него глубокое впечатление, и, взяв меня за руку, он торопли-
во потащил меня назад, в церковь, чтобы я их посмотрел.
Я тоже был поражен их духовной красотой и мог хорошо
представить, почему они так взволновали Хиндемита. Однако,
когда он предложил совместно написать балет из жизни
Франциска, я заколебался. Фрески захватили меня, но я чув-
ствовал, что потребуется еще длительное время, прежде чем
я смогу представить себе эту тему в форме балета. Я обещал
Хиндемиту сообщить о своем решении и в течение несколь-
ких месяцев читал все о святом Франциске, что сумел раз-
добыть.
Я был глубоко взволнован его искренними поисками исти-
ны, его непорочностью, чистотой, любовью к бедным и сла-
бым. Многие эпизоды его жизни, казалось бы, так и напраши-
вались на сценическую обработку: его видения „госпожи Бед-
ности", его отказ от наследства, уход из родительского дома,
поиски бога в пылких молитвах его души. Но я все еще не
был уверен в возможности хореографического выражения та-
кого сюжета.
Я решил, что подходящим человеком, с которым я мог
бы все это обсудить, является Франсуа Мориак. Я подготовил
себе возможность приехать в Париж и навестить его. Идеей
Хиндемита он заинтересовался, но у него возникли серьезные
опасения. То простое и духовно чистое, что было в жизни
Франциска, казалось ему, почти невозможно передать хо-
реографией. Я же, наоборот, именно с этих пор почувствовал,
что идея окрылила мою фантазию и я смогу теперь из нее
что-то сделать. Поэтому я написал Хиндемиту и пригласил
его с женой посетить Галли.
Они приехали на несколько летних недель, и мы начали
работу над балетом. [...]
Он решил построить свою партитуру на старой церковной
музыке Франции, прежде всего на музыке великого компози-
тора XVI века Гийома де Машо. Однажды в воскресенье
после обеда — мы все еще были на Галли — мы все вместе
поехали на лодке в Амальфи и застали там на пьяцца
играющий военный оркестр. Сверкающие медные инструменты
доставляли Хиндемиту радость, и он медленно водил меня
вокруг эстрады, указывая на трубы, тубы, тромбоны и вал-
торны, и хвастал смеясь, что умеет на всех на них играть.
Когда мы начали в Монте-Карло разучивать „Достославней-
шее видение", Хиндемит также присоединился к нам, приходил
на каждую репетицию и давал мне советы по хореографии.
Он сам проиграл партитуру и объяснил мне построение неко-
торых музыкальных разделов, которые оказались чрезвычайно
сложными и трудными для моего понимания.
Декорации я поручил Павлу Челшцеву, и он был настоль-
ко увлечен темой, что создал на этот раз лучшие свои деко-
рации и костюмы, все — в чистейшем стиле итальянского
средневековья. В хореографическом образе "святого Франциска
я попытался передать все стадии развития его личности,
прежде чем он дошел до жизни праведника. [...]
„Достославнейшее видение" в действительности вовсе не
было балетом в традиционном смысле. Это драматическое