Мансуэлли Г. Цивилизации древней Европы

Подождите немного. Документ загружается.

ходит далеко за пределы скромных размеров его территории и его исторического пространства.

Рядом с цивилизациями Востока и Греции, распространявшимися за счет колонизационных по-

токов и торговли по всему Средиземноморью, цивилизация этрусков испытывает комплексное

воздействие: влияние, стимулированное цивилизационными потоками, пришедшими с моря,

имело не большее значение, чем локальное развитие, что делает ее уникальной самобытной

городской цивилизацией древнего Запада, как свидетельствуют в эпоху Августа «официальный»

эпос Вергилия и хвалебные и несколько высокопарные воспоминания Тита Ливия. Древние были

убеждены, что этруски — истинные творцы италийского мира, и связывали с ними возникновение

городов и фамильных родов, институтов, культы, религиозное поведение, формы искусства. И к

престижу этого античного наследия добавилось ощущение тайны — возможно, благодаря не-

которым необычным ритуальным формам и характерному для этрусской дисциплины обряду

посвящения.

В литературном плане мы знаем об этрусках только благодаря посредничеству греков и римлян:

ни одного исторического свидетельства, допускающего, что они существовали, до нас не дошло.

Возможно, их исторические или параисторические национальные традиции исчезли вместе с

аристократией, которая,

117

Часть II Европа и Средиземноморье

очевидно, была носителем морального, юридического и религиозного наследия нации. Перестав

существовать в качестве автономной нации, этруски утратили, по-видимому, и связь со своим

прошлым, то есть с самими собой. Языковые и топонимические факты, все эти этрусские следы,

которые позже сочтут принадлежащими тосканским традициям, — плод фантастических ин-

терпретаций. История Этрурии, как мы увидим, прекращается и сразу же продолжается

вытеснившей ее историей римской Италии. Эта участь, столь отличная от той, что постигнет

греческую цивилизацию, объясняется, возможно, тем, что этрусская цивилизация в

противоположность греческой не смогла найти те ценности, которые позволили бы рационально

освободиться, отойти от материальных и политических условий, которые их породили.

Что же представляет собой этрусская цивилизация? Археологические данные и древние

литературные источники, особенно связанные с Древним Римом, свидетельствуют о том, что по

крайней мере некоторые этрусские города существовали уже в VIII—VII вв. до н. э. и что они

стали источником политической и экономической деятельности. Следуя вполне естественной тен-

денции объяснять неизвестное через известное, греки выставляют этрусское присутствие в Италии

следствием колонизации или, по крайней мере, миграции лидийцев. Это объяснение, данное

Геродотом, видимо, подкреплялось сведениями, более или менее ясными, о проникновении

микенцев на Запад и о волнах финикийской и греческой колонизации, которые затем последовали.

Иногда этрусков отождествляли также с пеласгами, в частности Гелланик из Митилены. Однако

Дионисий Галикарнасский, лучше осведомленный, чем его предшественники, о длительном со-

существовании этрусков с другими народами Италии, был приверженцем теории автохтонности,

которую подтверждают италийские и римские источники. Изначально происхождение любой

нации считали автохтонным, если ее истоки не определялись историческими условиями. Так был

поставлен этрусский вопрос. Позднее он перерастет в настоящий спор, который подпитывался

новыми данными лингвистики и археологии. Третий тезис был предложен в XIX в. под влиянием

доисторических изысканий: этруски спустились с севера через Альпы, где реты оставили

118

Глава 7 Этруски

свидетельство этого перехода (слово рет близко слову расенна (Rasenna), которым этруски

называли самих себя). Но все эти предположения грешили одним недостатком: интересуясь

исключительно происхождением этрусков и пытаясь все объяснить лишь с этой точки зрения,

сторонники той или иной теории не учитывали другие факторы; на самом же деле этрусская

цивилизация есть исторический феномен и требует разностороннего подхода. Впоследствии

проблема усложнилась, сделавшись предметом всевозможных исследований различного плана —

этнических, исторических, культурных, тем более что этрусская проблема пересекалась с

проблемой происхождения, идентификации и хронологической классификации индоевропейских

потоков. В сущности, речь все время шла о предвзятых тезисах, построенных вне исторической

методики. Не принималось во внимание, что каждый из них базировался на деталях,

представленных в качестве исключительных, хотя каждая теория содержала более или менее

осознанные позитивные элементы, которые необходимо было интегрировать в определенное

единство. Проанализировав этрусскую проблему, обратимся к синтезу фактов.

Культурный феномен, который обозначают словом «ориентализм», точно совпадает с периодом

большой колонизации, которая разворачивалась с востока на запад. Ее основные точки опоры и

распространения находились на Кипре и Крите, на Родосе и островах Эгейского моря, в

континентальной Греции, Карфагене и финикийских колониях. Это передвижение-поток внешне

выглядело единообразным, но в недр--.х его действовали политические силы, каждая в сзоих

собственных интересах, соперничая и противоборствуя друг с другом. На самом деле они тяготели

к одним целям и проходили одними дорогами, что привело к взаимному смешению

приобретенных качеств. Этот поучительный факт позволяет оценить отношения между силами,

действующими в политическом и экономическом плане, и эволюцией в морфологическом и

культурном аспектах.

Так называемый взрыв ориентализации в городах тирренской Этрурии, на который защитники

ориенталистской теории ссылаются как на археологическое доказательство, в реальности вряд ли

соответствовал резкому изменению, как в случае с греческой колонизацией в Италии и на

Сицилии, имеющей точные

119

Часть II Европа и Средиземноморье

пространственно-временные границы. Он является следствием не только внешнего

вмешательства, но и внутреннего созревания, стадии которого распределены во времени.

Среди предметов, найденных в большом количестве в этрусских захоронениях VIII и VII вв. до н.

э., лишь некоторые являются привозными. Большинство произведено на месте и несет на себе

особый отпечаток; имеются в виду не только имитации, но и поистине оригинальные

произведения. Золотые и серебряные этрусские монеты эпохи ориентализации могут рас-

сматриваться как подлинные исторические источники, если их сравнить с археологическими

типами первых греческих колоний в Южной Италии и на Сицилии. Восточный репертуар поддер-

живается здесь виллановской традицией. Таким образом, изменения не были резкими, но

реализовались в серии последовательных модификаций, вызванных обогащением образа жизни и

восприятия, что позволило этрусской нации очень быстро занять место среди могущественных

обитателей Средиземноморья. Фамильные богатства, представленные в захоронениях, —

результат локального экономического развития, которое прослеживается в каждом городе

изолированно от средиземноморской экономики. Эпицентр этого развития располагался,

несомненно, в южной Этрурии, где эксплуатация рудников и возможности товарообмена

создавали благоприятные условия.

Что поражало древних у этрусков — это их язык. Он кажется необычным в историческом

индоевропейском мире и ставит перед современными исследователями проблему, иногда целиком

поглощающую их внимание, способствуя в значительной степени поддержанию легенды. Главная

трудность, с которой сталкиваются при изучении языка, заключается не в алфавите, который стал

уже достаточно ясным, не в грамматике или синтаксисе, основные правила которых известны, но в

темных местах найденных документов, в которых нам доступна лишь незначительная часть

лексического словаря, за исключением некоторых религиозных и погребальных формул и перечня

имен. Кроме того, изучение этрусского языка было бы невозможным без предварительной

хронологической классификации документов. В течение семи веков истории этрусский язык,

несомненно, эволюционировал, обогащаясь также словами и выражениями, заимствованными из

120

Глава 7 Этруски

окружающих италийских наречий и у греков, что было вызвано политическими, экономическими

и культурными отношениями этрусков. Лингвистическое взаимовлияние является естественным

обстоятельством, всегда оправданным. Невзирая на сложности, в изучении этого языка постоянно

намечаются перспективы, но трудности остаются, и нужно не спеша двигаться дальше: без

сомнения, именно хорошее знание этрусского языка прояснило бы некоторые проблемы,

связанные с религией, юридическими институтами, общественной и семейной жизнью. Но с

другой стороны, именно из-за недостатка знаний в этих областях мы часто сталкиваемся с

невозможностью перевести термины, смысл которых мы лишь смутно угадываем.

Работа по толкованию этрусского языка, основанная на надписях, а также комментариях и

переводах, которые мы находим у многих греческих и латинских писателей, на этрусских элемен-

тах, перешедших в латинский язык, и, наконец, на некоторых топонимах, продолжалась в течение

двух веков, не считая времени и труда, уже потраченных древними. Никто, само собой разумеется,

не обратился бы к этим изысканиям без полной лингвистической подготовки, однако, применяя

чисто лингвистическую методику, нужно также извлекать выводы из сравнений и этимологии,

которые сами по себе недостаточны для работы. С другой стороны, следует полностью отказаться

от предвзятого мнения, отбросить предубеждения, чтобы проникнуть в сущность этрусского

языка, индоевропейского или не индоевропейского: только так исследование может стать пледе-

гворным. Тяжелые неудачи, сопровождавшие уже многократные попытки дешифровки этрусского

языка, объясняются, по мнению М. Паллоти-но, простой поспешностью, из-за которой некоторые

исследователи принимали предварительные результаты за окончательные, а также чрезмерной

привязанностью к рабочим гипотезам, которые с более объективной точки зрения оказываются

относительными. Метод, который называют комбинаторным и который заключается в сравнении

полученных результатов, остается основным, хотя необходимо, учитывать значения в разных

контекстах, в зависимости от времени создания и назначения того или иного письменного

памятника. Другими словами, этот метод позволяет перейти от собственно лингвистической точки

зрения

.121

Часть II Европа и Средиземноморье

к более широкой, исторической, то есть к точке зрения истории цивилизации. Нет никакого сомнения в

том, что исследователь, которому однажды повезет расшифровать этрусский язык, должен быть не

только толкователем, но и историком и археологом. | Именно поэтому создана специальная

дисциплина — этруско-логия. При этом традиционный этимологический метод лишь дополняет наши

знания и позволяет достичь значительных результатов, особенно когда исследования связаны с

лингвистическими зонами и историей языка и направлены на определение роли и исторического места

этрусского языка среди других языков Средиземноморья, и особенно античной Италии.

Проблема этрусского языка, как видим, одна из -наиболее сложных и наиболее важных проблем,

которые ставит перед нами Античность, поскольку находится в тесной связи со всеми прочими

проблемами, вызванными существованием этрусского народа. Аллоглотный характер данного языка,

возможно, является доказательством того, что этрусская культура обязана гораздо больше, чем

колонизации финикийцев и греков, своему очень раннему закреплению в Италии: это одно из

соображений, давших начало гипотезе об автохтонном происхождении. Действительно, и другие

элементы склоняют к выводу, что этрусские традиции очень древние. В их религии, как первичном

порядке вещей, содержится достаточно смутных верований протоистории. Хотя древние концепты

превратились в богов и богинь, некоторые представления сохраняли примитивную неясность,

некоторую неопределенность, о чем свидетельствует, например, персоналия Вольтумны — могу-

щественного бога-охранителя этрусской «конфедерации». Прозрачное сходство между этрусскими и

греческими богами — первые заимствовали посредников высшей воли у вторых — проявляется

позднее, не ранее VI в. до н. э. Что касается легенд и мифологической иконографии, по сути, они

являются эллинистическими. Воспринятая по всему миру, эта образная мифология остается внешним

элементом, роль которого ограничивается службой декору. Репрезентации этрусских мифов и

характерной для них иконографии обнаруживаются только в конце IV в. до н. э.

Таким образом, должен возникнуть вопрос: имели ли этруски в качестве основы свою собственную

мифологию и существовала ли у них внутренняя потребность в выражении религиозных

122

Глава 7 Этруски

концепций в повествовательной форме или мифологических фигурах? Возможно, некоторые этрусские

божества, известные нам, представляли собой лишь проявления, ипостаси единого основного божества

— скорее всего безымянного, — с культом которого связано мистическое поведение народа и которое

перешло от более религиозных народов Античности. Основной целью этрусков в религиозном плане

было заранее узнать волю и намерения богов. Пророческое знание (гадания) с древних времен

практиковалось различными народами Древнего Ближнего Востока, и некоторые признаки позволяют

предположить, что этруски в этом отношении обязаны им если не своими традициями, то по крайней

мере техникой, которую использовали. Эта озабоченность, граничащая у этрусков с навязчивой идеей

ничего не предпринимать, не застраховавшись прежде от неопределенного будущего, показывает, что

их религия, с одной стороны, связана с магией, а с другой стороны, снимала с человека

ответственность за свои действия, подчиняя его предопределенности, уничтожающей любые

проявления свободы. Божество показывает людям посредством символов, что надо делать, и при

помощи тех же символов требует тщательного исполнения церемониала и жертвоприношений ради

умилостивления и искупления.

Сенека в «Естественнонаучных вопросах» говорит, что этруски мыслят феноменами, потому что,

обозначая нечто, они не слишком заботятся о выяснении причин явления. Подобный образ мышления

— черта примитивного мент длитета, характерного для доисторических отношений человека и

божества. Так просто предположить, что правящий класс пользовался этим в политических целях, что

жрецы скрывали свою деятельность под покровом таинственности.

В любом случае этруски коренным образом отличаются как от греков, так и от римлян. Мы не знаем, в

какую эпоху было сформулировано то, что называют «этрусская дисциплина». Тит Ливии говорит о

ней как о науке — яг5, — здесь проявляется связь между религиозными практиками и тем, что мы

называем зачаточным научным мышлением; это отражено в некоторых идеях и некоторых обрядах: в

представлении, например, о небесном пространстве — templttm, — разделенном и спроецированном

123

Часть II Европа и Средиземноморье

на землю, идет ли речь о сооружении священного здания или о составлении плана города.

Урбанизм и межевание у этрусков относятся к сфере религиозного, представляя собой проявление

детерминизма скорее теологического, чем рационального.

В этрусской религии, по-видимому, не было места этике. Забота о согласовании действий с волей

богов не вызывала у людей моральной потребности. В комплексе верований, связанных с

потусторонним миром и кодифицированных в «Книгах Ахе-ронта», изначально другая жизнь не

предполагала распределения наград или наказаний в соответствии с человеческой деятельностью.

Архаичные загробные верования связаны исключительно с раем: по крайней мере, изображения на

погребальных памятниках, как правило, рисуют сцены жизни, еще более приятной по сравнению с

земной. С другой стороны, они намекали на ритуалы и погребальные игры. Первые изображения

путешествия души были обнаружены сначала на стелах в Болонье, затем на саркофагах в

Тарквинии и относятся к III—II вв. до н. э. Весьма спорадически стелы в Болонье представляют

биографические эпизоды. Начиная с IV в. до н. э. «репертуар» погребальных памятников

меняется, теперь он содержит исключительно сцены наказаний: потусторонний мир населен

ужасными демонами, заимствованными из греческих мифов, аллегорически интерпретированных.

Это жестокие и кровожадные мифы. Лишь кары и унижения противопоставлялись великолепию

жизни, авторитету и богатству людей и семей. Слабый луч света, однако, проникал в этот мрачный

мир: надежду на спасение позволяли смутно ощутить некоторые известные изображения

очистительного перехода, обряда, который связан у этрусков с символикой ворот и арки.

Это изменение датируется эпохой, когда развиваются также средиземноморские контакты.

Возможно, что более древние, укоренившиеся традиции оттеснили иноземное влияние. Равным

образом заметно утверждение важности рода и индивида. Двойное преимущество должно

восходить к доисторическому прошлому. Погребение всегда было родовым, что подтверждается

надписями и надгробными хвалами достоинству предков. В южной Этрурии эта ситуация остается

стабильной; на севере, напротив, индивид утверждается вне рода, о чем свидетельствуют погре-

124

Глава 7 Этруски

бальные стелы в Вольтерре и Фельсине. В Клузии индивидуализация восходит к более

отдаленному прошлому через традицию канопы, имеющую виллановскую основу; что-то похожее

встречается и на юге, немного в иной форме: урны схематически воспроизводят человеческие

фигуры или жилище покойного. Затем в южной Этрурии распространяются подземные гробницы

— настоящие могилы-дома.

Отметим, опираясь на наиболее древние эпиграфические памятники, что житель этрусского

города всегда носил двойное имя: личное имя и истинное, родовое имя. Это, вероятно, наиболее

ранний пример фамильной системы, которая существовала также у римлян и стала, по крайней

мере формально, и нашим достоянием. Это явное утверждение семьи отражает родовую структуру

общества, которая преобладала в институциональной истории этрусков. Это еще раз возвращает

нас к очень древним рамкам, когда монархические организации в начале исторического периода

были почти полностью размыты. Цари были, очевидно, иногда и политическими, и военными, и

религиозными вождями. Но в V в. до н. э. монархии были свергнуты олигархиями: здесь в истории

этрусков также намечается сходство с подобными процессами, происходившими в других

городских цивилизациях Средиземноморья. Этот реванш аристократии означает в Этрурии — как,

впрочем, и в Риме — поворот к древней родовой традиции, семья утвердилась прежде всего как

структурный элемент общества. Эта трансформация не была ни окончательной, ни повсеместной,

в начале V в, до л. э. жителями Клу-зия все еще управлял царь, Порсенна; столетие спустя

горожане Вей, столкнувшись с угрозой войны с Римом, подчиняются единственному магистрату,

который в римских источниках называется царем. В итоге олигархические структуры, весьма

ревнивые к своим прерогативам, сводят на нет политическую роль этрусских городов;

олигархическое управление и родовая структура, торговля, сосредоточенная в руках меньшинства,

религиозная монополия — все это мешает этрускам развиваться дальше. Плебс никогда не был

способен играть политическую роль; по-видимому, он не осознавал своего единства и своих

возможностей. Народные движения, подобные тем, что имели место в Вольсини-ях, а затем в

Ареццо и Вольтерре, представлялись историками

125

Часть II Европа и Средиземноморье

в мрачных тонах, как необузданная анархия, презиравшая всякую мораль. Эта интерпретация не

удивительна в мире глубоко статичном и консервативном. Города Западного Средиземноморья

никогда не достигали истинной демократии, за исключением Рима, где плебс сумел

интегрироваться в политическую жизнь и стать ее активным элементом. Этрурия в этом

отношении проявляет отсталость.

Два века назад основатель научной этрускологии аббат Лан-зи отметил, насколько велика

диспропорция между археологическими данными, которыми изобилуют некрополи, и скудными

сведениями по истории и институтам этрусков. Несомненно, с тех пор знание стало более

детальным, но диспропорция по-прежнему существует. Нам абсолютно неизвестно, например,

существовал ли в этрусских городах политический центр, соответствующий греческой агоре и

римскому форуму.

Организованная в самостоятельные города, зачастую политически оппозиционные, этрусская

нация обладала, однако, сознанием своего единства. По сочинениям Дионисия Галикарнас-ского

известно, что этруски именовали себя расеннами, латиняне называли их этрусками, а греки —

тирренцами. Это единство подтверждается упоминанием в некоторых записях верховного

магистрата — zilath mechl rasnal-, или «зилат всех этрусков». Римляне перевели эти слова как

«претор Этрурии». Но если сравнение с претором и возможно, то, разумеется, не с римским прето-

ром данной исторической эпохи, а скорее с верховным магистратом — претором эпохи архаики.

Проблема «зилата всех этрусков» была тесно связана с проблемой конфедерации двенадцати

городов, о которой часто говорится в письменных памятниках. Наряду с этой первоначальной

конфедерацией этруски создали другие, после оккупации Кампании и Цизальпинии. Возможно,

что эта конфедерация была изначально политическим органом и зилат, возглавляя ее,

действительно являлся вождем целой нации или, по крайней мере, двенадцати городов. Но число

известных городов выходит далеко за пределы дюжины; конфедерация не включала, таким

образом, все города, во всяком случае одновременно. В эпоху войны в Вейях неэтруски — фа-

лиски и капенцы, защищавшие основания Вей, были допущены на национальное собрание в

святилище Вольтумны (fanum

126

Глава 7 Этруски

Voltwnnae). В период, о котором у нас есть сведения, этрусская конфедерация, возможно, носила

только религиозный характер, как показывают ритуальные игры. Она сохраняла эту особенность и

в римскую эпоху вплоть до поздней империи. Глава конфедерации, который удерживал этот титул

скорее всего единолично, был прежде всего религиозным вождем. Этруски отказались прийти на

помощь Вейям, блокированным римлянами, потому что правитель Вей, раздосадованный тем, что

не был избран союзниками исполняющим верховные обязанности, отстранил от священных игр

свою труппу гистрионов. Можно сравнить, сохраняя осторожность, этрусскую конфедерацию с

греческими амфиктиониями, но мы не имеем возможности уточнить, достиг ли впоследствии

какой-либо город истинного превосходства.

Археологические данные, с другой стороны, позволяют сделать некоторые выводы: прежде всего,

ни один этрусский центр, кроме Популонии, не был морским, в отличие от городов-колоний

греческого или пунического происхождения; напротив, это были укрепленные поселения,

расположенные на возвышенностях, на некотором расстоянии от побережья, где впоследствии

каждый город основал свою гавань. Некоторые центры, в том числе наиболее значимые и древние,

развиваются вдали от моря, самые известные из них — Вольсинии, Клузий, Перузия (Перуд-жа),

Вольтерра. Греческие и финикийские колонии были основаны в интересах морской торговли;

этрусские города, напротив, возникая на внутренних территориях, получали собственные

экономические ресурсы. Рудники, (прея"до всего медные), многочисленные и богатые, играли,

несомненно, важную роль в эволюции, которая привела к исключительному процветанию в пе-

риод ориентализации: роскошь достигла тогда в этрусском обществе неведомого во всей

остальной Италии уровня, о чем свидетельствует изобилие драгоценных изделий, датируемых

VIII—VII вв. до н. э.

Другой важный факт: все пространство, где распространился ориентальный стиль, который

отмечает начало этрусского искусства, было затронуто виллановской цивилизацией, а случаи,

когда обнаруживаются связи между крупными виллановскими некрополями и этрусскими

историческими центрами, являются

127

Часть II Европа и Средиземноморье

настолько частыми, что необходимо поместить их на первый план. Наконец, анализ материалов из

более поздних виллановских слоев показывает постепенное проникновение инородных элементов

и последовательную внутреннюю модификацию, которые Исключают «новые открытия» и

позволяют рассматривать ориентализа-цию как последнюю и наиболее заметную фазу

длительного процесса. Влияние тирренской среды, дополненное отдельной восточной ветвью

(речь идет о греческом потоке), составляет отдельный вопрос, который мы рассмотрим во всей его

сложности.

Несомненно, что Греция, по крайней мере в определенные периоды своего развития, в некоторых

отношениях и на некоторых территориях играла разную в зависимости от времени, но зачастую

детерминирующую роль в развитии этрусской цивилизации. Отметим, однако, что среди объектов

импорта произведенные сирийско-финикийскими и карфагенскими ремесленниками занимали

значительное место. По-видимому, не следует тесно связывать торговые отношения с

отношениями политическими. Когда позже история все же прольет свет на последние, можно

будет констатировать, что союзы много раз приводили карфагенян и этрусков к столкновению —

в Алалии, например, с фокейцами. Скорее всего, это событие имело ограниченные рамки: в нем

участвовала лишь политика некоторых городов, но не все этрусское сообщество, всегда

разделявшееся, так же как греки, в отношении к внешнему миру. По крайней мере, контакты

между Цере и Карфагеном, возможно, были более тесными, чем предполагалось до недавнего

экстраординарного открытия в Пирги. В начале июля 1964 г. в порте Цере были обнаружены

золотые пластинки, покрытые этрусскими и пуническими надписями. Этот текст был составлен от

имени «царя» Цере Тефария Велианаса и посвящен храму главной богини семитского пантеона

Астарте, имя которой было переведено на этрусский как Уни. Таким образом, примерно полвека

спустя после битвы при Алалии создание в морской гавани могущественного Цере общего для

всех этрусков и карфагенян алтаря укрепило союз между двумя городами. С другой стороны,

известно, что наступление было направлено против города Кумы обосновавшимися в Кампании

этрусками и было отражено Арис-тодемом Малакосом. Скорее всего, не только латиняне

поддержали его. В любом случае это был момент, когда восстание в Риме

,128

Глава 7 Этруски

привело к изгнанию династии Тарквиниев, Наконец, позже этруски — мы не знаем, кто именно, —

вновь напали на Кумы, и победу Гиерона I Сиракузского прославляли как победу греков над вар-

варами, то есть теми же словами, которые использовал Гелон после своей победы при Гимере.

Означает ли это, что этруски или, по крайней мере, некоторые из них приняли сторону карфагенян

против греков или же что Сиракузы встречали в этрусских городах противодействие своей

политике в Тирренском бассейне? Существование в Цере столь же тесного союза, как в эпоху Ала-

лии, между пунийцами и этрусками могло бы навести на мысль о более древних отношениях.

Ясно, что пунийцы могли быть заинтересованы в присоединении к этрусским центрам из-за сопер-

ничества с греками и в борьбе за контроль над торговыми путями и экономической жизнью

Западного Средиземноморья. Но были греки — и греки, этруски — и этруски, и нет оснований

считать, что здесь идет речь о греках как сообществе и к ним относились все без различия. В

действительности, так же как после Алалии, Цере, объединившийся с карфагенянами, не нашел

тем не менее поддержки филэллинов, и, несмотря на этот союз, не только сохранились отношения

со святилищем в Дельфах, объединявшие греческие колонии на Западе, но и была принята

колония греков-ионийцев, о чем, по-видимому, и свидетельствует цивилизация и искусство Цере

VI в. до н. э. Этруски, вероятно, заимствовали свой халкидский алфавит в Кумах, что указывает

одновременно на исключительную роль Греции в формировании этрусской цивилизации и на

различие между культурными влияниями и политическими отношениями. Во всяком случае,

следует избегать обобщений в сферах, где наши знания еще достаточно отрывочны. При том что

некоторые общие элементы, особенно в религии и языке, свидетельствуют о существовании

национального наследия этрусков, история Этрурии остается прежде всего историей отдельных

городов, которые в тот момент переживают период подъема.

* * *

Тарквиния, крупный металлургический центр, процветающий в VII в. до н. э., вошел в античную

традицию благодаря удержанию первенства, особенно в области институтов. Впрочем,

129

Часть II Европа и Средиземноморье

точно не известно, до каких пор она действительно играла роль столицы. Присутствие в Риме

тарквинийцев в конце VII в, до н. э. ясно свидетельствует не только о ее ведущей позиции по отно-

шению к земледельцам-скотоводам из Лация. Значительные ресурсы города, которые

использовались уже в виллановскую эпоху, позволили ему, во всяком случае, оказывать

сопротивление конкуренции Цере, древнему виллановскому центру, значение которого возрастает

начиная с VII в. до н. э. Скорее всего это происходит благодаря монополии на медь,

поставлявшуюся с гор Толфа. Коммерческий горизонт Цере весьма обширен, о чем сви-

детельствуют привозные ценные предметы, в частности коринфская и аттическая керамика, а

также дорогие материалы и вещества — слоновая кость и оливковое масло, — все это позволяет

предположить и равный объем экспорта.

В начале V в. до н. э., после битвы при Кумах, конкуренция с Сиракузами провоцирует кризис в

Цере, который ориентируется в то время больше на сельскую экономику. Третий этрусский центр,

Популония, вероятно, сформировался в начале VII в. до н, э. в результате синойкизма '

виллановских обитателей, которым он равным образом обязан и успехами в металлообработке.

Кроме того, это был единственный поистине морской центр Этрурии. Использование медных

рудников Кампильи предшествовало здесь использованию к концу V в. до н. э. железных

рудников острова Эльба, следы которых позже будут скрыты архаичными некрополями. Есть

также свидетельства, что в VII—VI вв. до н. э. значительно развивалось ремесленное

производство, но оно не отличалось большой художественной оригинальностью.

Менее четко прослеживаются этапы развития Вей, которые достигнут своего расцвета чуть позже,

в VI—V в. до н. э., тогда как в VII в. до н. э. интенсивная жизнь характеризовала Капену и

Фалерии, населенные латиноязычными племенами. Исторические данные и раскопки на

фалийской территории подтверждают их неэтрусское происхождение. Однако тирренская цивили-

зация очень быстро добивается признания, и ввиду объединения политических интересов, которое

за этим последовало в начале

Синойкизм {грея, synoikismos, от synoikizi) — «вместе заселяю») — объеди-

нение нескольких поселений или городов.

130

Глава 7 Этруски

IV в. до н. э., только фалиски и капенцы стали поддерживать Вейи и пропагандировать

объединение этрусков против Рима, Сами римляне до столкновения с Вейями в процессе своего

развития считали этот город своего рода моделью и путеводителем, и именно ремесленникам из

Вей доверили украшение храма Юпитера на Капитолии, Раскопки, сделанные по периметру

древнего города, в частности в Портоначчо, свидетельствуют об исключительном художественном

мастерстве учеников Бульки.

Распространение влияния Вульчи, еще одного крупного центра металлургического и, прежде

всего, ремесленного производства, продукция которого была широко распространена вне

этрусского мира, также датируется VI—V вв. до н. э. Вульчи — местность в тирренской Этрурии,

в которой археологи обнаружили огромное количество и аттической архаической, и классической

керамики наивысшего качества. Что касается архаического некрополя Марсилиана д'Альбенья, это

был центр, который развивался и богател в течение VII—VI вв. до н. э. и пережил, по-видимому,

расцвет ориентализации.

Ветулония вызывает особый интерес своей чрезвычайно консервативной цивилизацией. По

мнению Дионисия Галикар-насского, она восходит к VII в. до н. э., что подтверждается архе-

ологическими данными. Но к VIII в. до н. э. это был огромный центр виллановской культуры, уже

богатый металлами, каковым он остался и впоследствии. Металлурги изготавливали оружие и

инструменты из бронзы, широко распространились украшения различного типа. Вольтерры

виллансвския цивилизация достигает довольно поздно, затем с VII по VI в. до н. э, она эволю-

ционирует в сторону этрусских форм. Не име-j морских выходов, город распространяет свое

влияние на север и на соседние

территории.

Клузий, наряду с Вольсиниями и Орвието, — наиболее удаленный от моря исторический город

центральной Этрурии. Его земли не содержали минеральных ресурсов, богатства являлись

главным образом земледельческими, а расположение исключало морские отношения. Однако

внутреннее развитие здесь отмечается начиная с VIII в. до н, э., и ясно видны все этапы последова-

тельной эволюции — от виллановских истоков до ориентальных форм. Решающие импульсы

достигали Клузия напрямую, а он,

131

Часть II Европа и Средиземноморье

в свою очередь, направлял их на север, в область Ареццо, а оттуда — на восток в сторону

Перузии. В зоне будущих Фьезоле и Флоренции влияния Клузия, переданные Ареццо, вероятно,

пересеклись с влияниями Вольтерры, это отразилось на облике этрусской цивилизации в бассейне

реки По. Ориентализация проникала сюда, как об этом свидетельствуют недавние открытия в

Монтаньола де Квинто-Фиорентино и в Комеане, до верхнего течения Арно. Кроме того, Клузий

проявляет себя и в других действиях: согласно историческим источникам, именно его правитель,

Порсенна, проявил инициативу, нацеленную на смещение Тарквиниев с трона в Риме, откуда они

были изгнаны мятежом аристократии. Таким образом, клузийские власти, возможно, были

заинтересованы в том, что происходило неподалеку, в нижнем течении Тибра. Позже, после

падения Вей, при других обстоятельствах, именно он изменяет курс галльских войск и направляет

их в Рим.

Кроме того, северные города, несомненно, играли решающую роль в трансформации

виллановского центра в Болонье. Известно, что легенда сделала правителя Перузии, Окноса,

основателем Фельсины, то есть этрусской Болоньи, однако археологические данные доказывают,

что болонская цивилизация глубокими корнями связана с Клузием и Ветулонией. Скорее всего,

виллановская Болонья достаточно поздно обогатилась восточными элементами: дело в том, что

морская циркуляция достигает средней и верхней Адриатики только в VI в. до н. э. Мы же

вернемся к этой проблеме в связи с этрусским подъемом по ту сторону Апеннин.

У нас мало сведений об этрусской экспансии в Кампании, которая спровоцировала войну с

Кумами, а позже — вмешательство Сиракуз. Известны названия многих городов, но археологи-

ческие свидетельства здесь менее многочисленны, чем в долине реки По, где этруски

распространялись и в VI в. до н. э. Однако в культуре Понтеканьяно отражается эволюция от

виллановских до ориентальных форм, совпадающая по времени с эволюцией в центральной

Этрурии и предшествующая эволюции в падан-ской Этрурии. Капуе, удаленной от моря,

приписывают важную роль, так же как Фельсине — северной столице. Располагаясь на полпути из

южной Этрурии в Кампанию, Лаций мог относиться лишь к сфере этрусского влияния; но

рассмотрим это позже.

132

Глава 7 Этруски

Этот краткий исторический обзор наиболее важных этрусских центров показывает, что каждый из

них имел свои отличительные особенности. Мы смогли это подтвердить — по крайней мере, в

некоторой степени — благодаря художественным, ремесленным и индустриальным проявлениям,

оставившим свидетельства. Кантональная структура найдет подтверждение несколько веков

спустя в исторических источниках, которые подчеркивают фрагментарный и автономный характер

этрусской политики, относящейся к периоду архаики. Несмотря на национальную связь, хотя и

непрочную и имеющую строго религиозный и, по существу, лингвистический характер, каждый

город, очевидно, проводил собственную политику, а альянсы и коалиции создавались, изменялись

и распадались в зависимости от обстоятельств.

Все же этрусская история концентрировалась вокруг определенных городов, которые вполне

заслуживают этого как с политической и социальной точки зрения, так и в материальном,

конкретном плане. Какова была роль крупных колонизационных потоков в генезисе этой

городской системы? Это по-прежнему одна из сложных проблем, которые ставит этрусская

цивилизация. Однако сегодня бытует мнение, что урбанизация являлась следствием внутреннего

процесса, вызванного совпадением тесно связанных политико-экономических интересов на

территории, где она распространилась, — одним словом, что урбанизация происходила

параллельно с увеличением количества укрепленных центров колониального происхождения,

^еческих или пунических, в Западном Средиземноморье. Зозможно, конечно, что импульсы,

пришедшие с Востока, во многом спосг-бствовали переходу этрусских центров от

протоисторической, то есть догород-ской, стадии к городской. Но сохраняется не только

структура архаических этрусских городов, заметно отличающаяся от структуры чужеземных

колониальных центров; по большей части последние характеризовались республиканским строем,

хотя по сути были олигархическими, тогда как в этрусских городах царил монархический строй,

по крайней мере до V в. до н. э. Наконец, никогда правящие классы греческих или пунических

городов не накапливали столько богатства, сколько в Этрурии было сконцентрировано в руках

одного-единственного класса, явно

133

Часть I! Европа и Средиземноморье

немногочисленного, — эта экономическая диспропорция является признаком плохо

развивающейся в социальном отношении структуры.

* * *

Ситуация, которая позволила городам южной Этрурии достигнуть исключительного уровня,

постепенно ухудшалась в течение V в. до н. э. и особенно в последующие столетия. Морское

сражение близ Кум, происшедшее в 474 г. до н. э. и проигранное Гиерону I, тирану Сиракуз,

фактически означало закат этрусского влияния в Кампании. Это событие совпадает по времени с

успехом Сиракуз в борьбе против Карфагена и с распространением влияния Этрурии с севера на

соседние территории, а затем за Апеннины. Этрурия долгое время контактировала с эллинисти-

ческим миром, особенно с Аттикой — источником интенсивных экономических и культурных

влияний, но в V в. до н. э. наблюдается сокращение импорта аттических ваз в тирренскую

Этрурию, в то время как они буквально хлынули на северное побережье Адриатики, а именно в

Спину и на территории, более удаленные от моря, в Болонью. Возможно, афиняне — также ярые

противники Сиракуз — хотели удержать их в стороне, направив к Адриатике международные

торговые потоки, в сферу интересов которых, кроме того, попадали внутренние территории

континента. Играли ли роль иные факторы? Во всяком случае, отмечается явное совпадение

между тем, что происходило тогда в Средиземноморье и на континенте: центр кельтского

господства переместился из Бургони к среднему течению Рейна, разумеется, дорога из Адриатики,

проходящая через Северную Италию, соответствовала интересам афинской экономической

экспансии и потребностям континентальных рынков. Очевидно, интересы северных этрусков

сблизились с интересами греков, и неудивительно, что основание морских центров в Адрии и

Спине, так же как невероятное распространение влияния Болоньи, происходило мирным путем.

Многочисленные греческие и этрусские надписи, обнаруженные на вазах из Спины, означают, что

эти два народа должны были здесь сосуществовать, связанные, скорее всего, экономическим

сотрудничеством. Болонья, примыкающая

134

Глава 7 Этруски

к территории Спины, значительно трансформировалась. Напротив, территории, тяготеющие к

Адрии, остаются невосприимчивыми ко всякому влиянию. Возможно, Адрия была полностью

ориентирована на море, но этот аргумент можно также применить и к Спине, которая считалась

центром талассократии > — морского господства и имела свою сокровищницу в святилище в

Дельфах, так же как Цере. Греческие источники представляют Спину как греческий город —

hellenis polls, и правда, свидетельства этрусской культуры ограничиваются надписями, которые

обнаружены на керамике и предметах из бронзы, напоминающих аттические вазы и составлявших

погребальное убранство. Мифы, воспроизведенные на этих вазах, становились иногда, как это вер-

но заметил Н. Алфьери, инструментом афинской пропаганды. Адрия, где этрусские следы,

напротив, более редки, изображалась как этрусский город, по крайней мере римскими писателями.

В Болонье торговые потоки, исходящие из центральной Этрурии, пересекались, вероятно, с

потоками, которые пришли с моря. В итоге здесь вскоре развился активный процветающий город,

где старые виллановские основы обогатились этрусскими и аттическими заимствованиями, но

сохранилось и своеобразие. Спина, вероятно, не имела собственного производства, так же как Ад-

рия: это были крупные порты-фактории, куда торговцы прибывали для сбыта товаров. Богатство,

судя по погребениям и их впечатляющим сокровищам, по-видимому, было всеобщим и

распределялось достаточно равномерно. То ж^ самое, по-видимому, имело место в Болонье.

Однако аналогии между морскими портами и главным внутренним городом скорее мнимые, чем

реальные. Экономику этрусской Болоньи в действительности не следует определять только

этрусскими и аттическими составляющими. Уже давно налаженный массивный импорт янтаря, с

одной стороны, и стеклянной массы, обычно используемой в виллановском декоре, — с другой,

свидетельствует об отношениях с севером и Восточным Средиземноморьем. В начале V в.

галыитатские следы раскрывают связи с другими районами, которые, возможно, не были чисто

Талассократия (от греч. thalassa - «море», kratos - «господство», «власть») -господство на море.

135

Часть II Европа и Средиземноморье

коммерческими. Ситулы, найденные в Болонье и Спине, демонстрируют, что эти два города

импортировали предметы из альпийских регионов, где находился главный центр этого искусства.

Обнаруживаются некоторые венетские следы, которые, особенно в Болонье, — речь идет о

керамике Эсте, — могут объясняться коммерческими факторами, в то время как чеканные ситулы

демонстрируют отношения с внутренними территориями Восточных Альп. Наконец, раскопки в

Гассле (Швеция), где обнаружена бронзовая циста болонского типа, иллюстрируют неожиданный

масштаб международной деятельности этого города.

Северная Этрурия, именуемая также паданской или около-паданской, поскольку занимает бассейн

реки По, не стала, как полагали Тит Ливии и античные авторы, империей унитарной поли-

тической, если уже не этнической, структуры. Действительно ли существовало эта паданское

двенадцатиградие, на которое намекает Тит Ливии? Названия двенадцати городов не были

переданы историками Античности, а из-за редкости этрусских археологических документов по

другую сторону реки По нет возможности определить истинные городские центры. Этрусский

характер Ман-туи, более явный, в конечном счете засвидетельствован только литературной

традицией. Существование «этрускоидной» цивилизации подтверждено только в Болонье, в

Марцаботто и, с учетом большей ориентации в сторону Греции, в Спине. Что касается всего

остального цизальпинского пространства, то известны многочисленные и основательные

свидетельства того, что, если говорить об экономическом пространстве, оно подверглось

этрусскому влиянию, пришедшему по артериям, по которым этрусская продукция пересекала

Альпы и проникала вглубь Центральной Европы вплоть до крайнего севера. Естественно, что в

более или менее важных этрусских центрах были возведены ключевые пункты этой

коммуникационной сети, но пока нет возможности подтвердить, что они составляли

организованное ядро городов^ Зато можно отчетливо проследить направления этой экспансии.

Они читаются по карте раскопок предметов, распространенных торговлей, особенно

металлических изделий, которые в большей степени использовались на практике, нежели

предметы искусства. Эти линии разветвляются в зоне больших ломбардских озер, к озеру

Маджоре и озеру Комо, к долине реки Адиж и перевалам Восточных Альп.

136

Глава 7 Этруски

Северная Италия использовала алфавит, основанный на этрусском алфавите, перенесенном из

Фельзины, и подвергшийся влиянию греческих алфавитов, которое распространялось двумя

путями: с Адриатики — на восток, из Лигурии и, возможно, низовьев Роны и со стороны Альп —

на запад. Более или менее разнородные, эти алфавиты стали, во всяком случае, наиболее значи-

тельным и устойчивым этрусским наследием в Северной Италии, а топонимические и лексические

свидетельства достаточно редки и в большинстве случаев сомнительны. В плане цивилизации, ре-

лигиозной жизни и искусства этрусское влияние практически равнялось нулю, так же как в плане

урбанизма, который является полностью римским. Подвергнувшись кельтскому вторжению,

этруски отступают, впрочем, не без попыток оказать сопротивление в районе Тисы, Тит Ливии

сохранил воспоминание об этой битве: он сообщает, что этруски и умбры были изгнаны с их

земель бой-ями, после чего они пересекли реку По на плотах. Несмотря на то что нам неизвестна

точная дата этого события, мы можем все же определить его исторический контекст: его главными

действующими лицами были, с одной стороны, бойи, которые направлялись за реку По, с другой

стороны — этруски из Фельзины, для которых обладание бродами реки и циспаданскими

территориями было условием, необходимым для выживания.

После этрусской экспансии на равнине реки По осталось только несколько выживших, насколько

в этом вопросе можно доверять Страбону и Плинию. Спина, вероятно, сохраняется вплоть до III в.

до н. э.: греческие жители покинули ее, по мнению Дионисия Галикарнасского, под натиском

соседних галльских племен. В действительности существовали, скэрее всего, географические

причины, которые превратили могущественный город VI—V вв. до н. э. в небольшое поселение

эпохи Страбона. Раскопки, произведенные в последние годы, совершили настоящий переворот,

позволив изучить отношения между этрусками и галлами в долине реки По. В преддверии

окончательного решения этих проблем подчеркнем, прежде чем завершить замечания о северной

Этрурии, что этрусская Капуя являет редкий пример крупного организованного города, имеющего

в плане совершенно правильный прямоугольник. На этом стоит остановиться подробнее.

137

Часть II Европа и Средиземноморье

Такая городская структура была известна только южным и северным окраинам этрусского

культурного пространства, а именно Капуе и Марцаботто; последний случай до сих пор бес-

спорен, поскольку город, античное название которого нам неизвестно, не существовал в римскую

эпоху. Правильный план, в соответствии с которым священная крепость располагалась на

возвышенности, а жилой город внутри ритуально ориентированного пространства, характерен для