Лапина С.В. (ред.) Культурология

Подождите немного. Документ загружается.

Как мы уже говорили, традиционная система образования исхо-

дила из представления, что у человека сначала "возникает мысль" и

лишь затем он подыскивает слова для ее выражения. Теперь же счи-

тают, что мысль и слово не отделимы друг от друга.

а) Алфавитная система неоднозначна (как, например, найти

слово, если не знаешь, как оно

пишется?),

хотя она и опирается на

известное соответствие между последовательностью звуков, состав-

ляющих слово, и последовательностью знаков, передающих эти зву-

ки на письме. Алфавитная система, которая употребляется чаще все-

го и принята во всех словарях обычного типа, исходит из структуры

письменного

языка.,

последнее

время предпринимаются попытки

создания таких систем на основе устной речи (фонетические слова-

ри, а еще раньше - словари рифм).

б) Ассоциативная система, группирующая слова вокруг так на-

зываемых "тематических центров интересов", то есть объединяющая

слова, которые составляют как бы смысловое окружение обозначае-

мых ими предметов и действий. Такая тематическая группировка -

которая, кстати, оставляет открытым вопрос о принципах упорядо-

чения самих тем - используется в одноязычных словарях, элемен-

тарных разговорниках и курсах иностранного языка. Эта система

исходит из представления о некой нормализованной картине жизни,

в которой допускается, чтобы стол, скажем, употреблялся только в

связи с действием "есть" или "писать". Преимуществом этой систе-

мы является то, что она соотнесена с повседневной жизнью. Следует

признать, однако, что эта жизнь является чуть ли не антиподом

культуры.

в) Частотный словарь, в котором слова располагаются по так

называемым рангам, то есть в зависимости от большей или меньшей

частоты их встречаемости в речи. Эта система еще более неодно-

значна, чем предыдущие, поскольку частота слова - понятие неоп-

ределенное; однако она обладает тем достоинством, что непосредст-

венно связана с информационным содержанием речи. Хотя эта сис-

тема отражает статистическую культуру нашего мышления, она не-

удобна тем, что отыскать нужное слово в ней невозможно, так как

пользующемуся словарем ничего не известно о ранге или частоте

слова, - это статистические факты, недоступные непосредственному

восприятию.

Возрастание абстрактности. В процессе регулярного употребле-

ния специальной лексики ее характер постепенно эволюционирует.

Слова становятся все более и более абстрактными, по мере того как

возрастает отвлеченность обозначаемых ими понятий. Воздвигается

барьер понимания не только перед непросвещенным, но также и пе-

ред образованным человеком, которому уже не под силу разбираться

280

во всех тонкостях усложняющихся построений науки. Тонкости эти

редко связаны с математикой, так что в данном случае мы лишены

возможности воспользоваться этим главным орудием обобщающего

мышления. В результате возрастает не только число понятий, но и

запутанность построений, что делает сложность характерной чертой

современной культуры. В последующих главах книги мы воспользу-

емся мерой этой сложности как универсальным "измерением" (па-

раметром) количественной характеристики культуры.

Случайные знания и "мозаичная культура". Аристотелевская

система знаний, которая веками, вплоть до наступления технической

эры, служила фундаментальной системой связи понятий в процессе

обучения, в наше время не годится уже даже в качестве идеального

образца. Структура нашего сознания в слишком сильной степени

является отражением окружающего

мира,

чтобы происшедшие в

этом мире коренные перемены могли пройти бесследно для нашей

культуры. Как мы видели, до XX в. преподавание строилось в общем

по принципу "ступенек": отправляясь от ядра фундаментальных по-

нятий, полученных при первоначальном обучении, человек в даль-

нейшем усваивал новые фундаментальные понятия, с которыми он

сталкивался, спускаясь с помощью логических связей от общих к все

более частным понятиям. Таким образом, мир разбивался на упоря-

доченную систему подчиненных друг другу и четко определенных

категорий, что нашло свое воплощение в многочисленных опытах

составления энциклопедий и классификаций наук.

Сегодня эти логические иерархии, на которые современная сис-

тема образования по-прежнему опирается, словно бы они доказали

свою действенность раз и навсегда, на самом деле не имеют уже

прежней цены. Современный человек открывает для себя окружаю-

щий мир по законам случая, в процессе проб и ошибок; если он по-

нимает кое-что в какой-либо работе, это еще не обязательно говорит

о том, что он овладел структурой заложенных в ней знаний. Он от-

крывает одновременно причины и следствия в силу случайностей

своей биографии. Совокупность его знаний определяется статисти-

чески.

Современная культура и культура традиционная. Роль культуры

состоит в том, что она дает человеку "экран понятий", на который он

проецирует и с которым он сопоставляет свои восприятия внешнего

мира. У традиционной культуры этот "экран понятий" имел рацио-

нальную "сетчатую" структуру, обладавшую, так сказать, почти

геометрической правильностью. По целостной и стройной сети по-

нятий человеку ничего не стоило перейти, скажем, от китайского

фарфора к карбюратору и соотнести новые понятия со старыми. Со-

временная культура, которую мы называем "мозаичной", предлагает

для такого сопоставления экран, похожий на массу волокон, сцеп-

281

ленных как попало, - длинных, коротких, толстых, тонких, разме-

щенных почти в полном беспорядке. Этот экран вырабатывается в

результате погружения индивидуума в поток разрозненных, в прин-

ципе никак иерархически не упорядоченных сообщений - он знает

понемногу обо всем на свете, но структурность его мышления край-

не ограниченна. Математически различие между этими двумя типа-

ми структур можно выразить путем противопоставления понятий

близкого порядка ("мозаичная" культура), где культуремы связаны

так называемыми марковскими вероятностями ассоциаций

pfj,

pik

т. д., понятиям дальнего порядка, где идеи упорядочены в иерархию

определенными структурами связей (в том числе синтаксическими

структурами).

Индивид черпает их из жизни, из газет, из сведений, добытых

по мере надобности. Лишь накопив определенный объем информа-

ции, он начинает обнаруживать скрытые в ней структуры. Он идет

от случайного к случайному, но порой это случайное оказывается

существенным.

Вопрос о том, насколько желателен подобный случайный про-

цесс, представляется чисто академическим: так или иначе, но цели

своей он достигает - нам удается успешно действовать, руково-

дствуясь по большей части знаниями именно такого случайного

происхождения. Поясним эту трансформацию, происшедшую с ме-

ханизмами формирования понятий, на описанном выше примере

вырабатываемого личностью "экрана знаний", который мы - при-

мерно в том же смысле, что и Зильберман - будем называть также

таблицей знаний.

Классический, в сущности картезианский, метод гуманитарного

познания широко пользовался логической дедукцией и приемом так

называемых формальных рассуждений. Двигаясь от одного узла сети

знаний к другому, каждый акт познания проходил через ряд жестко

связанных между собой этапов, и "экран знаний" напоминал тогда

по своей фактуре паутину пли ткань, прочно соединенную попереч-

ными нитями. Постепенно, в процессе обучения, этих соединитель-

ных нитей становилось все больше и больше и ткань уплотнялась,

образуя крепкую и экономно построенную структуру,- так мыслили

себе процесс образования представители гуманитарной школы.

В наше время фактура "экрана знаний" в корне иная; продолжая

ту же аналогию, можно сказать, что он все больше становится похож

на волокнистое образование или на войлок: знания складываются из

разрозненных обрывков, связанных простыми, чисто случайными

отношениями близости по времени усвоения, по созвучию или ассо-

циации идей. Эти обрывки не образуют структуры, но они обладают

силой сцепления, которая не хуже старых логических связей придает

"экрану знаний" определенную плотность, компактность, не мень-

шую, чем у "тканеобразного" экрана гуманитарного образования.

282

Мы будем называть эту культуру "мозаичной", потому что она пред-

ставляется по сути своей случайной, сложенной из множества со-

прикасающихся, но не образующих конструкций фрагментов, где

нет точек отсчета, нет ни одного подлинно общего понятия, но зато

много понятий, обладающих большой весомостью (опорные идеи,

ключевые слова и т. п.).

Эта культура уже не является в основном продуктом универси-

тетского образования, то есть некоторой рациональной организации;

она есть итог ежедневно воздействующего на нас непрерывного,

обильного и беспорядочного потока случайных сведений. Мы ус-

ваиваем ее через средства массовой коммуникации - печать, кино,

радио, телевидение, просматривая технические журналы, беседуя с

окружающими,- через всю эту захлестывающую нас массу источни-

ков, от которых в памяти остаются лишь мимолетные впечатления и

осколки знаний и идей. Мы остаемся на поверхности явлений, полу-

чая случайные впечатления от более или менее сильно воздейст-

вующих на нас фактов, но не прилагая ни силы критического сужде-

ния, ни умственных усилий. Единственное общее свойство, которым

можно характеризовать подобную структуру, - это степень плотно-

сти образующейся сети знаний.

Резюмируя, можно сказать, что в наше время знания формиру-

ются в основном не системой образования, а средствами массовой

коммуникации. "Экран культуры" сегодня уже не выглядит как упо-

рядоченная сеть первостепенных и второстепенных признаков, по-

хожая на паутину или ткань. Обрывки мыслей группируются по

прихоти повседневной жизни, захлестывающей нас потоками ин-

формации, из которых мы фактически наугад выбираем отдельные

сообщения. "Экран знаний" можно теперь скорее уподобить войло-

ку (смесь частиц знаний, обрывков смысла).

С прагматической точки зрения культуру, таким образом, мож-

но рассматривать прежде всего как то интеллектуальное "оснаще-

ние", которым располагает каждый отдельный человек в тот или

иной момент, а также и как структуру знаний, которыми он обладает

как член некоторой социальной группы. В последнем смысле очень

часто говорят о "западной культуре", "гуманитарной культуре" и т.

д., подразумевая костяк знаний, наиболее вероятное направление

мысли, свойственное соответствующей части человеческого обще-

ства,

будь то западный мир, определенный период эпохи Декарта

или XX век.

Культура не тождественна мышлению, которое в отличие от нее

представляет собой активный процесс, но мышление порождается

культурой и питается ею, по-разному комбинируя элементы знаний,

хранящиеся в памяти каждого ее представителя. Эти элементы, ко-

торые все чаще именуют теперь вслед за Ф. де Соссюром "семанте-

мами", являются элементами значения или формы, то есть "атомами

283

мысли",

из которых более или менее искусно складывает свои идеи

мыслитель, и "морфемами", из которых компонует свои произведе-

ния художник. Способность к такого рода комбинированию элемен-

тов соответствует тому, что психологи обычно именуют "воображе-

нием".

В этой книге мы исходим, таким образом, из позиций, которые

вполне согласуются с определением Альберта Швейцера: "Культура -

это итог всех достижений отдельных лиц и всего человечества во всех

областях и по всем аспектам в той мере, в какой эти достижения спо-

собствуют духовному совершенствованию личности и общему про-

грессу".

Короче говоря, культура по отношению к духовной жизни вы-

ступает как необходимый материал мысли, как нечто освоенное и

наличное, как содержание. В качестве материала мысли культура -

нечто данное, а мысль - то, что из него создают; мышление тем са-

мым есть становление культуры.

Наблюдению доступны два измерения культуры: ее объем и

плотность. Термин "измерение" употреблен здесь в логическом

смысле "выделения из континуума". Объем в этом смысле - обоб-

щенное "измерение", внутри которого при более глубоком анализе

можно выделить ряд других.

Человек усваивает культуру из социального окружения, которое

отчасти воспитывает ее в нем, отчасти же его ею пропитывает. По-

следнее - дело средств массовой коммуникации, этих новых факто-

ров духовного мира, обеспечивающих в наше время необходимый

контакт между индивидуумом и общественной средой. Сведениями,

которые попадают в поле зрения современного человека и которые

он берет себе на вооружение, он чаще овладевает, пассивно погру-

жаясь в поток сообщений, чем в процессе рационального образова-

ния, которое, бесспорно, более методично и лучше организовано, но

осуществляется лишь в течение ограниченного периода жизни.

Школа жизни дает больше, чем школа академическая, и большую

часть своих полезных знаний мы рассчитываем извлечь именно из

нее. Эта констатация равносильна признанию несостоятельности

существующей системы образования, ибо она говорит о разладе ме-

жду школой и жизнью, царящем в наш технический век. В век Про-

свещения гуманитарная школа давала своим воспитанникам схему

мира идей и знаний, которую они находили затем в мире взрослых;

ныне это соответствие утрачено.

Термин "культура" имеет, таким образом, два противополож-

ных значения - индивидуальное и коллективное. Каждая группа,

которую можно выделить внутри человеческого общества, имеет

свою "культуру" в прагматическом смысле; можно говорить о за-

падной культуре, о германской или средиземноморской культурах в

284

смысле историческом и о микрокультурах, примерами которых мо-

гут служить культуры античных городов-государств (Сиракузы,

Лесбос и т. д.) и которые утрачивают свое значение в эпоху, когда за

счет развития средств связи постепенно сходят на нет такого рода

идейные и исторические различия.

На другом полюсе противопоставления "общество - личность"

располагается индивидуальная культура, понимаемая здесь как со-

вокупность знаний, усвоенных человеком в результате обучения и из

жизненного опыта (вспомним такие понятия, как "культурный чело-

век", "эрудит", "научная культура"). Операционально мы определя-

ем культуру как духовное оснащение личности. Какова же роль это-

го оснащения ума отдельного человека с точки зрения его жизни в

обществе? Прежде всего оно призвано служить для организации

восприятий, а тем самым в конечном счете и поступков. Еще

Ф.Бэкон сказал, что "знание - сила". Принимая сообщения наших

органов чувств, мы используем свое интеллектуальное оснащение,

чтобы выделить из окружающей среды тот или иной образ и "про-

ецировать" этот образ - в этом и состоит процесс восприятия - на

некий экран, образуемый совокупностью уже освоенных нами зна-

ний, что позволяет определить ценность, значение и важность вос-

принятого сообщения.

[...]

Моль А. Социодинамика культуры.

М, 1973. С. 36-47.

В. И. ЛЕНИН

Из статьи

"Критические

заметки по национальному

вопросу"

озунг национальной культуры есть буржуазный (а

часто и черносотенно-клерикальный) обман. Наш ло-

зунг есть интернациональная культура демократизма и

всемирного рабочего движения...

В каждой национальной культуре есть, хотя бы не развитые, эле-

менты демократической и социалистической культуры, ибо в каждой

нации есть трудящаяся и эксплуатируемая

масса,

условия жизни кото-

рой неизбежно порождают идеологию демократическую и социалисти-

ческую. Но в каждой нации есть также культура буржуазная (а в боль-

шинстве еще черносотенная и клерикальная) - притом не в виде только

"элементов", а в виде господствующей культуры. Поэтому "националь-

ная культура" вообще есть культура помещиков, попов, буржуазии.

285

Ставя лозунг "интернациональной культуры демократизма и

всемирного рабочего движения", мы из каждой национальной куль-

туры берем только её демократические и социалистические элемен-

ты, берем их только и безусловно в противовес буржуазной культу-

ре, буржуазному национализму каждой нации...

Национальная культура буржуазии есть факт (причем, повто-

ряю, буржуазия везде проводит сделки с помещиками и попами).

Воинствующий буржуазный национализм, отупляющий. Одурачи-

вающий, разъединяющий рабочих, чтобы вести их на поводу бур-

жуазии, - вот основной факт современности.

[...]

Ленин

В.И.

Критические заметки

по национальному вопросу.

Полн.собр.соч. Т. 24.

С. 120-122.

ы видели по панораме человеческого мышления, что

"извечные" вопросы и проблемы есть, и каждая эпо-

ха должна вскрыть, "узнать" их в своем

обличий

(ибо их нет, если их не узнали). В этом узнавании люди в каждый

миг с трепетом и волнением ощущают и подтверждают свое родство

с человечеством, людьми всех эпох, обществ и поколений, примы-

кание ко всему ими пройденному пути, к этой великой традиция,

которая и сквозь нас также уйдет вперед и в будущее, - и в то же

время созерцают в этом "узнавании" свое особенное, присущее

только "нашей" эпохе.

И вот передаваемые из века в век структуры быта, жизни, соз-

нания, литературы служат этими аккумуляторами, куда и собирается

новая и откуда непрерывно источается уже

накопленная

энергия

мысли. А писателю нового времени, который, как атомизированный

индивид, в быту одинок и разобщен с народом, особенно дорого

ощутить в творчестве свою причастность к неумирающим народным

формам жизни и мышления. Так Гоголь, строя свои "Мертвые ду-

ши" как путешествие в страну мертвых, подключался тем самым и к

традициям

фолыслорно-эпических

путешествий на тот свет.

[...]

[...]Мысль

черпает себе материал даже из этого эмоционального

ликования. Чувство ведет и наталкивает и мысль на те дорожки, на ко-

286

торые она сама, своей потребностью, и не догадалась бы

ступить...

Суть проблемы, на которую я наткнулся, когда сравнил переход

от абстрактного знания к конкретному - с реализацией "судьбы"

(общего закона) в жизни человека, т. е. с типической коллизией тра-

гедии, и с узнаванием как ее основным структурным элементом, со-

стоит в следующем: случайно ли вспыхнуло в моем сознании это

сравнение? Не является ли оно объективным показателем того, что

форма трагедии есть отвердевшая проблема, которую на языке от-

влеченного мышления мы бы обозначили: "Как соединить единич-

ное и

всеобщее?".

Это именно отвердевшая проблема, а не то или иное решение.

Виноват ли Эдип, "Виновата ли судьба" (как ставит в заглавие по-

вести вопрос Любен Каравелов, болгаро-сербский писатель середи-

ны XIX в.) - это уже второй этаж содержания трагедии, менее суще-

ственный и зависящий от времени и места, от эпохи и страны. Но

первый этаж содержания занимает постановка проблемы. Чехов го-

ворил, что для писателя важнее поставить вопрос, а не решить его.

Жанр и является всегда постановкой определенного вопроса, его

предрешением, а решение зависит уже от исторической случайности.

Так, в древней Греции, в трагедии, под судом целого прав был

признанный закон и не прав отдельный человек - Эдип, например. В

"Воскресении" же Толстого весь интерес представления суда состо-

ит в том, чтобы обличить закон, его перипетии и заблуждения, и по-

казать, что он (его всеобщая мысль) так же бьется в своих силках, не

понимая живого человека (Катюшу Маслову), как Эдип не мог своей

частной мыслью и волей понять и отвратить закон целого.

Но сама проблема: как понять друг друга обществу и личности? -

заложена в структуре драмы. И потому Толстому, когда он занялся ею

вплотную, понадобилось обратиться к драме, так что даже повествова-

ние он преобразил в зрелище, действие. Ведь вся первая четверть рома-

на "Воскресение" - это переданное в повествовательной форме теат-

ральное действо - комедия суда. Недаром так приросли друг к другу

сами эти слова - "суд" и "драма". Суд есть

драма,

и драма есть суд,

процесс формирования суждения, (умо) заключения.

Нас может поражать, что такой философский ум, как Аристотель,

снисходит до простого описания, чуть ли не крохоборческой статисти-

ки и учета разных "частей", как он их называет, трагедии. При этом он

очень редко размышляет по существу тех или иных проблем, идей, со-

держания трагедий. Нет, он детально описывает форму, технику, прие-

мы создания хорошей трагедии, словно полагая, что, если поэт выпол-

нил эти правила, ему само собой гарантирована глубина и общезначи-

мость в понимании мира и человека.

"Перипетия,-

пишет Аристотель,- есть перемена событий к

противоположному, притом, как мы говорим, по законам вероятно-

287

сти или необходимости. Так, в "Эдипе" [вестник], пришедший, что-

бы оправдать Эдипа и освободить его от страха перед матерью, объ-

явив ему, кто он был, достиг противоположного... Узнавание, как

показывает и название, обозначает переход от незнания к знанию,

[ведущий] или к дружбе, или КО вражде лиц, назначенных к сча-

стью или несчастью. Лучшее узнавание, когда его сопровождают

перипетии, как это происходит в "Эдипе". Бывают, конечно, и дру-

гие узнавания; именно оно может, как сказано, случаться по отно-

шению к неодушевленным и вообще всякого рода предметам; воз-

можно также узнать, совершил или не совершил кто-нибудь (что-

либо); но наиболее существенным для фабулы и наиболее сущест-

венным для действия является вышеупомянутое узнавание, так как

подобное узнавание и перипетия произведут или сострадание, или

страх, а таким именно действиям и подражает трагедия; сверх того,

несчастье и счастье следуют именно за подобными

событиями...

"Правила" перипетий и узнаваний в трагедии, оказывается, суть не

что иное, как наиболее характерные случаи смены счастья и несчастья в

реальной человеческой жизни. Технология драмы оказывается житей-

ской мудростью. И нас могут даже удивлять столь

буднично-

прозаические вещи и соображения, которыми Аристотель аргументи-

рует эти "священные" и авторитетные законы драмы. Это оттого, что

тогда грани между жанром жизни, быта и жанром их познания только

возникали. Они легко переливались друг в

друга,

так что отвердевание

формы и осознание законов драмы были формулировкой и осознанием

закономерностей, управляющих жизнью общества и человека

И последующее словоупотребление сохранило это жизненно

содержательное значение жанровых терминов. Когда мы говорим

"трагическая вина", это не просто указание, что такая вина управля-

ется ведомством трагедии. Это сразу высказывание по существу де-

ла в отличие, например, от выражений "жестокая вина", "преступная

вина", "злая воля" и т. д. Это значит, что благородный человек со-

вершил зло оттого, что оказался в орбите действия каких-то несо-

вместимых необходимостей, и этим преступление изымается из-под

власти юридического и нравственного суда и становится подсудно

лишь суду Человеческому.

Так же точно термины: "эпический" (размах мысли), "эпичес-

кое" (раздолье), "драматизм" (драматические события в жизни) -

содержательные характеристики жизни и ее явлений, хотя исходят

из обозначений литературных жанр.

[...]

Гачев Г. Эпос. Лирика. Театр:

Содержательность художест-

венных форм.

М.,

1968. С. 24-31.

288

Раздел II

ИСТОРИЧЕСКИЕ ЭТАПЫ

СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ МИРОВОЙ И

ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КУЛЬТУРЫ

а Западе философия истории возникла на основе хри-

стианского вероучения. В грандиозных творениях от

Августина до Гегеля эта вера видела поступь Бога в

истории. Моменты божественного откровения знаменуют собой ре-

шительные повороты в потоке событий. Так, еще Гегель говорил:

весь исторический процесс движется к Христу и идет от него. Явле-

ние Сына Божьего есть ось мировой истории. Ежедневным подтвер-

ждением этой христианской структуры мировой истории служит

наше летосчисление.

Между тем христианская вера - это лишь одна вера, а не вера

всего человечества. Недостаток ее в том, что подобное понимание

мировой истории представляется убедительным лишь верующему

христианину. Более того, и на Западе христианин не связывает свое

эмпирическое постижение истории с этой верой. Догмат веры не

является для него тезисом эмпирического истолкования действи-

тельного исторического процесса. И для христианина священная

история отделяется по своему смысловому значению от светской

истории. И верующий христианин мог подвергнуть анализу самую

христианскую традицию, как любой другой эмпирический объект.

Ось мировой истории, если она вообще существует, может быть

обнаружена только эмпирически, как факт, значимый для всех лю-

дей, в том числе и для христиан. Эту ось следует искать там, где

возникли предпосылки, позволившие человеку стать таким, каков он

есть; где с поразительной плодотворностью шло такое формирова-

ние человеческого бытия, которое, независимо от определенного

религиозного содержания, могло стать настолько убедительным -

если не своей эмпирической неопровержимостью, то во всяком слу-

чае некоей эмпирической основой для

Запада,

для Азии, для всех

людей вообще, - что тем самым для всех народов были бы найдены

10Зак.

731

289