Мансуэлли Г. Цивилизации древней Европы

Подождите немного. Документ загружается.

в контекст небольших листьев-пальметок. Эти мотивы заимствованы из растительного мира, но

уже пропущены через стилизацию, которая сравнима со стилизацией классического греческого

искусства. Таким способом декорированы, например, золотой диск из Овре-сюр-Уаз и надгробие

из Галвея (Ирландия) или фалеры из Экюри-сюр-Коль. Но часто кельты используют темы, взятые

из человеческого или животного мира, комбинируя их в бесконечных вариациях мотивов и

замысловатых арабесок. Эти фигурные элементы ограничиваются обыкновенно изображением

человеческих и звериных голов, как, например, в фибулах с маскообразными мотивами, отдельные

части которых оживлены человеческими образами в соответствии с уже намеченной тенденцией к

выделению различных частей предмета. В то же время наблюдается продолжение гальштатской

традиции фибул с «лошадками» в расположении автономных- фигурных элементов, которые

больше не связаны со структурой предмета, как, например, в роскошной золотой фибуле из

коллекции Фланри (Вильметт, штат Иллинойс, США), датированной периодом Ла Тен II. Но

конечно, декор, рассмотренный на примере фибулы-маски, создает впечатление более

последовательного декоративного чувства в период среднего и позднего Ла Тен.

Изображения людей или животных включаются в декоративные системы не только для их

завершения, но и как элементы последовательности. С этой точки зрения фрагмент портика из Наг

(Гард) и золотой браслет из Роденбаха относятся к одному типу. Но изолированность различных

элементов в каменной скульптуре и их-последовательное чередование и связанность в браслете,

очевидно, свидетельствуют о том, что в первом случае речь идет об адаптации кельтской тематики

к монументальному типу — в рамках, которые были ей чужды, а во втором случае — о явлении,

типичном для кельтского декора. На браслете человеческие маски сочетаются с изображениями

лежащих баранов; линейное разъединение фигур определяет мотив, который связывает всю

композицию. Или же маски включаются в игру стилизованных растительных элементов, как на

бляхе из Вайскирхена (Саар). Завитки S-образной формы обрамляют головы лошадей на торквесе

из Фраснес-лез-Буиссенал (Эно, Бельгия).

223

Часть HI Континентальная Европа

Декоративное изобилие усиливается в период Ла Тен II: элементы выступают над поверхностью,

выделяясь чрезмерным богатством, как на колье из Ласграсс (Тарн) и Фенулле, уже упо-

минавшихся. Также развивается тот «пламенеющий» стиль с барочной тенденцией, который

характеризует среди прочих кельтскую Бретань и к которому восходят средневековые вычурные

стилизаций кельтских форм. Выделенные из органического контекста, человеческие и звериные

головы также комбинируются друг с другом, противополагаясь, как на кольце из Роденбаха или на

бронзовом браслете из Ла Шарм (Труа, Об), накладываясь друг на друга, как на фрагментах

браслетов из Манербио (Брешия, Италия), выстраиваясь в цепочки и круги, как на фалерах того же

происхождения.

Последовательность из человеческих масок, фигур животных и различных мотивов

обнаруживается на пластинах, которые покрывают деревянные цилиндрические цисты позднего

кельтского искусства Великобритании (Марльборо, Вилс), наряду с линейным стилем (зеркала из

Trelan Bahow, Корнуолл, из Бердлипа, Глостер, и музея в Ливерпуле, бронзовые умбоны щитов из

Баттерси и с реки Битам). Циста из Марльборо возвращает к проблеме, связанной со знаменитым

котлом из Гундеструпа (Дания), ритуальный характер которого неоспорим. Он представляет все

элементы кельтского стиля, так же как многочисленные технические детали кельтской традиции.

Однако нарративный характер, само дробление внешней поверхности на серию метоп, включение

растительных, природных элементов, заимствования из классических тем, как, например, битва

героя со львом или человек на дельфине, наконец, поздняя датировка помещают это произведение

вне кельтской среды. В данном случае наряду с влияниями, проникшими сюда из классического

мира, которые не должны слишком удивлять на северной окраине (в зоне, нейтральной в

художественном плане и расположенной вне сферы собственно кельтского искусства), можно

увидеть следы искусства ситулы, которое уже не кажется чуждым на цисте из Марльборо.

Одной из характерных черт кельтского декора является гармоничная симметрия, абсолютная и

всегда соблюдавшаяся. Ремесленники, возможно, сделали это императивной дисциплиной,

224

Глава 10 Континентальная экспансия. Кельты

которая связывает их мир с до- и протоисторическим континентальным слоем, на который мы уже

намекали. Соответствия проявляются в линиях, объемах, а также в цветах, которые очень живо

воспринимались кельтами. Тленные материалы полностью исчезли — кожи и ткани, о которых

сообщают авторы, — но остались эмали и инкрустации из полудрагоценных материалов, таких как

янтарь и коралл, и стекло, использовавшееся не только как материал для вставок, но и само по

себе: кельтские колье и браслеты из разноцветного стекла широко распространены. В золотых и

серебряных изделиях и образцах чистой металлообработки — с эпохи бронзы использовавшейся

все реже и все больше внимания уделявшей орнаменту и декору — цветные элементы зачастую

подчеркивали ту рельефность и ту индивидуализацию частей, о которых мы говорили. Вспомним

несколько примеров: бронзовые фибулы из Мюнсингена (Берн, Швейцария) и Басс-Ютца

(Мозель). Цвет заполняет узоры на золоте, например на бляхах из Вейскирчена, выделяет глаза на

масках из прокатной или литой бронзы из музея Тарб (Пиренеи) и Гарансьер-ан-Боке (Эр-и-

Луара), акцентирует декоративный контекст на шлеме из Амфревиля (Эр) и пряжках из Баттерси

(Англия), всегда с крайней умеренностью и органичностью, которые никогда не противоречат

друг другу> поскольку ориентированы на барочную несдержанность и поиски «пламенеющего»

стиля.

Цветовым контрастам кельтское искусство предпочитает монохромность, которая не искажала ни

поверхности, ни природы металла, и остается верным этому на прот* жении всей своей истории, в

уже отмеченном аспекте функпкональности и структуры. Материал, чаще всего металл, но также

дерезо и кожа, воспринимался и вдохновлял сам по себе, своими собственными оттенками, будь то

холодный серый цвет железа, теплая тональность бронзы или золотых фрагментов, украшавших,

например, парадное оружие. Чеканные изделия, такие как ажурные фалеры из Сомм-Бионна

(Марк), Сен-Жан-сюр-Турб и украшение колесницы из Сомм-Турб (Марн), носят тот же характер

и числятся среди самых ранних проявлений кельтского пристрастия к декорированию. Чтобы

лучше понять, чем стал этот поиск цвета для кельтов, нужно представить предметы в сочетании с

одеждой ягш лошадиной сбруей, кожаными ремнями, с деревянными фрагментами,

225

Часть III Континентальная Европа

как в британских цистах, о которых речь шла выше, или больших щитах. Этому стилю

соответствует рост привозных товаров за счет чеканных золотых пластинок и, в частности, аттиче-

ских чаш из Кляйн-Аспергля (Людвигсбург, Германия) середины V в. до н. э. и кубка из

Шварценбаха (Биркенфельд).

Излюбленные техники в производстве золотых украшений — чеканка, часто содержащая

вкрапления, в искусстве бронзы — плавка с гравировкой. Ирландские средневековые миниатюры,

последние образцы кельтского искусства, своими отдаленными корнями восходят к искусству Ла

Тен, по большей части мини-атюристическому ввиду склонности к украшению небольших

предметов.

Все искусство культуры Ла Тен является, по сути, чисто ин-теллектуадиетическим, сознающим

свои собственные пределы, но способно в этих рамках двигаться с крайней свободой и не-

исчерпаемой фантазией. Думается, именно благодаря декоративному опыту это искусство нашло

пластическое воплощение в камне и бронзе: этот процесс был противоположен тому, что

происходило в греческом искусстве, где все художественные проявления, какого бы уровня они ни

достигли, были обусловлены атмосферой, которая определялась крупными творческими лич-

ностями. По-настоящему автономный ремесленник появился не раньше эллинистического

периода. В пластических произведениях кельтов, по крайней мере тех, датировка которых

возможна и которые, очевидно, не подверглись средиземноморским влияниям, декоративные

элементы обыкновенно разрастаются до пропорций скульптуры. Более показательным является

бюст из Мшецке Жехровице (Ново Страшече, Чехословакия), уникальное произведение

фигуративного искусства Богемии. То же относится к фигурным и символическим элементам

стелы из Вальден-баха (Вюртемберг, Германия) и пирамиде из Пфальцвельда (Гун-шрук,

Германия), напоминающей голову из Гейдельберга. Их сомнительная хронология препятствует в

настоящее время точной оценке культовых изображений, таких как божество на торквесе из Бурэ,

колоннообразная статуя, по концепции сходная со стелой из Ваяьденбаха. Интерес к изображению

головы проявляется в связи с двумя аспектами особого религиозного видения, откуда и

неорганический характер фигур, и декоративное изобилие

226

Глава 10 Континентальная экспансия. Кельты

в скульптуре из Euffigneix (Франция). Головы, даже в их упрощении, выдают греческое влияние,

заметное также в маске из Га-рансьер, меньше — в абстрактной маске из Тарб, обе, впрочем,

далеки от истинного кельтизма бюста из Мшецке Жехровице. Само это влияние переносилось

равным образом на скульптуру юга Галлии (структурная взаимосвязанность двуглавого Гермеса

из Рокепертуса). Диспропорция реального опыта и культуры воплощалась даже в той форме губ,

которая стала считаться типично кельтской. Фрагментарная статуя из Грезана в новом аспекте

свидетельствует об интересе к деталям, который связан не с кельтской традицией, а скорее с

иберийской скульптурой. Описательный характер ассоциируется с линейным орнаментом в

головах из Антремона (Буш-дю-Рон) и из Сен-Верана (Оргон, Буш-дю-Рон), в воине из Вакер

(нижние Альпы), благодаря которым зарождается галло-римское искусство, так же как в

монументальном воине из Мондрагона (Воклюз), расположенном в соответствии с архи-

тектонической манерой за огромным щитом с умбоном, который принадлежит уже новому миру.

Сосредоточение в Южной Галлии одновременно эллинистических, иберийских и италийских

элементов открыло новые художественные горизонты в Провинции, которая испытала оживление

в искусстве позднее, чем другие части кельтского мира, и на основах, кельтских лишь отчасти.

Этот эклектизм Южной Галлии привел к тому, что такие произведения, как божество, сидящее в

буддикской позе, из Рокепертуса и тараск из Новэ, напоминающий, в частности отрубленными

головами, фрагмент аналогичной группы из Антремона, явно контрастируют с бесстрастностью

других скульптур из той же среды. Что касается бога из Рокепертуса, а также Меркурия из Пюи-

де-Жуэ (Сент-Груссар, Крез), созвучие с греческим архаизмом может стать источником

значительных двусмысленностей: речь идет о псевдоархаизме, отсталом архаизме — как в статуях

Сьерра-де-лос-Сантоса, — связанном с равнозначной манерой мышления. Контакт с марсельской

средой, долгое время остававшейся на архаической стадии, стал, вне всякого сомнения,

определяющим для формальных решений. С другой стороны, очевидно, этот фигуративный язык

является результатом интенсивного процесса созревания и выбора среди внешних

227

Часть III Континентальная Европа

влияний, ставшего внутренне необходимым. В иной среде — италийской в V—III вв. до н. э.,

балканской и азиатской в эллинистическую эпоху — кельтские группы, даже если касались разно-

образных грандиозных фигуративных опытов, не ощущали потребности целиком соответствовать

им. Эта необходимость возникла только в Южной Галлии в эпоху, не намного опередившую

романизацию, а затем смешавшуюся с ней.

Тараск и подобные ансамбли наводят на иные соображения: они тоже имели архаический характер

в декоративной линейной обработке анатомических элементов, но выражали особую атмосферу

страха и смерти, весьма далекую от героической идеи смерти, присущей кельтскому сознанию.

Некоторые элементы, например акцент на животном символизме, заставляют вспомнить скорее об

Иберийском полуострове, чем об Этрурии, отношения с которой являются весьма спорными.

Жилистый, линейно выразительный тараск из Новэ более, чем другие скульптуры Южной Галлии,

близок к сущности кельтской декоративности: его части организуются в соответствии не с

натуралистическим изображением, но с представлением о потрясающем декоративном предмете,

детали которого должны подчеркнуть экспрессионистскую манеру. Впрочем, в зонах, в меньшей

степени затронутых иноземными связями, анималистическое искусство достигло совсем других

результатов, как, например, в энергичной и абстрактной стилизации кабана из Неви-ан-Сюлли

(Луара) или оленя из того же вставного хранилища. Среди этих находок были, кроме того, две

человеческие фигуры — обнаженные танцор и танцовщица, которые своей экспрессивностью

напоминают более поздние небольшие бронзовые статуэтки венетов.

Именно в Галлии, наиболее открытой для влияний других цивилизаций, и частично в рейнском

регионе и на богемской территории обнаруживают, вне собственно декоративной сферы, наиболее

грандиозные проявления кельтского искусства. Кельто-иберийское искусство образует отдельную

область, тесно связанную в своей декоративной фантазии с традиционным геометриз-мом, от

которого оно изредка отдаляется, чтобы достичь, в золотой чеканной «диадеме» из Рибадео или в

жертвенной повозке из Мериды, фигуративной ценности. Повозка, так же как ножны для кинжала,

изображающие сцену жертвоприношения, и фибула

228

Глава 10 Континентальная экспансия. Кельты

в форме всадника, относится к гадыптатской традиции. Декоративный характер Ла Тен затронул

Испанию только поверхностно. Керамика из Нуманции — только она была фигурной на всем

кельтском или кельтизированном пространстве — подверглась влиянию иберийского гончарного

производства. Но, за исключением Иберийского полуострова, латенский декор приобретает вид

койне, более успешные очаги которого находятся в центре и на западе Европы; что касается

других территорий, оно проявилось в менее очевидных, но также связанных друг с другом

формах.

Глава 11

ИБЕРИЙСКИЙ ПОЛУОСТРОВ

Несмотря на то что первому железному веку скорее всего незнаком типично гальштатский

культурный тип, второй железный век отмечен проникновением кельтских элементов на север и в

центр полуострова. К тому же времени битва при Ала-лии (535 г. до н. э.), преграждая дорогу

фокейским колонистам, закрепила пуническую гегемонию в Западном Средиземноморье,

провоцируя общее отступление греческого владычества к северу от «моста островов»,

раскинувшегося от Сардинии до Балеар-ских островов. Тем самым Карфаген утвердил монополию

на иберийскую экономику, за исключением восточного побережья, между Пиренеями и мысом

Палое: в Эмпориях, Роде, Гемеро-скопейоне еще распространялось влияние Марселя. Кроме того,

античные греческие колонии пришли в упадок или трансформировались в пунические города.

Доминирование Карфагена станет определяющим фактором в иберийской истории и цивилизации.

Обладание Балеарскими островами, где уже в VII в. до н. э. осели финикийцы (остров Ибица),

конкурировавшие с греками, еще больше укрепило это положение. Карфагенское владычество

опиралось на две основы: экономическое преобладание, вытекающее из его монополии на богатые

месторождения полезных ископаемых и на атлантическую торговлю, и военный и политический

авторитет, который препятствовал любой инициативе, пресекал всякие попытки неподчинения со

стороны местного населения. Греческое влияние, напротив, оставалось побочным, ограничиваясь

деятельностью морских факторий и,

Глава 11 Иберийский полуостров

по-видимому, местной меновой торговлей. На самом деле продукты греческого ремесленного

производства распространились почти до самой Атлантики — парадоксальный и значимый фе-

номен, который не находит объяснения, если только не допустить, что сами карфагеняне были

посредниками в этой торговле: не имея возможности конкурировать с греками при помощи соб-

ственной продукции, но осознавая экономическую важность этого торгового пути, они приняли

решение, которое свидетельствует об их практическом мышлении. Замечено, что эти аванпосты

эллинизма в Испании, однажды остановив ионийскую экспансию, не ушли от внимания греческих

историков. В V и IV вв. до н. э. центры интересов переместились: конфликт с Карфагеном

вспыхнул с новой силой на Сицилии, тогда как на востоке персидский империализм

спровоцировал мидийские войны.

Так внутренние народы оказались изолированными от моря береговой цепью опорных пунктов и

зон иноземного влияния. Эта ситуация во многом объясняет этническое и культурное слияние,

которое, как мы увидим, произошло на внутренних территориях. Но в то время как греческие и

пунические центры развивались в связи и в соответствии с цивилизациями, у которых они брали

близкие им начала, локальные цивилизации, используя материальные достижения и тех и других,

только значительно позже и только во внешних проявлениях пожинают плоды городского опыта,

приобретенного иноземцами. Кажется, что в Испании греки лучше, чем их конкуренты, сохраьили

черты, присущие их цивилизации. О городской жизни, p^j-йгий, институтах колониального города

сообщают нам многочисленные археологические данные: Эмпории, так же, впрочем, как

пунические Ка-дис и Карфаген, известны нам лучше, чем Марсель. Раскопки позволили

установить последовательность заселения, начиная с древнего ядра, где сегодня расположена

деревня Сан-Мартин-д'Ампуриас и где обосновались первые колонисты, до нового города

(Неаполис), построенного в середине 1-го тыс. до н. э. на континенте, и заканчивая римским

городом, возвышающимся вблизи местного агломерата Индики. Некоторые находки свиде-

тельствуют о запоздалом архаизме, что естественно для факторий, лишенных постоянного

прямого контакта с метрополией; последовательное развитие греческого искусства, которое очень

131

Часть III Континентальная Европа

хорошо представлено на Сицилии, впоследствии затрудняется. Впрочем, есть разница между

продукцией факторий и импортом, прибывающим из метрополии. Первые почти не создавали

значительных произведений: они были прежде всего посредниками. Если местное

ремесленничество было очень активно в области серийного производства, то предметы красоты,

изделия высокого качества были привозными, в особенности крупные изделия из мрамора,

впрочем, весьма редкие, и бронзовые статуэтки — некоторые из них обнаруживают влияние

наиболее известных скульпторов Греции. Напротив, пуническая цивилизация, изначально

зависящая от восточных моделей, если и сохраняла впоследствии зависимость по отношению к

карфагенской метрополии, то часто подвергалась сильным локальным влияниям; но прежде всего

она была эллинизирована. Ее архитектура оставила мало следов: в Карфагене сохранилось только

воспоминание о публичном здании и сакральном месте. Тем не менее обнаружена часть

некрополей в Кадисе и на Ибице, подземные гробницы которых в колодцах или уступах

располагаются на холме ступенями. В Кадисе влияние пунической среды со стороны Северной

Африки проявлялось в греческих формах; на Балеар-ских островах искусство колеблется между

архаическим ориен-тализированным эклектизмом, имитацией греческих моделей и чрезвычайно

разнородными региональными формами, негармоничными в своих пропорциях, но

выразительными, почти барочными в излишке деталей, свидетельствуя одновременно о пуни-

ческо-африканском, греческом, местном и кельтском влиянии. Соответствующий стиль

обнаруживается в украшениях, широко распространенных даже среди континентального

населения. Монеты, наконец, повторяют греческие образцы.

Некоторые заимствованные детали в области религии показывают значительное греческое

влияние в Испании в эту эпоху. Элементы греческой религии, возможно, были адаптированы в

некоторых иберийских зонах. Так, был воспринят ионийский культ Артемиды Эфесской и

Афродиты. Несомненно, Афродита скрывалась также под именем Астарта-Танит у пунийцев. Но

достоверно известно, что иберы служили Артемиде в соответствии с греческим ритуалом,

полностью исключая любую интерпретацию. Впрочем, натуралистические основы религии

иберов,

232

Глава 11 Иберийский полуостров

почитавших Солнце, Луну и звезды, не противоречили некоторым проявлениям греческой

религии, которая была им более понятна, чем пуническая. Конечно, иберы восприняли только

внешние аспекты, а не этический смысл и эстетические ценности греческого религиозного мира,

тем более что эллинизированные культы, очевидно, восходили к высокому архаизму ионической

Азии, а не к классической эпохе: греческие элементы иберийского наследия основаны прежде

всего на хорошо сохранившихся пережитках архаического влияния. Классический опыт, вопреки

изобилию ремесленной и художественной продукции V—IV в. до н. э., прошел здесь, почти не

оставив следов, так же как в некоторой мере это наблюдалось в Этрурии.

Таким образом, подтверждается выдающаяся роль, сыгранная Грецией в Испании, относительно

более ограниченного экономического влияния пунийцев. Есть, однако, область, в которую и они

внесли важный вклад, — это письменность. Именно им иберы обязаны ее появлением. Их алфавит

произошел от алфавита финикийцев, хотя и содержит греческие заимствования. В иберийской

письменности, следовательно, происходит слияние двух основных потоков, которые оказали

внешнее воздействие на цивилизацию полуострова.

* * *

В III в. до н. э. общая ситуация в Средиземноморье изменяется в результате конфликта между

карфагенянами и римлянами, который разразился на Сицилии. А полуостров испытал последствия

этого. Завершение Первой Пунической вэйны (264— 241 гг. до н. э.), которая положила -конец

морской гегемонии Карфагена на западе, открыло совершенно новое средиземноморское

пространство для свободной циркуляции. Для Марселя началась новая жизнь, то же самое

касалось других греческих или ставших греческими городов, таких как Сагунт. Но это была лишь

передышка. С 237 г. до н. э. Карфаген поднимает голову и, перенеся все свое внимание на

Испанию, принимается за трансформацию своего экономического господства в настоящее

завоевание. Кризис карфагенского превосходства не пошел на пользу грекам, совсем наоборот:

энергичная политика Баркидов оттягивает их

233

Часть III Континентальная Европа

влияние вглубь, а на побережье оживилось пуническое население, основавшее Акра Лёвке и Карт-

Хадашт, Новый Карфаген — столицу новой пунической области в Испании. Эксплуатация региона

регулировалась настоящим экономическим планом, который является шедевром организованного

карфагенского владычества и который развивал сельское хозяйство наряду с торговлей и рудным

производством. Греки подвергались опасности быть вытесненными за пределы Пиренеев; поэтому

они обратились за поддержкой к римлянам, с протекторатом которых они были знакомы в

реальности и которые попытались на Эбре остановить пуническую экспансию. Но греческая

экономика была скомпрометирована, соглашение на Эбре (226 г. до н. э.) ограничилось

регламентацией проблем, связанных с прибрежной зоной.

Последствия этой ситуации не замедлили сказаться: Испания, занятая и организованная

Ганнибалом, позволила ему реализовать свои намерения. Она послужила базой для его экспеди-

ций и предоставила ему солдат. Рим, шокированный своими поражениями в Требии и на

Тразименском озере, вскоре осознал, что, если он действительно хочет одолеть противника,

необходимо создать второй фронт в Испании, и в 218 г. до н. э. высадил свои войска в Апулии под

командованием Сципионов. Последующие кампании Публия Корнелия Сципиона, а затем Катона

укрепили и расширили империю Рима и на несколько десятилетий позволили ему твердо

удерживать свои позиции на покоренных территориях. Это завоевание полуострова было

условием победы на суше, так же как победа на Сицилии была основой римской гегемонии на

море. Римляне воспользовались экстраординарным воздействием Карфагена, которое сделало

Испанию современной, прогрессивной страной, способной стать очень богатой. Но еще раз нужно

подчеркнуть, что пуническое завоевание трансформировало страну только в материальном плане:

оно не уничтожило ни традиций, ни потенциальных конфликтов внутренних народов, которыми

оно успешно воспользовалось в своих собственных интересах, так что римляне, победившие

карфагенян, столкнулись с ожесточенным сопротивлением местных жителей. Полуостров — очаг

множества воинственных племен — стал для римлян самой кровавой и жестокой ареной войны, до

такой сте-

Глава 11 Иберийский полуостров

пени, что завоевание завершилось только в эпоху Августа. Перед лицом римской угрозы, во время

неудачной попытки Вириафа, иберы организовали временное национальное единство. Ловкая и

гибкая политика Карфагена не трогала местные автономии и обращалась к ним, только чтобы

упростить набор наемников, но привела в конечном счете к тому, что эти иберийские автономии

стали лояльно относиться к Карфагену и противостоять римлянам.

Пуническое господство было слишком непродолжительным, чтобы оставить следы: в иберийской

цивилизации элементы пунического происхождения стали не столь важными, как в период,

гораздо более длительный, экономического преобладания Карфагена. Роль греческих факторий,

впрочем, очень быстро ослабла: на смену карфагенской монополии сразу же пришла римская и

италийская, о чем свидетельствуют предметы, импортированные в первые века римской Испании.

Но вероятно, продолжительные отношения с греческими элементами, исключительно внешние,

упростили италийское вторжение: в конечном итоге обширные регионы восточной и юго-

восточной Испании быстро романизировались.

* * *

234

С проникновением карфагенян и последующей романизацией завершилось и усилилось

превосходстве средиземноморских государств, влияние которых ощущалось сначала лишь по

периметру полуострова. Внутри параллельно развивалась сложная ситуация, в истории которой

еще трудн-> разобраться, но которая проясняет довольно значимые особенности. Прежде всего,

встает проблема отношений между кельтами и

иберами.

Галынтатские влияния, которые обнаруживаются в течение позднего первого железного века не в

одной культуре, — последствия тесных отношений с континентальной Европой при по-

средничестве галлов, эти контакты возникли, скорее всего, до того, как кельтские группы

проникли на север Испании. Позже устанавливаются контакты с цивилизацией Ла Тен. Возможно,

они восходят не только к периоду расцвета последней, то есть началу

235

Часть III Континентальная Европа

III в. до н. э., но, вероятно, уже к V или IV в. до н. э., когда другие кельтские волны могли

достигнуть Испании.

Связь центральной и северной Испании с кельтским миром прослеживается по многочисленным

данным: топонимическим и ономастическим, по формам предметов, украшений и, особенно,

оружия, следам погребальных обрядов и типичных кельтских культов. Название кельтиберы,

которое впервые появляется у Тимея, соответствует этнической классификации, используемой

греками. Оно могло обозначать смешанное население иберов и кельтов или просто кельтов,

осевших в Иберии. Но в середине III в. до н. э. полуостров был назван Иберией. Предполагают,

хотя это и требует подтверждения, что прошла серия войн, в ходе которых иберийская группа

одолела кельтскую, вынудив ее покинуть Месету и вытеснив к Пиренеям. В IV в. до н. э.

иберийское влияние уже достаточно сильно ощущалось в центральной части полуострова, но

поток, пришедший из Средиземноморья, изменяет его облик, если не этнический, то культурный.

Во всяком случае, сама природа этого края, морская организация иностранных держав

принуждают группы, перемещавшиеся между Пиренеями, Атлантикой и Средиземноморьем,

истреблять друг друга или смешиваться: Испания становится «ловушкой», из которой, как

правило, не возвращаются. Поэтому кельтский элемент перестал сливаться с другими под давле-

нием иберов, сохраняя оригинальные черты, которые позволяли ему осознавать некоторую

индивидуальность. Кажется, что здесь никогда не было настоящих кельтских политических

образований, во всяком случае в эпоху, к которой относятся первые исторические сведения.

Собственно иберийская цивилизация, возможно, была наследницей античного царства Тартесс.

Действительно, она и развивалась в течение V и IV вв. до н. э. именно в Судесте и не стала по-

настоящему новым творением. Ее корни погружены в местные традиции, и она начала

оформляться, по крайней мере по свидетельству археологических данных, во время установления

первых отношений с греками. Но пласт, образованный этими контактами, оставался на одном

месте, как свидетельствуют остатки, до тех пор, пока не возникла иберийская цивилизация — по-

видимому, благодаря приобретениям, принесенным греческой

236

Глава 11 Иберийский полуостров

и пунической колонизацией. Эта цивилизация единственная, если не считать цивилизаций древней

Италии, достаточно рано создала на Западе архитектурные произведения и монументальную

скульптуру. Иберы, кроме того, заимствовали у цивилизаций Средиземноморья некоторые типы

фортификаций и даже городские планы. Однако они не создали ни одной собственно городской

цивилизации и, скорее всего, даже не достигли стадии крупных галльских племенных

объединений: их более мелкие структуры в этом отношении лишь продолжают структуры первого

железного века. Когда пришел конец политическому и экономическому преобладанию

тартезийцев, характер которого, впрочем, остается достаточно неясным, иберы вернулись к ста-

рому племенному партикуляризму. Более или менее задетые кельтскими волнами, более или менее

обогащенные за счет морских связей, иберийские территории сохраняли свой традиционный

культурный облик: множество народов (gentes), упоминаемых в исторических источниках,

иллюстрирует эту ситуацию. Каждая группа имела свой опорный пункт, и именно поэтому ни

один римский полководец во II в. до н. э. не мог похвастаться, что взял несколько «городов» в

ходе одной-единственной кампании. На самом деле речь идет о крепостях, построенных на

возвышенностях и окруженных надежными стенами, которые благодаря удачному естественному

расположению сложно

было захватить.

Партикуляризм был, таким образом, доминирующей характеристикой внутренних отношений. В

случае войны, однако, допускались более или менее обширные племенные объединения во главе с

избранными временными вождями, наделенными исключительно военными полномочиями, и

лишь намного позже стало известно об их существовании и их имена: Инди-бил, Мандониус и

Вириаф. Политические колебания перед лицом карфагенян и римлян показывают отсутствие

единого направления в национальной политике. Не создается впечатления, что существовало, хотя

бы в религиозном плане, единство, выходившее на уровень межплеменных отношений, —

поразительный факт в сравнении с культурным единством, о котором свидетельствуют

археологические находки на большей части территорий.

237

Часть III Континентальная Европа

Воинственный характер и военная структура племенных сообществ засвидетельствованы

многочисленными укрепленными сооружениями и количеством оружия, представленного в погре-

бениях этих народов. Милитаризм и национализм были очень сильны у иберов, не способных

уступать и мало поддающихся подчинению; в этом они похожи на кельтов, организация которых

была выше. Институт soldurii, или личной охраны, до самой смерти связанных с военным

предводителем клятвой верности, имел скорее всего кельтское происхождение. Иберийская жизнь

всегда была беспокойной, в меньшей степени из-за внешних вмешательств, которые приобрели

угрожающий характер только в III в. до н. э., — но больше из-за внутреннего соперничества,

разжигаемого духом мошенничества и, особенно, неравным распределением ресурсов. Это

касалось в особенности племен, обитавших западнее, например лузитанцев, которые

периодически занимались грабежом центральных и восточных племен, более развитых и лучше

обеспеченных. Практика партизанской войны объясняется заселенностью и распределением

политических объединений. Это была форма войны, адаптированной к географической

разобщенности и размерам территории.

В целом к началу V в. до н. э. относят слияние галыптатско-го культурного типа с культурным

типом второго железного века, который, как и первый, развивается на базе предшествующего

опыта эпохи бронзы, а в некоторых случаях и неолита, а также относительно недавнего опыта,

относящегося именно к первому железному веку. В конце концов произошел синтез локальных

традиций и галыптатских привнесений, которые продолжали играть свою роль параллельно с

развитием в континентальной зоне цивилизации Ла Тен. Как не существовало исключительно

галыптатской культуры, так не было и чисто ла-тенской культуры к югу от Пиренеев, и даже,

возможно, типологии и формы латенских зон меньше повлияли на данный регион, чем зоны

Гальштата, которые им предшествовали; кроме того, у них не было времени, учитывая изменения

исторической ситуации в течение III в. до н. э., чтобы смешаться и трансформироваться в

составную часть локальных культур. Культурные проявления, возникшие в ходе внутренней

переработки на различных

238

Глава Н Иберийский полуостров

уровнях, обнаруживают, однако, фундаментальное единство процесса, который их вызвал, и

общность причин и переходов. Таким образом, сложилась общая база, в недрах которой в то же

время развились другие компоненты картины полуострова, которые на этой базе сблизились,

каждый внеся свой собственный

вклад.

Иберийская экономика была, естественно, смешанной, основанной на земледелии и скотоводстве,

но отличалась также сильной индустриализацией и использованием полного металлургического

цикла — от добычи минералов до готового изделия. Автаркия иберийской территории отчасти

объясняется распространением здесь минералов, так что подобное положение вещей значительно

ограничивало необходимость импорта. Сущность и скорость развития в этом отношении

напрямую связаны с земельными и минеральными экономическими ресурсами. Именно в районах,

лучше обеспеченных ими, цивилизация прогрессировала более интенсивно.

Экономика быстро перешла от родовой стадии к индустриальной, как показывает керамика —

область, в которой ручное производство доисторических форм с рельефным декором уступило

место гончарной продукции с геометрической и фигурной росписью. Железная металлургия

повсеместно отличается высоким техническим развитием и достаточным разнообразием, особенно

в производстве различных видов оружия и орудий труда; в эпоху бронзы металлургия значительно

ограничивалась в художественных ремеслах (вотивное искусство, украшения, предметы

обстановки); текстильное производство, иллюстрируемое находкой ткацкого станка, оставалось,

возможно, все еще

на родовом уровне.

В более позднее время, когда народы Иберийского полуострова включаются в историю античного

мира, этническое взаимопроникновение было уже предопределено и феномены осмоса проявились

между различными элементами. Речь идет об определении культурных аспектов, которые заметно

варьировались от одной зоны к другой. Будет трудно разобраться в этническом смешении, столь

сложном и уже укрепившемся. Зато можно успешно заниматься поиском культурных аспектов,

значительно изменявшихся от одной зоны к другой.

239

Часть III Континентальная Европа

* * *

Следы, обнаруженные на юго-востоке и в Андалузии, свидетельствуют о развитии начиная с IV в.

до н. э. цивилизации, охватившей всю южную Испанию. Она характеризуется относительно

крупными поселениями, обеспеченными развитой системой фортификаций. Существование

больших святилищ, включавших многочисленные хранилища вотивных приношений, позволяет

предположить, что религиозные связи преодолели племенной партикуляризм.

Район восточного побережья, изначально связанный с культурами Центра, стал впоследствии

активно покоряться культурой Судеста, которая сочеталась с традиционными культурами или

накладывалась на них. Так, например, расписная керамика иберийского типа сопутствует

рельефной керамике доисторического типа, а бронзовое оружие еще встречается наряду с желез-

ным. На смену изначально рассеянным жилищам в центрах со временем приходит зачаточная сеть

дорог, а пояса укреплений расширяются. Сами дома совершенствуются благодаря прогрессу,

происшедшему в технике каменного строительства. Многочисленные поселения, особенно на юге

Арагона, свидетельствуют об этом переходе к предгородской стадии. Однако уровня южных

провинций они никогда не достигнут, несмотря на сильное влияние, осуществляемое ими, и

сравнимую в целом экономику. Прибрежная арагонская культура не знала ни выдающегося

искусства Судеста и Андалузии, ни расцвета религиозного искусства и художественных ремесел.

Побережье Каталонии демонстрирует постепенное обеднение иберийских культурных форм; этот

факт не означает, что здесь имело место ослабление или прерывание международных отношений,

поскольку иберийская продукция обнаруживается вплоть до Ансеруна, а формы культуры Ла Тен

распространяются к югу от Пиренеев. В то же время интенсифицируется ввоз эллинистической

продукции при посредничестве Эмпорий, тогда как на местах вновь принимаются за производство

пластической керамики, что свидетельствует о некоторой эволюции. Население значительно

возрастает, образуются густонаселенные центры, расположенные на возвышенностях. В северной

Ката-

240

Глава 11 Иберийский полуостров

лонии местная ремесленническая продукция достигала греческого города в портах, где до II в. до

н. э. существовали местные

группы.

Вторая культурная сфера полуострова, которая связана с кельтиберами, включает центр, север с

верхним и средним течением Эбра и большую часть западного склона. Постгальштат-ские

культуры Месеты и культуры соседних зон испытали колоссальное внутреннее развитие в V—IV

вв. до н. э., и этот взлет выражается в интенсивном заселении, о котором свидетельствуют

крупные некрополи, расположенные на параллельных путях, и их внушительное движимое

имущество: железное оружие, серебряные и бронзовые украшения, керамика с геометрическим

декором. Верность гальштатским формам со временем допускает вариации. Исследователи

различают влияния, исходящие из пунической и греческой среды, а также с юга и запада

континента. В португальских Алгарве и Алемтехо (Baixo Alemtejo) обнаруживается тройное

влияние: пуническое, греческое и андалузское. В кастильский регион влияния приходят в

основном с юга, как показывают формы художественной керамики с геометрическим декором,

тогда как железное оружие, а именно мечи, свидетельствует о сложной внутренней эволюции: к

традиционным типам добавляется изогнутый меч греческого происхождения — фал-ката,

некоторые экземпляры которого содержат, кроме того, местные особенности. Что касается

предметов украшения, то они представляют явную смесь разнородных элементов: фибулы типа

Чертоза и Ла Тен и т. д.

Смежное северное пространство (Астурия, Бургос) во многих аспектах обнаруживает влияние

Центра, но в совершенстве владеет тисненой керамикой; оружие произошло от гальштат-ских

типов. Из небольших областей, изолированных в предгорьях Пиренеев, происходит тот же

культурный тип, что и по соседству на юге Франции. На западе и северо-западе часто встречаются

характерные укрепленные сооружения — castros. Эта зона каструмов подверглась андалузскому

влиянию, убывающему с юга на север. Бурги, окруженные защитными стенами, имеют

неправильные очертания, а круглая форма каменных построек выдает архаичный характер этой

культуры. Криволинейные мотивы декора в основном восходят к тому же стилю, что и иберийская

9-6636

241

Часть III Континентальная Европа

керамика и бронзовые изделия центральной части и севера: и в декоре, и в архитектуре

проявляется один и тот же бесформенный стиль. На юге каструмы имеют прямоугольные дома,

что свидетельствует об иберийском влиянии, а керамика, современная северной керамике,

изготавливавшейся вручную, производится при помощи гончарного круга. Движимое имущество,

как всегда, включает большое количество оружия и декоративных предметов гальштатской

традиции, соответствуя типологиям, распространенным почти по всему полуострову. Наиболее

характерными являются торквесы из золота и бронзы. В IV в. до н. э. отмечают присутствие

иберийской керамики по образцам и из материалов, которые были привезены из пунических

центров. На самом деле именно через южную зону каструмов проходил торговый путь, связывая

долины Гвадалквивира и низовья Тахо, путь, используемый с доисторических времен, по

которому распространялись греческие и пунические материалы, особенно в южном иберийском

пространстве.

Их распространение со временем связывает центральную и южную Каталонию с прибрежной

зоной, образуя почти уникальный культурный тип. В III в. до н. э. зона Ургела, многочисленные

центры которого объединяются с культурными типами Эбра, оказывается затронутой

эллинистическим и иберийским импортом и импульсами, исходящими от культуры Ла Тен, кото-

рая в обедненных формах продолжает существовать к северу от реки. Более вариативными

являются культурные типы верховий Эбра, где равным образом активно распространяется

греческий импорт. Здесь локальные формы сохраняются и развиваются, в то время как на

побережье обедняются; однако формы и декор были иберийского происхождения. Среди

поселений выделяется Азайла со своими мощеными улицами. Иберийское влияние проникает,

искажаясь, в южную Месету, где крупная религиозная скульптура с точки зрения качества менее

развита, чем на юге, и, вероятно, обусловлена импульсами, пришедшими из Андалу-зии и Судеста.

Это замечательное искусство, но оно игнорировало человеческую фигуру и интересовалось только

анималистическими и фантастическими формами. На Западе в рамках культуры каструмов

развивается иберийский культурный тип, истоки которого, возможно, нужно искать в импорте

крашеной керамики

242

Глава 11 Иберийский полуостров

без декора и локальных модификаций. Наконец, в верховьях Ду-эро, среди множества поселений

отсталого уровня, выделяется и растет центр Нуманция, один из наиболее известных и древних,

восходящих к энеолиту. Новому уровню соответствует культура, производная от

постгальштатской и отмеченная иберийским влиянием. И лишь в более поздний период ее

существования города организуются в соответствии с планом, имитирующим классическую схему

прямоугольных улиц. Нуманция, возможно, единственный центр, который действительно можно

квалифицировать как город в силу его значимости и структуры: значимость заключалась скорее

всего в обеспечении необходимой защиты, и это сделало Нуманцию последним бастионом

антиримского сопротивления. Цивилизация Нуманции, об эклектизме которой свидетельствуют

многочисленные привнесения, впрочем, не менее основательно связана с культурной традицией

Центра.

Что представляется наиболее значимым в цивилизации иберов — это чувство архитектуры. Культ

зачастую локализован в определенных местах; поэтому обнаруживаются крупные святилища —

Сьерра-де-лос-Сантос, Эльче, Деспеньяперрос, с их священными приношениями и жертвенными

статуями. Наличие последних показывает, что речь идет о следах греческой культуры, поскольку

вотивные приношения, которые должны были свидетельствовать о присутствии верующего

вблизи божества, присущи греческому культу в эпоху архаики, которая отражается иберийской

ситуацией. Эллинизация объясни ;т также строительство священных зданий из прочных

материалов, что не характерно для Западной Европы.

Более живым и ярким свидетельством сосредоточения многочисленных внешних компонентов на

древней локальной основе Иберийского полуострова является искусство, возможно, самой

крупной фигуративной цивилизации Центральной и Западной Европы. Это искусство, которое

развивалось почти одновременно с культурой Ла Тен, распространяется на более ограниченном

пространстве. Но, что отличает его от кельтского искусства, своим формированием оно обязано

участию гораздо более сложных и многочисленных элементов, связанных одновременно с кон-

тинентальными традициями и влияниями Средиземноморья и Ближнего Востока и пришедших

либо по морю, либо через

243

Часть III Континентальная Европа

евро-азиатскую степь; в Иберии морские потоки, за некоторым исключением, берут верх над

кельтскими волнами. Формирование искусства здесь является локальным феноменом, который,

повторим это, не распространялся за географическими пределами Испании, охватывая, однако,

Южную Галлию. В конечном счете это было результатом событий, которые разворачивались в

Средиземноморье. Можно было бы привести в сравнение генезис этрусского искусства, но с

осторожностью, ибо иберийское искусство не имело той творческой энергии, которая позволила

этрусскому утвердиться и обновить, перед греческим искусством, свою индивидуальность.

Хронология большей части монументальных произведений остается сомнительной.

Иберийское фигуративное искусство, за исключением керамики, является, по сути дела,

религиозным, идет ли речь о крупной скульптуре или небольшом вотивном изображении. Но в