых актах, с одной стороны, а с другой

стороны, поведение животных, подкрепляющее наши эвристические аналогии, в точности

совпадают с тем родом деятельности, который позволяет нам выделить личности и животных

в качестве специфических когнитивных субъектов. Поэтому если состояния, обладающие

пропозициональным содержанием, приписываются яекогнитивным системам, то это либо

приведет к противоречию, либо окажется метафорой, либо будет паразитировать на припи-

226

сываниях, совершаемых по отношению к подлинным когнитивным субъектам. Когда

информация или пропозиционально характеризуемые состояния приписываются чисто

физическим системам, то это делается либо фиктивно, либо метафорически.

Следовательно, при эвристическом использовании языковой модели для случаев, когда

информационные процессы совершаются на докогнитивном уровне или у существ, не

владеющих языком, мы всегда предполагаем наличие некоторого когнитивного субъекта,

обладающего состояниями уверенности и связанными с ними состояниями и ситуациями, то

есть субъекта, по отношению к которому могут быть оправданы соответствующие

приписывания. В основе этого лежит либо прямая аналогия с личностями, либо рассмотрение

функций предполагаемой докогннтивной информации по отношению ко всей информации, к

которой система как целое имеет доступ в ходе своего когнитивного функционирования. Это

лишь иной путь подтверждения тезиса, согласно которому реальные когнитивные субъекты

должны обладать реальными состояниями уверенности, а последние предполагают

реальность самих когнитивных субъектов. Все это согласуется с воззрениями Д. Деннитта f

1976], для которого «информация или содержание, которым обладает некоторое событие в

рамках данной системы, определяется по отношению к этой системе как (биологическому)

целому». Мы можем согласиться и с другим утверждением Деннитта: содержание некоторого

события, состоящего в передаче информации докогнитивного уровня от одной докогни-

тивной части системы к другой части, «следует понимать как некоторую функцию от

функции всей системы, к которой принадлежит данное событие». Эти формулировки

свидетельствуют о его симпатии к предложению М. Арбиба, согласно которому выражение

«то, что глаз лягушки говорит мозгу лягушки» скорее следует понимать как «то, что глаз

лягушки говорит самой лягушке». При таком подходе не имеет значения, является ли субъект

познания живым существом или машиной. Информация, передаваемая от одной физической

подсистемы к другой, может быть приписана системе в целом только в том случае, если

данную систему (частями которой являются рассматриваемые подсистемы) можно на

определенных основаниях охаракте-

15*

227

ризовать как систему, способную находиться в когнитивных состояниях (Кроссон и Сэйр

Г19671; Маккей [1969]).

Согласно наиболее распространенной теории коммуникации, «каждый физический канал

имеет определенную способность к передаче информации», а «событие у сообщает некоторое

количество информации о появлении события x», если наблюдение события у (при любом

когнитивном истолковании слова «наблюдение») изменяет оценку вероятности появления

события х (Месси [1967]; ср. Шеннон и Уивер [1949]). Следовательно, информация,

связываемая с некоторым событием, определяется пропозиционально, то есть тем же самым

способом, что и состояния уверенности. Иногда даже пытаются доказать, что «такие простые

механизмы обработки информации, как термометры, радиоприемники, вольтметры и

телефонные системы, допускают такую же характеристику [при помощи понятия «знание» (и

других психологических предикатов)]» (Дрец-ке [1976]). Согласно этому тезису, главное

различие между указанными системами, с одной стороны, и живыми существами и

человеческими личностями, с другой, состоит в том, что системы первого рода в отличие от

систем второго рода, по-видимому, «не способны различать информационно-эквивалентные

[положения дел]», то есть «их внутренние состояния имеют [пропозициональное]

содержание... но только это содержание безразлично к подстановке информационных

эквивалентов» (Дрецке). Если учесть интенсиональный характер пропозициональных

установок и интенциональных объектов, то сформулированный Дрецке тезис примет сле-

дующий вид: всякий раз, когда когнитивные субъекты интерпретируют упомянутые

механизмы как системы, передающие информацию или обладающие способностью узнавать

о наличии (или отсутствии) некоторого положения дел, им тем не менее приходится отрицать

способность таких систем различать альтернативные экстенсионально эквивалентные

сообщения, а соответственно предпочитать некоторые из них остальным. Однако наличие

такой способности обычно связывается с самим понятием когнитивного субъекта.

Следовательно, мы можем выделить два отличительных признака, свойственных

когнитивным субъектам в собственном смысле: (1) способность обладать интен-

228

циональными состояниями, которым приписывается некоторое пропозициональное

содержание, и (2) способность различать по крайней мере некоторые эквивалентные в

информационном плане сообщения или отдавать предпочтение каким-либо альтернативам,

связанным с эквивалентными информационными сообщениями. В этом случае утверждение о

том, что термометр «знает» или «верит», что p,—это просто метафора, выражающая ин-

формационную интерпретацию причинных цепей (Эш-би [1956]). Иначе говоря, термометр

сообщает некоторую информацию только тогда, когда он сообщает эту информацию

когнитивному субъекту в собственном смысле. Поэтому точнее будет сказать, что мы здесь

сталкиваемся не просто с метафорой, но с эллиптическим оборотом речи.

Таким образом, мы можем сформулировать следующие выводы. Субъект познания должен

обладать состояниями уверенности. Однако обладание этими состояниями предполагает

концептуальные способности некоторого рода, которые и вызывают асимметричность

поведения субъекта познания по отношению к некоторым во всех остальных отношениях

экстенсионально эквивалентным сообщениям. К примеру, собака Фидо может испытывать

состояние уверенности в том, что его хозяин входит в комнату. Предположим, что этот

хозяин—президент Первого национального банка. Фидо, который не обладает понятием

«президент Первого национального банка», не может быть уверен в том, что президент

Первого национального банка входит в комнату. Приписывание состоянии уверенности

собаке Фидо означает приписывание реальных состояний, которое, однако, в силу отсутствия

у Фидо языка может быть осуществлено только эвристически. Однако, поскольку Фидо

является когнитивным субъектом, некоторая интенсиональная асимметрия должна

сохраниться, так как она обусловлена определенными концептуальными ограничениями. В то

же время поведение термометра или термостата не порождает никаких асимметрий

подобного рода. Приписывание им способности обладать знаниями или состояниями

уверенности является чисто фиктивным. Только эллиптический способ речи позволяет

говорить, что эти приборы сообщают информацию. Они сообщают информацию в том

смысле, что некоторый когнитивный субъект может интерпретиро-

229

вать физические состояния такой системы как обладающие определенной информационной

функцией. Компетентные в языковом отношении субъекты формулируют правила или

правилоподобные регулярности и следуют им. Они могут познавать эти правила и

регулярности и нарушать их, что обусловливает возможность интенсиональных различении.

Животные не обладают языком и поэтому не могут формулировать таких правил. Однако,

будучи когнитивными субъектами, способными овладевать понятиями, они демонстрируют

интенсионально асимметричное поведение, которое, как уже отмечалось, характеризуется в

эвристических терминах. В свою очередь системы, не обладающие когнитивными способно-

стями, тем не менее также допускают информационную интерпретацию. Отсюда следует

только то, что законо-подобные регулярности, которым подчиняются физические состояния

подобных систем, при такой интерпретации приобретают пропозициональное содержание.

К примеру, термостат устроен таким образом, чтобы при определенной температуре

прекращать подачу тепла. Последовательность его физических состояний при определенной

их интерпретации или объяснении (которые могут представлять собой либо программу, в

действительности заложенную когнитивным субъектом в рассматриваемую систему, либо

естественную цель, постулируемую для лучшего объяснения поведения, скажем растения,

либо интерпретацию, оправдываемую исключительно инструментальными замыслами

когнитивного субъекта) сообщает, что то или иное действие имеет место или должно иметь

место и т. п. Прекращение термостатом подачи тепла (или, точнее, «восприятие»,

сообщающее об этом «действии») есть не что иное, как некоторая интерпретация,

функционально эквивалентная утверждению соответствующего суждения.

Вокруг этого стратегически важного вопроса всегда возникало много споров. Мы сейчас

попытаемся усилить высказанную точку зрения, хотя на первый взгляд может показаться, что

приводимые аргументы слабо связаны с нашей основной темой. Прежде всего обратим

внимание на тот факт, что, согласно любой сколько-нибудь осмысленной теории

понятий, .животные, не способные овладеть языком, не могут образовывать понятие

предикации. Вместе с тем если мы допустим, что жи-

230

вотньїе способны к перцептивному познанию, и будем считать, что пропозициональное

содержание состояния перцептивной уверенности должно формулироваться при помощи

эвристического использования языка, то нам придется признать, что индивидуализация

состояний уверенности животных не может не включать в себя эвристического

использования предикации. Можно, к примеру, сказать, что Фидо видит, что его хозяин вхо-

дит в комнату, хотя Фидо и не имеет понятия о предикации, поскольку не обладает языком.

Сейчас мы не будем останавливаться на затруднениях, связанных с эвристическими

приписываниями (мы вернемся к ним несколько позже).

Предположим, что у нас имеется некоторая теория,

•говорящая об интересах, способностях, желаниях, возможном поведении и т. п. Фидо. Тогда

при наличии сви-.детельств, что Фидо на самом деле воспринимает нечто, мы можем

интерпретировать словесное сообщение «Я вижу, что мой хозяин входит в комнату» как наи-

лучшее приближение к функциональному значению его 'восприятия. В этом случае теория, в

которой говорится

•о способностях Фидо, приводит к наилучшему объяснению жизни Фидо, а предполагаемая

функциональная эквивалентность перцептивной ситуации и эвристического сообщения о ней,

используемая в этом объяснении, не требует, чтобы Фидо обладал какими-либо языковыми

способностями, а следовательно, и способ-юностью использовать языковую предикацию.

Отсюда 'следует, что пропозициональное содержание перцептив-'ной уверенности Фидо есть

не что иное, как ее функциональное значение. К тому же если пропозициональное

содержание этой уверенности формулируется эври-'стически, то у нас нет никаких оснований

утверждать, ібудто передаваемая ею информация должна быть каким-либо специфически

доступным образом репрезентирована в докогнитивных процессах или в когнитивных

шодпроцессах психической системы данной собаки. В действительности от эвристической

структуры не

•требуется такой репрезентации: эвристическая репрезентация структуры является всего

лишь артефактом теории. Реальная структура приписывается исключительно функционально

на основании теории и некоторого свидетельства. Для такого приписывания вполне

достаточно, чтобы имеющиеся у Фидо докогнитивные

231