Литвина А.Ф., Успенский Ф.Б.(составит.) Из истории русской культуры. Том II. Книга 1. (Киевская и Московская Русь)

Подождите немного. Документ загружается.

не наследника, а великого князя Владимира Андреевича Старицкого. Сразу оговоримся, что это

толкование мы предлагаем как одну из возможных гипотез; она возникла постольку, поскольку

снимает замеченные выше противоречия. Известно, что вторая половина 50-х гг. была временем, когда

обозначился кризис во взаимоотношениях между правительством Избранной рады и Иваном IV.

Историки спорят, был ли действительно в 1553 г. боярский «мятеж» или же он возник в воображении

автора приписок к Царственной книге, сделанных спустя более десятка лет. Если принять версию о

выпуске в 1554—1555 гг. группы монет с изображением великокняжеской шапки, которая

символизировала великого князя Владимира Андреевича Старицкого, проблематичный «мятеж»

обретает документальное подтверждение. Владимир Андреевич независимо от своих личных качеств

стал знаменем боярской оппозиции; изображение его на монете могло истолковываться как

завуалированный вызов Ивану Грозному. Так как оппозиция назрела внутри Избранной рады, нет

ничего удивительного в том, что на службе оппозиции могли оказаться денежные дворы. Судьба этих

дворов после выпуска монет с великокняжеской шапкой служит косвенным подтверждением

справедливости нашей гипотезы. После выпуска крамольной денги Тверской денежный двор

прекратил свое существование навсегда, а Московский денежный двор больше не готовил новых

маточников и если не прекратил, то значительно сократил свою деятельность до конца царствования

Ивана IV. Причины сокращения деятельности этих двух дворов крылись во многих обстоятельствах

иного порядка

, но, возможно, их «проступок» тоже играл здесь свою роль. Новгородский денежный

двор, напротив, с 60-х гг. обнаруживает признаки расцвета, но некоторые изменения наблюдаются и

здесь. Они выразились в сокращении количества и разнообразия знаков под ногами всадника. За этими

знаками — буквенными сочетаниями— стояли живые люди, видимо, мастера-денежники, которые

таким образом отмечали свою продукцию

. Было ли это сокращение вызвано техническими

причинами или оно обозначало физическое истребление людей, можно только гадать. Но факт остается

фактом: на копейках Новгородского денежного двора 60—70-х гг. вместо семи разнообразных

буквенных сочетаний остаются только четыре (табл. 1; ли-

Арциховский А. В. Древнерусские миниатюры..., с. 116.

Зимин А. А. Опричнина Ивана Грозного. М., 1964, с. 67—74; Скрынников Р. Г. Начало опричнины. Л., 1966, с. 21—34;

Подобедова О. И. Миниатюры русских исторических летописей, с. 128.

Мельникова А. С. Систематизация монет Ивана IV и Федора Ивановича..., с. 118—120.

Спасский Я. Г. Деньги. — В кн.: Очерки русской культуры XVI века. М, 1977, часть первая, с. 240.

620

цевые штемпели 28—34). В то же время на копейках Псковского денежного двора, на которых не встречено

изображение великокняжеской шапки, осталось в полной неприкосновенности разнообразие буквенных

сочетаний (табл. 1, лицевые штемпели 35—38).

Как бы мы ни толковали смысл изображения великокняжеской шапки на монетах Грозного, несомненным

остается одно: этот выпуск отразил сложную внутриполитическую ситуацию, в которой монеты играли

весьма активную роль. О. И. Подобедова, изучившая иллюстрации Лицевого свода, сумела заметить, что

некоторые художники передавали свое индивидуальное отношение к описываемым событиям вопреки

официальному тексту

. Может быть, в настойчиво повторяющемся изображении Владимира Андреевича

Старицкого в непременной великокняжеской шапке имелся свой подтекст, перекликающийся с выпуском

монет 1554—1555 гг., на которых изображен ездец в великокняжеской шапке?

Нам представляется, что сделанные выше наблюдения над рисунками на монетах Ивана IV позволяют

сказать, что памятники истории развития государственного строя России в середине и второй половине XVI

в. дополняются новым нумизматическим источником, который не только отразил многие перипетии этого

сложного и противоречивого периода русской истории, но и сам выступил в роли действенного инструмента

внутренней политики.

Подобедова О. И. Миниатюры русских исторических летописей, с. 154.

Г. Алеф

ЗАИМСТВОВАНИЕ МОСКВОЙ ДВУГЛАВОГО ОРЛА: ТОЧКА ЗРЕНИЯ

НЕСОГЛАСНОГО* **

В 1490-х гг. великий князь московский на вновь созданную государственную печать впервые поместил

заимствованное изображение двуглавого орла. Первая сохранившаяся печать изготовлена из воска и

прикреплена к документу тонким шнуром. На оттиске изображен всадник, держащий копье,

обращенное наконечником вниз. Копье наклонно вонзилось в крылатого дракона, очертаниями

напоминающего змея. На реверсе помещен двуглавый орел. На каждой голове, изображенной в

профиль,—лучистая корона. Каждое изображение окружено надписью. На аверсе читается: «Великий

князь Иоан Божией милостию господарь веса Русии», на реверсе — продолжение: «и великий князь

Волод[имерский] и Московский] и Нов [городский] и Пск[овский] и Тфе[рской] и Юго[рский] и

Вят[ский] и Пер[мский] и Болгарский]»

. Обе фигуры сохранялись на гербе Москвы, а затем,

соответственно, Романовых до революции 1917 г. Роль изображения орла с XVI в. возрастает, тогда как

изображение всадника уменьшается в размерах и нередко помещается в медальон на груди орла

Двуглавому орлу придавалось большое значение в концепциях византийского влияния на Московское

государство. В последнее время в своем блестящем очерке византийской истории Георгий

Острогорский отметил:

Пер. с англ, по изд.: G. Alef. The Adoption of the Muscovite Two-Handed Eagle: A Discordant View // Speculum: A Journal of

Meditative Studies. Vol. XLI. N 1. January 1966.

Краткая версия этой статьи была представлена в качестве доклада на конференции славистов Западного побережья,

состоявшейся 10—11 апреля 1965 г. в Клермонте, Калифорния.

Описание печати см.: Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV— XVI вв. (подгот. Л. В. Черепнин).

М.—Л., 1950 (далее — ДДГ), с. 575. Хороший гравированный рисунок помещен в изд.: Собрание государственных грамот и

договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел (далее — СГГД), ч. I, М., 1813, с. 333 (см. Табл. I, № 1);

другие рисунки можно найти в более доступных книгах: Е. И. Кашнцева, Н. В. Устюгов. Русская сфрагистика и геральдика. М.,

1963, с. 109; Н. В. Водовозов, История древней русской литературы. М., 1962, с. 190.

Всадник, поражающий копьем крылатого змея, возможно, будет отождествлен с Георгием Победоносцем теми, кто знаком с

иконографией этого святого. В недавнем издании «Истории русского искусства» (т. II, М., 1954) приведены три новгородские

иконы XIV — начала XV в., содержащие мотив драконоборца (с. 133, 220, вклейка, 235). Та, что воспроизведена на вклейке к с.

220, чрезвычайно близка к изображению на печати 1497 г., по крайней мере, в некоторых деталях: летящий плащ всадника;

левая передняя нога коня изображена несколько выше правой; крылатый змей распростерт подо всем конским туловищем.

Однако у всадника на печати нет нимба над головой. Позднее, в конце XVI—XVII в., современники отождествляли всадника с

царем. См. Е. И. Каменцева, Н. В. Устюгов. Русская сфрагистика и геральдика, с. 111—112.

Е. И. Каменцева, Н. В. Устюгов. Русская сфрагистика и геральдика, с. 112 ел.

622

«Иван III, великий освободитель и объединитель русских земель, женился на дочери деспота Фомы

Палеолога, племяннице последнего византийского императора. Он воспроизвел на своем гербе

двуглавого орла Византийской империи, ввел в Московии византийский церемониал и вскоре

превратил Русь в лидера христианского Востока, каким некогда была Византия. Русь стала явной

наследницей Византийской империи и восприняла из Константинополя римские концепции в их

византийской форме: если Константинополь был Новым Римом, Москва стала «Третьим Римом».

Великая традиция Византии, ее вера, ее политические идеи, ее духовность столетиями продолжали

жить в Российской империи»

Намного более ранняя, но недавно перепечатанная работа Шарля Диля также подчеркивает роль

двуглавого орла как символа translatio — перенесения византийского религиозно-политического

наследия

Многие историки Руси указывали на византийское происхождение двуглавого орла, рассуждая о

влиянии женитьбы Ивана III на Софье (Зое) Палеолог и развитии придворного церемониала,

сопровождавшем возникновение независимого Московского государства во второй половине XV в.

На рубеже этого столетия В. И. Савва опубликовал работу, опровергающую концепцию влияния Софьи

на Ивана и ее предполагаемого участия в возникновении придворных чинов и церемониала. Взгляды В.

И. Саввы оказали серьезное воздействие по крайней мере на часть современных историков

. В числе

авторов самых недавних работ, готовых подписаться под его доводами, — Дж. Фен-нел:

«Многие перемены, такие как усвоение византийской эмблемы—двуглавого орла — на печати

великого князя и введение ряда высших придворных должностей, произошли не ранее чем через

четверть столетия после ее прибытия... некоторые инновации... имеют лишь слабое сходство с

прежним придворным церемониалом Константинополя».

G. Ostrogorsky. History of the Byzantine State. Trans. J. Hussey, New Brunswick, Newjersey, 1957, p. 509. Cp. A. A. Vasiuev. History

of the Byzantine Empire. 2nd ed., Madison, 1952, p. 590; R. L. Wolff. The Three Romes: The Migration of an Ideology and the Making

of an Autocrat // Daedalus, LXXXVIII, 1959, pp. 302—303.

Ch. Diel. Byzantium, Greatness and Decline. Trans. N. Walford, New Brunswick, New Jersey, 1957, p. 295. Однако тому, что Русь

стала политической наследницей Византии, она обязана главным образом женитьбе Ивана III (1472) на Софье, последней из

Палеологов. Приняв византийского двуглавого орла в качестве нового герба своего государства, великий князь московский

провозгласил себя наследником греческих императоров и заявил о своих притязаниях: его столица должна была стать

преемницей Византии, как Византия была преемницей Рима.

Ср., например, Н. М. Карамзин. История государства Российского. Под ред. П. Н. Полевого, кн. V, СПб., 1892, с. 44—45. В. О.

Ключевский. Курс русской истории // Сочинения, т. II, М., 1957, с. 123—124. N. Riazanovsky. A History of Russia. New York,

1963, p. 117. В. Н. Sumner. A Short History of Russia. New York, 1949, p. 79. E. И. Камещева, Н. В. Устюгов. Русская сфрагистика

и геральдика, с. 109—ПО.

В. И. Савва. Московские цари и византийские василевсы. К вопросу о влиянии Византии на образование идеи царской власти

московских государей. Харьков, 1901. Хороший обзор основных положений этой книги сделал Рот (Roth) в Byzantinische

Zeitschrift, XII, 1903, S. 328—333. С) влиянии взглядов В. И. Саввы см. G. Vernadsky. Russia at the Dawn of the Modern Age.

London, New Haven, 1959, pp. 25—26; D. Obolmshy. Russia's Byzantine Heritage // Readings in Russian History, ed. S. Harcave, I,

New York, 1962, pp. 102—103.

623

Далее, вслед за В. И. Саввой, Дж. Феннел выдвигает интересное предположение, что усложнение

церемониала и пышность двора развились только после того, как московские правители начали

развивать контакты с западноевропейскими дворами и лелеять желание соперничать с ними

Целью данной статьи является обоснование предположения о том, что изображение двуглавого орла на

московском гербе возникло как реакция на ряд дипломатических маневров Габсбургов и их эмиссаров.

Коротко говоря, великий князь московский, обнаружив, что император Священной Римской империи

имеет на своей печати двуглавого орла, а его сын и назначенный преемник — только одноглавого,

ответил заимствованием аналогичного изображения для своей печати. Хотя подлинники документов не

сохранились, я тем не менее предполагаю, что печати, несущие новое изображение, были приложены к

посланиям Ивана III Габсбургам, а также к договору с королем Максимилианом, сыном императора.

Это было одним из способов, которыми Иван утверждал свое равенство с Фридрихом III и, между

прочим, давал понять, что принял византийское наследие (правда, помимо этого он мало что сделал,

чтобы воплотить свои притязания в идеологическую концепцию или реальные действия).

Развивая данный тезис, следует проанализировать две группы источников. Первая группа касается

начала дипломатических отношений Московии со странами Запада. В дипломатических переговорах

Иван III довольно рано начал отстаивать свое равенство с императором Габсбургом. Щепетильность во

всем, что касалось царского статуса, присутствует еще до установления прямых контактов, желание

Ивана сообщить о равенстве их положения несомненно проявляется с самого начала переговоров.

Вторая группа источников, рассмотренных в данной статье, касается эволюции печатей московских

великих князей до появления двуглавого орла.

Исследователь, занимающийся историей этой эпохи, имеет в своем распоряжении целый ряд работ,

посвященных начальному этапу отношений между Габсбургами и Москвой

. Почти все, что известно о

дипломатических контактах между домом австрийских эрцгерцогов и Москвой, исходит из русских

дипломатических источников

. К сожалению, материалы архивов австрийского государства и двора

фактически бесполезны, ибо там сохранились только копии договора между Москвой и Габсбургами

начала 1490-х гг. Полный перечень дипломатических отчетов содержится там лишь начиная с XVI в.

К 1480г. ряд восточно- и центральноевропейских государств — Венгрия, Молдавия, Священная

Римская империя — признавали Московию желательным

У L. I. FenneU. Ivan the Great of Moscow. London —New York, 1961, pp. 319—320. В. И. Савва. Московские цари и

византийские василевсы, с. 196 ел., 243 ел., 269.

См., например, P. Karge. Kaiser Friedrich's III. und Maximilian's I. Ungarische Politik und ihrc Beziehungen zu Moskau, 1486—1506

// Deutsche Zeitschrift fur Geschichtswissenschaft, IX/I, 1893, S. 259—287. С. М. Соловьев. История России с древнейших времен.

М., 1960, кн. 3, т. 5, с. 134— 140.у. L. I. FenneU. Ivan the Great of Moscow, pp. 117—131. F. vonAdelung. Kritisch-Literarische Uber-

sichtder Reisenden in Russland bis 1700. Bd. I, St. Petersburg, 1846, S. 149—160. Очерки истории СССР. Период феодализма, IX—

XV вв., ч. II, М.,1953, с. 328—329. К. В. Базилевич. Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая

половина XV в. М., 1952 , с. 255—281.

Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. I, СПб., 1851 (далее—ПДС).

P. Karge. Kaiser Friedrich's III. und Maximilian's I. S. 264.

624

потенциальным союзником. Время от времени каждое из них пыталось организовать коалицию против

польской династии Ягеллонов, стремившейся распространить свое влияние на Венгрию, Чехию и

Молдавию. Габсбурги желали не только предотвратить образование мощной конфедерации Ягеллонов,

но и стремились установить собственный контроль над Чехией и Венгрией. Реакция Ивана III на

выдвигавшиеся предложения о союзе была чрезвычайно осторожной и основывалась на собственных

интересах. Он также хотел приобрести союзников для борьбы с польско-литовскими Ягеллонами,

поскольку притязал на земли древнего Киевского государства, оказавшиеся теперь во владении его за-

падных соседей.

Несмотря на уверения в дружбе, обещания взаимной помощи против общих врагов и проистекающие

из этого формальные союзы, Москва фактически не играла никакой роли в исходе политических и

военных мероприятий на восточных окраинах Западной Европы. Равным образом, в конце столетия

западные союзники не оказали Москве никакой помощи в ее войнах с Польско-Литовским

государством.

Хотя непосредственные цели переговоров не были достигнуты, ряд важных побочных результатов

налицо. Через своих послов центральноевропейские правители узнали о размерах и могуществе

Московии и убедились, что необходимо изучить возможность использования этой восточной державы

как против Ягеллонов, так и против турок. Для московского двора стали очевиднее последствия

длительной изоляции восточной Руси от Запада, по крайней мере в том, что касается техники.

Во время Флорентийского собора (1438—1439), а затем в ходе переговоров о женитьбе Ивана III на Зое

Палеолог русские познакомились с материальной культурой Италии. Еще до знаменитого брака

квалифицированных итальянских мастеров побуждали и даже уговаривали приезжать в Москву.

Итальянцы, служившие Ивану III, вели переговоры о его браке начиная с 1468 г. Вскоре Иван III

выяснил, что его главный агент в Италии Джанбаттиста делла Вольпе служил не только ему, но и

венецианскому правительству. За это делла Вольпе был приговорен к пожизненному заключению и

потерял все свое имущество". Со следующей миссией в Италию (1474—75), уполномоченной вести

поиск мастеров и архитекторов для службы в Москве, Иван в качестве главного агента послал

русского, Семена Толбузина; впоследствии он использовал в качестве глав посольств и греков

Возможно, чтобы обучить русских искусству дипломатии и иностранным языкам, а заодно обезопасить

себя от двойной игры, подобной той, что вел делла Вольпе, московский двор направлял русского в

качестве младшего посла. Во всех случаях приставленные к посольствам русские имели низшие

придворные чины. Так же формировались и миссии, отправлявшиеся в Священную Римскую империю.

Разносторонне одаренный грек Юрий Траханиот являлся главным участником переговоров, но его

всегда сопровождал русский низшего ранга

. В качестве же эмиссаров в Молдавию, Литву, Венгрию

Иван III направлял исключительно русских.

G. Vemadsky. Russia at the Dawn of the Modern Age, pp. 18—22. Полное собрание русских летописей (далее —ПСРЛ), т. XXV,

М.—Л., 1949, с. 299.

P. Pierling. La Russie et 1'Orient. Paris, 1891, p. 124, f.

См., например, ПДС, т. I, cifi. 19.

625

Эта традиция показывает признание Москвой необходимости посылать более опытных представителей

в передовые страны Запада. Подобная практика может иллюстрировать большее уважение, питаемое

Москвой к Империи и Италии, а кроме того, подразумевает и готовность учиться у более передовых

стран. Таким образом, несмотря на выношенное религиозное и культурное недоверие, развивавшееся в

течение столетий, московский двор демонстрировал стремление узнать и принять западное искусство и

технологии, естественно, при условии, что они не нарушали религиозных и поведенческих канонов и

обычаев. Зодчие, каменщики, пушечных, золотых и серебряных дел мастера, рудознатцы, сведущие в

нахождении и эксплуатации месторождений драгоценных металлов, врачи были в большом спросе.

Даже проект брачного союза между одной из дочерей Ивана и римским королем, в конце концов

оказавшийся бесперспективным, вызвал активный интерес Ивана III. Трудности, которые сулил брак с

латинянином, не породили столь отрицательной реакции, как предлагавшаяся в виде альтернативы

помолвка с имперским князем или маркграфом

. Для дочери Иван желал только сына императора,

хотя в собственном государстве не имел особых возражений против брака своей второй дочери с одним

из зависимых от него князей

. Настаивая на равенстве с Фридрихом III, Иван руководствовался теми

же мотивами, что побуждали его копировать имперский ритуал, принимая габсбургских послов.

Первым австрийским эмиссаром в Московии был рыцарь по имени Николай Поппель (или Попплау),

прибывший туда в конце 1486 г. В соответствии с его собственным признанием, им двигало

любопытство путешественника, но он и имел при себе грамоту от императора, подтверждающую его

полуофициальную миссию. Русские проявили чрезмерную подозрительность к его объяснениям, хотя

Поппель действительно провел три предшествующих года в подобных миссиях, посетив многие

княжеские и королевские дворы Европы

. Немедленно после возвращения из Москвы весной 1487 г.

он посетил императора в Нюрнберге и отчитался о своем визите. Московия произвела на него большое

впечатление. Он увидел могущественное и — вопреки распространенному при имперском дворе

мнению — независимое от враждебных поляков государство. Ухудшение положения в регионе, где

Габсбурги соперничали с Ягеллонами, побудило Фридриха вновь послать Поппеля в Москву, на этот

раз как полномочного аккредитованного посла. В конце декабря 1488 г. он покинул Ульм, имея

инструкции заложить основы для союза, направленного против Ягеллонов.

Во время своего второго визита Поппель столкнулся с возросшими трудностями, многие из которых

были созданы им самим. Ко времени отъезда его отношения с влиятельными придворными и даже

великим князем стали отчужденными. Он начал с требования личной аудиенции у великого князя. Ему

было отказано на том основании, что при аудиенции должны присутствовать члены Боярской думы.

Вслед за этим он предложил, чтобы Иван разрешил брак одной

ПДС, т. 1,сгб. 31,41,44—45.

Древнейшая разрядная книга официальной редакции (по 1565 г.). Изд. П. Н. Милюков, М.,1901, с. 9—10. ПСРЛ, т. VIII, СПб,

1859, с. 238.

P. Karge. Kaiser Friedrich's III. und Maximilian's I. S. 265. К. В. Бажлевич. Внешняя политика Русского централизованного

государства, с. 256—258. С. М. Соловьев. История России с древнейших времен. М., 1960, кн. 3, т. 5, с. 134—135. J. L. I. Fenneu.

Ivan the Great of Moscow, pp. 118—119.

40 — 2050

626

из своих дочерей с племянником Фридриха III, маркграфом Баденским. Затем Поппель передал жалобу

великого магистра Ливонского ордена на якобы имевшие место вторжения псковичей на орденские

земли, заявив, что имеет на это право, потому что Ливония перешла под юрисдикцию императора.

Затем Поппель попросил повидать дочь Ивана, чтобы в своем отчете доложить о произведенном ею

впечатлении. Наибольшую бестактность Поппель проявил во время дарованной ему в конце концов

личной аудиенции. Здесь Поппель заявил, будто слышал, что ранее Иван просил папу даровать ему

королевский титул. Так и не осознав своей грубой ошибки, Поппель опрометчиво продолжал

настаивать. Он указал, что папы обладали властью только в церковных делах и лишь один император

мог бы удовлетворить подобную просьбу. Поэтому Ивану следовало бы просить о короне Фридриха.

Во всяком случае, предостерегал Поппель, Иван должен позаботиться, чтобы об этом не прознали

поляки, опасающиеся воздействия, которое его коронация может оказать на православное население

восточной части их королевства.

Ко времени его отъезда бояре — члены Думы пребывали в ярости от той обидной снисходительности,

которую проявлял к ним Поппель, и от его дурного вкуса. Поведение и тактика посла могли бы иметь

успех при западноевропейских княжеских дворах, но он плохо понимал ситуацию в Московии. Он

даже не ощутил царившего в столице общественного возбуждения, наблюдая пышность кремлевского

двора, которая должна была служить отражением могущества его правителя, чей престиж и славу еще

более возвысили отступление татар в 1480 г. и новые величественные сооружения Кремля.

Отклонив первоначальную просьбу о личной аудиенции, Иван отмел и предложение о брачном

контракте между его дочерью и — всего лишь— племянником императора. Жалоба ливонского

гроссмейстера также была полностью отвергнута. Псковские границы останутся такими, какими они

были исстари. Столь же не был расположен Иван выставлять свою дочь на обозрение этому не-

выносимому человеку. Айсберг ярости, скрытый под маской дипломатической вежливости, отчасти

проявился в ответе на предложение, чтобы Иван просил императора о королевской короне: «Мы

Божьею милостию государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление

имеем от Бога, как наши прародители». Власть правителя в Московском государстве происходит от

Бога, а не от рук человеческих

. Иван уведомил, что пошлет собственного посла к господину

Поппеля

Поппель отбыл, хорошо понимая, что провалил свою миссию, но упорно отказывался признать свои

ошибки, равно как и собственное невежество в общении с незападноевропейскими дворами.

Впоследствии он с раздражением жаловался в письме, что придворные Ивана подвергали сомнению

его верительные грамоты и распускали порочащие его слухи

Поппель произвел более глубокое впечатление, чем он сам предполагал. Предложив для дочери Ивана

руку маркграфа, он способствовал кристаллиза-

ПДС, т. I, стб. 1—14./. L. I. Fennett. Ivan the Great of Moscow, pp. 120—121. С. М. Соловьев. История России с древнейших

времен. М., 1960, кн. 3, т. 5, с. 134—136. К. В. Базилевич (Внешняя политика..., с. 262) считал, что главной целью, которую

преследовал Фридрих, посылая Поппеля в Москву, было предложение Ивану III королевской короны.

ПДС, т. I, стб. 8—9.

Там же, стб. 52 ел.

627

ции политической линии Москвы, согласно которой сыновья и дочери великого князя могли вступать в

брак с представителями королевских домов Запада. Вероятно, это обсуждалось членами Боярской

думы. Как бы то ни было, Иван решил, что достойны такого брака могут быть только правящие

монархи или их непосредственные потомки. Это подтверждают события 1483 г., когда он разрешил

своему старшему сыну Ивану Ивановичу жениться на дочери Стефана Молдавского. Вслед за этим в

1495 г. дочь Ивана Елена вышла замуж за князя Александра Литовского. Что касается Габсбургов,

достойным признавался только сын Фридриха Максимилиан.

Это решение подразумевало равенство Ивана с правителем Священной Римской империи. Последнее

обстоятельство нашло косвенное отражение в инструкциях, которыми Юрий Траханиот был снабжен в

марте 1489 г. накануне отъезда в качестве эмиссара ко двору Фридриха III. Иван уведомил Юрия, что,

если будет поднят вопрос о браке его дочери с маркграфом, ему следует отвечать: «За этого маркграфа

государю нашему отдать дочь неприлично, потому что государь наш многим землям государь

великий...» Если же Габсбург будет настаивать, Юрий все равно должен ответить отрицательно и

привести решающий аргумент: московские правители происходят из древнего рода (не высказывая

этого прямо, Иван хотел показать, что он может претендовать на более древнее происхождение, чем

Габсбурги). Более того, Иван инструктировал Юрия поставить вопрос еще более остро, добавив: «От

давних лет прародители его были в приятельстве и любви с прежними римскими царями, которые Рим

отдали папе, а сами царствовали в Византии». До самого конца существования империи «отец нашего

государя... был с ними в братстве и приятельстве». Тетка Ивана III была замужем за императором,

Иоанном Палеологом. «Так как же такому великому государю выдать дочь свою за маркграфа?» Если

же Габсбург пожелает устроить этот брак для своего сына, ему следует послать в Москву специального

посла для дальнейших переговоров

В инструкциях Ивана Траханиоту нет никаких упоминаний о его собственном союзе с принцессой из

рода Палеологов. Казалось бы, он мог усилить свои позиции, сославшись на этот прецедент как самый

недавний пример тесных отношений с прежним правящим домом Византии. В момент женитьбы (1472)

он явно тешился мыслью, что этот союз придаст ему императорский статус. Ровно через год, когда

псковские послы, после угрозы вмешательства Москвы, заключили договор с Ливонским орденом,

псковская редакция грамоты гласила: «Государи наши, благоверные великие князья русские и цари,

Иван Васильевич и сын его Иван Иванович...»

В соглашении о перемирии между Иваном III и

великим

Там же, сгб. 17. См. также/. L. I. Fennell. Ivan the Great of Moscow, p. 122. О свидетельствах, касающихся очень позднего

появления в Москве подложного Константинова дара, см. N. К. Gudzy. History of Early Russian Literature. Trans. S.W.Jones, New

York, 1949, pp. 288—292; А. Н.Пыпин. История русской литературы. Т. I, СПб., 1911, с. 341—344. D. Cizevskij. History of Russian

Literature from the Eleventh Century to the End of the Baroque. The Hague, 1960, pp. 203—204.

Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею, т. I, СПб., 1846 (далее

— АЗР), № 69. С. М. Соловые. История России с древнейших времен. М., 1960, кн. 3, т. 5, с. 128—129. X. Шедер отметила, что

в 1473 г. царский титул был употреблен осторожно в качестве пробного шага («im kleinen ausprobiert». H. Schaedtrr. Moskau, das

dritte Rom. Studien zur Geschichte der politischen Theorien in der slavischen Welt. 2 Aufl., Darmstadt, 1957, S. 54 ).

628

магистром Ордена фон дер Борхом, заключенном 1 сентября 1482 г., присутствует та же формула

Двумя годами позднее Иван направил письмо еврею («жи-довину») из Кафы по имени Захария Скара,

приглашая его к себе на службу. Ни содержание письма, ни последующие исследования не прояснили

причины загадочного приглашения, однако нет сомнения, что Иван желал произвести на Захарию

впечатление и золотой печатью, прикрепленной к грамоте шелковым шнурком, и грандиозностью

титула, в котором называет себя Божьей милостью великим государем Русской земли и царем всея

Руси

. В общем, Иван III начал заигрывать с титулом «царь» еще до того, как Русь объявила себя

свободной от татарского ига

Если Иван III не отказался от своих имперских притязаний за те шестнадцать лет, что прошли до

миссии Траханиота, то почему он не упомянул Софью как связующее звено между собой и Византией?

Его осторожность в использовании титула, применение его только в сношениях с низшими, такими как

таинственный «жидовин» или как глава Ливонского ордена, позволяют заподозрить боязнь получить

отпор от более могущественных держав. Кроме того, молчание относительно брака с Софьей может

отражать временное изменение в его концепции Московского царства. Победа 1480 г. над сарайским

ханом повлекла за собой провозглашение независимости и равного статуса. Вследствие этого про-

исхождение Софьи могло уже не играть столь важной роли в его притязаниях на царство, как до 1480 г.

В свете столь общих соображений предложение брачного союза дочери Ивана и «этого маркграфа»

было полностью отвергнуто. Молчание относительно брака Ивана с Софьей удовлетворяет этой

интерпретации. Софья, хотя и происходила из дома Палеологов, не была дочерью ни императора, ни

даже просто правящего монарха. Она была лишь сиротой под попечительством папы. Иван III, видимо,

не хотел признавать, что новое родство, созданное этим союзом, само по себе может возвысить

престиж великого князя.

Остается еще одно следствие миссии Поппеля. Оскорбление от предложения королевской короны было

глубоким. Вдобавок Поппель напрямую объявил Ивану о сюзеренитете императора над балтийскими

немцами, хотя это, несомненно, было известно в Москве и раньше. Тем не менее орденские магистры

всегда вели переговоры с Русским государством от своего имени, а не от императорского. С другой

стороны, Поппель не знал, что уже в 1473 г. Иван III уведомил ливонских рыцарей, что он и его сын

должны считаться русскими великими князьями и царями.

Непреднамеренная неловкость Поппеля привела к одному — небольшому, но существенному —

изменению в титуле, сделавшему его несколько более соответствующим западноевропейской практике.

Первому посольству, отправлявшему-

«Сборник Муханова», изд. 1, М., 1836, № 27, с. 39: «По Божьей воли и по великих государей велению царей русских, великого

князя Ивана Васильевича всея Руси и сына своего, великого князя Ивана Ивановича всея Руси...»

Сборник Императорского Русского исторического общества (далее — Сборник РИО), т. ХЫ,СПб., 1884,№ 10, с. 41.

Ср. В. О. Ключевский. Курс русской истории // Сочинения, т. II, М., 1957, с. 123. Царский титул никогда не использовался в

переписке с поляками или крымскими татарами. Лишь однажды Иван и его сын, Василий III, были названы царями на подписи

грамоты во время переговоров с Габсбургами, и то только с сыном императора Максимилианом (С. М. Соловьев. История

России с древнейших времен. М., 1960, кн. 3, т. 5, с. 145).

629

ся из Москвы в марте 1489 г. во главе с Юрием Траханиотом, в составе которого был и

возвращавшийся на родину Поппель, Иван III повелел ехать до Ревеля, а оттуда на корабле до Любека

или другого подходящего северогерманского порта. Пристав, который должен был снабжать их всем

необходимым, пока они не достигнут Ревеля, вез послание к городским властям с просьбой обеспечить

проезд миссии к императорскому двору. Эта грамота начиналась словами «Иоанн, Божьей милостью

великий государь и царь всея Руси», далее же следуют географические эпитеты — Владимирский,

Московский, Новгородский, Псковский, Тверской, Югорский, Вятский, Пермский и Болгарский

Иван III выказал замечательное рвение, объявляя властям имперских городов на землях Тевтонского

ордена о своем равенстве с императором. Несомненно, в Ревеле это стало известно и Поппелю,

поскольку в обычае местных властей было оказывать гостеприимство столь важным послам. Новизна

титула, содержащаяся уже в самом обращении, не могла ускользнуть от внимания ни местных властей,

ни Поппеля. Посол Фридриха должен был наконец все-таки осознать, какую огромную ошибку он

совершил во время личной аудиенции у великого князя.

Для Ивана, однако, это не был исключительно вопрос дипломатического протокола. Использование

формы Иоанн вместо привычного Иван Васильевич — не просто адаптация соответствующей

церковно-славянской формы

, оно проистекало из желания соответствовать практике других

европейских монархов. Если бы это была только приверженность к более древней форме имени Иван,

великий князь мог бы именовать себя Иоанном Васильевичем, а не одним лишь христианским именем

без отчества. Кроме того, давнюю западноевропейскую практику отражало и перечисление названий

стран, которыми владеет правитель, после его титулов. В качестве иллюстрации можно привести

государственную печать императора Сигизмунда, содержащую следующую круговую надпись:

SIGISMVNDVS . DEI . GRACIA . ROMANORVM . IMPERATOR . SEMPER . AVGUSTVS . AC .

HUNGARIE . BOHEMIE . DALMACIE . CROACIE . RAME . SERVIE . GALICIE . LODOMERIE .

CVMANIE . BVLGARIE . REX . ET . LVCEMBVRGENSIS . HERES

. Форма московского и

габсбургского титулов обнаруживает значительное сходство не потому, что первый копирует второй,

но потому, что такая титулатура была широко распространена на Западе в целом. Анализ обращений,

содержащихся в договорах начала XV в., показывает, что эта форма пришла из Литвы

. Она не

использовалась московскими правителями в

ПДС, т. I, стб. 22.

Таково утверждение В. О. Ключевского (Курс русской истории // Сочинения, т. II, М., 1957, с. 123—124), ср., однако,

традиционную церковно-славянскую форму в надписи на русском и латинском языках (1491 г.), обнаруженной на Спасской

башне Московского Кремля: «Иоанн Васильевич, Божией милостью великий князь владимирский, московский, новгородский,

тверской, псковский, вятский, угорский, пермский, болгарский и иных и всея России государь в лето 30 государствовании

своего сии башни повелел построить, а делал Петр Антоний Соларий, Ме-диоланец, в лето от воплощения Господня 1491»

(История русского искусства, т. III, с. 310).

О. Posse. Die Siegel der deutschen Kaiser und Konige von 751 bis 1806. Bd. II, Dresden, 1910. Табл. 17, №№ 1,2 (см.

приложенную Табл. I, № 2).

Впервые князь северо-восточной Руси признал распространенную форму титула за иноземным князем в 1427 г. В договоре

Бориса Александровича Тверского с Витовтом Литовским Борис называет Витовта «великим князем Витовтом литовским и

многих русских земель господарем» (ДДГ, №23, с. 62). Московский князь (Василий II) впервые сам воспользовался расши-

ренной формой титула в 1449 г. в договоре с Казимиром, королем польским и великим князем

630

их договорах с соседями — независимыми русскими князьями. Возможно, помпезное титулование

Ивана III в сношениях с иностранными дворами сложилось в соответствии с началом дипломатических

связей с молдавским господарем Стефаном в 1480 г. и венгерским королем Матвеем Корвином в 1482

г.

Имеется и достаточное количество второстепенных свидетельств, показывающих, что Иван III

прибегал к заимствованиям, если они соответствовали его целям. Это демонстрируют и московские

копии венгерских золотых монет, и использование габсбургского протокола при приеме европейских

послов.

Нумизматическая коллекция Эрмитажа содержит только один сохранившийся экземпляр золотой

монеты, чеканенной в правление Ивана III (так называемый «угорский»). Серия содержала точное

воспроизведение изображений на венгерских золотых монетах XV в.: на аверсе св. Владислав с

нимбом, скипетром в правой руке и увенчанной крестом державой в левой; на реверсе — венгерский

герб. Нумизматы обоснованно считают, что монеты этого типа предназначались не для внутреннего

обращения, а для платежей приглашенным в Москву иностранным мастерам, осуществлявшихся

металлами и валютой, пригодными к вывозу и реализации на Западе. Собственно русские же золотые

монеты не чеканились, из золота могли изготавливаться только подобного рода имитации. На обеих

сторонах монеты содержатся круговые надписи с именами Ивана III и его сына-соправителя Ивана

Ивановича

. Об откровенной готовности Москвы принять некоторые западные установления говорят

не только нумизматические источники; ее отношение к копированию определенных аспектов

придворного церемониала лишь усиливает это впечатление.

Летом 1490 г. Юрий Траханиот, возвращаясь с Запада, прибыл в Новгород. С ним ехал посол короля

Максимилиана Георг фон Турн, называемый в русских дипломатических документах Юрием

Делатором (от итальянского delta Torref

. Несомненно не знавшие языков московиты не подозревали,

что русская транслитерация итальянизированного имени фон Турн могла иметь оскорбительное

значение (Delatore по-итальянски значит «доносчик» или «разоблачитель»), но можно предположить,

что дипломата от такого именования внутренне передергивало.

литовским. Василий называет себя «князь великий Василий Васильевич московский, и новгородский, и ростовский, и пермский

и иных» (Там же, № 53, с. 160). Показательно, что эти распространенные титулы не вытеснили кратких, обычных в

междукняжеских договорах северо-восточной Руси, в то время как литовские правители последовательно придерживались

только распространенной титулатуры. См. Акты, относящиеся к истории Южной и Западной России, собранные и изданные

Археографическою комиссией) (далее — АЮЗР). Т. I, СПб., 1863, с. 7 (1415г.): «Витовт, великий князь литовский, русский,

жомоитский»; с. 11 (1430г.): «милостью Божьею мы великий князь Швитрикайла, литовский, русский и иных»; см. также с. 14,

15, 17, 19,20,27.

/. L. I. Fennell. Ivan the Great of Moscow, p. 112; К. В. Базилевич. Внешняя политика Русского централизованного государства,

с. 246 ел.

И. Г. Спасский. «Золотые» — воинские награды в допетровской Руси // Труды Государственного Эрмитажа, т. IV, Л., 1961, с.

95. Его же. Русская монетная система. Изд. 3-е, Л., 1962, с. 97. Рассуждения И. Г. Спасского (Труды..., с. 95—96), что золотыми

монетами московского типа наделялись отличившиеся воинскими доблестями, не находят подтверждений в источниках. Таких

золотых монет в тот период не существовало. В качестве гипотетической возможности можно допустить, что для этой цели

использовались золотые монеты венгерского типа («угорские»).

P. Karge. Kaiser Friedrich's III. und Maximilian's I. S. 269; ПДС, т. I, стб. 25.

631

Иван III с нетерпением ожидал возвращения своего посла. В то время как для Габсбургов самым

важным был военный союз, великого князя в тот момент более интересовал характер приема,

оказанного его послу в Европе: он должен был показать Ивану, в каком качестве воспринимал его

император. Инструкции, отправленные Иваном III наместнику в Новгороде, отражают его нетерпение и

любопытство. Немедленно по прибытии в этот пограничный с Западом город Траханиот должен был

поспешить в Москву на лошадях. В то же время Иван повелел, чтобы австрийский посол был

отправлен в столицу медленным водным путем через верхнюю Волгу, а затем по ее притокам. Пока

фон Турн неторопливо путешествовал к Москве, Траханиот уже прибыл туда и был сразу принят ве-

ликим князем. Иван подробно расспросил его о приеме у Габсбургов. Траханиот доложил, что и

Фридрих, и Максимилиан оказали ему великий почет. При своем дворе Максимилиан, римский король,

сделал навстречу Юрию три или четыре шага и приветствовал его рукопожатием. До начала

официальной беседы король повелел, чтобы для Юрия была принесена скамья, попросил его сесть

напротив трона и лишь после этого уселся сам. Когда после этого Юрий отправился ко двору

императора, тот выслал навстречу ему, за пять или шесть километров от города, нескольких

придворных, которые и проводили его во дворец. Чем ближе приближался Траханиот к

императорскому залу для приемов, тем более высокого ранга придворные сопровождали посла.

Приветствуя Юрия, император усадил его так же, как и его сын Максимилиан.

Узнав все это, Иван III немедленно выслал гонца с дарами для встречи и приветствия фон Турна. Когда

посол прибыл в Москву и должным образом отдохнул, на третий день Иван приказал Траханиоту и

второстепенному члену Думы (это был окольничий Иван Звенец) доставить его для аудиенции. После

того как они вступили в каменные палаты, уже другие придворные сопровождали посла, и наконец

боярин и дьяк ввели его в зал для приемов. Все это точно соответствовало обхождению с Траханиотом

в Германии. Иван разыграл ту же роль, что и, по словам его посла, Габсбурги на западноевропейских

приемах: он поднялся с трона, спросил о здоровье короля (поскольку перед ним был посол Максими-

лиана) и, стоя, пожал руку фон Турну. Затем он приказал, чтобы того усадили на скамью напротив

трона, и лишь после этого сел сам. Все это было проделано в присутствии членов Боярской думы

ПДС, т. I, стб. 24—27. Ср. В. И. Савва. Московские цари и византийские василевсы, с. 243— 244. Во время второй аудиенции,

данной фон Турну, соблюдалась та же процедура (ПДС, т. I, стб. 27). Этот же ритуал встречи эмиссаров и послов великих

западноевропейских держав соблюдался при московском дворе и впоследствии. Посол Максимилиана, а затем Карла V и эрц-

герцога Фердинанда Сигизмунд Герберштейн в начале XVI в. оставил подробное описание такого ритуала встречи и приема,

хотя ни разу не высказал предположения, что его можно сопоставить с протоколом двора Габсбургов (Sigismund von

Herberstein. Commentaries on Moscovite Affairs, ed. and. transl. by O. P. Backus III, Lawrence, Kansas, 1956, pp. 141—143. Рус. изд.:

С. Герберштейн. Записки о Московии. М., 1988, с. 204—227). Томас Рандольф, посол Елизаветы Английской в 1568 г.,

описывает, как его проводили к Ивану IV и провели в середину зала для приемов, «где мне надлежало стоять спокойно и

сказать то, что я должен был сказать. При посредстве моего переводчика я начал с поручения, полученного мною от госпожи

моей королевы, от которой я прибыл и при имени которой император встал и задал подобающие вопросы о ее здоровье и

состоянии. Когда мною были даны ему ответы, он подал мне руку для приветствия и повелел мне сесть, а затем задал мне

должные вопросы.» (Hakluyt Society. Works. First Series, No. 73, p. 247).

632

Таким образом, ряд признаков указывает на желание Москвы продемонстрировать равенство с

западноевропейскими странами, и особенно с имперским двором Габсбургов: перемены в

великокняжеском титуле и его расширение, копирование церемониала посольских приемов,

неоднократное утверждение, что только императорский сын достоин жениться на дочери великого

князя.

К этому же ряду следует добавить заимствование для новой московской государственной печати

изображения двуглавого орла. Тем не менее было бы ошибочным предположить, что Иван III

скопировал эмблему Габсбургов так же, как и церемониал приема западноевропейских послов.

Иконографически московский двуглавый орел ближе к византийскому, к тому же нет сомнений, что

Иван III ценил связующие нити с погибшей вселенской христианской империей. Инструкции Юрию

Траханиоту 1489 г. ясно демонстрируют, что Иван по-прежнему очень гордился тесными отношениями

своих предков с Византией и его грело чувство, что его тетка Анна была первой женой Иоанна (VIII)

Палео-лога. Возможно, он не знал или забыл (поскольку ему это было удобно), что она так и не дожила

до того момента, когда стала бы императрицей

. Вероятно, использование в качестве эмблемы

двуглавого орла должно было подчеркнуть, что московский правитель — при его растущих претензиях

на роль владыки всея Руси— имел больше прав притязать на эту римскую инсигнию, чем Габсбурги.

Это вовсе не означает, что Иван считал, будто унаследовал ее благодаря браку с Софьей. Я настаиваю

на том, что, если бы при московском дворе не узнали, что император Западной империи на

государственной печати имеет изображение двуглавого орла (а его сын, римский король, как личную

эмблему использует одноглавого орла

), Иван III не велел бы изобразить на собственной официальной

печати орла двуглавого. Несколько доказательств подтверждает ту точку зрения, что заимствование

Москвой имперского орла было обусловлено его использованием у Габсбургов. Первое из них,

основанное на сравнении государственных печатей Фридриха III и Ивана III, более косвенное и потому

более уязвимое, второе демонстрирует, что двуглавый орел Ивана III существенно отличался от всех

изображений на печатях, употреблявшихся московскими князьями до 1486 г.

Имперская государственная печать Фридриха III, датируемая 5 июля 1442 г., имеет на аверсе

изображение императора на троне с державой в левой руке и скипетром в правой, а на реверсе —

изображение орла. Каждая из орлиных голов снабжена нимбом (Heiligenscheiri). Священное значение

нимба явствует из круговой надписи:

Восточные послы принимались в восточной манере. Ср. описание приема посла турецкого султана Селима I в 1514 г.

Церемониал препровождения посла к трону был отчасти похож на тот, который применялся для западноевропейских послов,

однако посол поцеловал руку великого князя Василия III, остававшегося сидеть на троне. Н.П.Лихачев. Разрядные дьяки XVI

века. Опыт исторического исследования. СПб., 1888, с. 59, прим. 9.

ПСРЛ, т. XXV, с. 240. «Князь великий Василий Дмитриевич отдасть дщерь свою княжну Анну в Царьград за царевича Ивана

Мануиловича». Анна была первой из трех жен Иоанна VIII Палеолога. Она умерла в 1418 г., прежде чем Иоанн стал

императором-соправителем (1421). Ф. И. Успенский. История Византийской империи, т. Ill, M.—Л., 1948, с. 767.

Roemer-Buchner. Die Siegel der deutschen Kaiser, Konige und Gegenkonige. Frankfurt am Main, 1851, №№ 85—87, S. 58—59./. W.

Woodward and G. Burnett. A Treatise on Heraldy, British and Foreign. Edinburg and London, 1892, p. 253.

633

AQVILA. EZECHIELIS . SPONSE [sic] . MISSA . EST . DE . CELIS.

UOLAT . IPSA . SINE . META. QUO . NEC . UATES . NEC .

PROPHETA . EUOLAUIT . ALCIUS .

«Орел был послан нареченной Иезекииля с небес. Эта же [птица] летает, не

имея куда вернуться, так высоко, как не возносился ни поэт-провидец, ни

пророк».

На аверсе портрет Фридриха III окружает надпись:

SIGILLVM . MAIESTAS . FRIDERICI . DEI . GRA. ROMANORU . IMPERATORIS . SEMPER . AVGVSTI .

DVCIS . AVSTRIE . STIRIE . KARINTHIE . ET . KARNIOLE . COMITIS . QUE . TIROLIS . ETC .

Ниже кольцом идет следующая фраза:

QUI NATVS EST IN DIE MATHEI АР AN DNI MCCCCXV

На русской печати вместо императора на троне изображен всадник. К габсбургскому образцу приближается

лишь надпись с титулом и перечнем владений Ивана III. На стороне с двуглавым орлом продолжается

круговая надпись, перечисляющая земли, подвластные великому князю. Стилистически русский орел

заметно отличается от габсбургского очертаниями крыльев и наличием корон в форме венца вместо

Heiligenscheine. Джордж Соулис (Soulis) обратил мое внимание на напольную мозаику церкви

палеологовского времени в Мистре, где изображен двуглавый орел с короной на каждой голове, а большая

по размеру корона помещена между шеями

Он придерживается мнения, которое в настоящее время разделяю и я, что прототип русского орла —

византийский, точнее морейский. Дальнейшие исследования, возможно, подтвердят это предположение.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что двуглавый орел никогда не был гербом (в западном смысле) импе-

раторской ветви дома Палеологов. В Константинополе его никогда не использовали в том же качестве, что в

Москве. Десять лет назад Маклагон из Оксфордского университета представил интересное сообщение для

византиноведческого конгресса в Стамбуле. Он отрицает, что двуглавый орел, как и другая эмблема —

крест с четырьмя «В» в квадрантах — являлись императорскими гербами: «Эти гербы не обнаруживаются

ни на печатях, ни на монетах, ни на гробницах». Нет их и на щитах и одеяниях императорской стражи, хотя

на Западе было принято помещать гербы именно там. Орлы были на обуви стражей Константина XI".

О. Posse. Die Siegel der deutschen Kaiser, Bd. II. Табл. 25, рис. 1, 2 (см. приложенную Табл. I, №3; более ясное изображение

нимба вокруг орлиных голов видно на другой печати Фридриха III: приложенная Табл. I, № 4; О. Posse, Табл. 26, № 4).

М. G. Soteriou. Mistra. 2nd. ed., Athens, 1956, p. 12; А. В. Соловьев (A. V. Soloviev. Les emblemcs heraldiques de Byzance et les

Slaves // Seminarium Kondakovianum, VII, 1935, p. 135, note 98) описывал его следующим образом: «Surtout la belle aigle a trois

couronnes sur une plaque encaslrce dans le pavement au milieu de la grande nef de la Metropole».

M. Maclagon. Le blason en Byzance // Actes du Congres International d'Etudes By/.antines, Is-tambul, 1957, p. 230—231. Обзор

историографии проблемы, имела ли Византия в эпоху Палео-

634

Если двуглавый орел являлся гербом Палеологов—деспотов Морей, один из которых был отцом

будущей супруги Ивана III

, возможно, он попал в Москву через Софью или членов ее свиты. Тем не

менее Иван не заимствовал инсигнию Палеологов немедленно после женитьбы, а лишь через два

десятилетия, с началом дипломатических отношений с Габсбургами.

Самая ранняя сохранившаяся печать Ивана III с двуглавым орлом датируется 1497 г.; печать

Габсбургов с этой эмблемой не могла появиться в Москве ранее 1489 г.

Поскольку первое

официальное употребление титула «царь», выражаю-

логов герб и был ли им двуглавый орел, см.: А. V. Solaviev. Les emblemes heraldiques de Byzance et les Slaves // Seminarium

Kondakovianum, VII, 1935, p. 119—122. В этом весьма впечатляющем исследовании А. В. Соловьев прослеживает

миграцию мотива двуглавого орла хронологически и топографически, с Ближнего Востока через Европу. В XIV в.

двуглавый орел обрел популярность при дворе Палеологов, но не в качестве императорского герба. А. В. Соловьев (с.

134) описывает обнаруженную в Лувре миниатюру, на которой император Мануил и его сын-соправитель Иоанн VIII

одеты в императорские пурпурные одежды без орлов, а младшие сыновья, Фома и Андроник, изображены в алых

одеждах, расшитых заключенными в круг золотыми двуглавыми орлами. А. В. Соловьев заключает: «C'est encore une

preuve de се que les aigles etaient plutot insignes des premiers dignitaires de la cour, que des armes imperiales».

Ibid., p. 135: «Enfin, Mistra nous a conserve quelques belles aigles qui doivent se rapporter aux derniers despotes Thomas et

Demetrois. Ces aigles couronnees ont dej^ tout a fait la tournure heraldique et doivent etre envisagees comme blasons des derniers

despotes».

Это заключение основано на предположении, что к посланию Фридриха 1489 г., аккредитующему Поппеля, была приложена

имперская государственная печать. В дальнейшем семидесятилетний Фридрих III предоставил переговоры с Москвой своему

сыну Максимилиану. Московские великокняжеские дипломатические документы свидетельствуют, что соглашение между

Максимилианом и Иваном III было достигнуто в 1490—1491 г. Юрий Траханиот привез с собой копию договора в Москву

весной 1491 г. Сообщается, что эта копия с золотой печатью была помещена в великокняжескую сокровищницу (ПДС, т. I, стб.

66). Если допустить, что печать принадлежала Максимилиану, она не могла нести изображение двуглавого орла: как римский

король, он мог иметь в качестве эмблемы только одноглавого орла. Далее мы знаем, что, когда посол Максимилиана Г. фон

Турн прибыл затем, в ноябре 1491 г., в Москву, он приветствовал Ивана III как «Царя всея Руси» и «един Царь веса Русш» (там

же, стб. 73, 77). Можно считать это дипломатической уловкой королевского посла ввиду того, что Максимилиан был

чрезвычайно заинтересован в участии московских войск в военных действиях, но все-таки реальной необходимости заходить

так далеко не было, если только Габсбурги не знали, что Иван III уже называл себя царем, и не полагали в тот момент

дипломатичным уступить прихоти великого князя. Но как могли они узнать об этом? Во-первых, Поппель по возвращении из

своего второго путешествия в Московию мог известить Фридриха о притязаниях Ивана, выраженных им в грамоте к властям

Ревеля. Во-вторых, узнать об этом мог и сам фон Турн во время своего пребывания в Москве. Более вероятно, однако, что Иван

уже пользовался царской золотой печатью с двуглавым орлом и приложил ее к московскому проекту договора, отправленного с

Юрием Тра-ханиотом в 1490 г. Если бы Максимилиан принял предложенные условия, Траханиот должен был вручить

документ королю. Максимилиан принял условия Ивана и принципы заключения договора (там же, стб. 31—40).

Моя гипотеза относительно последовательности событий, приведших к появлению московского двуглавого орла, такова. Когда

Поппель вернулся в Москву в 1489 г. как аккредитованный имперский посол, он привез с собой официальную верительную

грамоту, к которой была приложена государственная печать Фридриха III. Оскорбленный переданным Поппелем предло-

жением королевской короны и брачного союза между его дочерью и имперским подданным, Иван не просто отверг его, но и

приказал изготовить царскую печать для себя. Он выбрал византийскую иконографию двуглавого орла, напоминающую в

некоторых отношениях габсбургскую, и постарался недвусмысленно показать, что тоже является царем. Новая печать была

приложена к проекту договора, предложенного Максимилиану. Если бы Максимилиан отказал-

635

щее имперские притязания, появилось в 1473 г., возникает вопрос, нельзя ли найти некий след, ключ,

позволивший бы предположить более раннее заимствование мотива орла. Ответ будет отрицательным,

хотя мы и знаем, что к письму, адресованному Захарии, Иван приложил золотую печать

: невозможно

точно установить, какие изображения несла эта утраченная золотая (или позолоченная) печать.

Предположение, что на печати был орел Палеологов, отсылает нас к концепции, связанной с Софьей, а

ее, как оказалось, опровергают сведения, почерпнутые из дипломатических документов. Едва ли

появление византийского орла связано с «победой» 1480 г. или с развитием теории Третьего Рима.

Наиболее сильным свидетельством против возможности появления двуглавого орла на золотой печати,

отправленной Захарии «жидовину», являются изобразительные мотивы, применявшиеся Иваном III на

сохранившихся документах 1470—1480-х гг., вплоть до 1486 г. По крайней мере до этой даты великий

князь использовал печати старого типа (воспользуемся пока этим термином)

. Поэтому более чем

обоснованным представляется предположение, что изменения в государственных печатях приходятся

на период между 1486 и 1497 гг., наиболее вероятно — на 1489—1490 гг.

Печати «старого типа» отличаются большим разнообразием. На Руси, как и в других древнейших,

средневековых и современных государствах, приложение печати правителя верифицировало договор.

В период между XII и XIV вв. на Руси крупные и мелкие князья, пользовавшиеся печатями, не

заботились о том, чтобы на них были вырезаны или отштампованы их имена. Поскольку на печатях

обычно помещалось изображение святого патрона князя, их можно идентифицировать, сопоставляя с

именами князей, подписавших документ. К XIV в. система изменилась: с этого времени обычно все

князья велели помещать на печатях свои имена и титулы

Печати, принадлежащие князьям из Московского дома, восходят к началу XIV в. Первая

сохранившаяся печать принадлежала великому князю Ивану I (ум. в 1341). Наиболее ранние образцы,

прикладывавшиеся к духовным грамотам старших князей Московского дома, восьмиугольные,

сделаны из позолоченного серебра. Форма печатей вскоре сменилась на круглую, но те из них, что

скрепляли великокняжеские духовные грамоты, по-прежнему выполнялись из позолоченного серебра.

Так продолжалось до составления первой духовной Василия I (около 1406); имеются указания на то,

что традиция использования для духовных грамот позолоченных серебряных печатей с изображением

святого патрона князя сохранялась до середины XV в.

Печати князей Московского до-

ся принять условия Москвы, включая признание двуглавого орла в качестве эмблемы на печати (заявлявшей о притязаниях

Москвы на равный статус с Империей), предложенный союз не состоялся бы. Максимилиан принял условия и

проинструктировал своего посла фон Турна, возвращавшегося ко двору Ивана III, внимательно отнестись ко всему, что

связано с признанием царского титула великого князя. Таким образом, слово «царь» в приветствии фон Турна было

употреблено отнюдь не в качестве риторического украшения — посол был хорошо осведомлен о значении этого термина.

См. выше, стр. 586. Это не первая известная золотая печать великого князя московского. См. прим. 43 ниже.

СГГД, т. I, №№ 123—126. Е. И. Каменцева, Н. В. Устюгов. Русская сфрагистика и геральдика, с. 69—78.

Иван I: СГГД, т. I, с. 33, 35 (см. приложенную Табл. I, № 5); Семен: с. 38 (Табл. I, № 6); Иван II: с. 41, 43 (Табл. I, № 7);

Дмитрий: с. 51, 62 (Табл. I, № 8); Василий I: с. 74 (Табл. 1, № 9).