Ливен Д. Российская империя и ее враги с XVI века до наших дней

Подождите немного. Документ загружается.

превосходящие британские финансовые ресурсы в конечном счете приведут к поражению

Наполеона [14]. Хотя Наполеон действовал исходя в основном из традиционной имперской

логики, он, подобно другим строителям империй, руководствовался не только военной мощью.

Вопреки всем компромиссам с традициями Ancien Regime

, на которые Наполеону пришлось

пойти, он также сохранил в своем багаже и достаточно реформистских традиций 1789 года, чтобы

добиться поддержки для своей империи даже за пределами Франции.

Хотя развитие событий в Европе и в Китае не было предопределено и стечение обстоятельств и

личности играли в них большую роль, существовали определенные скрытые причины, почему

традиция империи с большей вероятностью должна была продолжиться в Китае, а не в Западной

Европе. Монотеистическая универсалистская религиозная культура Европы и Ближнего Востока

гораздо чаще порождала идеологические возмущения, чем конфуцианская политическая культура,

ориентированная скорее на поведение, чем на веру, и охотно допускающая в свой пантеон

региональные культы и божества.

Существенно и го, что в отличие от Китая христианству угрожали не степные кочевники из

Центральной Азии, а огромный южный фронт, растянувшийся от Северной Африки до Персии и

формировавший географическую базу, откуда ислам мог бросать вызов Европе. Китаю ничто

реально не угрожало ни с юга, ни с моря, пока в девятнадцатом веке там не появились европейские

«варвары». Наоборот, огромное население Южного Ки-

Уилберфорс Уильям (1759-1833) - английский политический деятель, поборник освобождения негров, добившийся отмены

рабства.

Ancein regime (франц.) - старый режим.

Часть первая. Империя

тая, интенсивно занятое выращиванием риса и сильно превосходящее по численности и плотности

сельское население Европы, могло быть использовано для пополнения населения Северного

Китая, разоренного вторжениями, гражданской войной и природными катастрофами. Плотность

населения Китая сыграла свою роль как в политической, так и в экономической интеграции.

Избыточные массы крестьян могли также перемещаться в другие части того, что сегодня

называется «Большим Китаем», колонизируя новые территории и вытесняя туземное население за

счет абсолютного численного превосходства и более высоких экономических и культурных

навыков. Этот процесс продолжается по сей день. Ксиньянг был включен в состав империи в 1750-

х годах - спустя два с половиной века после первого появления европейцев в Америке. Он стал

полноценной китайской провинцией только в 1884 году, но даже в 1949 году всего 6,7 процента

его населения составляли этнические китайцы (Хань). В 1990 году эта цифра возросла до 37,6

процента [15]. Коренное мусульманское население Ксиньянга оказалось под угрозой исчезновения

- судьба, уготованная многим национальным меньшинствам, проживающим в Китае.

С геополитической точки зрения восточно-азиатский вариант империи был также несколько

предпочтительней по сравнению с европейским: «Северная китайская равнина оставалась

крупнейшим регионом с однородным населением. Это означало, что тот, кто ее контролировал,

имел преимущество над политическими соперниками, располагавшими более ограниченными

ресурсами какого-то из южных или западных регионов» [16]. Азиатские степные пастбища были

крупнейшим в мире местом обитания военно-кочевых народов, чье военное превосходство над

оседлыми цивилизациям*) было непреложным стратегическим фактом еще за тысячу лет до 1500

года нашей эры. Северный Китай был гораздо ближе и уязвимее для этой кавалерии, чем

внутренние области Западной Европы. Монголы завоевали Китай в эпоху династии Сонг - тогда

это было самое богатое и развитое общество в мире. Западная Европа с огромным трудом

избежала подобной участи. Но по иронии судьбы уязвимость для кочевого вторжения в целом

сыграла на руку Китайской империи. Раздробленный в течение большей части тысячелетия,

следовавшего за падением династии Хань в третьем веке нашей эры, Китай был снова объединен

под рукой монголов и остался таким навсегда. Между

Империи в общемировом контексте

1640 и 1912 годом Китаем управляли маньчжуры - новая волна полукочевых «варваров» с севера.

В целом кочевые завоеватели оказались готовы принять китайскую культуру и имперскую тра-

дицию и со своей стороны принесли в Китай военные средства усиления имперского

политического единства. К тому же этнически чуждая династия могла использовать своих солдат

и чиновников как самостоятельный источник власти, что помогало монархам сохранять

некоторую независимость от региональных и бюрократических интересов и фракций. Пожиная

плоды имперского единства, династия кочевников охотно поддерживала конфуцианскую

идеологию «один правитель под небесами», которая сохраняла их огромную империю.

Конфуцианская научно-официальная элита при многих династиях была доминирующей группой в

китайской политике, обществе и культуре. Именно эта группа в основном определяла китайские

концепции политической легитимности и правопорядка. Для этих ученых-чиновников

единственным законным государством являлась лишь империя, охватывающая весь Китай. Да, de

facto, к сожалению, империя может распасться на несколько частей, но такое деление будет

незаконным или, во всяком случае, временным. Разумеется, с существованием империи были

связаны не только идеалы, но и прямые интересы высших чиновников, которые являлись и

наиболее почитаемыми, и богатейшими среди подданных императора. Это были сливки

китайского высшего общества. Их семьи не жалели усилий и средств на подготовку своих самых

талантливых детей к специальным экзаменам, которые открывали дорогу к высочайшим постам

гражданской службы. Экзаменационная система, таким образом, стала дополнительным и эффек-

тивным способом, с помощью которого имперское государство и его официальные лица могли

определять и гомогенизировать моральные ценности и устремления китайского общества, и

прежде всего его землевладельческую элиту.

Ничего даже отдаленно похожего на это не было в христианстве, где основным политическим

фактором являлось разделение светской и религиозной властей. Военная и землевладельческая

аристократия и королевские чиновники не были священнослужителями, как не был им и сам

король. Традиционно это разделение между королевской и церковной властью сильнее ощущалось

в католичестве, чем в православии, - в основ-

Часть первая. Империя

ном из-за практических обстоятельств. Православный патриарх в Константинополе находился под

бдительным надзором византийского императора. Впоследствии такая же участь ожидала высшую

церковную иерархию в России. Тогда как папство с падением Римской империи было вынуждено

занимать более самостоятельную позицию. Ни один великий монарх не правил Римом или

Папской областью. Папы стали независимыми территориальными князьями и обладали огромным

духовным авторитетом в качестве религиозных лидеров западного христианства. В подавляющем

своем большинстве духовенство также было наиболее образованной и грамотной частью

средневекового европейского общества.

Когда имперская монархия воссоединилась с латинским христианством в девятом веке, папство

сделало все возможное, чтобы ограничить ее власть. Это, в свою очередь, привело к появлению

независимых княжеств и центров власти в католичестве, важнейшими из которых стали

королевства Франции и Англии. Короли этих государств были законными христианскими

правителями по собственному праву и во славу Господа. Они были достаточно сильны, чтобы

отвергать притязания папы, не говоря уже об императоре, желавшем, чтобы они считались его

ставленниками или помощниками. Вокруг королей формировались самостоятельные военные

феодальные аристократии. Они пользовались значительной автономией не только de facto, но и

согласно взаимосвязывающему феодальному контракту, являвшемуся базой средневекового

европейского государства. Государство, власть в котором была поделена между королем, цер-

ковью и аристократией, оставляло место для автономных городов, развивавшихся как прибежище

корпоративного самоуправления и гражданских прав. Аристократия, а также королевские дворы и

-шноьничество, которые она создавала, говорили на национальных языках, и в средние века

началось возникновение национальных литератур. Аристократия понемногу приобрела

национальную идентификацию, которая стала распространяться и на более широкие слои

населения. Эти династические государства враждовали между собой и до некоторой степени

противопоставляли себя друг другу. Английские армии, попиравшие Францию во время

Столетней войны, породили много тихих и скромных людей, в сознании которых прочно ук-

репилась мысль, что они не англичане, а совсем наоборот - под-

Империи в общемировом контексте

данные короля Франции, потомка Людовика Святого

, и те, кого защищала Жанна д'Арк.

Распространение протестантства в Европе шестнадцатого века подстегнуло процесс укрепления

национального самосознания, по крайней мере в некоторых частях континента. Католические и

протестантские народы и государства могли сравнивать себя друг с другом, особенно если они

были соседями. Призывая к чтению Библии, протестантство способствовало массовому

распространению грамотности и национального языка. В протестантском мире королевская и цер-

ковная власти слились, но не по китайскому образцу на основе панъевропейской империи, а в

отдельных государствах, которые, как, к примеру, Англия, Нидерланды и Швеция, к 1600 году

были уже, по сути дела, национальными. Опираясь на принципы ограниченного самоуправления,

протестантские церкви пробуждали чувства религиозно-национальной общности, равноправия и

даже гражданственности. Да и сама Библия когда-то служила для народа Израиля в качестве

модели самого национального из древних государств [17],

Китай был империей: следовательно, основным занятием его правителей являлось ее сохранение.

Европа стала колыбелью многих государств, находящихся в постоянной борьбе за выживание,

власть и первенство. К восемнадцатому веку в Европе сформировалось своего рода сообщество

мощных государств, ни одно из которых не могло не реагировать на какие-либо изменения в

любой части континента. Из этой реальности выросли теория и практика баланса сил: все ведущие

державы поняли, что не в их интересах возникновение мощного государства, которое было бы

заведомо сильнее остальных. На этом фоне после 1048 года

сформировалась базовая концеп-

Людовик IX (Святой) (1214-1270) - король Франции. Будучи способным политиком, он сознательно жертвовал

государственными интересами Франции ради освобождения Гроба Господня, но организованные им 7-й и 8-й крестовые

походы окончились неудачей. Во время второго из них он умер от чумы. Канонизирован католической церковью в 1297 году.

В этом году после трехлетних переговоров был заключен Вестфальский мир, положивший конец Тридцатилетней войне (1618-

1648) и надолго определивший политическую расстановку сил в Европе.

Часть первая. Империя

ция европейских межгосударственных отношений. Согласно ей все государства считались

суверенными (и в этом смысле равными) и обладали безграничной властью в пределах своих

границ. Поскольку основные государства находились в состоянии постоянной конкуренции,

методы усиления одного из них сейчас же копировались остальными. К восемнадцатому веку эта

конкуренция отодвинула в сторону все идеологические и социальные соображения. Имперским

тенденциям идеологического конформизма, социального консерватизма и политической

централизации противопоставлялся динамичный и прогрессивный дух состязательности. Мао

Дзэдуну это могло бы понравиться. Однажды он сказал, что «Европа хороша тем, что все ее

государства независимы. Каждое из них занимается своим делом, что позволяет экономике

Европы развиваться быстрыми темпами. С тех самых пор, как Китай стал империей при династии

Цинь, он большую часть времени был объединенным. Одним из дефектов такого объединения

стали бюрократизация и чрезмерно жесткий контроль, в результате чего регионы не могли

развиваться самостоятельно» [18].

Европейская система государств

ОДНАКО ЗА СВОЙ ДИНАМИЗМ ЕВРОПЕ приходилось расплачиваться постоянной

нестабильностью и частыми войнами. К двадцатому веку войны, причиной которых отчасти было

отсутствие действительно могучих империй, не просто опустошили континент ч большую час1Ь

земного шара, но и лишили Европу лидирующих позиций в мире. А после 1945 года не только

своим возрождением, но и самим выживанием, а также сохранением во всем мире своих

ценностей Европа была обязана в первую очередь Соединенным Штатам. По иронии судьбы,

Соединенные Штаты в каком-то смысле были империей, или по крайней мере государством

континентальных размеров, доминировавшим в целом полушарии.

Если сравнивать с Восточной Азией или исламским Ближним Востоком, различные типы

государств, существовавшие в Европе на протяжении последнего тысячелетия, были очень

похожи

Империи в общемировом контексте

друг на друга. Однако внутри Европы можно увидеть и огромные различия - гораздо большие, чем

где бы то ни было еще. Там имелись города-государства и даже несколько республик, таких как

Венецианская и Нидерландская, которые вышли далеко из границ одного города. Там были

феодальные монархии, которые смогли или не смогли превратиться в абсолютные или

конституционные монархии в восемнадцатом и в национальные государства в девятнадцатом веке.

Там были громадные многонациональные династические империи Габсбургов и Романовых.

Встречались также и уникальные или аномальные случаи вроде Швеции, которая обошлась без

чисто феодальной стадии, перед тем как стать конституционной монархией и национальным

государством. К двадцатому веку она оказалась единственным процветающим и легитимным

национальным государством в Европе. Однако, как заметил Чарльз Тилли

, «только в конце

тысячелетия стало очевидным превосходство национального государства над городами-

государствами, империями и другими типичными для Европы формами государственного

устройства» [19]. Впрочем, если сегодняшние попытки создания европейской федерации

завершатся успехом, триумф национального государства может оказаться недолгим.

К восемнадцатому веку из всего изобилия европейских государств выдвинулась группа великих

держав. В разное время таковыми считались Испания, Нидерланды, Польша и Швеция, но после

середины восемнадцатого века и до 1914 года в Европе было только пять по-настоящему великих

держав. Это Соединенное Королевство Британии и Пруссия - преимущественно протестантские

государства; Франция и многонациональная и преимущественно католическая империя

австрийских Габсбургов; и последняя, но не менее важная, Россия - другая многонациональная

аристократическая империя, чье основное население и правящая династия были православными.

Великой державой считалась в первую очередь такая, которая обладала наибольшей военной

силой. Главным показателем этой силы были армии и флоты. Чтобы поддерживать их на

'" Тилли Чарльз - современный английский социолог, директор Центра изучения социальных изменений Новой школы

социальных исследований (Великобритания).

Часть первая. Империя

должном уровне, требовались значительные людские ресурсы, чем, скажем, Швеция (один из

примеров неудавшейся великой державы) не располагала. Но в современной войне необученные и

плохо управляемые массы людей уже не имели преобладающего значения. Флоты были

технически сложнее, чем армии, и их офицеры и личный состав, следовательно, нуждались в еще

более высокой профессиональной подготовке. Чтобы выдерживать конкуренцию, великой державе

требовалось достаточное количество хорошо обученных подданных или возможность привлекать

и использовать иностранцев. И чем дальше мы перемещаемся к востоку по Европе восемнадцатого

века, тем выше становится статус иностранца в военной и административной элите.

Никакая современная военная машина не может работать без надлежащего администрирования.

Солдаты должны быть мобилизованы или рекрутированы. Без денег, оружия и провианта армии и

флоты будут разлагаться, переставая быть эффективным инструментом в руках правителя и

создавая вместо того угрозу внутреннему порядку и безопасности. Жизненно важное значение

приобрели налоги - великой державе требовалась дееспособная фискальная администрация. Если

эта администрация к тому же обладала способностью организовывать большие и дешевые займы,

то шансы великой державы остаться таковой в военное время сильно возрастали. Обеспечение

людскими ресурсами, офицерами, деньгами и обмундированием было не единственной проблемой

- внутренняя политика тоже играла огромную роль. Помимо всего прочего, чтобы удовлетворить

свои кужды, государство должно было эффективно сотрудничать с социальными элитами. Яркий

пример государства, погибшего из-за слабости монархии и всемогущества (и безответственности)

аристократии, представляет собой Польша. По контрасту на примере Пруссии можно увидеть, как

эффективное королевское правление, объединенное с преданным династическому государству

мелкопоместным дворянством, может мобилизовать достаточные ресурсы для создания великой

державы из относительно небольшого государства, находящегося к тому же в условиях крайне

неблагоприятного геополитического положения. Возвышение Пруссии также доказало

исключительную важность грамотного, координированного и единовластного руководства,

которое в Европе тех

Империи в общемировом контексте

лет редко могло быть отделено от личных качеств монархов, рожденных в конкурирующих

династиях. В лице Великого Эле-ктора, Фридриха Вильгельма I и Фридриха II

Гогенцоллерны

подарили Пруссии исключительно эффективных, хотя и лично непривлекательных лидеров.

Британия и Нидерланды часто рассматриваются как отдельная подгруппа в европейском

сообществе государств. Оба государства были протестантскими, рано развили представительские

институты и были центрами европейской, а затем и мировой коммерции и финансов. Современная

капиталистическая кредитная и финансовая системы должны быть открытыми и доступными для

контроля банкиров и инвесторов, поэтому связь между финансовой властью и представительскими

институтами была не случайной. В Польше аристократические вольности уничтожили

государство. В Британии представительские институты, подчиненные аристократии, в целом

усилили могущество государства, и не только благодаря их роли в управлении финансами.

Выдвижение человека здесь уже не так сильно зависело от биологической случайности, как в

континентальных династических государствах. Британское и голландское государства широко

изучаются, поскольку считается, что в них заложены ростки государства будущего. Эти страны

сыграли огромную основополагающую роль в становлении современной интегрированной

мировой экономики и финансовой системы. Они считаются также родоначальниками борьбы за

благосостояние и экономическое могущество вместо тщеславных притязаний территориального и

военного характера. Они рассматриваются в качестве первых моделей политического и

экономического либерализма и зачинателей современной мировой системы, в которой демо-

Фридрих Вильгельм I (1688-1740) - второй в истории король Пруссии. Усовершенствовал, обучил и увеличил армию, ввел в

Пруссии обязательное начальное образование, существенно реформировал фискальную администрацию. Фридрих II Великий

(1712-1786) - его сын. В результате его завоевательной политики (Силезские войны 1740-1742 и 1744-1745, участие в

Семилетней войне 1756-1763, в первом разделе Польши в 1772) территория Пруссии почти удвоилась. Правитель, полководец,

философ, музыкант, композитор, друг Вольтера и затем его противник.

Часть первая. Империя

кратические институты, динамический либеральный капитализм и огромная власть сосредоточены

в нескольких ведущих государствах - прежде всего в Соединенных Штатах.

Картина эта в целом верна, но краски порой чрезмерно сгущаются. Современность слишком

некритично выводится из отдаленного прошлого. В англо-голландском случае это приводит к

преувеличению силы этих государств по сравнению с их основными континентальными

соперниками в восемнадцатом и девятнадцатом столетиях. Отсюда делается вывод, что их окон-

чательный триумф был неизбежен и предопределен, а более традиционные геополитические и

военные факторы, которые совместно с финансовой и коммерческой мощью также вели к

возвышению Британии и Голландской республики, игнорируются. Голландия трактуется как

ведущая мировая держава семнадцатого века и одновременно как государство в высшей степени

миролюбивое [20]. Если принять во внимание, что Голландия обеспечивала безопасность и

защищала свое господствующее положение в мировой торговле в значительной степени военными

средствами, описывать ее как миролюбивое государство представляется довольно странным.

Более того, хотя голландские заморские предприятия первоначально рассматривались как сугубо

коммерческие, со временем голландцы создали в Ост-Индии огромную по территории империю.

Очень похожий опыт был у Британии, чья Ост-Индская компания превратилась в традиционную

территориальную империю, управляемую автократическим способом и дающую весомую

прибавку к геополитической мощи и статусу Британии. В семнадцатом веке голландцы,

бесспорно, б^ли сильны, но сомнительно, чтобы они были реально сильнее, чем империя Цинь,

управляющая сотнями миллионов подданных. В 1662 году, когда голландская держава находилась

в своем зените, правители Тайваня - очень маленькой части Большого Китая - без особого труда

изгнали голландские войска [21]. Да и сама Голландия была крайне слабо защищена от

французского давления, с которым она могла рассчитывать справиться только при помощи

иностранных союзников.

Смещение центра власти от Голландии к Британии в восемнадцатом веке первоначально было

связано не столько с британским превосходством в области коммерции и финансов, сколько с ее

геополитическим положением и более мощными

Империи в общемировом контексте

военными и демографическими ресурсами. То же самое можно сказать и о причинах перехода в

двадцатом веке лидирующей роли в мировой политике от Британии к Соединенным Штатам.

Американская экономика была сильнее британской, но определяющим фактором явилось то, что

Соединенные Штаты были континентальной крепостью, не только экономические, но и

демографические, и военные ресурсы которой соответствовали ее масштабам. По контрасту с

Британией и Голландией континентальные размеры обеспечили американцам необъятный

внутренний рынок и позволили проводить в каком-то смысле автаркическую политику

экономического развития. А континентальные размеры и стремление к автаркии являются

типичными атрибутами империи.

К тому же важно помнить о пределах британской мощи даже в ее лучшие годы. В конце концов,

вовсе не Британия победила Наполеона, а объединившиеся в 1813-1814 годах (впервые после 1793

года) Россия, Пруссия и Австрия, которые смогли выставить против Франции значительно

превосходящие силы. Когда войны 1864-1871 годов привели к объединению Германии и

возвестили о новом вызове континентальному балансу сил, Британия могла только наблюдать за

этим. Бисмарк сказал, что если британская армия высадится на континенте, он пошлет прусскую

полицию, чтобы арестовать ее. Хотя британцы провели набор и собрали значительные силы в

Индии, метрополия дала наглядный пример того, что богатые государства не всегда могут или

хотят обратить экономическую мощь в военную, а также того, какими могут оказаться

последствия этого нежелания для международной силовой политики.

Из основных континентальных государств Франция в период между 1648 и 1815 годами

несомненно была самым вероятным претендентом на гегемонию. В зените своего могущества в

1803-1812 годах она предложила модель Европы, объединенной под знаменем наполеоновского

компромисса между «принципами 1793 года»

и требованиями порядка и права

В 1793 году во Франции была принята конституция, устанавливавшая в стране республиканский строй. Конституция была

поставлена на утверждение народа - первичных собраний избирателей - и одобрена большинством голосов.

Часть первая. Империя

собственности. Что же касается австрийских Габсбургов, то они никогда не были настолько

сильны, чтобы угрожать господством всей Европе, хотя до 1648 года в союзе со своими ис-

панскими родственниками вполне могли сделать это. Вариант империи, который они предлагали

континенту, был католической реставрацией в форме Контрреформации, опирающейся на

испанскую военную силу. Никогда не претендовала на господство в Европе и царская Россия, хотя

британцы боялись этого вплоть до 1854 года

, а немцы развязали Первую мировую войну отчасти

из-за того, что быстрое экономическое и военное развитие России заставило рассматривать ее как

потенциального гегемона до тех пор, пока практика не доказала обратное. Но Россия достигла

апогея своего могущества в советское время, предлагая Европе, да и всему миру, имперский

порядок, основанный на ее собственной версии социализма.

В течение столетия после 1850 года наиболее вероятным претендентом на господство в Европе

была Пруссия, а позже Германия. Пруссия обладала некоторым сходством с древним

государством Цинь, чей правитель объединил Китай в 221 году до нашей эры. Как и империя

Цинь, Пруссия располагалась на периферии цивилизации, к которой принадлежала, - в данном

случае на равнинах Восточной Европы, завоеванных крестоносцами в Средние века. Подобно

Цинь и многим другим государствам, образовавшим империи, Пруссия сочетала грубую военную

силу приграничного государства с доступом к технологиям и культуре центра цивилизации. Как и

китайская империя, Пруссия считалась отчасти варварским и сугубо милитаристским

государством. Оба государства также имели самые эффективные региональные администрации,

чьей первейшей обязанностью была мобилизация военных ресурсов.

В 1864-1871 годах Пруссия завоевала и объединила Германию. По ходу продвижения

индустриальной революции из Западной Европы в Центральную Германия вышла на ведущие

роли. К 1914 году она имела крупнейшую и самую динамичную экономику в Европе, захватив

лидирующие позиции главным образом в «новой индустрии»: химии, электрической промыш-

ленности и точном машиностроении. Динамика ее предприни-

Год начала Крымской войны.

Империи в общемировом контексте

мательства не знала себе равных; ее школы, университеты и исследовательские институты были

лучшими в Европе; она также имела лучшую администрацию. Другими словами, здесь

соединились экономическая и военная мощь. В 1914 году «германская модель» была определена

еще не до конца. Ее экономическая система в основном напоминала британскую, но была лучше

подкреплена научными изысканиями, больше связана с банковским капиталом и имела гораздо

более ярко выраженный авторитарный стиль управления. Ее политическая система определенно

была более авторитарной и милитаристской, хотя один из аспектов ее «старопрусского»

авторитаризма нашел отражение в самой первой и наиболее эффективной в Европе системе

социального страхования рабочих. Далеко не либеральная в этом и в других вопросах, Германия

тем не менее стала колыбелью европейского социализма и пристанищем для его крупнейшей

партии. Арнольд Тойнби заметил, что в двадцатом веке Германия совершила «энергичную

попытку дать нашему обществу образец всемирного государства», - другими словами, создать

европейскую империю по германскому образцу. Составляющими германской модели были

«подъем всего населения до уровня беспрецедентной социальной эффективности путем

обязательного образования и до уровня беспрецедентного социального обеспечения путем

обязательного здравоохранения и страхования от безработицы» [22].

Трудно предугадать, как бы развилась германская модель в случае победы в войне 1914-1918

годов и установления немецкой гегемонии в Европе. Победа могла бы поощрить высокомерное

отношение немцев к славянам и латинянам. Популизм и национализм окрепли бы, по крайней

мере на короткое время. С другой стороны, цена победы и задача фактического управления

многими народами Восточной и Центральной Европы могли отрезвить и смягчить

Гогенцоллернов, как когда-то отрезвили и смягчили режим Габсбургов. Чтобы сохранить такую

империю стабильной, процветающей и безопасной, потребовалось бы нечто большее, чем

высокомерие и военное могущество. Европа могла бы объединиться на немецких условиях, и при

этом она почти наверняка смогла бы избежать таких отвратительных явлений, как Гитлер и

Сталин. Возможно, мы могли бы стать свидетелями триумфа «азиатского капитализма» (хотя и с

сильным милитаристским уклоном) на два

100

Часть первая. Империя

поколения раньше, чем преимущества азиатского капитализма были подняты на щит лидерами

Сингапура и Малайзии в 1980-х годах. Здесь, другими словами, была возможность для

образования современного мирового капитализма, более авторитарного и упорядоченного, чем

американский вариант, победивший в двадцатом веке, и менее толерантного к индивидуализму

или культурному и сексуальному плюрализму, чем этот вариант в конце века обернулся. Однако с

точки зрения истории империй необходимо отметить, что германская «азиатская модель»

потерпела поражение не потому, что была менее современна или экономически менее эффективна,

чем американская. Это было результатом военного поражения, вызванного прежде всего

американским вмешательством в борьбу за влияние в Европе.

Проблемы современной империи

ЕВРОПЕЙСКАЯ ЭКСПАНСИЯ НА ДРУГИЕ КОНТИНЕНТЫ началась в шестнадцатом веке.

Исламский враг, блокировавший прямую экспансию на юг, был обойден с фланга европейскими

морскими державами. Целый мир был вовлечен в единую коммерческую сеть. Поскольку сама

Европа была разделена, не могло быть и речи о единой европейской заморской империи.

Европейские метрополии накладывали каждая свой отпечаток на покоренные земли. То же самое,

однако, делали и местные условия. Колонии могут имен богатые шахты или плодородные земли с

большим коренным населением, чтобы обрабатывать их. Колонии могут иметь обширные земли в

умеренном климате, где труд туземцев не слишком эффективен. Они могут быть заселены

мелкими фермерами - белыми поселенцами или завезенными африканскими рабами.

Территориально они могут представлять собой небольшие и по существу коммерческие

предприятия, которые, в свою очередь, могут впоследствии разрастись (а могут и не разрастись) в

огромные территориальные империи. Эти колонии могут управляться от имени короля

губернаторами или военными, присланными из Европы. Они могут иметь относительно

демократически избранные

101

Империи в общемировом контексте

парламенты или управляться узким кругом креольской

элиты. Но что бы они собой ни

представляли, все эти колонии утверждали окончательное господство Европы над всем миром и

были так или иначе отобраны у коренного населения Америки и Австралии или иногда у

африканцев и азиатов.

Этот процесс развивался постепенно. Но если обе Америки были завоеваны и колонизированы

довольно быстро, то даже в 1700 году европейские торговцы и послы держались очень скромно

при дворе Великого Могола

, не говоря уже о владениях китайского императора или японского

сегуна

. В восемнадцатом веке военная и экономическая мощь Европы заметно выросла, но

Япония и Китай до известных пределов были еще в состоянии держаться в стороне. Однако

индустриальная революция нарушила существующий между Европой и остальным миром баланс

силы и благосостояния. Одним из результатов этого явилось поразительное культурное

высокомерие по отношению к иным расам и цивилизациям, доминировавшее в европейском

сознании перед 1914 годом. Другим результатом явилось нарастание территориальных аннексий,

которое достигло своей верхней точки между 1876 и 1915 годами. За это время четверть

поверхности земного шара перешла из рук в руки.

Аннексия сама по себе не была в новинку для великих европейских держав. Они всегда были

готовы при первой возможности отхватить дополнительный кусок территории и в Европе. Ис-

чезновение Польши с европейской карты - тому наглядный пример. Но аннексии внутри Европы

были сопряжены с трудностями. Все государства очень ревниво следили за любыми террито-

риальными приобретениями соседей. Чтобы противостоять им,

Великие Моголы - династия правителей в Индии (1526-1858). Наибольшего расцвета государство Великих Моголов достигло

при Шах-Джахане. В XVII веке оно включало всю Индию (кроме крайнего юга) и Кабул.

Сегун - дословно: великий полководец, покоряющий варваров. Так называли управлявших страной от имени императора

военно-феодальных правителей Японии из феодальных династий Минамото (1192-1333), Асикага [1335(1338)-1573], Токугава

(1603-1867). Последним сегуном был Токугава Ёсинобу (Кэйки), свергнутый в результате незавершенной буржуазной

революции 1867-1868 годов.

102

Часть первая. Империя

могли организовываться коалиции, которые при ограниченном пространстве Европы и

относительно равных силах ее лидирующих государств, как правило, были в состоянии помешать

аннексии. Понадобился уникальный политический талант Бисмарка, чтобы объединить Германию

в двух успешных войнах и обойтись при этом без антипрусской европейской коалиции.

Аннексии вне Европы были существенно проще. Сперва заморских земель было достаточно,

чтобы все основные соперники могли удовлетворить свои аппетиты. Завоевание определенной

территории далеко не всегда расценивалось соперниками как вопрос жизни и смерти, если оно

происходило на изрядном расстоянии от центра Европы. Да и коалициям было гораздо трудней

блокировать аннексии, если они осуществлялись где-то далеко за морями. По мере

совершенствования европейской военной техники цена победоносной колониальной войны умень-

шалась. Впрочем, помогало здесь не только развитие военного дела, но и достижения в медицине

и промышленности. Победа над малярией в девятнадцатом веке была необходимым предва-

рительным условием аннексии тропической Африки. Железные дороги и пароходы не только

упростили завоевание новых земель, но и сделали его гораздо более доходным делом. Железные

дороги способствовали развитию в колониях земледелия и добывающей промышленности. А

появление пароходов-рефрижераторов открыло возможность высокоприбыльного ввоза на

европейские рынки мяса из Австралии и Аргентины. Стремительное развитие геодезии и геологии

приводило к тому, что земли, долгое время считавшиеся бросовыми, внезапно приобретали

огромную ценность. Открытие залежей золота и алмазов в Трансваале паралтеяьно с развитием

технологии глубокого бурения превратило ;-;то захолустье я экономический и геополитический

центр Южной Африки. Британские лидеры кусали себе локти, когда эта жемчужина уплыла у них

из рук. В 1899 году они начали войну, чтобы вернуть ее обратно.

Баланс сил в Европе оказывал огромное влияние на приобретение заморских колоний. Уже в 1820-

х годах Фридрих Лист"

Лист Фридрих (1789-1846) - немецкий экономист, представитель вульгарной политической экономии, выразитель интересов

германской промышленной буржуазии.

103

Империи в общемировом контексте

утверждал, что до тех пор пока Германия не создаст современ-ную индустрию и не введет

протекционистские тарифы, она будет обречена на все большее отставание от Британии как в эко-

номике, так и в военной силе. Задолго до этого похожее заявление сделал Александр Гамильтон

относительно Соединенных Штатов, а позже ту же доктрину поддержали русские государст-

венные деятели. В последней четверти девятнадцатого века как индустриальный, так и

сельскохозяйственный протекционизм были нормой во многих великих державах. Протекционизм

и автаркия неизбежно вели к усилению значения непосредственного контроля над максимальной

территорией и сырьем, а значит, соперникам нужно было всячески препятствовать в приобретении

колонии и вытеснять их со своих рынков. К концу девятнадцатого века было широко

распространено мнение, что колонии являются определяющим источником благосостояния в

настоящем и столь же определяющим источником мощи в будущем. Французский империалист

Поль Леруа-Болье" был вовсе не оригинален, когда говорил, что «государство, имеющее наи-

большее количество колоний, является господствующим; если оно не является таковым сегодня,

оло будет им завтра» [23]. Джозеф Чемберлен

в Британии, Гейнрих фон Трейчке

в Гер-

" Леруа-Больё Пьер-Поль (1843-1916) - французский экономист, член-корреспондент по разряду историко-политических наук

историко-филологического отделения Российской академии наук.

1Ь

Чемберлен Джозеф (1836-1914) - государственный деятель Великобритании. В 1880-1885-х и 1886 году входил в кабинеты У.

Гладстона. В 1895-1903 годах министр колоний в консервативных кабинетах. В период англо-бурской войны 1899-1902 годов -

один из главных вдохновителей и организаторов британской экспансионистской политики. С 1903 года Чемберлен развернул

широкую кампанию за переход к протекционизму, которым он стремился заменить не отвечавшую интересам монополий

политику свободной торговли.

Трейчке Генрих фон (1834-1896) - немецкий историк. Во время войны 1866 года стал прусским подданным. Преподавал в

Гейдельберге, в 1874 году стал профессором истории Берлинского университета. В 1871 году был избран в германский

рейхстаг от Национал-либеральной партии. Известен как противник либерализма, идеолог "прусского духа» и поклонник

Бисмарка.

104

Часть первая. Империя

мании и Альфред Мэхэн

в Соединенных Штатах могли бы согласиться, что европейская

держава, не имеющая колоний, в двадцатом веке обречена утратить свое значение. Еще в первых

декадах девятнадцатого века де Токвиль

и Лист пророчили, что сто лет спустя континентальные

размеры США и России превратят их в сверхдержавы. Как сказал Лист в 1828 году, «Россия и

Соединенные Штаты через сто лет окажутся самыми населенными империями на земле и будут

отстаивать крайне противоположные империалистические идеологии» [24].

Создание мировой империи рассматривалось как единственное средство закрепиться в американо-

российской лиге. Отсюда повышенное внимание к военно-морскому флоту, который был так

необходим в борьбе за первенство в захвате и удержании земель, отделенных от Европы океанами.

В 1897 году капитан барон фон Лютвиц™ из прусского Генерального штаба писал: «В прошлом

веке мы опоздали к разделу территорий. Но грядет второй раздел. Достаточно только обратить

внимание на развал Османской империи, изоляцию Китая и нестабильное положение во многих

южноамериканских странах, чтобы понять, какие богатые перспективы открываются перед нами...

Чтобы снова не упустить свои возможности, мы должны иметь флот» [25]. Геополитические

реалии в конце девятнадцатого века, таким образом, указывали на будущее, в котором мир будет

поделен между небольшой группой мощных империй. Но в этом пророчестве было слабое место.

Современная Европа, которая породила гонку за заморскими колониями, породила также их