Мансуэлли Г. Цивилизации древней Европы

Подождите немного. Документ загружается.

происхождения.

Торговля обогащала и земледельцев, но прежде всего скотоводов. Владельцы стад довольно часто

практиковали угоны скота: вооруженных групп становилось все больше, потребности в оружии

возрастали. Бронзовый век на севере продолжался до более позднего появления железа. Это

произошло в середине следующего тысячелетия и отмечено ргспространением курганов,

содержимое которых представляет, благодаря особой консервации погребальных реликвий,

ценные сведения о народах бронзового века. Глинистая и железистая почва курганов, где

покоились мертвые, прикрывала тела погребенных, одежду и предметы, образуя своего рода

защитную камеру, и обеспечила их долговременную сохранность. То же касается многочисленных

находок в торфяниках и болотах, вода и почва которых, как известно, защищает металл от

окисления.

Сохранилось также одеяние, в которое облачали умерших. В Эгтведе в дубовом гробу обнаружен

труп молодой женщины, одетой в шерстяную рубаху и короткую юбку, изготовленную

Часть I Европа и доисторический период

из веревок, связанных друг с другом, и стянутую на талии поясом. В Мульдбьерге обнаружено

тело- мужчины, облаченного в длинную мантию, на голове — шапка из буклированной шерсти.

Но самой удивительной находкой стала солнечная колесница из Трундхольма. Ансамбль

представлен лошадью, которая катит диск, подобный громадному колесу. Вероятно, речь идет о

символическом объекте, связанном с культом солнца.

Благодаря этим замечательным свидетельствам можно проследить всю эволюцию общества,

повседневной жизни и религиозных убеждений вплоть до конца первобытной истории. Котел из

Гундеструпа, который датируется железным веком, устанавливает связь между доисторическим и

кельтским миром.

* * *

В настоящее время благодаря упорным поискам, проводившимся в последние годы русскими

археологами, значительно расширились наши знания о цивилизациях Восточной Европы. Эти

исследования подтвердили важность отношений между Азией и Европой. Изначально эти две

зоны были четко разделены. На севере долгое время сохранялась практика охоты и рыбалки —

пережиток палеолита. На юге эволюция происходила значительно быстрее. На севере сельское

хозяйство оставалось дополнительным, вторичным занятием, так же как скотоводство. Однако

неолитизация утвердилась и здесь, о чем свидетельствует существование деревень и

использование керамики. Медь появилась позднее, когда завязались отношения с цивилизацией

Кавказа. Об этом свидетельствуют поселения, обнаруженные на Волге и в Андроново. На юго-

востоке между тем развивались отношения прежде всего между степными кочевниками и

ближневосточными земледельцами. Богатая цивилизация Майкопа была самой значительной.

Народности Кубани, возглавляемые военной аристократией, жили в деревнях из хижин (Долинск),

а в их курганах сочетается техника несущих конструкций (Майкоп) и мегалитическая техника

(Новосвободная). Очень быстро каменные орудия труда были заменены бронзовыми. Эта цивили-

зация на последней стадии эволюции испытывала влияние ката-комбных культур и культур

Абхазии, долгое время сохраняя свои

Глава 3 От камня к металлу

погребальные обряды. Металлургия ограничивалась здесь локальным производством, а

скотоводство было направлено на вывоз сельхозпродукции. На рубеже XVI—XV вв. до н. э. была

одомашнена лошадь. Позднее эту разнородную цивилизацию вытеснила кобанская цивилизация,

где после распада хеттской империи распространилось железо, несмотря на консервативность этой

среды.

На юго-западе развивалось несколько цивилизаций, имевших важное значение. Например,

цивилизация Триполье, занимавшая территорию между Днестром и Днепром, установила связь

между Россией и Балканами и поддерживала на западе отношения с культурой Кукутени.

Трипольцы культивировали хлебные злаки и ячмень, переезжая с места на место каждый раз,

когда почва истощалась, и практиковали скотоводство в большом масштабе. Они создали

замечательные образцы керамической живописи и малых пластических форм.

В бронзовый век пространства, на которых появились эти новые цивилизации, изменились.

Например, погребения в ямах распространились в степях между Днепром и Волгой. Специалисты

главным образом изучили некрополи, так что у нас до сих пор мало сведений об экономике и

типах поселений. Некоторые признаки все-таки указывают на использование колесниц. Напротив,

цивилизация Фатьяново, которая имеет связь с комплексом боевых топоров, известна своими

поселениями, построенными вдоль рек и на берегах озер. Скотоводство, вероятно, играло здесь

важную роль, и интенсивные торговые отношения с юго-восточными территориями и Северным

Кав^ааом, с одной стороны, и с Севером и балтийскими регионами — с другой, свидетельствуют о

ее жизнеспособности и посреднической роли. На востоке родственная группа Баланова своей

автономностью доказывает обратное. Балановские деревни занимали вершины холмов,

возвышавшихся над реками. Носители этой культуры, также связанные с культурой боевых

топоров, пришли, возможно, из южных областей. Они приобщились к земледелию и скотоводству

и хоронили усопших в подземных гробницах со стенами, обшитыми деревом. В этих погребениях

обнаружены каменные топоры, предметы из бронзы и золота, замечательная керамика, иногда

украшенная солярной символикой. На территории самого

73.

Часть I Европа и доисторический период

Фатьянова в середине бронзового века распространяется цивилизация Сейма, известная

поразительным развитием металлургии, специализировавшейся на изготовлении оружия: торговые

связи этой цивилизации простирались до Балтики и территорий Андронова и степей.

Тотемический культ змеи был заимствован у неолитических культур Урала.

Наконец, на территории между Доном и Нижней Волгой главной цивилизацией была катакомбная.

Ее экономика основывалась на мотыжном земледелии и скотоводстве, а металлургия зависела от

рудников Кавказа. Пространство катакомб-ной культуры, в частности Полтавкин, впоследствии

было занято народом срубных погребений, но экономическая основа осталась прежней,

соответствовавшей предшествующей эпохе. Глиняные модели показывают, что носителям этой

культуры была знакома двухколесная колесница. Металлообработка, достигнув здесь высокого

уровня — об этом свидетельствуют многочисленные находки бронзовых и литых изделий, —

распространилась по всей Южной России,

Часть вторая

Европа и Средиземноморье

Глава 4

ВЛИЯНИЕ АРХАИЧЕСКОЙ ГРЕЦИИ

В первой половине 1-го тыс. до н. э. архаическаяя Греция открывает историю собственно Европы

и закладывает основы, на которых Греция классическая и эллинистическая построит затем нашу

цивилизацию. Б этот период Греция играла роль ведущей цивилизации по отношению не только к

Средиземноморью, но и к внутренним континентальным территориям. Ее опыт представлял собой

удачный синтез сложных заимствований, вытекающих друг из друга и происходящих отчасти с

Востока и из Египта, а отчасти — из доисторической Европы: Микены, о которых речь шла выше,

на самом деле уже представляли собой европейскую цивилизацию. Вполне понятно, что греческая

цивилизация, являясь продуктом синтеза, стала катализатором для возникновения мощного

центра.

С Востока и из Египта, через посредство Згеиды, и прежде всего Крита, она восприняла элементы,

которые составят впоследствии общеионийское койне. Но некоторые элементы микенской эпохи,

такие как мегароны дворцов л крепостей, обнаруженные в глубоких слоях Трои, были отнесены,

как мы отмечали ранее, к континентальному неолитическому наследию. По своей структуре эти

государства «пастушеских народов», как назвал их Гомер, были родоплеменным обществом,

достигшим пика своего развития, и копировали восточные и египетские монархические империи.

Общины свободного населения, damos на микенских табличках, смягчая власть вассальных

правителей — апах, — стали зародышем той демократии, которая с полным правом

Часть II Европа и Средиземноморье

считается достижением греков, но «темные времена» эволюции почти не позволяют проследить ее

начальные этапы.

С «вторжением» дорийцев связывают перемены, происшедшие в Греции в хронологическом

интервале между микенским периодом и геометрической архаикой — в IX^VIII вв. до н. э. С

самого заката микенской цивилизации начались первые набеги дорийцев, спровоцированные,

вероятно, постоянными конфликтами между ахейскими правителями и небезопасностью, прежде

всего связанной с пиратством и рейдами «народов моря». Расселение из районов Малой Азии,

которое положило начало ионийским городам, осуществлялось непрерывными волнами по следам

героев троянского цикла и пионеров, основывавших там колонии со времен Микен. Образное

искусство Крита и Микен в то время приходит в упадок, вскоре в искусстве стал преобладать

геометрический декор. Вероятно, приток дорийских групп способствовал подъему искусства в

Греции, но, по сути, это было лишь возвращение к искусству, которое прежде было распрост-

ранено по всему континенту. В начале греческой архаики геометрическое искусство стремилось

исключительно к более стройным и рациональным формам. Этот рационализм, наделенный

удивительной энергией, пытался найти логическую модель отражения жизни и привести описание

различных социальных или эстетических структур в соответствие с идеальным космосом. В этом

рационализированном единстве форм человеческая фигура выражена сначала нечетко, затем

становится основным элементом, прежде чем достичь формы, в высшей степени совершенной. Но

эта эволюция совершалась в различных регионах в разном ритме и на разных уровнях. Если в

Афинах изображения на вазах открывали двери фундаментальному антропоморфизму клас-

сической эпохи, то дорический храм жестко вытеснял космический идеал математическими

связями и соответствиями. Этот разрыв между дорической и ионической группой, который про-

является в Афинах, не задетых вторжениями, остался, как будет видно позже, одним из

катализаторов греческого динамизма. В находках из Дипилоиа человеческие фигуры, вписанные в

строгую декоративную композицию, одновременно становятся более четкими. Отметим, что для

греков характерно последовательное убеждение в главенствующей роли человека. Оно

реализовалось

Глава 4 Влияние архаической Греции

как в искусстве, так и в организации жизни города. В завершение этого процесса ремесленник и

художник ставят человека в центр внимания, отодвигая декор на второй план: отныне человек

становится «мерой всех вещей» — задолго до того, как философская мысль сформулировала

фундаментальный принцип эллинистической цивилизации.

Разрыв между ионийцами и дорийцами начинается в то же время. Для первых он связан с

довольно свободными и, как правило, менее организованными политическими структурами, хоро-

шо поддающимися, однако, эволюции в сторону демократии, с оригинальной архитектурой и

нюансированным фигуративным искусством; для других характерны более жесткие,

военизированные образования, математическая точность в архитектуре и формы, блокирующие

пластику. Ионийский мир более открыт, порой более восприимчив и предприимчив. Его

географическое положение на середине пути между Востоком и Европой объясняет изобилие

восточных заимствований, о которых свидетельствует грандиозность строений и городских

планов, а также мягкость нравов, поражавшая древних. Морские связи, растянувшиеся от Черного

моря до Испании, и отношения с внутриконтинентальными восточными странами развивали здесь

живой дух наблюдательности и любознательности, которые положат начало письменности и

научным интересам, предшествовавшим историческому поиску и философской мысли. Именно

ионийский мир стал источником как географических знаний, так и философских систем, быстро

распространившихся на Западе, поскольку ионийцьчнаходясь ближе к Востоку по сравнению с

другими греками, явились также первыми колонизаторами Запада. Эти восточные ьлияния>

воплотившись в греческом искусстве в простом подражании, основанном на внешних сходствах,

нашли глубокий отклик в восхищении Геродота египетским миром и в притягательности Востока

для греков, несмотря на их политическое и идеологическое противостояние. Отметим, что

противопоставление греков и варваров не было явным до тех пор, пока персидское государство не

покорило ионийские города и не оккупировало Грецию и пока греческие полисы не оказались

разгромлены при Марафоне и Саламине иноземными армиями. До этого времени варвара

называли просто

"oglotte: судя по тому, что Гомер употребляет этот термин только

Часть II Европа и Средиземноморье

по отношению к карийцам, он скорее всего не содержал в себе ни малейшего оттенка презрения.

Миф об амазонках, напоминающий о древней вражде с азиатскими племенами, только в V в. до н,

э. приобрел символическую и аллегорическую ценность, которая открылась нам в произведениях

искусства данной эпохи. Зарождается противоречие между силой разума греческого человека и

иррациональной hybris' мифов, воплощенной прежде в подвигах таких героев, как Тезей и Геракл,

против чудовищ — кентавров и Минотавра. Эпоха архаики завершилась в тот момент, когда hybris

проникла в сферу политики и стала использоваться как основная характеристика персидской

монархии и иных политических врагов Греции.

Древнеперсидской монархии — варварской организации — противопоставлялся греческий полис.

Он был создан именно в .архаическую эпоху, хотя его организация разрабатывалась медленно и

тщательно, вплоть до внешнего устройства и городских планов, вслед за стадиями

аристократической организации и более или менее продолжительного опыта тирании.

Архаическая эпоха стала во всех отношениях самой свободной и счастливой в длинной истории

греческого народа — лакедемоняне еще не закрылись в том аристократическом милитаризме,

непроницаемом для культуры, по отношению к которому афинские демократы демонстрировали

позже свое презрение. Эта внутренняя оппозиция между двумя концепциями, дорической и

ионической, не проявлялась пока еще столь категорично. Что касается искусства, дорийцы до-

стигли заметного прогресса в музыке и поэзии, тогда как ионийцы дали жизнь монодической

лирике. Ионическая поэзия и поэзия дорическая совместно способствовали формированию дра-

матического искусства, которое стало, возможно, величайшим творением греческого гения. Этот

фундаментальный дуализм, который позже обострится, сопровождался всевозможными вари-

ациями. Каждый или почти каждый город стал очагом особого искусства. Никогда больше после

эпохи архаики не встретится подобное изобилие локальных школ, особенно в области скульптуры

и керамики. Если личность художников редко ощущается,

Гибрис — олицетворение желания сравняться с богами и превзойти их, на-

рушить установленный порядок.

Глава 4 Влияние архаической Греции

то тщательные поиски смогли прояснить некоторое количество индивидуумов-горожан. Их

жизненная сила находилась тогда на ступени наивысшего подъема и расцвета как в плане

искусства, так и в плане экономики и политики. По-прежнему оставалось свободное пространство

для экспансии и широкого распространения коринфской керамики, что, впрочем, не привело здесь

к ее абсолютной монополии, которой позже достигнет афинская керамика. Тем не менее

свободная фантазия ориентального искусства повсеместно ограничивалась рациональной

строгостью геометрического искусства. Добавим, что именно к архаической эпохе восходит

оригинальная, невозможная в иной художественной цивилизации, концепция скульптуры, в

которой понятие божества воплощается через антропоморфизм.

В заключение отметим, в более узкой перспективе этой книги, что в результате колониального

расселения на всей территории Средиземноморья распространятся и утвердятся городские

структуры греческого типа. Под влиянием греческой экономики повсеместно стала

использоваться монета, а развитие колоний внесло свой мощный вклад, способствуя единству

континентальной экономики. Урбанизм, распространявшийся в процессе греческой колонизации,

в конце концов упростит эволюцию протоисторических структур Этрурии, так же как архаический

греческий дух повлияет на развитие искусства. Со временем наследие греческой архаики станет

богатой основой для эволюции периферийного искусства Средиземноморья, в среде менее

образованной и духовно развитой. Таков мир, одновременно многообразный и единый, вокруг

которого в течение почта половины тысячелетия развивалось огромное европейское пространство.

4-6636

Глава 5

КОЛОНИЗАЦИОННЫЕ ПОТОКИ В СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ

Если восток Средиземноморья за счет ближневосточного динамизма активно участвовал в

становлении и развитии цивилизации, то запад пробудился к истории только благодаря сти-

мулирующей роли колонизации. После упадка Микен финикийские мореплаватели стали первыми

частыми посетителями берегов Западного Средиземноморья, ранее достигнутых ионийцами. В

пунической традиции в начале IX в. до н. э. зафиксировано основание финикийского Кадиса, а в

VIII в. до н. э. в повествованиях об Одиссее упоминается о возобновлении отношений азиатских

греков, наследников афинян, с тогда еще сказочной страной Запада. С этих первых экспедиций

зарождается мощный поток, который, начавшись в IX в. до н. э. и продолжаясь в VIII— VII вв. до

н. э.

охватит все средиземноморское побережье за счет городе в-колоний греческих и

финикийских метрополий, породив небывалую активность в этом приморском пространстве как с

точки зрения торгового обмена, так и в отношении культурных связей.

О колонизации вообще и колониях в частности очень много написано. Поэтому мы не будем

останавливаться на деталях. Здесь важно вспомнить об основополагающих аспектах этого

феномена, в которых отражена деятельность замечательной цивилизации и которые имеют

решающие последствия для истории всего континента.

Глава 5 Колонизационные потоки в Средиземноморье

* * *

Основной движущей силой являлся, по-видимому, экономический порядок. Главной целью было

захватить минеральные ресурсы, и прежде всего металлы, необходимые (задолго до рас-

пространения железа) для изготовления сплавов. Финикийская фактория Кадис, возможно самая

древняя на Западе, стала одновременно рынком сбыта для богатых рудниковых областей Ибе-

рийского полуострова и аванпостом для каботажного атлантического плавания, организуемого

прежде всего в целях транспортировки олова с Британских островов. Достаточно вспомнить

торговлю между странами в Средние века и в начале Нового времени, чтобы утверждать, что

только эта задача могла оправдать огромные затраты средств и энергии, риск и сложности

деятельности, простирающейся на тысячи миль.

Нужно было наладить систему опорных пунктов, что было вызвано необходимостью расширения

сети дорог, а также нестабильностью политических условий; оборудовать места якорной стоянки,

склады, организовать охрану — фактории должны были иметь возможность обходиться

собственными силами, если местные ресурсы иссякали, а добрая воля жителей ослабевала.

Несомненно, организовывались и налаживались торговые пути и внутри континента, известно

также, что металл перевозился по ним чаще, чем янтарь, торговля которым практиковалась еще

микенцами, однако дороги были длинными и опасными. Морские порты устраивались также в

точках пересечения морских и караванных дорог. Замечено, что микенць! не располагали доста-

точными минеральными ресурсами, в частности оловом и медью, и вынуждены были

импортировать их с Кипра или Киклад-ских островов. Континентальная Греция, а позже Карфаген

были еще менее обеспечены ими. Эти потребности в сырье возрастали параллельно с техническим

прогрессом и повсеместным распространением товарообмена, который подтолкнет и тех и других

к берегам Запада.

Однако начиная с IX в. до н. э. вмешиваются другие факторы, более заметные у греков, история

которых нам лучше известна и колонизация которых, кроме того, отличается особой сложностью.

Греки будут искать не только металлы, хотя континентальное

Часть II Европа и Средиземноморье

золото продолжает притягивать их к негостеприимным берегам Фракии, но и другие необходимые

продукты и материалы: зерно с Черного моря и дерево с Кавказа, Огромное население городов,

прежде всего в Малой Азии, требует привоза необходимых товаров, а уже потом, в V в. до н, э.,

приводит к созданию клерухий — военных аванпостов и населенных колоний, куда Афины высе-

ляют излишки бедного крестьянства. С VIII в. до н. э. колонизация служит регулятором

перенаселения и недостатка возделываемой земли — об этом свидетельствуют многочисленные

дорийские и ионийские колонии в Великой Греции, а также Кирена на африканском побережье

(середина VII в. до н. э.), которые обязаны своим появлением сложившейся ситуации. Таким

образом, изначально в некоторых колониях торговля и производство являлись лишь элементами

локальной экономики: бурная негативная реакция коренного населения иногда вынуждала

отказаться от земледельческих планов и ограничиться сугубо морским образом жизни.

Финикийцы, напротив, ориентировались сначала на устройство простых торговых опорных

пунктов, и только много позже их переселенцы станут образовывать территориальные государства

— в период, когда ассирийское, а затем нововавилонское господство в 574 г. до н. э. положат

конец независимости метрополии. Позже ионийцы покинут свои города под угрозой персидской

экспансии, и массовая миграция из Фокеи в Массалию и на Корсику в 544 г. до н. э. приведет к

первому большому столкновению между Карфагеном и Грецией — битве при Ала-лии (535 г. до н.

э.).

Другие переселения, не менее массовые, но имеющие совсем иной характер — переселение

изгнанников после политических мятежей, а также нежелательных лиц, выселенных из городов,

— увеличили в конечном итоге колонизационные волны. Поэт Архилох, принимавший участие в

колониальных экспедициях фасийцев к берегам Фракии, говорит по этому поводу о

«панэллиническом сброде», имея в виду изгнанников, пришедших с разных сторон. Известно, что

Тарент обязан своим основанием изгнанию политических элементов, дискредитированных в

Лаконии. А легенда, которая называет царицу Дидон «беглянкой», наводит на мысль о подобных

случаях у финикийцев.

Глава 5 Колонизационные потоки в Средиземноморье

* * *

Необходимость дальнейшего распространения колонизации создала условия для соперничества —

либо между метрополиями, либо' между самими колониями, либо, наконец, на уровне главных

действующих лиц в регионе. Стремление к обладанию ключевыми позициями, прежде всего с

коммерческой, а не территориальной точки зрения, к концу VI в. до н. э. также приводит к

длительной борьбе за гегемонию. Изначально многочисленность греческих метрополий породила

между ними соперничество в колониальной экспансии. Каждый город хотел повысить свой

авторитет, основав новые города-сателлиты, которые позволяли значительно укрепить власть.

Одни в ходе своей экспансии обращались к наемникам и иностранцам, у других городскую

верхушку образовывали собственно горожане. Так на обширных колониальных пространствах

появились небольшие мегарские колонии. Но позже политические конфликты между метрополи-

ями, прежде всего дорийскими и ионийскими, а позже между Спартой и Афинами, осложняют

отношения между колониями. Последствия перемен, которых добились метрополии, развивались

и умножались; чередование колоний различного происхождения, которое препятствовало их

объединению, еще больше усложняло отношения. В колониях и их метрополиях — первые чаще

были олигархическими, вторые — либо аристократическими, либо демократическими —

разногласия м< жду классами по отношению к власти влекли за собой конфликты, которые при-

нимали иногда вооруженный оборот.

Перед лицом греческой экспансии фичихийцы, которые полностью зависели от той же

метрополии, почти всегда сохраняли свое единство, за исключением периода, когда Карфаген,

опасаясь дробления после падения тирренской метрополии, навязал свое владычество ближайшим

колониям, являвшимся автономными.

Этот эпизод предвещает конфликт, который впоследствии приобретет небывалый размах, когда

Карфаген, сменив свою метрополию, павшую и ушедшую в прошлое в результате персидского

вторжения в азиатский лагерь (морское сражение при Ми-лете), займет свое место в конфликте,

который отныне станет

Часть II Европа и Средиземноморье

главным, — между Западом и Востоком. Новому расколу, образовавшемуся в Эгеиде после

персидской оккупации ионийских городов, на Западе соответствует все более явный раскол между

Карфагеном и Грецией, которые не были напрямую захвачены грозными силами Азии.

Далее, затрагивая Грецию и Рим классической эпохи, мы вернемся к этому изменению общей

ситуации. А сейчас нужно подчеркнуть, что конкуренция наметилась уже в момент распределения

колоний между главными действующими лицами — греками и финикийцами.

Нам плохо известна история этой конкурентной борьбы на ее начальных этапах. Возможно, она

обозначилась уже в VII в. до н. э., пока в ограниченных рамках, между наиболее предприим-

чивыми греческими городами — особенно Милетом — и финикийцами, обосновавшимися в

Египте и торгующими с Понтом Эвксинским. Захват ассирийцами в конце века Финикии способ-

ствовал переходу инициативы к грекам. Дорийцы острова Феры (Теры), возглавляемые

критянами, обосновываются на Киренаи-ке. После захвата Тира вавилонцами (574 г. до н. э.)

соперничество обострилось: Карфаген начинает энергично противостоять новым попыткам

дорийцев закрепиться в Африке. Но в начале VI в. до н. э. это противостояние оказалось

безуспешным, ибо он так и не сумел воспрепятствовать основанию Массалии фокей-скими

колонистами, которые после морского путешествия Ко-лая с острова Самос пытались обойти

карфагенцев с севера. После этого фокейцы создают уже реальную угрозу карфагенским колониям

в Испании, о чем сообщает Геродот. От него же нам известно, что царь Аргантонийлз Тартесса в

первой половине VI в. до н. э., до того как Фокея попала в руки персов (546 г. до н. э.), пытался

основать в данном регионе фокейскую колонию, по-видимому, с целью избавиться от

притеснительной монополии финикийцев. Территория Тартесса долгое время находилась в сфере

финикийского влияния. Когда же первые рейды ассирийцев на Тир привели к изменениям в

колонизационной политике этой метрополии, Тир стал данником Ассирии, речь шла прежде всего

о дани тартезийских правителей. Однако события, развернувшиеся в Азии позже, после падения

Ассирийской империи, дают тартезийцам некоторую отсрочку и надежду на возможное

распространение

Глава 5 Колонизационные потоки в Средиземноморье

греческой монополии на иберийскую торговлю. Но Карфаген, хорошо организованный и взявший

в свои руки управление финикийцами на Западе, контролировал древнюю балеарскую колонию

(Эбус на острове Ибица, основан в 654 г. до н. э.) и, в то время как персидское господство в

середине VI в. до н. э. остановило экспансию ионийцев в Фокее, объединился с этрусками и стал

проводить антигреческую политику в Тирренском море. В 535 г. до н. э. битва при Алалии,

выигранная фокейцами в военном отношении, но проигранная по существу, остановила про-

движение греков на север и, препятствуя усилению колонии Мас-салия, нанесла очень тяжелый

удар по возможностям ионийской экспансии на запад. Крах ионийской инициативы, помешав дру-

гим грекам отправиться на запад за Сицилию, привел к виртуальному разделению сфер влияния

между греческой территорией и пунической империей. Последняя, от обширного побережья Сирта

до берегов Нумидии, через владения в западной Сицилии, практически блокировала переход

между двумя средиземноморскими бассейнами, а ее колонии на Сардинии и Балеарских островах

способствовали распространению ее собственной монополии на иберийские ресурсы и

атлантическую навигацию. Греки же обосновываются в Италии и на востоке Сицилии, которая

станет три века спустя ареной беспощадной борьбы и огромных, но напрасных потерь как для

греков, так и для карфагенян. Карфагену удавалось поддерживать внутри острова враждебность по

отношению к грекам; позже, когда Сиракузи станут главным центром сицилийской политики, он

будет настраивать против них некоторые греческие города. Впрочем, нет оснований думать, что

греки никогда не предпринимали усилий для сокрушения внутренне компактной пунической

цивилизации. После Алалии Центральное и Западное Средиземноморье предстает разделенным на

две основные сферы влияния — карфагенскую, в обозначенных границах, и греческую,

включавшую, помимо Ионии, Тирренское море вплоть до Кум. Для Греции, кроме того, без

видимых ограничений было открыто Адриатическое море, где не установилось чье-либо

господство, что могло бы в данном секторе создать преграду продвижению греков. Тирренское

море к северу от Кум находилось в сфере морского влияния этрусков, которые размещались

между карфагенскими колониями и более расчлененными

Часть II Европа и Средиземноморье

греческими. Таким образом, присутствие этрусков делило данный регион на две части, поскольку

этрусское влияние распространялось на Лигурию и дальше, а соседство с карфагенским

пространством позволяло изолировать массалийскую сферу влияния на севере линией,

проходящей от Корсики до Балеарских островов и до Эбра. На иберийских берегах, от

Гемероскопейона включительно и до Гибралтара, древние греческие поселения были поглощены

пунической колонизацией. Впоследствии это привело к событиям, о которых мы ничего точно не

знаем, но можем догадываться. Таким образом, этруски выступали арбитрами в ситуации, от

которой в то же время они полностью зависели, что было естественным следствием их политики

равновесия по отношению к карфагенянам и грекам.

Еще один аспект проблем, поставленных колонизацией, составляют, в частности, реакции,

которые она породила со стороны местного населения. Замечание Геродота относительно короля

Аргантония свидетельствует о том, что локальные правители иногда привлекали поселенцев на

свою землю. Соглашения, в большинстве случаев посреднические, имели место, когда инициатива

и экспансия поселенцев были направлены.на обустройство прочных территориальных центров, на

поддержание прежних портовых центров, — или, иначе говоря, на налаживание устойчивых

отношений с внутренним населением. Но часто с приходом колонистов проявлялись сильные

противоречия, о чем свидетельствуют непрерывные столкновения, в которых греки выступают

против фракийцев. История колоний Южной Италии и Сицилии также содержит множество

примеров ожесточенных войн против италиков. Особенно ярко это проявлялось, когда внутренние

силы приходили к согласию после ассимилирования элементов вторгающейся цивилизации.

Образование первых греческих факторий в Понте, однако, осуществлялось с согласия коренных

жителей. Но греки зачастую становились свидетелями злого духа и независимой воли местного

населения, что приведет в конечном итоге, как и в Италии, к резкому изменению ситуации:

греческие города будут платить дань внутренним народам, а иногда даже оккупироваться ими.

Эти неудачи отчасти были спровоцированы исключительным отстаиванием местных интересов и

недостатком единства между различными

Глава 5 Колонизационные потоки в Средиземноморье

городами. Карфагеняне, напротив, стараются как можно быстрее создать единство, а

централизованные государства (согласно восточным источникам) оказывают большее

сопротивление.

Однако в V в. до н. э. берега Средиземноморья были испещрены колониями и факториями.

Исключение составляет центральная Италия, омываемая Тирренским морем, где благодаря

раннему распространению этрусских городов колонизация не только стала ненужной, но даже

помешала бы. Целые государства, занимающие обширные недробные территории, такие как

Сиракузы, располагались на противоположном берегу от Карфагена. Впрочем, не случайно, что и

Сиракузы и Карфаген оказываются в этой критической ситуации на перекрестке сре-

диземноморских дорог, на ключевой позиции. Территориальная экспансия усилила автономию

этих новых колониальных метрополий, после того как были созданы все условия, необходимые

для сопротивления давлению со стороны местного населения.

* * *

Последствия колонизации, осуществлявшейся греками и финикийцами, были многочисленны и

значительны. Во-первых, ускорилось установление отношений между удаленными друг от друга

народами и регионами, которые ранее игнорировали друг друга; скажем больше, колонизация

способствовала органическому единству экономики древнего мира, дополняя ресурсы и

возможности всех стран. Вдоль торговых дорог эти влияния впоследствии распространятся

дальше, проявлять на уровне цивилизации: они примут непосредственное участие в создании

«цивилизаций» в средиземноморском смысле слова. Это было скорее следствием, чем целью

колонизации. Результаты часто превосходят ожидания.

Можно сказать более точно: колонизация если не наладила, то по меньшей мере ускорила и

сделала постоянным распространение сырья и рассчитанных на повседневное потребление то-

варов. Это касается не только колоний и метрополий, но и континентальных районов. Двойной

поток, который достигает Запада в начале 1-го тыс. до н. э., не является на самом деле

во

Часть II

Европа и Средиземноморье

единственным: движение было круговым — с востока на запад и с запада на восток — и не

ограничивалось взаимоотношениями между метрополиями и их колониями. Как правило,

торговцы, которые сопровождали на Запад готовую продукцию, обменивали ее на сырье, — это и

было истинной целью колонизации. Наконец, финикийцы и греки были не единственными, кто

перемещался по дорогам Средиземноморья. Этруски, которые также были предприимчивыми

мореплавателями, появляются на Востоке уже в период архаики. Возможно, их присутствие на

Востоке не только стало следствием их морской экспансии, но имело более давние корни. Как бы

там ни было, они сыграли главную роль в становлении потока, который шел с запада на восток.

Легендарные повествования, упоминающие о деятельности этрусков на Востоке, так же как

обнаружение бронзы и этрусских предметов в Греции — в самих Афинах, — на Кипре и в Малой

Азии, свидетельствуют о том, что этруски появились в данном регионе в очень давнюю эпоху. В

период Античности установились отношения между Востоком и дальним Западом, но, с другой

стороны, тартезийцы считались данниками Ассирии, в то время как их влияние распространялось

на Финикию.

Если бы можно было составить археологическую карту, детально показывающую распределение

обмениваемых товаров — тех, которые дошли до нас, — по регионам и эпохам, мы обрели бы,

несомненно, ценный рабочий инструмент. Однако такая карта еще очень не скоро сможет отразить

всю реальность, поскольку торговый динамизм имел и другие последствия: он повлек за собой

перемещение многих людей, неожиданные и продолжительные контакты — все то, что не

отражает простая констатация количества вывезенных коринфских или финикийских ваз. Тем не

менее такая карта показала бы основные направления живой истории, и прежде всего помогла бы

составить представление об отношениях между народами начиная с X в. до н. э. Море непрерывно

бороздили боевые эскадры (история едва упоминает о них) и отряды моряков, плававших с

грузами по всем направлениям, связывающим опорные пункты и порты с действующими цент-

рами производства. В то же время в порты стекались караваны нумидийцев и иберов, лигуров и

галлов, италиков и иллирийцев, фракийцев и скифов — они приходили из внутренних регионов

Глава 5 Колонизационные потоки в Средиземноморье

и снова отправлялись в дальний путь, зачастую за тысячи километров. Каждая точка пересечения

сухопутных и морских путей становилась, таким образом, очагом двойного процесса концен-

трации и сбыта товаров.

Но, нужно заострить на этом внимание, создание подобных очагов скорее было делом рук

немногочисленных инициаторов-чужестранцев, чем результатом стихийной конкуренции между

народами Средиземноморья. Также известно, что, хотя в эпоху Античности и существовали

некоторые морские отношения на всем средиземноморском горизонте, ни один прибрежный

народ, кроме населения Греции, Азии и Этрурии, не стал открывать и организовывать морские

выходы для своей внутренней торговой деятельности. В точках, где сходились к морю

естественные пути внутреннего обмена, колонии организовали такие выходы, и необходимый

товарообмен позволил передовым и более развитым средиземноморским странам приобретать

сырье и полуфабрикаты из внутренних континентальных районов, а народам, живущим вдали от

моря, получать посредством обмена готовые изделия и орудия, таким образом обеспечивая себя

тем, что на их земле не производилось. Однако выгода для внутренних регионов распространялась

не дальше чем на несколько десятков или сотен километров от побережья. Колонизация не

способствовала ее распространению вглубь Европы. То, что Марсель играл роль главного южного

моста сухопутной дороги, по которой могло поступать сырье с Британских островов — путь по

морю находился в руках карфагенян, — не означает, что именно марселы\ш проложили путь вдоль

Роны, Соны и Сены. Гораздо более вероятно, что это были кельты, которые продвигались на юг,

осваивая рынок за рынком, что было целью этих передвижений в обоих напраелени-ях, до южной

границы с Марселем и находились в хороших отношениях с греческими колониями. Эмпории,

близ стен которых сформировался местный агломерат, казалось бы, тоже это доказывают. В

основном передвижения были направлены вглубь континента, все более удаляясь от античного

мира. По легенде аргонавты проделали путь к гиперборейцам и возвратились, спустившись по

Роне. Из этого следует, что Одиссей действительно совершил круговое плавание: легенда

отражает опыт путешественников, которые, отбыв из Ионии или городов северного

Часть II Европа и Средиземноморье

понтийского побережья, поднялись по долине Дуная и, возможно, по Днепру и Дону.

Завязались первые контакты. Возможно, что сложность и дальность путей, ведущих в

Центральную и Северную Европу, которые не представлялись столь привлекательными, как Азия

и Египет, удержали впоследствии греков от освоения этих земель; следовательно, знание Европы

ограничивалось прежними рамками. Приводя этот пример» я думаю, однако, что потрясающая

ваза из Бикс, найденная на пересечении дорог Роны, Соны и Сены, могла быть подарком,

преподнесенным греками одному из местных правителей, чтобы свободно пройти через его земли.

Путешествия вглубь континента, таким образом, датируются второй половиной VI в. до н. э. Путь,

по которому был привезен упомянутый огромный кратер, скорее всего пролегал через Марсель,

куда он мог прибыть по морю.

Отметим в связи с этим, что морской транспорт отличался относительной скоростью от

медленного караванного передвижения по сухопутным дорогам. Лишь в VII в. до н. э. были

изобретены и усовершенствованы большие суда с тяжелыми парусами, которые заменили

длинные суда с веслами первого поколения — с ними Геродот связывал успехи ионийцев на

Западе. Тяжелые корабли, менее простые в управлении, но более пригодные для торговли, были

изобретены на Востоке и позже использовались финикийцами, греками и этрусками.

* * *

Переходя от фундаментального экономического плана к цивилизационному, обратим внимание

еще на одно следствие колонизации: распространение вдоль всего средиземноморского побережья

городских структур — результат развития восточных форм общества и связей, установленных

между более развитой системой и племенными структурами внутриконтинентальных районов. Эти

контакты позволили перенять городской, прямоугольный в плане тип застройки, который так

хорошо был известен классической Античности и делал образ города завершенным, но не был

распространен в этих периферийных регионах, поскольку именно восточное влияние позволило

разработать этот план

Глава 5 Колонизационные потоки в Средиземноморье

теоретически и реализовать практически в центрах метрополий. Колониальная среда приобрела

вскоре, в процессе формирования и развития собственных традиций, самобытность и живучесть,

которые дополнят черты эллинистического наследия.

Вряд ли необходимо напоминать, какое мощное движение политических и социальных идей

положило начало греческой колонизации. Зачастую достаточно было появления одного класса,

который противостоял бы в метрополии старой земельной аристократии. Колонии принадлежали

торговой и производственной буржуазии, которая иногда также становилась земельным соб-

ственником — как, например, гаморы в Сиракузах, — но отличалась от родовой и наследственной

знати. Изначально колонии являлись открытой для всех предприимчивых людей средой: они

могли быть, и по большой части стали, олигархическими, а не аристократическими. Таким

образом, ощущение свободы и индивидуальности было свойственно колониальной среде и явля-

лось великолепной почвой для дальнейшего развития. Наконец, в результате распрей утвердилась,

при поддержке союзов и объединений различного рода, концепция эллинизма — общее духовное

наследие греков. Развивалась юридическая мысль, и наиболее древними из известных письменных

законов являются колониальные, речь идет о законодательстве, разработанном италиотом За-

левком и установленном позже другим италиотом — Харондом'. Словом, именно в колониальных

городах должны были появиться смешанные формы правления, вслед за которыми распростра-

няются смешанные конституции miktaipoliteiai объединяющие оба режима — олигархический и

демократический, который Аристотель прославил как наиболее рациональный и когорый основан

на конституциях эллинистической эпохи. Само греческое духовное пространство в плане

религиозном, поэтическом и умозрительном расширилось и структурировалось на различных

основах колониального мира. Достаточно вспомнить литературу и философскую мысль италиотов

VI в. до н. э., в частности распространение орфического и пифагорейского течений, центры

которых, известные по всей Италии, сложились вне рамок эллинского мира.

Харонд — законодатель Катаны и других городов Сицилии и Италии (VII в.

до н. э.}.

Часть II Европа и Средиземноморье

Финикийско-пунический мир почти не содержит отличий в общественном и политическом

устройстве, за исключением уже обозначенной тенденции к централизации. Являясь также оли-

гархической, карфагенская конституция содержала, однако, следующее положение: кто угодно,

если только он прошел первичную проверку и проходил по цензу, мог войти в правящее мень-

шинство. Поэтому, вероятно, народ никогда не делал серьезных попыток захватить власть.

Пуническая среда отличалась от греческой в идеологическом и моральном плане: это был мир,

связанный отсталым религиозным «варварским» детерминизмом, который, несмотря на

многочисленные заимствования внешних форм эллинистической культуры, остался на самом деле

лишенным идеала и чуждым настоящему духовному поиску. Этот религиозный аспект,

предписания которого отражались в политической и социальной организации, по-видимому,

сделал жизненным стимулом карфагенянина меркантилизм, превратившийся в самоцель:

цивилизация носила исключительно практичный и технический характер. Точнее можно сказать,

что основное завоевание карфагенян перед лицом древней цивилизации заключается, по-

видимому, в совершенствовании и распространении способов и процессов производства как в

области земледелия, так и в рудной индустрии, технике мореходства и банковском деле.

Необходимо также обратить внимание на достижения греков, которые посредством

распространения своей монетной системы и системы мер сумели существенным образом

уравновесить экономику Средиземноморья.

Чтобы завершить этот очерк по истории Средиземноморья первого железного века, обратим наше

внимание на феномен, который лучше, чем какой бы то ни было другой, демонстрирует значение

морской жизни и занимает очень важное место в распространении европейской цивилизации в

течение первой половины 1-го тыс. до н. э. Это феномен ориентализации. Ни в какой другой

период Античности искусство и ремесленное производство не отражало в столь многозначной

манере историческую реальность. Никакое иное «койне» не проявлялось с подобной яркостью

вплоть до начала эллинистической и римской эпох.

Факт, что ориентальный дух проявился в техническом мастерстве, а не в создании лишь

нескольких художественных шедевров,

Глава 5 Колонизационные потоки в Средиземноморье

что уровень этого искусства позволил ему быть понятным всем и проникать в различные

сообщества, показывает, что речь идет об общем духе, общих потребностях и предпочтениях,

которые за пределами городского общества разделялись всеми и удовлетворялись одними и теми

же способами. Эта общая тенденция, этот ориентальный стиль сформировался в Передней Азии,

на границах Сирии, Палестины и Финикии, но не был продуктом локальной, самобытной модели.

Наряду с чертами египетского и месопо-тамского опыта в нем прослеживается иранский опыт.

Урарту передало ему влияния, которые распространились позже в Анатолии, а также в

приморских районах и на крупных дорогах Средиземноморья. Все это происходило так, как если

бы великие образцы фигуративного искусства, созданные Египтом и Месопотамией, были

перенесены сюда в рамках ремесла. То же происходит с языком, который трансформируется в

своего рода международную Вульгату 1, которая, ограничиваясь внешними формами, теперь уже

не передает глубины античных достижений. В иконографии предпочтение отдавалось тем

элементам, которые могли использоваться в качестве украшения, орнаментированные и

фигуративные мотивы извлекались в виде отдельных, изолированных элементов и включались в