Лапина С.В. (ред.) Культурология

Подождите немного. Документ загружается.

латыни malum, что значит также и "зло", а мандрагора - это дракон

человечества (английское mandrake).

Животный мир чаще всего виделся как сфера зла. Страус, от-

кладывающий яйца в песок и забывающий их высиживать, - таков

был образ грешника, не помнящего долга перед Богом. Козел симво-

лизировал сластолюбие, скорпион, кусающий хвостом, воплощал в

себе лживость и, кроме того, евреев. Символика, связанная с соба-

кой, раздваивалась, включая в себя античную традицию, в которой

она была символом нечистого, и тенденцию феодального общества к

реабилитации собаки как животного благородного, необходимого

спутника сеньора на охоте, как символа верности, самой возвышен-

ной из феодальных добродетелей. Но настоящими обличьями дьяво-

ла выступали фантастические звери, имевшие сатанинское происхо-

ждение: все эти аспиды, василиски, драконы, грифоны. Двойствен-

ный смысл имели лев и единорог. Будучи символами силы и чисто-

ты, с одной стороны, они могли также выражать свирепость и лице-

мерие - с другой. Впрочем, единорог в конце средних веков был

идеализирован, вошел в моду и был Увековечен в серии ковров "Да-

ма с единорогом".

Средневековая символика нашла исключительно широкое поле

для применения в богатой христианской литургии, а еще раньше в

самом строении религиозной архитектуры. Смысл двух главных ти-

пов церковных зданий объяснил Гонорий

Августодунский.

И круг-

лая, и крестообразная форма являлись образами совершенства. Лег-

ко понять, что круглая форма несла в себе завершенность круга. Но

нужно понимать, что крестообразный план здания - это не только

изображение распятия Христа. Еще важнее то, что форма ad

quadratum,

базирующаяся на квадрате, обозначала четыре основных

направления, символизировавших вселенную. И в том, и в другом

случае церковь олицетворяла микрокосм.

Особое место среди важнейших форм средневековой символики

занимала символика чисел: структурируя мысль, она стала одним из

главенствующих принципов в архитектуре. Красоту выводили из

пропорциональности, из гармонии, отсюда и превосходство музыки,

основанной на науке чисел... Символическим числом, которое как

бы вбирало в себя, согласно Конанту, всю числовую символику, ис-

пользованную при построении здания, считалось в Клюни число

153; это количество рыб в Чудесном лове

рыбы.. .

...Наслоение конкретного на абстрактное составляло основу

ментальностей и чувствований средневековых людей. Одна страсть,

одна потребность, заставляла колебаться между желанием отыскать

310

за ощутимым конкретным более существенное, абстрактное и по-

пытками заставить эту скрытую реальность проявиться в форме,

доступной чувствам. ...искусство Раннего Средневековья поверх

вдохновлявших его эстетических традиций местного населения или

кочевников обнаруживает, что тенденции к абстрактному в нем

древнее других.

Любовь к свету, авторитет телесного были глубоко свойственны

средневековому мироощущению. Можно, однако, задаться вопро-

сом, что больше прельщало людей Средневековья: очарование ви-

димости, воспринимаемое чувствами, или скрывающиеся за внеш-

ностью абстрактные понятия - светлая энергия и сила.

Хорошо известно пристрастие Средневековья к сверкающим,

ярким цветам. Это был

"варварский"

вкус: кабошоны, которые

вправляли в переплеты, блеск золота и серебра, многоцветие статуй

и живописи на стенах церквей и богатых жилищ, магия витражей.

Средневековье, почти лишенное цвета, которым мы любуемся сего-

дня, - это продукт разрушительного действия времени и анахрони-

ческих вкусов наших современников. Но за цветовой фантасмагори-

ей стоял страх перед мраком, жажда света, который есть спасение.

Технический и духовный прогресс способствовал, видимо, все

лучшему использованию света. В готических соборах стены стали

пробуравливаться, потоки света, расцвеченного витражами, хлынули

внутрь. С ХШ в. начало потихоньку появляться оконное стекло в

домах... Красота воспринималась как свет, который успокаивал и

ободрял, являлся знаком благородства.

Вся жизнь концентрировалась в главном зале. Мебели было не-

много. Столы обычно были разборными, и после трапезы их убира-

ли. Постоянную мебель составлял сундук, или ларь, куда складыва-

ли одежду или посуду. Поскольку жизнь сеньоров была бродячей,

нужно было иметь возможность легко уносить багаж... Другим

функциональным предметом роскоши были ковры; их вешали как

ширмы, и они образовывали комнаты. Ковры возили из замка в за-

мок; они напоминали воинственному народу его излюбленное жи-

лище -

палатку...

Удовлетворив свою первейшую потребность - в пище (а для силь-

ных еще и не менее важную потребность в сохранении престижа),

средневековые люди имели очень немного. Но, мало заботясь о благо-

состоянии, они всем готовы были пожертвовать, если только это было в

их власти, ради видимости. Их единственной глубокой и бескорыстной

радостью был праздник и игра, хотя у великих и сильных и праздник

тоже являлся хвастовством и выставлением себя напоказ.

311

Замок, церковь, город - все служило театральными декорация-

ми. Симптоматично, что средние века не знали специального места

для театрального представления. Там, где был центр общественной

жизни, импровизировались сценки и представления. В церкви

праздником были религиозные церемонии, а из литургических драм

уже просто получался театр. В замке один за другим следовали бан-

кеты, турниры, выступления труверов, жонглеров, танцовщиков,

поводырей медведей. На городских площадях устраивали подмостки

для игр и представлений. Во всех слоях общества семейные празд-

ники превращались в разорительные церемонии. Свадьбы вызывали

оскудение крестьян на годы, а сеньоров - на месяцы. В этом сума-

сшедшем обществе особое очарование имела игра. Пребывая в раб-

стве у природы, оно охотно отдавалось воле случая: кости стучали

на каждом столе. Будучи в плену негибких социальных структур, это

общество сделало игру из самой социальной структуры. Унаследо-

ванные от Востока в XI в шахматы, игра королевская, были феода-

лизированы, власть короля в них урезана, а сама игра трансформи-

рована в зеркало общества, после того как в

ХШ

в. доминиканец

Жак де Сессоль научил, как можно "морализировать", играя в эту

игру. Это общество изображало и облагораживало свои профессио-

нальные занятия в символических и имевших магический смысл иг-

рах: турниры и военный спорт выражали самую суть жизни рыца-

рей; фольклорные

праздники-существование

сельских общин. Даже

церкви пришлось примириться с тем, что ее изображали в маскараде

Праздника дураков. И особенно увлекали все слои общества музыка,

песня, танец. Церковное пение, замысловатые танцы в замках, на-

родные пляски крестьян. Все средневековое общество забавлялось

самим собою. Монахи и клирики совершенствовались в вокализах

григорианских хоралов, сеньоры-в модуляциях мирских песнопе-

ний; крестьяне-в звукоподражаниях шаривари. Определение этой

средневековой радости дал Блаженный Августин. Он назвал ее ли-

кованием, "бессловесным криком радости". И вот, поднявшись над

бедствиями, жестокостями, угрозами, средневековые люди обретали

забвение, чувство уверенности и внутренней свободы в музыке, ко-

торая пронизывала их жизнь. Они ликовали. (...)

Ле Гофф Ж. Цивилизации средне-

векового

Запада.-

М.

1992.

С. 302,

307-316,

336-337.

312

лавным моим наслаждением и единственным занятием

в течение всей жизни были научные труды, и вызывае-

мое ими возбуждение заставляло меня на время забы-

вать или даже вовсе устраняло мои обычные недомогания. Таким

образом, все, что я могу сказать о своей последующей жизни, касает-

ся только моих печатных

трудов...

В сентябре

1856

г. ... я принялся за работу - изложение в одном

томе моей теории превращения видов... я сделал извлечение из ру-

кописи, начатой в более широком размере... и закончил том в пред-

положенном сокращенном объеме. Он вышел в свет в ноябре

1859

г.

под заголовком "Происхождение

видов"...

Это, без сомнения, главный труд всей моей жизни. С первого

своего появления он пользовался успехом. Первое небольшое из-

дание в

1250

экземпляров разошлось в первый же день после пуб-

ликации, и вслед за ним последовало второе издание в 3000 экзем-

пляров. До сих пор

(1876

г.) в Англии разошлось шестнадцать ты-

сяч экземпляров; и, приняв во внимание, что это нелегкое чтение,

число это должно признать значительным. Она переведена почти

на все европейские языки, даже такие, как испанский, чешский,

польский и русский... Даже появился этюд на еврейском языке, где

доказывалось, что учение это можно найти в Ветхом завете!..

Успех "Происхождения", я думаю, можно в значительной сте-

пени приписать тому обстоятельству, что задолго до его появления

я составил два сжатых очерка и что сама книга была сокращением

рукописи, которая сама была извлечением. Таким образом, я ото-

брал только самые разительные факты и выводы. Сверх того, в те-

чение многих лет я следовал золотому правилу: каждый раз, когда

мне попадались в печати новые наблюдения или мысли, шедшие

вразрез с моими общими выводами, неизменно и немедленно де-

лать из них извлечение, так как я убедился на опыте, что они го-

раздо легче забываются, чем факты и мысли благоприятные. Бла-

годаря этой привычке не было выдвинуто против моих воззрений

почти ни одного возражения, на которое я уже ранее не обратил бы

внимания и не попытался бы дать ответ.

313

Иногда высказывалось мнение, что успех

"Происхождения"...

только доказывал, что "вопрос уже носился в воздухе" и что "умы

были к нему подготовлены". Но я не думаю, чтобы это было верно,

так как я не раз ощупывал мнения многих натуралистов и не встре-

тил ни одного, который сомневался бы в постоянстве видов... Раза

два или три пытался я объяснить очень способным людям, что я

разумею под естественным отбором, но совершенно безуспешно.

Безусловно верно, я думаю, только то, что в умах натуралистов уже

успели накопиться бесчисленные и точно наблюдаемые факты,

ожидавшие только ясной теории, в которой они нашли бы себе

надлежащее место. Другим условием успеха был умеренный объем

книги - этим я обязан появлению очерка мистера Уоллеса. Если бы

я издал ее в задуманном первоначально размере, она превзошла бы

раза в четыре или в пять объем "Происхождения видов", и тогда

мало кто имел бы терпение прочесть ее. (...)

Дарвин

Ч.Полн.

собр. соч.— М.

Л.,

1925. С. 23, 26, 27.

лубочайшее уважение, которое автор может оказать своим

читателям, это - создавать не то, что от него ждут, а то,

что он сам считает правильным и полезным на данной сту-

пени своего и чужого развития...

Искусство само по себе благородно. Поэтому художник не стра-

шится низменного. Принимая его под свой покров, он его уже облаго-

раживает...

Наиболее вздорное из всех заблуждений - когда молодые одарен-

ные люди воображают, что утратят оригинальность, признав правильным

то, что таковым уже было признано другими.

Гёте

И.

В. Собр. соч.: В

10-ти

т.

М.,

1980.

Т.

10. С. 423, 424, 426.

314

равда, в узких рамках статьи трудно выразить, чем был

Гёте для своего народа и своей эпохи. Его неисчерпаемо

глубокий ум и всеобъемлющая картина мира, отразив-

шаяся в его солнечных очах, больше, чем что бы то ни было оправ-

дывает культ героя, чуждый трудовому и боевому поколению наших

дней. Но даже Гёте нельзя верно измерить этим масштабом. Правда,

накануне своей кончины он имел право сказать: "Вечность не изгла-

дит следа моих земных дней", но эта уверенность шла рука об руку с

убеждением: "Лишь тот, кем бой за жизнь изведан, жизнь и свободу

заслужил". А итог своей жизни Гёте подвел в следующих словах,

которые одинаково применимы и к самому скромному и к самому

великому человеку: "Я человек был и, значит, был борцом".

Это не значит, что Гёте когда-либо приходилось вести ту борь-

бу, которая как в его, так и в наше время поглощает лучшие жизнен-

ные силы подавляющего большинства людей. Он по рождению принад-

лежал к правящим классам... И все же в душе его было нечто, что все

сильнее восставало против подлых условий, в которых он должен был

жить,-его

врожденная артистичность, его поэтический гений...

То, что в середине 80-х годов сделало для Гёте путешествие в

Италию, то в середине 90-х годов сделала его дружба с Шиллером. По-

следний и самый смелый отпрыск "Бури и натиска", полный огня в

то время, когда художественным идеалом Гёте уже стало классиче-

ское спокойствие, Шиллер отнесся к

Гёте

с крайней неприязнью, на

которую Гёте ответил большим недоверием. Но затем, по мере того

как убожество германской жизни все больше толкало Шиллера в

сферу эстетической культуры, а Гёте стал все больше нуждаться в че-

ловеке, который был бы способен его понять, оба поэта нашли пути друг

к другу. Десятилетний период их общей деятельности представляет

вершину нашей классической литературы, и с этой вершины потекли

бесчисленные оплодотворяющие потоки, вливавшиеся в духовную

жизнь нации. Наши пути и цели стали иными, и мы хорошо знаем,

что на путях эстетики добьемся мы политической и социальной свобо-

ды, но кто имеет представление об историческом развитии Германии, тот

всегда будет с благодарным пиететом вспоминать о великой поре, когда

Гёте и Шиллер творили вместе. Спор о том, кто из обоих в этом союзе

больше давал и кто больше брал, относится к области фантастических

рассуждений, которые не имеют ничего общего с серьезным

историче -

315

ским

исследованием. Уже Гёте отмел этот вопрос в сторону своим рез-

ким заявлением, что немцам следовало бы удовлетвориться тем, что у них

было два таких парня. Конечно, Гёте был более гениальным и более уни-

версальным художником, но то, что он создал в течение этого

десятилетия,

носит явные следы пламенного

темперамента,

который Шиллер внес в этот

дружеский союз...

Но Гёте оставался владыкой в жизни Германии, величайшим и

последним представителем классической литературы, которая, пока он

был жив, давала единственное неоспоримое право немецкому народу

на звание современной культурной

нации .

Меринг Ф. О Гёте. Избр. труды

по

эстетике.М.,

1985.Т.2.

С.

47-48, 53-57.

В.

ГЮГО

о Байроне

ечальный облик его гения, гордость

характера,

полная

треволнений жизнь делают лорда Байрона ярчайшим

представителем того рода поэзии, в котором он подви-

зался. Все творения этого поэта глубоко отмечены печатью его лич-

ности. В каждой поэме перед читателем проходит мрачная и величавая

фигура,

словно подернутая траурным крепом... Когда из глубины серд-

ца его возникает мысль или образ, кажется, что открылось жерло вул-

кана,

изрыгающего пламя. Страдание человеческое, радости и страсти

не имеют для него тайн, и если реальные предметы он изображает по-

дернутыми пеленой, то область идеального у него предстает без всяких

покровов...

...Мы знаем лорда Байрона только по его поэмам, и нам приятно

предполагать, что жизнь поэта была подобна душе его и творческому

гению. Как все выдающиеся люди, он, без сомнения, бывал жертвой

клеветы... И мы со своей стороны прощаем ему ошибки и заблуждения

и даже те его произведения, в которых он, по-видимому, оказывается

ниже своей благородной натуры и своего таланта; простим ему, он при-

нял такую благородную смерть, так славно

пал.. .

Во всех европейских странах весть о смерти Байрона принята была

с изъявлениями всеобщей скорби. Долго гремели пушки греков, отда-

вая воинскую почесть его останкам, и национальный траур отметил

гибель этого чужестранца как общественное бедствие...

ГюгоВ. Статьи о писателях.

М.,

1956. С. 18-19, 20, 21.

316

О. ДЕ БАЛЬЗАК

Из письма Бальзака г-же Зюльме Каро, 1830 г.:

озвольте мне описать в нескольких словах систему прав-

ления, к которой будет иметь отношение вся моя жизнь...

Франция должна быть конституционной монархи-

ей, иметь наследственную королевскую фамилию, исключительно

мощную палату пэров, представляющую собственность и проч. со все-

ми возможными гарантиями наследования и привилегиями, природа

которых подлежит обсуждению; затем, второе собрание, выборное,

представляющее все интересы промежуточной массы, которая отделяет

высшие социальные слои от того, что называют народом.

Большая часть законов и их дух должны стремиться к тому, чтобы

возможно больше просвещать народ, людей, которые ничего не имеют,

рабочих, пролетариев и т. д., с тем чтобы довести возможно большее

число людей до благосостояния, отличающего промежуточную массу;

но в то же время надлежит держать народ под сильнейшим игом, чтобы

люди из народа находили свет, помощь и защиту, но чтобы никакая

идея, никакой распорядок, никакое соглашение не вызывали в нем бес-

покойства.

Наибольшей свободой пользуется имущий класс, ибо у него есть

нечто, что он должен сохранять, и, не желая потерять все, он никогда

не возмущается.

Правительству - вся возможная власть. Таким образом, прави-

тельство, богатые и буржуа заинтересованы в том, чтобы сделать

низший класс счастливым и укрепить средний класс, на котором зи-

ждется истинная мощь всякого государства..."

Новыймир. 1933. Кн. 3. С. 279.

Ш.БОДЛЕ Р

о романтизме

то такое романтизм?

Романтизм заключается в восприятии мира, а вовсе

не в выборе сюжетов или достоверности

изображения...

Романтизм есть искусство современности, иначе говоря - на-

строение, одухотворенность, колорит, стремление к бесконечности,

выраженные всеми средствами, какими располагает искусство...

317

Удивительно

ли,

что колорит играет очень важную роль в со-

временном искусстве? Романтизм - дитя севера, а север привержен к

краскам; грезы и фантазии родились из мглистой дымки...

Проблемы романтизма и колорита подводят меня вплотную к

Эжену Делакруа. Я не знаю, гордится ли он принадлежностью к ро-

мантизму, но принадлежность эта несомненна, ибо, по общему мне-

нию, он уже давно, с появлением самого первого своего полотна,

сделался признанным главой современной школы...

Делакруа - единственный из нынешних художников, чья само-

бытность не была подавлена догмой прямых линий; его фигуры по-

стоянно находятся в движении, ткани развеваются...

Бодлер Ш. Об искусстве.

М.,

1986.

С. 65-77.

вание реалиста было мне присвоено, так же как людям

1830-х годов - звание романтиков. Названия никогда не да-

вали правильного представления о

вещах...

Не входя в разъяснения о большей или меньшей правильности

наименований, которых, надо надеяться, никто не обязан точно по-

нимать, ограничусь, чтобы предотвратить недоразумения, несколь-

кими словами, касающимися моего развития.

Я изучал вне какой-либо системы и предвзятости искусство древ-

них и искусство современное. Я не захотел больше подражать одним

и копировать других. У меня и в мыслях не было достичь праздной

цели "искусства для искусства". Нет!.. Быть в состоянии передавать

нравы, идеи, облик моей эпохи в моей оценке, быть не только ху-

дожником, но также и человеком; одним словом, создавать живое

искусство - такова моя цель.

Курбе Г. Письма, документы, вос-

поминания современников.

М.,

1970.

С.

87.

318

ервое, что нас поражает в Моцарте,- это чудесное нравст-

венное здоровье. Оно еще более удивительно, когда вспо-

минаешь о его теле, подтачиваемом болезнью...

Моцарт был превосходным другом, какими могут быть только бед-

няки, как он сам

говорил:

"самые лучшие и верные друзья - это бед-

няки; богатые не имеют понятия о

дружбе"...

Моцарт был счастлив, и все же я не знаю жизни более тяжелой,

чем его жизнь. То была безостановочная борьба с нуждой и болезнью.

Лишь смерть положила конец этой борьбе - смерть в тридцать пять

лет. Откуда же бралось его счастье? Прежде всего из веры, разумной

и свободной от суеверий, сильной, твердой, которой не только ни-

когда не смущало, но даже и не касалось н и

какое

сомнение...

Но величайшая радость для Моцарта - это творчество...

...Его творчество является как бы

ароматом

его жизни: прекрас-

ный цветок, который не знает иного труда, кроме одного - жить.

Лучшие стороны его славы остаются по сей день связанными с

драматическими произведениями; он сам это предвидел...

...Музыка - это изображение жизни, но жизни просветленной.

Роман Р. Собр. соч.

Л.,

1935

Т.

16.

С. 228, 230-232, 235, 237.

риступая к характеристике и описанию белорусского на-

ционального движения, определим прежде всего соотно-

шение между ним и общеевропейским прогрессом. Ос-

новные линии этого последнего обозначились твердо и ясно: именно

они ведут в сторону все более и более увеличивающегося дробления

культур вообще и литератур в частности. Чтобы убедиться в этом,

достаточно беглого обзора цепи наиболее значительных и выпуклых

фактов из истории европейских культур.

Отступив от современной пестрой и многоязычной литератур-

ной жизни вглубь, ко временам Средневековья, мы очутимся в

эпо-

319