цивилизационную роль, что и греки в Средиземноморье.
Сразу нужно оговориться: эти два сравниваемых зрелых народа разительно отличаются в плане
социальных структур. Главная разница между средиземноморским пространством и
континентальным миром, особенно заметная в Галлии, заключается в том, что жизнь одного
целиком сводится к городу, тогда как в другом над civitas превалирует oppidum, то есть племенная
форма существования на ключевом месте, которое приобретает главным образом
функциональный характер: это место сосредоточения, точка конвергенции скорее материальных
интересов, нежели духовных или политических. Даже если огшидумы не могут рассматриваться
на самом деле просто как пристанища на случай опасности, они были составной частью civitas, а
не упрощенной его разновидностью. Вся история кельтов, действительно, — это именно история
племенных групп, не связанная ни с одним городским центром-эпонимом. Ни один кельтский
народ, ни народ, близкий ему в культурном аспекте, не испытывал внут ренней потребности
воплотиться в городе. Функциональная дифференциация кварталов, как, например, в Бибракте,
усилия по упорядочиванию псевдогородских поселений, подобных Нуман-ции или оппидумам
Южной Галлии, свидетельствуют об инструментальной роли жилых центров и, на мой взгляд, о
пассивном заимствовании внешних морфологических признаков. Городская структура, которая,
как известно, предполагает гармоничное участие всех горожан, несущих коллективную
ответственность, по крайней мере формально, в жизни сообщества, остается чуждой кельтскому
менталитету, и это отличает его от менталитета этрусков, греков и римлян. Племенная форма
обязательно допускает устойчивость древних элементов, которые восходят к доисторическим
структурам. Полис, в своем классическом понимании, пришел к автономии и априори отказался от
территориальной организации; племя, которое греки обозначали термином ethnos, а римляне —
civitas^ было привязано к более или менее обширной территории и не ведало функции эпонима и
городского регулирования. Впрочем, некоторым грекоязычным народам, обитающим на
периферии эллинистического мира, напри-
Глава 10 Континентальная экспансия. Кельты
мер этолийцам, были знакомы лишь структуры, подобные кельтским. Кельты, правда, развивались
в направлении городских форм, но не принимали их полностью. Это произошло только после
завоевания: римляне — посредники между средиземноморским и континентальным миром —
реорганизовали территориальную структуру побежденных в сеть, состоящую из городов, каждый
из которых, впрочем, считался столицей-эпонимом определенной территории.
То, что литературные источники сообщают нам о кельтском обществе, подчеркивает
неопределенный и зачаточный характер республики — государства. Система родовых клиентел,
трансформированная в персональные, в конце концов разрушила патриархальный авторитет
доисторической монархии. Концепция рода, проявляясь на разных уровнях, естественно, привела
к кастовой системе, но, характеризуясь также экстенсивностью во времени, она связала настоящее
и будущее Античности, зачастую отдаляясь от реальности и облекая в легендарную, метафо-
рическую форму исторические факты. Параллельно эволюция от групповой экономики к
концентрации богатств в руках всемогущей аристократии неизбежно вела к распрям и войнам,
которые наблюдал и широко использовал в своих целях Цезарь. Индивид существовал только в
группе: кельты не знали ни eleutheria, ни принципа «свобода превыше всего» (как в греческих
полисах), ни юридической и городской libertas римского общества; свобода провозглашалась
только на уровне представит йлей знати.
Отношения между доминирующими кастами и массой клиентов внутри общин были такими же,
как между гегемонист-скими и клиентскими сообществами. Военный контингент происходил из
клиентельных сообществ; что касается единства, кельты действовали племенем, даже если
служили в качестве наемников. В основном именно свою племенную независимость они и
использовали против римлян. В борьбе за первенство они не отказывались от чужой помощи: так
же как эдуи опирались на римлян в противостоянии арвернам, секваны и арверны нашли
поддержку против эдуев у свевов Ариовиста. Последний, обладая исключительной
проницательностью, сумел оценить значение экономической и политической оси «запад —
восток» и мечтал встать во главе галло-германской империи. Он утвердился
191
Часть III Континентальная Европа
в стане секванов, приняв участие в кельтской политике, и в 59 г, до н. э. встал на сторону Рима.
Уловив этот намечающийся перевес, Цезарь желал установить римское главенство, понимая, что
сенат, договариваясь с Ариовистом, недооценил его амбиции. Таким образом, он тоже вступил в
сложную межплеменную политику, соединяя силовую тактику с дипломатической. Обычное