Маковецкий Е.А. Подобие и подражание в средневековой культуре

Подождите немного. Документ загружается.

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

Таким образом, подражание античным образцам стиля ста-

ло легитимным.

Софистическая риторика распространила свое влия-

ние на сугубо христианский жанр – проповедь (homilia).

Влияние это достигло апогея в IV в. Жанру проповеди в

греко-римской культуре соответствовала философская

беседа (diatribe) и наставление (parainesis). Искусство фи-

лософской диатрибы, примеры которой находим, скажем,

у Сенеки или Эпиктета, определило технику проповеди. С

формальной точки зрения проповедь развивает традиции

совещательного и торжественного красноречия. Она

подразумевает диалог: диалог наставника и слушателя, ре-

альный или предполагаемый. На первых порах преоблада-

ли проповеди-пророчества. Со времени фиксации канона

стало требоваться истолкование, и место пророческих

проповедей заняли проповеди, обращавшиеся к разуму ве-

рующих: проповеди-толкования и проповеди-увещания,

совмещавшие в себе экзегезу и наставление, причем целью

было именно наставление.

Нередко проповедь принимала форму письма, очень

уважаемого в Византии, и это понятно: Послания Апосто-

ла Павла определили статус эпистолографии на долгие

годы. Едва ли найдется хоть один византийский писатель,

среди наследия которого нет писем. Письмо, как и диатри-

ба, предполагает адресата. Перед автором письма, как и

перед автором проповеди, стоит образ слушателя или чи-

тателя, которого должно наставить и убедить.

В риторическом отношении ближе всего к произве-

дениям словесности второй софистики стояла проповедь-

панегирик, или энкомий. Этот жанр один из самых излюб-

ленных. Григорий Назианзин в своей речи, посвященной

подвигу братьев Маккавеев, разъясняет пользу похвалы,

140

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

говоря, что подвижники «должны быть почтены словом,

почтены не для того, чтобы получила приращение соб-

ственная их слава (слово прибавит ли славы тем, чьи дела

славны?), но чтобы прославились восхваляющие и по-

ревновали доблестям их слышащие, в воспоминании о них

находя для себя побуждение к равным подвигам»

213

. Вот

фрагмент проповеди (XVII, 3) Василия Великого – описа-

ние подвига Св. Варлаама, руку которого язычники хотели

сжечь на огне жертвенника, но она не сгорела: «Восстаньте

теперь предо мною вы, славные живописатели подвижни-

ческих заслуг! Дополните своим искусством это неполное

изображение военачальника! Цветами вашей мудрости

осветите неясно представленного мною венценосца! Пусть

буду побежден вашим живописанием доблестных дел му-

ченика; рад буду признать и ныне победу вашей силы над

собой. Посмотрю на эту точнее изображенную вами борьбу

руки с огнем. Посмотрю на этого борца, живее изображен-

ного на вашей картине. Да плачут демоны, и ныне поража-

емые в вас доблестями мученика! Опять да будет показана

им палимая и побеждающая рука! Да будет изображен на

картине и Подвигоначальник в борениях Христос, Которо-

му слава во веки веков! Аминь»

214

. Мы имеем дело с фигу-

рой умолчания – отказом от словесного описания: картины

нет, но ее образ возникает со всей выразительностью, на

какую способно воображение читателя: апосиопеза (умол-

чание) аппелирует к воображению. Повторюсь, разверну-

того описания как такового нет – оно как бы дано. Описа-

ние в риторически обработанном произведении принимало

213

Слово 16 // Григорий Богослов. Собрание творений: В 2 т.

Т. 1.

214

Цит. по: Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры

sub specie aesthetica: В 2 т. Т. 1. М.; СПб., 1999. С. 430.

141

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

форму экфрасиса. Экфрасис – это такой тип подчеркнуто

риторического сочинения, который можно представить

как интерсемиотический перевод – перевод с языка одной

знаковой системы на язык другой, например, перевод визу-

ального изображения (картины, скульптуры) на язык худо-

жественной словесности.

Напрашивается неожиданное сравнение: в Антологии

греческой эпиграммы

215

, есть 28 эпиграмм, посвященных

одной и той же статуе – статуе телки, которая была созда-

на Мироном в V в. до н. э., самая длинная из них занимает

6 строк (№ 742). Ни одна эпиграмма не описывает статую,

но во всех – одна и та же мысль, и мысль эта – изумление

перед искусством ваятеля, которое до такой степени

уподобилось природе, что скульптура, словно живая, – вы-

ражена по-разному. Автору эпиграммы № 738 Юлиану

Египетскому хватило четырех строк, чтобы явить соот-

ношение искусства и природы:

В этой телке боролась Природа с великим Искус-

ством:

Мирон обоим принес равную славу и честь.

215

Кстати сказать, первая поэтическая антология греческой

эпиграммы была создана в Византии Константином

Кефалой ок. 900 г. Антология Кефалы, однако, в

подлинном виде целиком не дошла. Известно, что она

подвергалась переработке, в результате которой по-

явились две редакции: расширенная и сокращенная.

Расширенная редакция выполнена неизвестным автором.

Она называется «Палатинской», так как была обнаружена

в Палатинской библиотеке Гейдельбергского

университета в XVI в. Этот сборник состоял из 15 книг.

Автором сокращенной редакции был византийский

филолог Максим Плануд.

142

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

Если смотреть, Искусство похитило силу Природы,

Если коснуться, перстам станет Природа ясна.

«Считается, что греки мыслили пластическими об-

разами. Может быть, но когда эти образы нужно было вы-

разить словесно, греки мыслили риторическими

фигурами»

216

Античная поэзия не пользовалась рифмой как спе-

циальным поэтическим приемом. Как прием организации

текста рифма возникает в риторической прозе, причем в

виде так называемых гомеотелевтов, созвучных окончаний

в конце фразы. Гомеотелевтами изобилуют сочинения Гор-

гия Леонтийского (ок. 485 – 380 гг. до н.э.). Этим изобре-

тением греческой прозы пользуются ранневизантийские ав-

торы, прибегая к нему, в частности, при сочинении пропо-

ведей (гомилий). Вот пример – отрывок из проповеди Ам-

филохия Кесарийского: «О, божественных Евангелий бо-

гатство несказуемое! О, премудрых таинств ведение

неописуемое! О, божественных даров неизреченных сокро-

вище неизъяснимое! О, промыслительного человеколюбия

действие неисчислимое!»

217

. В сущности гомеотелевты от-

личаются от рифмы, характерной для новоевропейской

поэзии. Первое отличие заключается в том, что гомео-

телевты являются регуляторами прозы, второе – они пред-

ставляют собой окончания слов, одинаковых по своей

грамматической форме, в то время как в поэзии Нового

времени рифмуются грамматически разные слова. Главное

216

Гаспаров М.Л. Древнегреческая эпиграмма // Гаспаров

М.Л. Об античной поэзии. Поэты. Поэтика. Риторика.

СПб., 2000. С. 281.

217

Цит. по: Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской

литературы. С. 229. Курсив мой. – Е.А.

143

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

же – рифма в отличие от гомеотелевтов регулярна, она –

закон для стиха.

Афанасий Александрийский, рассуждая о пользе

псалмов, пишет: «Необходимо не преходить молчанием и

того, почему таковые словеса поются плавным и песнен-

ным напевом. Ибо некоторые у нас из людей простых, хотя

веруют, что самые изречения богодухновенны, однако же

думают, что поются псалмы по благозвучию для услажде-

ния слуха. А это несправедливо. Ибо Писание не заботит-

ся о приятности и сладкоречии, да и пение установлено

для пользы душевной, как вообще, так в особенности по

двум следующим причинам. Во-первых, прилично было,

чтобы божественное Писание песнословило Бога не только

последовательною речью, но и не имеющею строгой после-

довательности. Так, речью связною сказано принадлежа-

щее к Закону и Пророкам и все повествовательное, со

включением Нового Завета; не имеющею же строгого по-

рядка речью сказано заключающееся во псалмах и песно-

пениях»

218

. Последовательная речь, надо полагать, – проза,

связная речь – периодическая проза, речь, лишенная стро-

гой последовательности и порядка да еще и поющаяся, –

это аналог греческой лирической поэзии, в которой слово

и мелос, слово и ритм были связаны теснейшим образом.

Смысл «мусического» раскрывался в двух аспектах: во-

первых, собственно искусство оформления звукового ма-

териала и исполнение музыкальных произведений; и, во-

вторых, как синоним paideia: образованный грек – служи-

тель Муз, находящийся под их покровительством, служить

218

Послание к Маркеллину 27 // Творенiя иже во святыхъ

отца нашего Аѳанасiя Великаго, Архiепископа

Александрiйскаго. С. 3 – 35.

144

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

Музам – значит совершенствовать себя во всех отношени-

ях. Платон свидетельствует о том, что «и кифаристы, со

своей стороны, заботятся об их (молодых людей. – Е.А.)

рассудительности и о том, чтобы молодежь не бес-

чинствовала; к тому же, когда те научатся играть на кифа-

ре, они учат их творениям хороших поэтов-песнотворцев,

согласуя слова со звуками кифары, и заставляют души

мальчиков свыкаться с гармонией и ритмом, чтобы они

стали более чуткими, соразмерными, гармоничными, что-

бы они были пригодны для речей и для деятельности: ведь

и вся жизнь человеческая нуждается в ритме и

гармонии»

219

Можно продолжать поиск, и притом успешный, форм

античной греческой словесности в словесности ви-

зантийской. В этом нет ничего удивительного: византий-

ская литература «в той мере, в которой сознательно строи-

ла себя именно как художественную литературу, по всем

правилам риторики, по всем канонам аттикистского пу-

ризма, мерила себя именно этой меркой»

220

. Однако «рас-

пространенная черта риторической культуры, поставл-

енной под знак средневекового христианства» –

«cклонность рассекать творчество языческих авторов на

предосудительное содержание и похвальную форму»

221

Выше уже упоминалось о том, что заимствования фор-

мальные могли невольно влечь за собой заимствования со-

держательные, но справедливо и то, что новое содержание,

которому предстояло облечься в формы античной ритори-

219

Платон. Протагор 326b // Платон. Собрание сочинений:

В 4 т. Т. 1. М., 1990. С. 435.

220

Аверинцев С.С. Византийская риторика. С. 347.

221

Там же. С. 343.

145

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

ки, тоже было связано со своими формами

222

. Результат

взаимодействия – новое отношение к слову, а значит, но-

вая поэтика и риторика. Как пример метаморфозы – поэ-

зия Нонна Панополитанского (V в), автора двух гексамет-

рических поэм: «Деяния Диониса» (48 книг) и «Парафраза

Святого Евангелия от Иоанна». Поэтика Нонна на первый

взгляд следует традициями эллинистической поэтики,

например, Аполлония Родосского, автора эпоса «Аргонав-

тика». Но это только на первый взгляд – традиционные

приемы используются уже иначе. Поэмы Нонна – это рито-

рически изощренные тексты, стиль которых тяготеет к ри-

торике азианского типа, изобилующие амплификациями,

анафорами, аллитерациями и другими ассонансами, отяго-

щенные нагромождением синонимов и описаний. Если

сравнить с этими стихами оды Пиндара, то кажущееся на

первый взгляд сходство – Пиндар тоже любит изобилие

определений, все изображаемое им представляет как

зримое, слышимое, осязаемое – оборачивается принципи-

альным различием: для Пиндара поэтическое слово осве-

щает подвиг светом славы (doxa), и нет славы без сло-

ва

223

. «Охарактеризованные таким образом люди, герои и

222

О специфике ближневосточной словесности см.: Аверин-

цев С.С. Греческая «литература» и ближневосточная «сло-

весность» // Аверинцев С.С. Образ античности. СПб., С.

40 – 105; Ауэрбах Э. Мимесис. Изображение действитель-

ности в западноевропейской литературе. М., 2000. С. 7 –

26.

223

«Счастье былого – сон: / Люди беспамятны / Ко всему,

что не тронуто цветом мудрецов, Что не влажено в

струи славословий» (Пиндар. Истм. VII, 16-19 // Антич-

ная лирика. Греческие поэты. М., 2001. С. 322.), «Ибо

без песни / И великая сила перебывает во мраке»

146

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

боги почти теряют способность к действию, к движению:

они существуют, излучая вокруг себя свою славу и силу

(…) Фразы Пиндара – это бурное нагромождение опреде-

лений, толстые слои прилагательных и причастий вокруг

каждого существительного, и между ними почти теряют-

ся скудные глаголы действия»

224

. «Для Пиндара “быть”

значит “быть заметным”»

225

. Иначе говоря, слово-опреде-

ление предельно раскрывает. У Нонна метафора доводит-

ся до крайности: метафора метафоры, вместо имен – анто-

номазия. Ничто не называется прямо. «Совершенно при-

равненные друг к другу синонимы выстраиваются как бы

по периферии круга, чтобы стоять вокруг “неизрекаемого

центра”», «слова как бы уничтожаются в акте исполнения

ими своей функции»

226

, они находятся «в обратном отно-

шении к своей цели», так как их задача «вовсе не в выгова-

ривании, но в выразительном замолкании, во внушении чи-

тателю чувства выхода за слово»

227

. Такова же установка и

поэтики Псевдо-Дионсия. «Поэзия Нона – поэзия косвен-

ного обозначения и двоящегося образа; поэзия намека и

загадки»

228

, и в этом принципиальное отличие от античной

поэзии. Богословскому стилю Григория Назианзина прису-

ще такое же достоинство: «Самое же удивительное, - пи-

(Пиндар. Нем. VII, 13 // Там же. С. 293.). Напомню приве-

денные выше слова Григория Назиазина: «Слово

прибавит ли славы тем, чьи дела славны?»

224

Гаспаров М.Л. Поэзия Пиндара // Гаспаров М.Л. Об

античной поэзии. Поэты. Поэтика. Риторика. С. 56.

225

Там же. С. 55.

226

Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы.

С. 143.

227

Там же. С. 145.

228

Там же. С. 154.

147

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

шет Пселл, - что в своем словоупотреблении он ясен, как

любой другой, однако почти для всех и неясен (…) Он не-

понятен для читателей там, где мысли его просты, слог

чист и слова ярки»

229

. Причина кроется в том, что «многим

из своих речей он придал два смысла, явный и скрытый

(…) Слова у него имеют двойной смысл, так что могут

означать одно и другое»

230

Таким образом, если для классической античной ри-

торики ясность – однозначное достоинство речи

231

, то для

византийских интеллектуалов ясность – дискутируемое

понятие. Если для Фотия «неясность ассоциируется (…) с

ересью, как аналог ереси в словесном плане»

232

, то Иоанн

Доксапатр читает, что «не всякая темнота есть уже и по-

рок речи; часто она бывает, напротив, достоинством»

233

, и

Феодор Метохит (1270 – 1332 гг.) выступает за темноту

стиля, чтобы не уподобляться толпе. Михаил Пселл, делая

обзор риторических идей, первое место отдает идее ясно-

сти: «Ясность (sapheneia) делится на два подвида, на чи-

стоту и точность. Чистая речь имеет мысли, общие для

всех, не содержащие в себе ничего глубокого, ее метод –

голое изложение событий без каких-либо внешних добав-

лений, слова ее не отобранные, а общие для всех (koinen).

Ее фигуры – правильность, колоны у нее малые и комма-

тические (…) Точная речь имеет мысли упорядоченные,

свое рассуждение она вдет от начала (…) Метод точной

229

Михаил Пселл. Ипертима Пселла слово, составленное для

вестарха Пофоса, попросившего написать о богословском

стиле // Античность и Византия. С. 170.

230

Там же. С. 171.

231

Аристотель. Риторика III, 1404b 2; Поэтика 1458a 18.

232

Аверинцев С.С. Византийская риторика. С. 344.

233

Цит. по: Аверинцев С.С. Византийская риторика. С. 374 – 375.

148

ПОДОБИЕ И ПОДРАЖАНИЕ В СРЕДНЕВЕКОВОЙ КУЛЬТУРЕ

речи состоит в том, чтобы располагать вещи естественно,

ее фигуры – это собирание, перечисление, а словарный со-

став, колоны, клаузулы и ритм в ней такие же, как в чи-

стой речи»

234

. Однако стоит рассмотреть характеристику

величавой речи, чтобы, сравнив ее с ясной речью, сделать

вывод о том, что они строятся на разных принципах. Вели-

чавая речь делится «на торжественную, суровую, стреми-

тельную, блистательную, оживленную, пространную (…) В

торжественной речи мысли касаются бога самого по себе,

равно как и божественных предметов (…) словарный со-

став – пространный (…) Сочетание то, которое сталкивает

звуки, дактилическое, анапестическое, спондеическое (…)

В стремительной речи (…) словарный состав допускает

нужное для дела словотворчество», в блистательной речи

слова «торжественны, фигуры – отрицание, бессоюзие,

причастные обороты, оторванность слов друг от друга и

удлиненность колонов, остальное же все совпадает с тор-

жественной речью», пространной речи «свойственно не

просто излагать голые события, а перебирать их», ее метод

– «вторжение одной фразы в другую», «перестановка»,

«вставка», «преувеличение качества», «упоминание дово-

дов раньше высказанного утверждения», по словарному

составу она изобилует синонимами, «ее фигуры – это

перечисление, последовательность, предпочтение, предпо-

ложение, расчленение, причастные обороты, нагроможде-

ние разных мыслей, разрыв, сплетение отрицаний, округ-

ленность, вторжение одного предложения в другое»

235

. Ве-

личавая речь может быть красивой (красота – это еще одна

из идей), но она не может быть ясной. Сочетание идеи ве-

234

Михаил Пселл. Обзор риторических идей // Античность и

Византия. С. 158.

235

Там же. С. 158 – 159.

149